Помоги проекту - поделись книгой:
«Репутация морального компаса у пожилого населения в глазах молодежи разрушена. Задача бестолковая, не работает» – отправила она в лог ошибок.
Спрашивать у всех родителей на детской площадке, как зовут их детей и без спроса заваливать их советами по воспитанию было грустно. Захватывали воспоминания о временах, когда свои дети были маленькими. Когда спорили со Стасиком, какие лекарства давать-не давать, в каких дворах гулять разрешать-не разрешать, когда в речке им купаться позволять-не позволять.
Подсаживаться к людям в парке и вываливать на них всю свою жизнь бабе Шуре было не по нраву. Не привыкла она так «оголяться» перед чужими людьми. Но так как задачу уже выбрала, рабочий день пришлось доводить до конца. Поэтому вместо реальных историй баба Шура сочиняла свою жизнь на ходу – и как она училась прилежно в медицинском институте, и как шила сама себе платья, и как пятерых детей воспитала, и как целину в Казахстан ездила поднимать. Никто даже не засомневался в ее словах, не смотря на то, что по возрасту под историю с целиной баба Шура ну никак не подходила. А может и не сомневались – просто не слушали.
Но как ответственный сотрудник Департамента Гармонии баба Шура продолжала менять лавки, собеседников и фальшивые истории. Каждая из них, конечно обильно снабжалась высокоморальными комментариями и чтениями нотаций. Мол, раньше молодежь была лучше. Учились прилежно – не то, что сейчас – только и сидят в своих интернетах. Выглядели опрятно – не то, что сейчас – у девчонок одежда на 4 размера больше, у пацанов задница из штанов торчит. Замуж выходили обдуманно – не то, что сейчас – съезжаются на третьем свидании и живут годами без обязательств. Родителей почитали – не то, что сейчас – помощи не дождешься.
Что касается морали и нотаций, бабе Шуре особо и выдумавать ничего не приходилось – вспоминала, как их в молодости пожилое поколение наставляло, да и только. И понимала, что меняется мода, меняются технологии, меняется жизнь, а люди – остаются. И в их молодости были те, кто вел разгульную жизнь до свадьбы. И сейчас есть те, кто невинность до брака бережет. И в их молодости были ночные озорные гуляки, и сейчас есть среди молодежи светлые умы, ученые, спортсмены, борцы за экологию, волонтеры.
И, возможно, через пятьдесят лет вот этот парнишка с грязными волосами и татуировкой во всю шею, кидающий бычок прямо на газон, будет, так же как она, сидеть на лавочке и втирать молодому поколению, каким он в двадцать лет примерным гражданином был.
Тереться в супермаркете, хватая с полки последние 5 пачек гречки и сахара прямо перед носом других покупателей, бабе Шуре тоже не зашло. Приходилось делать круг вокруг стенда с приправами и консервами, возвращаться, выкладывать товары обратно, поджидать новую жертву и вновь опережать ее, смахивая все пачки в свою корзину.
– Тьфу ты, – сплевывала она, чувствуя, как бессмысленно теряет время.
Потолкаться в автобусах баба Шура смогла лишь единожды. Плечи потом болели сильно, и колени ныли.
А Эмма Назаровна каждый день после смены радостно рассказывала о том, как смешно раздражались ее очередные жертвы и какие новые слова она услышала в свой адрес. Эти слова она пунктуально записывала в блокнотик и потом сама использовала на прохожих, прикидываясь полоумной. Такой задачи в Департаменте Гармонии раньше не было, но Эмма Назаровна придумала, предложила, и ее одобрили.
* * *
На выходные приехали к бабе Шуре из Москвы внучки-студентки. Обе без настроения, подавленные, уставшие.
– Да в электричке всю дорогу концерты шли. То одна бабуля с аккордеоном зайдет, то дедуля с балалайкой. А я всю неделю к экзамену по истории усиленно готовилась, спала мало, так даже в электричке отдохнуть не удалось. Голова болит сильно, может у тебя есть анальгинчик? – спокойно говорила Маша, заваривая чай.
– А я уступила одной твоей ровестнице место, простояла всю дорогу, а потом, когда на выход пошли, споткнулась о ее костыль и локоть сильно ударила. И главное – клянусь – этот костыль до этого даже рядом с моей ногой не стоял! Будто она специально его подставила, – высказывалась Лиза. – Вот теперь у нее голова болит, у меня рука, настроения нет. Ты прости, нас, бабуль. Мы знаем, ты то не виновата. Да никто не виноват, и они ведь не специально. Но вот так случилось. Ты рассказывай, как у тебя дела, да пироженки ешь. А к вечеру мы отойдем, мантов да пельменей тебе настряпаем.
Все выходные с внучками баба Шура как заядлая отличница пыталась понять – почему. Почему ей должно нравится раздражать людей. Почему людям полезно испытывать недовольство. Почему кто-то должен влиять на настроение других и портить его. Почему одни должны доставлять неудобства другим вместо того, чтобы проводить свободное время в угоду себе самому.
«Вселенское спокойствие и прекрасное настроение – это лишь иллюзия счастья, которая ведет к унынию. Люди должны быть в тонусе, должны испытывать весь спектр эмоций, чтобы не потерять способность испытывать эти самые эмоции» – значилось в инструкции Департамента Гармонии. И этого баба Шура тоже никак не могла понять.
Ей казалось, в этом и есть гармония – чтобы каждый занимался тем, чем хочет. Не ехал в семь утра на электричке из Калуги в Москву, чтобы заставить кого-то стоять. Не врывался в кабинет врача, заставляя людей с массой дел оставлять в этой очереди-убийце времени еще больше жизни. Не переживал из-за того, что сказала тебе вслед старушка, а наслаждался погодой и вкусным поцелуем. Не слушал чьи-то непрошеные советы, а проживал свой опыт. Не переживал о том, что чуть не сбил бабулю, вырвавшуюся на красный прямо под капот, а спокойно ехал, обдумывая семейные планы на выходные.
Ей казалось, что гармония не в том, чтобы быть примерно одинаковое время счастливым и несчастливым. А в том, чтобы научиться быть счастливым и не вмешиваться в счастье других. Как минимум намеренно.
Планшет продолжал ждать, пока она выберет новые задания на завтра. А она продолжала смотреть на мамочку, которая ловит летящего с горки малыша. На парочку, которая бежит куда-то, крепко сцепившись пальцами. На мужчину, который натирает лобовое стекло машины. На свою новую сумку, которую ей подарил сын… И думала о гармонии.
А потом бросила планшет в эту самую сумку, схватила свою трость и пошла на остановку.
Уже через час она вошла в огромное здание Департамента Гармонии. Еще через пару минут швырнула на стол Никиты Гуляева свой планшет и уверенно встретила его растерянный взгляд.
– Александра Григорьевна? А что происходит?
– Идите вы в жопу! Вот что происходит! – Сплюнула на отполированный паркет Баба Шура. – Надеюсь, так достаточно раздражительно? – Она развернулась к выходу, собираясь сразу уйти, но потом замерла, обернулась и взмахнула тростью, скинув со стола Гуляева кружку. Надпись «Лучший сотрудник месяца» разлетелась на осколки.
Улыбающаяся бабуля вышла из здания и поковыляла в сторону остановки, уступая дорогу велосипедистам и ответственно дожидаясь зеленого сигнала светофора.
Поделиться книгой: