Падение старой Европы

Через несколько минут спутники отыскали плохо освещённый подземный переход и вышли из него на противоположной стороне автодороги. Оказавшись на тротуаре большого проспекта, они постепенно влились в суету городской жизни. В отличие от старого сонного района, здесь всё ещё кипела активность. Людей вокруг было достаточно много, но Майя отметила, что мужчины и женщины, включая подростков, почти не отличаются друг от друга. Одинаковая цветастая одежда в стиле унисекс, похожие причёски и аксессуары. Единственные различия касались только вызывающего макияжа у геев и природных женских выпуклостей у лесбиянок, которые трудно было скрыть при всём желании.

Впрочем, встречались тут и транссексуалы в платьях и чулках. Оказывается со времён Кончита Вурст мода на бородатых «женщин» в Европе не только не прошла, а ещё и закрепилась. Теперь все трансгендеры носили бороды или усы, чем и отличались от обычных женщин. Но таких здесь, наверно, и не было.

— Круто, — задумчиво пробормотала Майя — Ху из ху сразу не поймёшь.

— Так это ж хорошо! — радостно воскликнул Валентин. — Никто не выпячивает своё либидо. Типа, я мужик, я женщина. Тут все равны. Настоящая Европейская демократия.

— А мне кажется, это уже перебор. Мужчина должен оставаться мужчиной, а женщина — женщиной. Это же вполне естественно.

— Это всё стереотипы, — отмахнулся Валентин. — Каждый может быть тем, кем захочет. Мужчина — женщиной, женщина — мужчиной. Главное не внешность и тело, а то, кем он себя ощущает внутренне.

Майя хмыкнула и с иронической улыбкой спросила:

— А ты сам-то, случайно, не из этих — голубеньких?

— А что, если и так? — резко остановился Валентин и с вызовом посмотрел на девушку холодными серыми глазами. — Что, если я гей? Ты теперь не будешь со мной общаться и пойдёшь своим путём? Ты гомофобка?

— Нет, конечно, — ничуть не смутилась Майя. — Зачем мне кого-то бояться? Тем более геев. Гомофобия — это боязнь кого-то, кто не похож на тебя. Поэтому я никак не могу быть гомофобкой. И мне, если честно, всё равно, кто ты по жизни. Это твоё личное дело, но…

— Тогда не надо задавать глупые вопросы и спорить о том, в чём ты не разбираешься, — сказал он, остывая. — Пойдём лучше в ресторан «Розовый фламинго», о котором говорил полицейский. Видишь, вон те двери с большой неоновой вывеской.

Майя молча кивнула и пошла за Валентином, расстроенная его неожиданной вспыльчивостью. Она подозревала, что этот парень не совсем обычный, но не хотела верить в то, что гопстоперы всерьёз обзывали его голубым. Раньше она с такими людьми не сталкивалась, и не умела точно определять их ориентацию по косвенным признакам.

У входа в ресторан стояли два здоровенных охранника, похожие на фантастических робокопов. Несмотря на тёплую погоду, они были облачены в металлопластиковые доспехи и шлемы с полупрозрачными лицевыми щитками.

— Круто! — восторженно произнёс Валентин, разглядывая, охранников. — Классный видок…

Он сделал шаг внутрь заведения, но ближайший к нему робокоп неожиданно повернул голову и выставил левую руку, преграждая путь. Затем что-то быстро спросил по-немецки нейтральным голосом.

Валентин замялся, пытаясь сообразить, что от него хотят. Потом извиняющимся тоном сказал:

— Ничего не понимаю. Ich nicht verstehen.

Охранник повторил свой вопрос, но уже немного медленнее.

— Всё равно не понятно. При чём тут наша сексуальная ориентация. Ерунда какая-то.

— А можно сказать тоже самое, только по-русски? — шутливо поинтересовалась Майя, даже не надеясь на ответ робокопа.

— По-русски можно, — незамедлительно ответил он ровным голосом без малейшего акцента. — Прошу сообщить вашу половую принадлежность и сексуальную ориентацию.

— А больше вам ничего не нужно? — возмутился Валентин, — Что это ещё за дискриминация по среди Европы?!

— Извините, уважаемый. Данный ресторан могут посещать только представители лесбийского класса…

— А-а… Ну, если так, тогда ладно. Но что же делать остальным людям — геям, бисексуалам, натуралам и так далее? Куда нам идти?

— Для всех представителей ЛГБТ классов есть свои рестораны, кафе, клубы и развлекательные центры по всему городу. Могу отправить на ваш коммуникатор интересующие вас навигационные маршруты или вызвать такси.

Для всех ненормалов, бывших натуралов гетеросексуальной ориентации, увеселительные заведения расположены только в старых районах города, за пределами кольцевой трассы.

За всё время их разговора охранник ни разу не поменял позу, и девушку вдруг осенило.

— Чёрт возьми!.. Да это же настоящие роботы. Посмотри на них. Они стоят, как вкопанные, не шелохнуться.

— Прошу прощения, уважаемая, — отозвался второй охранник, — мы не роботы, а андроиды типа ВИТОС.

— Что ещё за Витос? — удивился Валентин. — Я знаю только Витаса, но он певец.

— ВИТОС по-русски означает высоко интеллектуальная техническая охранная система.

— Зашибись… — проронила Майя, отступая назад. — Это, наверняка, японцы постарались. Они сейчас лучшие в робототехнике.

— Да какая разница, кто их сделал, — махнул рукой Валентин и отошёл вслед за девушкой. — Всё равно эти андроиды нас в ресторан не пустят.

— И в другие заведения, скорее всего, тоже. По крайней мере, меня точно не пустят. Я же теперь, по их мнению, ненормалка. Вот тебе и равноправие, Валёк. — Майя ткнула парня локтем в рёбра. — Вам, значит, всё самое лучшее, а нам ненормалам то, что осталось на задворках города.

А ты ещё говоришь — Европа впереди планеты всей…

Валентин замялся и виновато опустил голову.

— Ну, извини. И на старуху бывает проруха. Я даже не думал, что здесь всё так устроено. По телеку об этом ничего не рассказывают.

— Да нет, уже кое-что начинают рассказывать. Например, о том, что в Европе на работу предпочитают брать представителей ЛГБТ сообществ, чтобы не ущемлять их права. А в детсадах и школах детей с малолетства призывают к смене половой ориентации и активно занимаются сексуальным воспитанием с демонстрацией картинок и видео.

По-твоему это нормально?

— Не очень…

— Да совершенно ненормально! Это полная дурь. А Европа ещё пытается учить нас демократии, морали и правам человека. — Майя негодующе фыркнула и быстро зашагала в сторону городских окраин. Затем спросила: — Ты, к примеру, когда осознал себя геем?

Валентин помолчал и нехотя ответил:

— Я понял, что мне нравятся мужчины около трёх лет назад, когда попал в военкомат и увидел там настоящих военных — красивых, здоровенных. Правда, в армию меня не взяли по состоянию здоровья.

А потом я убедился, что мне намного интереснее и легче общаться с парнями. Но, если хочешь знать, я ни с кем из них по-настоящему не встречался, поскольку боялся, что они меня оттолкнут.

И вот только недавно, пару недель назад, я случайно познакомился с двумя геями из нашего города. Они пригласили меня в закрытый ночной клуб «Стрекоза», где я встретился с другими отличными ребятами. А сегодня вечером я спешил в клуб, чтобы пройти обряд посвящения. Меня должны были официально принять в гей сообщество.

— По крайней мере, ты шёл на это добровольно и совершенно осознанно. Тебе ни кто не говорил, что в душе ты можешь быть девочкой, которой наверняка подойдёт кружевное платье. А в Европейских странах уже пытаются воспитывать из детей лиц среднего пола, оправдывая это толерантностью и сексуальным раскрепощением. Мол, стереотипные половые роли мальчика и девочки, мужчины и женщины ограничивают свободу индивидуального выбора каждой личности.

Представляешь, как закрутили?

Ответить на это Валентину было нечего. Он только вздохнул и вместе с девушкой спустился в подземный переход.

Когда они проходили тут в первый раз, то не обращали внимания на металлические стены, а сейчас раздвижные створки дверей и простая черно-белая вывеска «Von Mark» сразу бросились им в глаза.

— Это, наверно какое-то подземное кафе или бар, — предположила Майя.

— Логично, — согласился Валентин. — Называется «У Марка».

— Если это заведение работает и там нет вышибалы, может нам удастся, хотя бы, водички попить. А то в горле уже пересохло.

Она подошла к дверям. Створки автоматически открылись, пропуская людей внутрь небольшого уютного помещения с десятком столиков. Три из них были заняты посетителями ближневосточной, африканской и европейской внешности.

Глава 3

Интерьер бара был оформлен в ретро стиле. Пол выложен крупной плиткой коричневого и бежевого цвета. Жёлто-зелёные стены украшены картинами, панно и яркими светильниками. Повсюду обилие декоративных, в том числе деревянных, элементов. На круглых столиках лежали белые скатерти и салфетки, а стулья накрыты чехлами. Из скрытых динамиков под потолком доносилась тихая ненавязчивая музыка.

За длинной барной стойкой находился полноватый мужчина лет пятидесяти. В его тёмных курчавых волосах уже было достаточно седых прядей, что бы угадать возраст. Одет он был в классический костюм бармена — чёрные штаны, белая рубашка и короткий жилет. Дополнением являлись белые перчатки и чёрная бабочка на воротнике.

Заметив вошедшую парочку, он широко улыбнулся и, чуть картавя, поздоровался:

— Guten Abend, meine Herren!

— Hallo! — ответил Валентин, демонстрируя знание иностранного языка.

— Здрасте, здрасте, — пробормотала Майя, оглядываясь.

— О-о, неужели вы из России? — Ещё больше обрадовался бармен, переходя на русский язык с небольшим акцентом. Он вышел из-за стойки и широким жестом указал на свободные столики. — Пожалуйста, господа, присаживайтесь. У меня так редко бывают русские люди. Последний раз заходили в прошлом году.

Кстати, я Марк — хозяин и обслуживающий персонал этого бара. К сожалению, на официантов сейчас не хватает средств. Сами знаете, у нас очередной финансовый кризис.

— А вы сами откуда так хорошо знаете русский язык? — спросила девушка, устало опустившись на стул в ближайшем углу помещения.

— Так я же и сам почти русский. Точнее русский еврей из Одессы.

Во время гражданской войны на Украине пришлось бежать к родственникам, сначала в Польшу, а потом и сюда в Германию. Получил статус беженца, затем гражданство, да так тут и остался. А потом жена, дети, бизнес… Сами понимаете.

Ага, — кивнул Валентин, — а почему вы не спросили нас о половой принадлежности и сексуальной ориентации, когда мы вошли в бар?

Марк задумчиво хмыкнул.

— А почему вас это интересует? Может вы завербованы полицией нравов?!.

— Вы настоящий Одесский еврей, — рассмеялась Майя. — Отвечаете вопросом на вопрос.

Дело в том, что нас не захотели пускать в ресторан «Розовый фламинго». И всё из-за того. Что он гей, а я гетеросексуальная ненормалка.

У вас тоже такие правила?

— Конечно нет, sehr geehrte Lady.

Мой бар один из немногих, расположенных под кольцевой автотрассой на границе между элитными районами города и его старыми окраинами. Ко мне могут приходить все, кто пожелает, хоть нормалы, хоть ненормалы.

Это нейтральная территория. Она отлично подходит для деловых переговоров между представителями разных классов. Только поэтому меня никто здесь не трогает.

— Значит, нам повезло, что мы нашли ваше заведение.

Можно попросить у вас бокал холодной воды или минералки?

— Два бокала, — поправил девушку Валентин. — И ещё что-нибудь из горячих блюд на ваше усмотрение. Мы проголодались.

— Всё, что угодно, господа. У нас есть фирменное жаркое «От Марка». Пальчики оближите! Будет готово через полчаса. А минералку сейчас принесу. Eine Moment.

Когда хозяин бара ушёл за водой, Майя вопросительно взглянула на своего спутника.

— А у тебя валюта есть, чтоб заказывать здесь еду?

— Ещё бы! Сотня евро и двести долларов.

Я должен был отдать их в кассу клуба «Стрекоза», как единоразовый взнос за приём в гей сообщество. Многовато, конечно, но у них такие правила.

— Тогда живём, — благодушно улыбнулась Майя. — Во всяком случае, пока не кончились деньги.

Вскоре к ним вернулся Марк с двумя бокалами минералки.

— Прошу, господа.

Ещё что-то желаете?

— Нам бы к интернету подключиться, — ответил Валентин. — У вас тут вай-фай имеется?

— Уж сто лет, как не работает. Мы пользуемся только сетью ГКС. Вам ли, молодёжи, этого не знать.

— Хм, честно говоря, не знаем. Лично я такими вещами мало интересуюсь. ГКС — это, наверно, какая-то глобальная сеть?

— Совершенно верно — глобальная коммуникационная сеть. А говорите, что ничего не знаете.

— Просто мы живём в маленьком провинциальном городке, — сказала Майя, напившись воды. — А там с новыми интернет-сетями пока ещё туго. Цивилизация к нам ползёт, как черепаха. А у вас тут и электромобили на каждом углу, и андроиды ВИТОСы и даже ГКС.

— Ничего, в вашем городе всё это тоже скоро появится. Зря что ли Россия развивается семимильными шагами.

— Да, уж, развивается, — скептически хмыкнул Валентин. — Но при этом я чувствую себя там каким-то ущемлённым, неполноценным.

В России к геям, лесби и другим меньшинствам относятся, если не совсем уж враждебно, то уж точно отрицательно.

— Потому что у нас ещё остались традиционные семейные ценности. — ответила Майя. — Хочешь быть геем, будь им у себя дома или в ночном клубе. Но не надо демонстративно показывать всем свою принадлежность к определённому сообществу и ходить голым на парадах в защиту своих прав. В России вас специально никто не притесняет, за исключением каких-нибудь уличных отморозков. И вообще, в семье должны быть мама, папа и рождённые в любви дети. А не родитель один, родитель два и дети типа оно вместо сын и дочь, которые ещё неизвестно кем вырастут.

— Вы правы, — кивнул Марк и, быстро взглянув на других посетителей бара, тихо продолжил: — Если бы вы только знали, как нам тут живётся…

Старые районы города превратились в настоящие гетто, для тех, кто придерживается традиционных взглядов на личную и семейную жизнь. Там остались, в основном, немецкие старики и эмигранты из Турции, ближнего востока, Африки. В своё время они просто заполонили Германию, и сейчас их даже больше, чем коренных бюргеров. Они стараются жить в обычных семьях, сохраняя мусульманские традиции. Но все они практически бесправны, люди второго сорта, которые могут быть только чернорабочими и обслугой. А чтобы выбиться в люди и подняться на какой-то высокий пост, надо перейти в один из ЛГБТ классов и доказать свою принадлежность к нему. То есть вступить в однополый брак.

Самое интересное — сначала наши талерантные европейцы пустили к себе миллионы эмигрантов, потому что Германии нужны были новые рабочие руки, а когда осевшие здесь радикальные исламисты стали угрожать странам Евросоюза всеобщей исламизацией и запретом сексуальных свобод, местные власти решили закрутить гайки, пока дело не дошло до открытого противостояния… И, как часто у нас бывает, не обошлось без перегибов в сторону ущемления прав всех эмигрантов, и особенно мусульман, которые всегда сохраняли традиционные семейные ценности. И так почти во всех городах и странах Европы…

Это такой новый, изощрённый, рафинированный нацизм с разделением людей по ценностным взглядам и сексуальной ориентации.

— А как же продолжение рода среди белых европейцев, если они предпочитают однополые союзы?