Помоги проекту - поделись книгой:
– Это значит – заключил он, – любое событие происходит
Паша не верил.
– Пространство-время – что это? Не может этого быть – часы уходят вперед.
Он понимал, что надо верить великим умам, но даже не силился вообразить, что это. Это был непреодолимый тупик в его голове.
– Никто не понимает ни Эйнштейна, ни теорию струн, а куда нам до инков! – вздохнул Коля.
– Это невообразимо для вас, огрубевших упрощенцев жизни. Мироздание – паутина. Нити полотна не перемещаются. Мир – статичен. Невозможно прыгнуть ни в прошлое, ни в будущее, ибо в мире есть только настоящее. Только субъективный взор человека нервно перемещает взгляд на каждую точку линий мироздания, и видит лишь иллюзию движения времени. Можно сознанием жить сразу везде, то есть видеть целиком.
Игорь снисходительно спросил:
– Так что, мир изменить нельзя? А как же революции, борьба за нормальную жизнь?
– Я и говорю, наше сознание изменяет мир. Изменение мира – это прерывание сансары – вечного повторения событий.
Нелепин говорил, как о чем-то своем выношенном.
– Ты сканируешь узоры мироздания, данного навсегда. Но кто ты? Отождествляешь себя с материальным телом, но это не так. Мое тело – оболочка на данном этапе. Иллюзия машины, несущей тебя по мировой линии. Не водитель, а машина на автопилоте. Удовольствия – тоже иллюзия. Дух, а не плоть является человеком.
– У тебя, брат, что-то с головой, – сказал Паша. – Мы же мало пили!
Нелепин обиделся.
– Разве в вашем сознании не может возникнуть сразу и целиком прошлое, настоящее и будущее, хотя тело на месте? Инки это и выразили. Воображением можно легко преодолеть физическую неповоротливость в понимании времени и пространства.
Соратники посмеивались над ним, возлежащим на полотне пространства-времени. У друзей промелькнуло в сознании что-то важное, и исчезло. Во всяком случае, идеи Нелепина расширяли горизонт, и в то же время внушали непонятный оптимизм.
4
У Димы, в дальнем уголке мозга, возникало, как всех его круга, умозрительное знание неумолимой силы времени, больше поражая, чем задевая. В ведийских текстах, читал он, Кала, одна из ипостасей Бога-Творца, печет людей, готовит их, как пищу, которую поедает смерть. Индийские философы искали вневременную, неизменную основу бытия, стремясь отделить от изменчивых и непостоянных вещей. Это два "образа Брахмана": "воплощенного, великого океана творений", пребывающего в дискретном времени по эту сторону солнца, и "не-времени", лишенного частей, тождественного вечности, по ту сторону солнца ("Майтри Упанишада").
Высшая цель человеческой жизни – "освобождение" (
В религиозные времена люди парили в слепом оптимизме, основанном на халявной уверенности в помощи высших сил – богов, устраняющих страх перед временем.
Но одновременно распространёнными были, особенно в эпохи социальных кризисов, уныние и отчаяние. Люди почему-то погружались во мрак, осознавая краткость и бренность существования. Бессилие человека перед временем, которое правит движением вселенной, превосходя по силе и значению даже бога, который нуждается во времени для того, чтобы создавать и разрушать мир. Еще в Древнем Египте, когда наступал голод от засухи, в отчаянии грабили пирамиды, мстительно лишая фараонов бессмертия. Гораций:
Семен Надсон:
Во все времена общество «чувствует» (или «не чувствует») течение времени. Как оно воспринимает связанные с этим перемены, и как люди размещают их существование на шкале времени, характеризует упадок или возрождение эпох.
Все рассуждения философов у Димы тонули в оптимистическом состоянии уверенности, что все еще впереди. Он и так жил в разных временах и пространствах. В молодости его мир был оптимистичен, будущее было в солнечном тумане с багровым оттенком.
Пребывая на этом надежном плато, он легко перемещался в разные времена и пространства. Прилетел в командировку в США, с целью установления партнерских связей.
Нью-Йорк поразил мощью человеческой энергии в постройке грандиозных сооружений, которые были созданы тогда, когда жизнь кипела, словно застыв в серединном возрасте человечества, и еще не было видно спада. Был момент, когда великие империи впервые поверили, что не будут отнимать друг у друга земли и сферы влияния, переходить «красные линии», намечался конец истории. Но западная демократия настолько боится авторитарного Востока, что лучшим спасением становится захват главных высот земного шара, с которых можно контролировать зловещую окрестность.
Демократия – странное прикрытие Запада законами и договорами, на самом деле признающего только силу, неумолимо ползущую к нашим границам. Так считала Ведущая воля восточной страны.
На самом деле граждане доминирующей империи делятся на виноватых бывших рабовладельцев и мстительные протестные группы
Дима жил в российской миссии. Сотрудники – потомки эпохи перестройки, вовсю отдались самому приятному после времени принесения жертв родине, – вещизму. Все были заняты покупкой дешевых шмоток, чтобы задорого перепродавать в нищей родине с кривобокой экономикой.
Деловые связи налаживались. Партнеры ласково обхаживали Диму с его сетью «чистых» организаций, метя на освоение нового колоссального рынка. Но скоро в его офисе поселился на диване их контролер за прохождением ресурса, поигрывая ножичком. Оказалось, Дима связался с бандитами, убежавшими в Америку от возмездия.
Чистых международных связей не получилось – он едва унес ноги.
Лучше дело шло в нашей глубинке. Он много ездил по стране, в городах видел давно устоявшееся существование в разноцветных рекламных плакатах, оживленных супермаркетах и бутиках. Там заводил новые деловые знакомства, тайно принимал в номере гостиницы молодых провинциалок, падких на «столичную штучку», мечтая об иной, богатой и разнообразной жизни.
Наивная провинция хорошо ложилась на идеи чистоты, что он отметил в стихах:
Но хмурые руководители областей и районов ждали от Димы чего-то своего.
– У нас, вон, трубы текут. Нужно расселение из ветхих домов с удобствами во дворе. Поможете?
Тут, видно было, не до чистого бизнеса.
____
Вся жизнь Димы прошла в постоянной борьбе за выживание его организации. Были времена, когда его сеть нравственного бизнеса процветала, и ее знак качества побеждал в конкурентной борьбе. Наверно, благодаря желанию Димы быть честным по отношению к потребителям продукции заказчика, и простому и ясному знаку сертификации – созданию его художественной натуры.
Вообще-то Дима воспринимал борьбу за успехи на работе, неудачи без острой радости или горечи. Несмотря на постоянные тревоги за выживание, в том числе своей частной сети фирм. Наверно, родился в годы тоталитаризма уже убитым в родительских генах, и потому всеядным, не резким перед враждебностью людей, с любопытством следя за ртом недоброжелателя вместо вникания в суть оскорбления. А может быть, ощущал надежную твердь тогдашнего коллективного существования.
Дима всегда хотел стать археологом, историком древности. Почему так волнуют древние черепки? Потому, наверно, что чувствуешь толщу времени, и это выводит из застоя настоящего. Главным в его существе, наверно, было – откопать истоки, истинную родину. Как он позже понял, археология – это раскопки родины, путь к родине. Видимо, она была где-то там, где ее видели древние египтяне.
Его привлекал Древний Египет, космическая мифология, не то, что заросшие города древних доколумбовых цивилизаций, наверно, из-за существования там обрядов человеческих жертвоприношений. И тем более не то, что Древний Рим – там он видел только кресты с распятыми вдоль Аппиевой дороги, приводящие в ужас.
____
Диме приснилась родина, ее истоки. Она оказалась странной. Куда-то пропала толща времен, окутанная легендами, и он оказался словно в настоящем времени. На плато Гиза среди песков и редких пальм Дима увидел за высокой стеной в пять метров высоты поселок с глинобитными домиками и низкими крышами, похожими на террасы. Вдали ослепляла на солнце снежно-белая пирамида. Что она означает? Кому пришло в голову строить эти треугольные чудовища? Неужели только фараонам в немесах на головах – платках с сине-золотыми полосами и коброй на лбу, и косо покрытыми тканью чреслами? Как мог верить народ в его бессмертие, обещающее бессмертие самого народа?
Дима неизвестно как материализовался внутри поселка. Там бессильно валялись на пыльной земле, отдыхая от долбления медными зубилами и ворочения многотонных глыб, выбиваемых из скал, без выходных, полуголые строители с сизыми натруженными руками, сбитыми в кровь. Ели, доставая длинными тонкими пальцами пищу из гляняных горшков. Они приняли Диму за своего, может быть, он оброс древней одеждой, и вообще мог быть строителем пирамиды.
Смуглый старик сорока лет в шапке густых волос и подкрашенными черным подглазьями снизу предложил поесть. Дима страшно удивился – рабы на древней стройке, и так едят! На грязной тряпке были разложены хлеб, кувшины с пивом, мясо овец и коз, свинина, а также рыба, фасоль, чечевица, лук и другая зелень. Мясо крупного рогатого скота – это только для высших чиновников, жрецов и фараонов. Как он знал, строители умирали рано от таскания многотонных каменных блоков, им нужно было усиленное питание.
Он выбрал свинину, вызвав презрительные взгляды. Как потом понял, дешевую свинину ели только бедные люди за стеной.
– Что вы строите? – наивно спросил Дима.
Они удивились (подозрений, что враг подсматривает, тогда еще не было). Может быть, пришелец из враждебной Нубии? Лохматый прохрипел:
– Строим наше спасение.
В них, истощенных пожизненным тяжким трудом, не было отчаяния древнего человека, как думал Дима из своей вершины цивилизации, хотя они умирали рано от непосильной работы в запертом навечно поселке, чтобы никто не разгласил тайны захоронения фараона. Они радостно ждали билета в загробный мир. Их бедные судьбы полностью застила жажда быть послушными и праведными, не совершать дурных поступков. После смерти душа должна совершить путешествие и преодолеть испытания. После успешного преодоления всех опасностей, не съеденная полчищами демонов, душа попадает в
Иллюзия делала их счастливыми. Пирамида была надеждой на спасение в бессмертии. Это было не в воображении, а в реальности – в бессмертие попадут все, вслед за богом-фараоном. А там блаженная страна, камышовый рай под сенью бога Осириса, испускающий благоухание, где цветут деревья, лотосы, у прохладной великой реки, поют птицы, там счастливое вечное изобилие прекрасной одежды, еды с фигами и маисовым пивом, танцы и пение, любовные игры в зеленых тростниках…
Так это же мы – под большевиками! Верили в коммунистическое будущее, с энтузиазмом и песнями продирались туда сквозь труд и страдания. И страшились, что будет, когда бессмертный вождь, то бишь фараон, умрет.
Кстати, праведники, добродетельные люди и герои, павшие на полях сражений, почитались даже в самой глубине веков, и никогда не было голого эгоизма, не признающего почитания добродетели, моральных правил, как это появилось с Нового времени. Осталось только почитание героев, да и то в патриотических целях. Люди стали жить не сердцем, как древние египтяне, а желудком.
По природе человек стремится уйти в иллюзию, как в реальность, способен принимать сон за реальность, до такой степени, что пробуждение считается страшным злом и наказывается бичами и усекновением головы. Если бы в этот поселок строителей пирамид пришел наш атеист с научными выкладками, что их иллюзии не существует, его сразу признали бы преступником и обезглавили.
Откуда-то проявились приятели Димы.
– Как же человечеству заср… мозги! – поморщился политолог Игорь, оглядывая изможденных строителей-оптимистов.
– Они все в будущем, – возразил Нелепин. – Иллюзия бессмертия в вере – единственное Спасение от бреда смертности.
Так вот что такое величественные пирамиды! Вот почему так интересно восстанавливать по черепкам жизнь тех изможденных людей в черных шапках волос, устремленных в бессмертие.
5
Жизнь незаметно вошла в механистический мир цифровой виртуальности, когда живое человеческое мясо и чувства еще трепещут, напарываясь на абстракцию.
Как предсказывали создатели мета-вселенной, мир изменился, стал наполовину голограммой. Стали привычными совещания на платформах типа Zoom, когда за секунду можно очутиться в виртуальном зале совещаний и слышать разом всех, со всех концов Земли, сидящих в одном зале. Или заходить в виртуальный офис «Мои документы» и общаться с голограммами чиновников. Больше того, сами чиновники в своих интересах, чтобы отстали просители, стали притворяться голограммой, прикрываясь ею от несущихся в лицо обид и ругани.
Посетитель в реальной кофейне надевает очки дополненной реальности, одним взмахом руки развертывает перед собой рабочие мониторы и приглашает в реальном пространстве партнера, который видит эти мониторы. Само собой разумелось, что одинокий человек, явно не сбежавший из сумасшедшего дома, сидит в очках и говорит, что-то показывая руками. Или идет по улице в беспроводных наушниках и разговаривает сам с собой.
Человек стал как-то незаметно заменять в своем организме больные или отработанные детали искусственными или выращенными, используя стволовые клетки, постепенно продвигаясь к бессмертию. Беспризорное биологическое существование человека стало опасным.
Исполнялась мечта гениев виртуальных цифровых технологий, обеспечивших себя бессмертием благодаря своим технологиям. Они уверились, что ловко обошли сансару путем виртуализации конфликтов в мире. Видели будущую жизнь в матрице, где очипированные люди действуют вроде бы по своей воле, а на самом деле по воле цифрового центра, управляемого собственниками виртуальных технологий – олигархами. Ибо самостоятельное биологическое существование опасно!
Их метавселенная – создание интеллекта, чуждого безрассудной эмпатии. Кто владеет цифровыми технологиями, тот и создает цивилизацию: или для всякого, кому ни попадя, или для создателя виртуального мира. Их метавселенная – создание интеллекта, не берущего в расчет немотивированный гуманизм.
Но метавселенная всячески ограничивалась государством ввиду непредсказуемой угрозы для его существования, путем выпуска очередных запрещающих законов парламента.
– Цифровая цивилизация – наше будущее, – упрямо говорил Паша Домашнев. – Галушки сами в рот будут сыпаться.
Он повторял то, о чем талдычил цифровой экран телевизора.
____
Во время глобальной пандемии коронавируса стала ясно, что все надстройки, в том числе нравственные, рушатся. Побеждает только самое необходимое человеку для существования – еда, вещи первой необходимости и медицина, а остальное, обслуживающее, развлекающее и совершенствующее личность, на время отмирает. Богатеют только владельцы фармацевтических компаний и информационных технологий, протянувшие виртульные щупальца по всему миру. Антиваксеры прозревали, что под видом прививки граждан чипировали, таким образом прослеживая каждый их шаг.
Государству не хватало средств для поддержки бизнеса в непроизводственной сфере, оно только драло налоги – больше половины кровных, заработанных изобретательной энергией Димы. В молодости у него была непризнь к бездушию государства, видевшего своих подданных единицами, как среднюю температуру по больнице. Он не участвовал в протестах, но всегда был на стороне оппозиции. Хотя думал, что политика – это глупость человечества, считающего себя молодым и бессмертным. Он никого не винил в своих несчастьях – не было идиосинкразии ни к социальному строю, ни к власти. Считал, что ему самому не хватает ума и сил, чтобы раскрутить свой бизнес. И соратников умнее его.
В угнетающее время глобальной пандемии, когда стало невозможно выходить на улицу компанией больше пяти человек, работающий пенсионер Дима, сидя дома «на удаленке», оказался без работы, поскольку заказчикам стало не до оценки качества их продукции. Он лишь сдавал в налоговую пустые отчеты. Так было почти со всеми его партнерами, занятыми в непроизводственной сфере.
Иногда заказчики возникали, и ему было страшно и стыдно, что почти умершая организация выдает сертификаты, чтобы выручить хоть какие-то средства для поддержания штанов.
6
Уйдя на пенсию, Дима вдруг открыл новый хрупкий мир, о котором и не думал в вечной беготне здорового человека: мир пожилых людей, сидящих на скамеечках во дворе, и среди соседей по лестничной клетке. Как, например, незаметная Катя, тихо прячущаяся в своей квартирке и постоянно закрывающая общую дверь на лестницу, потому что у нее, якобы, постоянно крали то ее копейки, то рваные простыни. Она жила так словно виноватая, и когда заходил пышущий здоровьем сын и ругал ее за глупость и деменцию, она совсем замирала.
Катя постоянно, как на работу, выходила во двор с кульком зерен, и ее окружала туча воробьев, – горстями рассыпала зерна, и птички у ее ног дрались за добычу.
Новый мир Дима заметил и в тех одногодках, кого встречал ежедневно, они вдруг обнаружились стариками. Не заметил, как оказался в их положении.
Вот и он перешел в «возраст дожития»!
Иногда бывшие друзья-партнеры заходили к нему.
– Как ты постарел! – ахали они, глядя усталыми глазами на изможденных лицах.
Поделиться книгой: