Безлюдная земля на рассвете

____

На окраине города мы вдруг увидели человека! Он выбегал из пустующего магазина с мешком. Заросший густой бородой, он был испуган, выглядел каким-то опущенным. На нем сермяга, успешно заменившая ненужные поветрия мод. Осталась самая необходимая потребность закрыться от холода.

Он беспрерывно и ненасытно почесывался, и не мог перестать, даже когда наткнулся на нас. Успокоился, у нас был мирный вид. И рассказал о себе. После нагрянувшего неизвестного мора и смертей он выздоровел, – видно, врожденный иммунитет, но от чего? Сколько миллиардов умерли, кому считать? Тот выживший, кто захочет считать, все равно соврет.

Он чувствовал себя, как на американских горках, – то эмоциональные подъемы, то утомление. Сошел с ума? Кто-то чужой влез во все поры его организма, и перестраивает, модифицирует, отлаживает его под себя. Тело живет по другим, неизвестным до этого правилам. Кто – «Я»? Кто – «Оно»? Это происходит в форме чесания, вот почему он не может остановиться. И нет обоняния: еда – ничем не пахнет, водка – как вода.

– Чувствую себя трансформером! – причитал он. – И никто не может объяснить, что случилось на земле. Специалисты вымерли.

Когда-то в молодости он окончил художественный колледж, и внезапно случилось это – всемирный мор. Осталось мало людей, оказавшихся с неким иммунитетом. Сейчас он, на всякий случай, поклоняется Перуну, идол которого кто-то поставил в близлежащем лесу.

– Как выживаете?

– Живу в землянке, сам вырыл. Пока забираю, что осталось, в магазинах и на складах.

Как мы выяснили, он встречал одиноких бродяг, которые забегают в пустующие магазины, находят в неизвестных ему складах консервы, заготовленные в прежние времена как стратегический запас.

Мы предложили ему присоединиться к нам, и он с облегчением согласился. Его стали называть Трансформером.

____

Мы, сбившись маленькой кучкой, сидели за длинным столом в огромной столовой. Марк вздохнул, и заговорил иронически, словно со стороны:

– Итак, история как борьба противоположностей закончилась. Только теперь становится понятно, что не мы боролись межу собой, а мириады микроорганизмов внутри нас, из которых мы состоим, борются за свое выживание. Неужели это не наш путь, людей свободной воли, а путь независимых бактерий или вирусов, которыми мы набиты, и это они руководят нами и борются за свое выживание в природе? Видимо, спасительные для нас организмы проиграли, вирус победил, и случился мировой мор.

Павел добавил:

– Гуманисты, а также религиозные люди ощущали любое колебание земли как грядущее зло, от дьявола. Мы уже не можем переключить наше состояние на такую эмоциональную, нравственную основу, – открылся лишь безучастный разрушительный ход природы.

– Это все мировой заговор, – пожаловался Михеев. Он верил в мировое зло, которое уничтожило человечество.

Михеев открыл ножом принесенные мной и разложенные на столе консервные банки – сгущенку, консервированное мясо (одно желе, без мяса, мухлевали почившие!), мои любимые скользкие ломтики персиков.

Юдин поморщился:

– Сейчас бы кассоле в баночках.

Михеев отрезал:

– Жри, что дают. Или можешь съездить в Париж и поесть там, если не прошел срок хранения. Я в детстве голодал в карантине, ел, что приносили волонтеры, их тогда много развелось. Подъедал на тарелке все, чтобы при мытье посуды не засорять раковину.

– И экономил туалетную бумагу, – сказал Марк. – Отрывал достаточно мелкие кусочки, дырочка-то маленькая, зачем ее на всю жопу.

– А что? – весело утерся Михеев. – Я экономен с голодного детства, подбираю крошки с тарелки. И потому стал скромен в потребностях.

Я добавил серьезным тоном:

– Ему удобно казаться нищим – ни он никому, ни ему ничего. Так скромен, что когда умрет, никто не заметит.

– Да, я такой, – ерничал Михеев.

Трансформер деликатно ел, почесываясь.

Петр ел молча, угрюмо слушая.

Иностранец Майк, как всегда чистенький и причесанный, оглядывал русских с интересом и удивлением.

____

Мы отдыхали в спальне палат дворца, лежа вместе на царском ложе. Философ Павел Отшельник, кутаясь в тряпье, тяжело вопрошал:

– Это что же, цивилизация свернулась в свое начало? Как мало надо времени, чтобы быстро исчезло поветрие моды, и вернулись сермяги, защищающие не от стыда, а от холода. Самые необходимые потребности! Наверно, сознание может быстро вернуться в первобытное или средневековое, полное мифов. Хотя мы и в бывшей империи XXI века, исчезнувшей с лица земли, жили в мифах и с убеждениями, весьма поверхностными, вроде страха от вражеского окружения. Нет, масса не овладела последними знаниями, а только сохраняла видимость.

Марк, в греющем космическом серебристом комбинезоне, зло сказал:

– У нас сознание и не возвращалось из первобытного или средневекового, полного мифов. Живем в такой же темноте, как и древние, только на другом уровне, внешне овладевшие современными знаниями.

– В отличие от древних, мы смотрим глазами атеистов, – возразил я, – то есть не демонизируем буквально все окружающее, шарахаясь в страхе, а отдалили божество куда-то за пределы открытого нами мироздания.

Марк сухо отвечал:

– Нет, мы остались недоучками и неучами, прислоняющимися к своему дохристианскому или византийскому Идолу.

– Неужели и здесь останемся теми, – встрял Юдин, одетый в добытый им где-то элегантный костюм – кто питался фейками, как рой ос, жаля нашу страну?

И мстительно продолжал:

– Сбили гражданский самолет, а они: «Это она, агрессивная страна!», – немедленно, не ожидая расследования, кричали одни. «Агрессор вмешивается в наши выборы!» – кричали другие. «Пандемию создали в лаборатории империи зла, преднамеренно, чтобы погубить мир!» «Разве агрессор подарил нам лекарства от пандемии? Что вы, продали! Некачественные, и втридорога!» «Диктатор уничтожил 50 миллионов в лагерях!». После этих фейков нечего было надеяться, что внушенные люди не побьют любого туриста из оболганной страны.

Михеев нелепо влез.

– Или мы побьем! Ничего не изменится, пока не победим.

Когда-то, сидя напротив меня в правлении нашей экологической организации, он негодовал, глядя в телевизор.

– Опять Запад вмешивается, подкупает оппозицию нашей братской соседней республики! А внутри либералы заваривают новый майдан.

Он принимал мир враждебным нам, и в его слепящем свете не мог бы, если бы и хотел, различить ведущие его силы.

Сидя отдельно, с прямой спиной, Майк сказал:

– Gentlemen, сейчас уже видно: all the people were the same (все люди были одинаковыми).

Во мне же застряла одна и та же мысль:

– Что такое была пропавшая цивилизация, гены которой сохранились у нас, спасшихся? Ее культура, наука, литература и искусство? Почему они не спасли человечество?

– Какая культура? – сел на ложе Михеев, отбросив за тонкую шею конец одеяла, как древний римлянин. – Я ее толком не знаю.

Почему так случилось? – думал я. – И повторится ли вновь, пока не исчезнут остатки человеческого рода, и миром окончательно овладеет неведомый вирус?

Уход из прежней искусственной и порочной жизни Льва Толстого, его персонажей Отца Сергия или Федора Кузьмича бледнеет перед нашим расставанием с прежней цивилизацией. Воспоминание о пропавших родных превращалось в светлый полет памяти. Действительно, они превратились в белых журавлей.

И мы сами словно пережили смерть. И, может быть, сами превратились в белых журавлей, ищущих пропавшую родину?

3

Боль от исчезновения родных и близких тяжело выходила из нас. Я проснулся, и вспоминал мою жену и нашего ребенка. Отмучились, – радуясь за них, думал я.

Вспомнил последнее лето на даче. Сидел в шортах на крыльце, жена прибежала радостно из сада.

– Говорила с соседом: ему нужны дрова на зиму. Я сказала: да, пожалуйста, берите у нас! Сухие деревья можете вырубить. Он забрал кучу досок, которые ты укрыл шифером. Его дети уж порезвились на нашем участке!

Со мной что-то случилось. Жена весело предложила вырубить сухостой, и отдала доски. Эти доски я тщательно берег, ежегодно укрывал от дождя, выкашивал вокруг траву. Так и не использовал. Разграбили. Уже не смогу поддерживать дачу. Кончается жизнь.

– Что с тобой?

Увидел ее глаза на постаревшем лице, они были испуганы.

– Ничего, – ответил я ровным голосом.

– Меня не обманешь. Опять депрессия?

– Нет. Что-то нет настроения.

Вот тот мир, где жили мы с тобою.Ангел мой, ты видишь ли меня?

____

Человек – существо многослойное, привязан к жизни многими базовыми корнями, которые обрываются постепенно. Во мне оторвалось навсегда многое, без чего не мог жить, – сначала дочь и жена, потом само человечество. Это конец. На душе была печаль, как при словах жены во время ее болезни: живи, найди себе женщину…

Но еще что-то осталось: вот эта первозданная утренняя заря, златокудрая Эос, в глубине которой есть иные миры надежды. Мы долго жили, постоянно прощаясь, и желание дорожить каждым мгновением чуда жизни не уменьшалось.

Когда умирают в одиночку – что может быть страшнее? Но смерть человечества, наверно, легче переносить вместе, коллективно.

Кто может рассказать о космическом одиночестве в людях, оставшихся после исчезновения цивилизации, вне которой неестественно, немыслимо жить? Одно желание – разбрестись и умирать в одиночку, спрятавшись где-то под кустом, как умирающее животное.

Я не представлял, как жили кучками первобытные люди на Земле, отторгнутые на несколько тысячелетий от знаний, выработанных последующими цивилизациями. Разрывались ли они от тоски из-за нехватки человеческого, радовались ли настороженно, встречая в хвощах себе подобных? Одно знаю, они тоже волновались, глядя на восход, как и воздевавшие руки к солнцу древние египтяне, греки и римляне. Для них это было божество, исцеление.

И удивлялся друзьям. Давно ли Марк мечтал сдвинуть неподъемную неповоротливую Систему с мертвой точки? И теперь, после невероятной смены обстановки, остался прежним, хотя был период полной растерянности, бессмысленности продолжения чего-либо.

____

Марк Петров родился в семье дипломата. С детства им владело постоянное беспокойство от хладнокровного пренебрежения Системы ко всем, кого он знал и любил, или кем восхищался, прочитав в запрещенных книгах. Он вообще остро переживал отдаленность от него замкнутых в себе людей, и свою отдельность от них. Один из его приятелей детства, то есть я, смеялся:

– Ну и что – невнимание? Оно было всегда, и будет вечно. Это свойство природы, не морали. Дело личности – пробиваться через невнимание и враждебность.

Его отца посадили по чудовищному обвинению в измене родины. С тех пор Марк, спасаясь от травли, зарывался в свою космическую науку, глядя в телескоп на звезды.

Но после распада старой Системы и ее возрождения в новой власти он внезапно раскрылся. Им владела ненависть к бездушным циникам, которую он вымещал в своем блоге, и с отчаянной смелостью разоблачал коррупцию, правонарушения в силовых органах. От него ушла жена.

Приобрел популярность как радикальный критик Системы, что отразилось в нападках его врагов. Его прозвали Зилотом, а его сторонники – вторым Сахаровым. Писали, что откосил от армии – признали негодным к военной службе за взятку. Не служил, хотя после учебы в физтехе должен был. Правда, окончил ли – дело темное, купить диплом была не проблема. Однако он работал в космической области. Враги писали, что попытка найти факты его биографии не удались, все скрыто. Он все время что-то «мутил». Состоял в нескольких партиях поочередно, «мог вписаться в любой контекст», потом создал свою партию «Совесть», которую не зарегистрировали.

Где-то шла война в Африке, и иногда силком вырывали из сердца детей, отправляя на службу. Люди смутно подозревали, что это не почетная обязанность «родину защищать», а риск, что вернут «в свинцовом гробу». Они так приспособились к жизни, что исполнение общепринятых ритуалов считали необходимостью. Хотя на самом деле все уже понимали. Когда приходит смена власти, всегда усталое большинство встречает новое будущее с воодушевлением, и это не лицемерно.

На это молчаливое понимание опиралась оппозиция, отвергнув на корню общепринятые идеи и мнения. Вдруг оглядывалась вокруг и начинала удивляться: надо же, оказывается, какой пошел народ! Современник – уже не мудрый дед-всевед на баштане, а человек с интеллектом и высокой культурой.

Его деятельность называли «скандальной», связывали со спецслужбами (как-то составе правозащитной делегации встречался на приеме у ФСБ), с ЦРУ (работал год в миссии в Нью-Йорке). И, наконец, что в свою команду принимает только тех, кто «не нарушает его зону комфортности» и под его влиянием.

Он отвечал врагам тем же, заранее раскладывая характеры людей по полочкам, не подозревая, что это узость взгляда – классифицировать такого же сложного человека, как ты.

Его от греха подальше направили инженером-исследователем дальше некуда – в космос. Говорили, по протекции высокопоставленных либералов – друзей отца.

А теперь вообразите состояние Марка, потерявшего не только семью, но даже причину ненависти. Сейчас в нашем положении трудно было сознавать, что была власть, и борьба против нее, и все это привычное, почти родное, исчезло.

____

Только вечный искатель Павел Отшельник стойко пережил трагедию на Земле, и вел себя так, как будто не заметил, какое нынче тысячелетье на дворе. Всю жизнь он не замечал внешнего существования, жил одной идеей – писал книгу, обращенную ко всем народам: "The last utopia to become a reality" («Последняя утопия, которая превратится в реальность»). Окружил себя сплошными полками книг, большинство которых было в закладках и подчеркиваниях. Его опекала старенькая мать.

Взор Паши был обращен, наверно, на ту же первозданную зарю, за которой ему тоже чудилось начало нового человеческого рода, лишенного горестей и бед старого тупикового мира.

____