Помоги проекту - поделись книгой:
— Я тут, Годдард. Рада вас слышать.
— Взаимно, командир.
Прикончив бутылку с водой, я, наконец, задаю вопрос, который давно крутится у меня в мозгу:
— Так какой план?
— Мы еще работаем над ним. Сейчас нам нужно, чтобы вы подсоединили свой скафандр к капсуле. Разъемы для кислорода и подачи энергии такие же, как на МКС; и рекомендуем вам заменить отработанные баки с горючим.
— Хорошо, — отвечаю я. — Когда планируете вернуть меня домой?
— Да… Пока не могу вам сказать.
— Почему? Что происходит? Шторм, разрушивший МКС, ударил и по Земле?
— Нет, мэм.
— Что-то не так с капсулой?
— Нет, командир, все в порядке. У нас просто тут, эм, руки заняты.
— Командир, мы делаем все возможное, чтобы вернуть вас домой.
Не знаю, то ли еда сделала меня сонной, то ли тяжелый воздух, но отвечаю далеко не сразу. Когда я начинаю говорить, мой голос звучит неразборчиво:
— Что я могу сделать?
— Отдыхайте, командир Мэтьюс. И держитесь там.
Зависнув рядом со скафандром Сергея, я закрываю глаза.
И меня накрывает сон.
14
Джеймс
Размер Космического центра Кеннеди превосходит все мои ожидания. Комплекс состоит из почти семи сотен зданий, разбросанных на площади в сто пятьдесят тысяч акров. Настоящий город будущего, оазис технологических чудес на побережье Флориды. Кампус кишит людьми: военные, персонал из НАСА, частные подрядчики. Для предстоящего запуска используются все средства, и все вокруг трудятся для того, чтобы он состоялся.
Одна группа из тех, кому меня передал Фаулер, проводит экспресс-курс по тому, как здесь все устроено. Вторая группа быстро прогоняет ряд тестов: от анализа крови и контроля зрения до общего анализа мочи. Наверное, результаты были в порядке, потому что больше я о них ничего не слышал.
На обеде неожиданно присутствует весь экипаж предстоящей миссии — все двенадцать человек. Мы сидим в помещении, похожем на школьный класс: семь рядов парт, стоящих полукругом и поднимающихся как трибуна стадиона. В центре — кафедра и большой экран. Я замечаю, что некоторые из присутствующих уже знакомы, потому что они пожимают друг другу руки и негромко переговариваются.
Среди моих будущих напарников я узнаю доктора Ричарда Чэндлера. Мы познакомились в Стэнфорде, когда я заканчивал докторантуру по биоинженерии. Он лет на двадцать старше меня и тогда уже был высококлассным профессором. На его занятиях я превосходно показал себя и нравился ему… какое-то время. Точно не скажу, когда это прекратилось, но тогда я вообще не понимал, почему это произошло. Связь мы потеряли, но, когда начались мои проблемы с законом, он был первым, кто публично осудил меня. Его пригласили на ТВ, а следом подоспел и контракт на книгу. Вырезание меня из своей жизни стало частью его естества.
Теперь я знаю почему: когда я только начинал, он уже был ведущим экспертом биоинженерии. Сперва он видел во мне подающего надежды студента, возможно, соратника. Потом я превратился для него в мятежника, чьи идеи и уровень знаний быстро превзошли его собственные. После этого он не только перестал меня поддерживать, но и пошел дальше — он приложил все усилия, чтобы засудить меня и вернуть себе успех.
Думаю, то, как человек ведет себя, внезапно оказавшись вторым после лучшего, многое может сказать о нем самом. Он может или работать на себя, или напасть на человека впереди.
Одно я скажу с уверенностью: мнение Чэндлера обо мне с течением времени не поменялось. Он гневно смотрит на меня через всю комнату. Я замечаю, что он немного облысел, морщины в уголках глаз стали длиннее и глубже, но он все еще тот самый Рич Чэндлер, которого я знал… после того, как мир отвернулся от меня.
— Привет.
Я оборачиваюсь и вижу, что мне протягивает руку парень азиатской внешности. По-моему, он чуть моложе меня — может, слегка за тридцать, — подтянутый, со спокойным взглядом зеленых глаз.
— Привет, я Джеймс Синклер.
Он кивает и как будто задумывается, будто это имя он уже где-то слышал или встречал. Когда он представляется, в голосе уже нет былого энтузиазма.
— Я Мин Чжао, пилот. Имею большой опыт в починке кораблей. Два полета на МКС, сорок четыре выхода в открытый космос.
— Впечатляет. Рад знакомству.
О моих успехах он не спрашивает, значит, точно узнал меня.
Между нами вклинивается еще один человек, пожимая руку сначала мне, а затем Мину.
— Григорий Соколов. Астронавт и инженер-электрик. Специалист по реактивному движению и солнечной энергии.
Он смотрит на меня, как бы давая понять, что теперь моя очередь.
— Джеймс Синклер, доктор медицинских наук, биоинженер.
Он бросает на меня косой взгляд.
— Робототехника?
— Много отраслей. Я буду изучать артефакт.
— Чтобы понять, как его уничтожить?
— Если потребуется.
— Потребуется. Никаких «если».
Мин представляется Григорию и, как мне кажется, сообщает ему гораздо больше подробностей о себе. Не могу удержаться, чтобы не сказать пару слов о тех, кто еще знакомится друг с другом в этой комнате. Большинство из них имеют двойную специализацию, чаще всего в смежных областях. Один занимается компьютерной инженерией и разработкой аппаратного обеспечения — хотел бы я с ним работать. Второй — эксперт по лингвистике со степенью по археологии. Третий — врач, специализирующийся на повреждениях головного мозга и психологии.
Если обобщить, то можно разделить большинство присутствующих на пять групп: два пилота, два инженера, два врача, два IT-специалиста и два робототехника. Но вот последние члены команд каждого из кораблей кардинально отличаются от всех остальных, по меньшей мере внешне. Археолог-лингвист, австралийка Шарлотта Льюис. Уверен, она будет в команде «Пакс». А вот ее полная противоположность еще не представилась. Он сидит рядом с Чэндлером, откинувшись назад и оглядывая всех вокруг холодным взглядом. Загорелое худощавое лицо с резкими чертами — по нему не скажешь, сколько на самом деле этому человеку лет; несмотря на то что он коротко острижен, в висках проглядывает седина. На нем темно-синий костюм, однако у меня такое ощущение, что он ему не по размеру, как если бы его заставили так одеться только сегодня. Думаю, он военный.
— Привет, я Изуми Танака, — обращается к нему на почти идеальном английском врач-психолог азиатской внешности.
— Дэн Хэмпстед. Рад знакомству, мэм.
У него южный акцент — возможно, техасский.
— Я врач, специализирующийся на повреждениях мозга и любых других травмах головы. И еще у меня докторская степень по психологии, я изучала психологическое поведение в маленьких группах, особенно в стрессовых ситуациях и при посттравматических стрессовых расстройствах.
В ответ Хэмпстед кивает, но смотрит куда-то в сторону.
— Хорошо, в предстоящем путешествии это может пригодиться.
— А чем вы занимаетесь?
— Я служу в военно-воздушных войсках США.
Все разговоры вокруг и вполовину не такие интересные, так что я замечаю, что прислушиваться стали все, желая узнать, кто же этот замкнутый двенадцатый член команды.
— Вы будете помогать с управлением кораблем или с навигацией?
— Я буду делать все, что нужно, мэм.
Слова повисают в воздухе, как заранее не подготовленное утверждение. Однако доктор Танака не теряется.
— Ну так мы все будем. Рада знакомству, мистер Хэмпстед.
Да, он явно будет на «Форнакс». Так сказать, на самом острие копья.
Интересно, на какой корабль определят меня? Надеюсь, на «Пакс», ведь именно его команда будет пытаться первой установить контакт. Это всего лишь моя догадка, но, как бы опасно это ни было — я хочу при этом присутствовать. На «Паксе» моим навыкам найдется лучшее применение, и я смогу хоть на что-то повлиять.
Наконец, в комнату входит Фаулер в сопровождении одного человека из персонала миссии и большого количества помощников. Они все рассаживаются за двумя длинными столами, когда приносят обед. Мне достается салат из яблок, сельдерея и грецких орехов, и это лучшее, что я ел за последние годы. Он кажется мне настолько вкусным, что все, о чем я могу думать, — как взять себя в руки и есть медленно.
После этого нам приносят папки с документами, на обложке которых значится:
«ПЕРВЫЙ КОНТАКТ — МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ БРИФИНГА — КОНФИДЕНЦИАЛЬНО».
И чуть ниже — «Джеймс Синклер, доктор медицинских наук, доктор философии». Хорошо, как раз смогу прочитать их, пока ем. В первую очередь меня интересуют биографии членов команды и наличие у них докторской степени. Как выясняется, она есть у всех, кроме двоих.
Первая — это Лина Фогель, IT-специалист. Несмотря на вполне рядовое образование, у нее около двух дюжин патентов, и, кроме того, именно она создала одну знакомую мне программу, которая несколько лет назад была весьма популярной.
Что ж, это хороший знак. Кто бы ни собрал эту команду, он явно выбирал людей не по тому, насколько хорош их послужной список и как они будут держаться перед камерой в выпуске новостей.
Второй человек без докторской степени — Дэн Хэмпстед. Майор Военно-воздушных Сил, двадцать два года службы, шестьсот часов боя в более чем ста восьми военных операциях — вот все, что нужно знать о нем. Хотя список им убитых и отсутствует, есть список медалей: четыре креста «За летные боевые заслуги» с планкой «Доблесть», восемь медалей Военно-воздушных Сил с планкой «Доблесть», пять медалей Похвальной Службы, два «Пурпурных сердца». Хэмпстед вырос в пригороде Эль Пасо, закончил Техасский университет A&M, а потом — Школу истребительного вооружения ВВС США. Не женат, детей нет, как, впрочем, и у всех здесь присутствующих.
Далее в папке я нахожу схемы каждого из модулей кораблей. Все они производились в различное время различными агентствами и конструкторскими бюро. Есть ощущение, что некоторые из них доделали всего пару месяцев назад, а некоторые — около года. Фаулер говорил мне, что план разрабатывался уже на протяжении некоторого времени, но точно ясно, что они очень спешили его закончить. Некоторые страницы в папке лежат не по порядку, а некоторые вообще отсутствуют.
Как и члены команды, модули кораблей представляют собой мешанину, собранную из чего только возможно и сваленную в кучу в отчаянной попытке спасти человечество. Но это лучшее, что у нас есть.
У меня возникло много вопросов после того, как Фаулер вкратце рассказал обо всем, и некоторые из основных я задал. Но осталось множество более детальных, которые, если на них не ответить, могут похоронить всю нашу миссию. Кое-что прояснилось после прочтения папки с документами, но далеко не всё. Может, тут в конце есть рубрика «Вопросы и ответы», а может, на некоторые вопросы ответов просто не существует.
В любом случае мне нужно запомнить все, что смогу. Человечество бросает кубик в последний раз, и мы должны быть уверены, что сделали все возможное, чтобы увеличить наши шансы.
Фаулер включает экран, на котором тут же возникает надпись «Операция Первый Контакт».
— Всем здравствуйте. Рад вас приветствовать в Космическом центре Кеннеди. Меня зовут Лоренс Фаулер, я директор НАСА. Во-первых, запомните, что это был последний раз, когда вы вот так все вместе собрались перед обедом. Нам нужно многое обсудить и составить план, при том что времени у нас очень мало. Через несколько часов большинство из вас на сверхскоростных самолетах отправятся к своим точкам запуска по всему миру: в Россию, Гвиану, Японию и Китай. Здесь останутся доктор Чэндлер и доктор Синклер, мистер Уоттс, а также майор Хэмпстед.
В течение шестнадцати часов мы начнем запускать компоненты кораблей. Первые модули будут нести только запасы еды и инструмент, но не людей. Нам нужно проверить, как артефакт отреагирует на их появление на орбите. В зависимости от того, что мы увидим, будут скорректированы дальнейшие действия.
Я не собираюсь сейчас проговаривать все этапы миссии и все риски — вы их и так знаете. Сегодня поговорим о неизвестных аспектах предстоящей миссии и составим максимально возможный план действий.
Нажав кнопку, Фаулер вызывает на экран ту же симуляцию, что он показывал мне в Эджфилде: корабли формируются в космосе, а затем начинают свой полет к артефакту.
— С того момента, как зонд обнаружил артефакт, в дело вступили наземные телескопы. Согласно их наблюдениям, объект находится между орбитами Земли и Венеры, то есть примерно в двенадцати с половиной миллионах километров или в половине световой минуты от нашей планеты.
На экране появляется следующий слайд, на котором изображена встреча двух кораблей с артефактом.
— По нашим примерным подсчетам полет до цели Альфа займет около четырех месяцев. Как только вы доберетесь туда…
Он только что пропустил несколько моих вопросов, так что я вынужден, как первоклассник, поднять руку.
— Доктор Синклер?
— Просто любопытно. А артефакт — Альфа — перемещается?
— Да.
— Каков вектор движения?
— Ну, у нас есть только данные за двадцать пять часов наблюдений, но похоже на то, что он направляется к Солнцу.
— Скорость объекта растет?
— Понемногу, — медленно кивает Фаулер. — Более точных данных у нас нет.
— Понял. Но давайте представим на мгновение, что вы экстраполировали имеющиеся данные. Какой путь будет у объекта? Он встретится с Венерой или Меркурием?
— Нет. По нашим оценкам, он достигнет Солнца, но точное время мы не можем назвать.
В комнате повисает такая тишина, что можно услышать звук от падения булавки на пол. Мин смотрит на меня, понимая, к чему я клоню.
— Потому что вы не знаете скорости. У вас мало данных.
— Верно, — говорит Фаулер, и по его глазам видно, что он тоже понимает суть моих вопросов. Но он все же дает мне договорить.
— Точка встречи, о которой говорилось на брифинге, установлена на основании двадцати пяти часов наблюдений за скоростью артефакта. У меня вот какой вопрос: что, если мы ошиблись? Так мы можем промахнуться на семь миллионов миль.
Григорий качает головой.
— Но у корабля есть маневровые двигатели. Мы всегда можем скорректировать маршрут. — Ткнув пальцем папку с бумагами, он добавляет: — К тому же у нас есть телескопы.
Мин, сидящий между мной и Григорием, вытягивает руки.
— Да, но корабельные телескопы не такие мощные, как наземные. Суть в том, что вы оба правы. Мы можем корректировать курс, но Синклер говорит о том, что это не важно, если мы не имеем точных сведений о способности артефакта к ускорению.
Поделиться книгой: