Помоги проекту - поделись книгой:
Вместо предисловия
Уважаемый читатель!
Книга, которую вы открыли, для меня не совсем обычна. Ознакомившись с сюжетными набросками, мой друг, читатель высочайшей квалификации, сказал, что это РеалРПГ. Сам я в ропыгах не разбираюсь, поэтому просто согласился с его мнением.
Действие пойдёт с постепенным (не быстрым) нарастанием.
Ещё один момент — в книге будет хватать секса, впрочем, как уже привыкли мои читатели, не столько описываемого, сколько обозначаемого. Порнография — это не ко мне, но герои и героини у меня, скажем так, очень жизнелюбивые.
И да, это моя первая «ёфицированная» книга. Так что если заметите, что я где-то пропустил по привычке букву «ё», не поленитесь сообщить в комментах или в личку — исправлю.
Ну вот. Кого всё изложенное не напугало — открываем главу 1 и приятного чтения!
Ваш автор
Глава 1. Блондинка не из анекдота
Ненавижу телефонные звонки во время завтрака. Ненавижу злобно и люто. Ненавижу вместе с теми, кто звонит. Обед там или ужин — это да, тоже до крайности неприятно, когда отрывают, но завтрак… Завтрак — это святое, до него же целую ночь вообще ничего не ешь! И потому мешать мне наслаждаться утренней трапезой и отвлекать от неё — это фашизм. Оголтелый, бесчеловечный и подлежащий беспощадному искоренению, желательно вместе со своими носителями.
Телефон я всё-таки взял и звонок принял. Ну да, номер незнакомый, но это и понятно — те, кто меня знает, в такое время звонить не рискнут. «Алло» я сказал таким голосом, чтобы на том конце сразу поняли: здесь и сейчас им совсем не рады. Однако то ли не поняли, то ли не захотели понять…
— Здравствуйте! Могу ли я услышать Павла Сергеевича Иванцева? — голос в телефоне оказался, во-первых, женским, а, во-вторых, довольно приятным.
— Уже слышите, — недовольно ответил я. Хорошо хоть, фамилию назвала правильно, а то каждый второй норовит Иванцовым обозвать. Тут я даже пожалел, что дамочку придётся послать подальше, пусть и относительно вежливо. А что делать? Надо посылать, надо — мало того, что завтракать мешает, так и звонит, небось, с очередным «выгодным предложением», а уж такие звонки я терпеть не могу в любое время. А может, вообще телефонная мошенница, этих сейчас вообще развелось как собак нерезаных…
— Здравствуйте, Павел Сергеевич, — женщина поздоровалась повторно, на этот раз обратившись уже по имени-отчеству. — Заплавская Марина Дмитриевна, искусствовед.
Я промолчал, искусствовед Заплавская, должно быть, ожидавшая услышать ответное приветствие или хотя бы что-то вроде «очень приятно», и не услышав, после недолгой паузы продолжила:
— Я представляю интересы известного немецкого коллекционера и галериста Фридриха Диллингера…
Хм, а это уже что-то новенькое… Когда звонят с каким-нибудь на фиг мне не упавшим «уникальным выгодным предложением», обычно представляются работниками банка, сотрудниками инвестиционной компании, на худой конец интернет-магазина, а тут на тебе, немецкий коллекционер и галерист. Тоже, конечно, с претензией — немецкий, понимаешь, не какой-нибудь там ещё! «Обрати внимание — сделано в Германии», мать его… Нет, пожалуй, не стоит эту Заплавскую сразу посылать. Интересно же, что такого новенького эти телефонные доставалы придумали.
— Господин Диллингер выразил желание купить принадлежащую вам картину «Рассвет в Зухове», — деловито продолжила Заплавская. Ого! Даже так? — И в этой связи я предлагаю наиболее выгодный для вас вариант.
— И какой же? — на всякий случай я постарался, чтобы недоверие в моём голосе аж на вкус ощущалось.
— Предварительно провести квалифицированную оценку картины, — кажется, Заплавская предложенный вкус не ощутила. — Господин Диллингер назовёт сумму, которую он готов уплатить за картину, однако, если оценка установит, что картина стоит больше, вы вправе будете запросить именно сумму оценки.
— А если меньше? — на автомате спросил я.
— Согласитесь с ценой покупателя, — пояснила Заплавская таким тоном, что мне даже немножко стыдно стало — мог бы и сам догадаться.
— Да? А в чём тут ваша выгода, Марина Дмитриевна? — ф-фух, хорошо, что имя-отчество сразу не забыл.
— Я в любом случае получу свои комиссионные за счёт покупателя, — с явным самодовольством ответила искусствоведша, — и вы же понимаете, что чем больше сумма сделки…
—…тем больше ваш доход, — продолжил я за неё.
— Ну вот, Павел Сергеевич, мы с вами друг друга поняли, — чёрт, а приятный всё-таки у неё голос. — Так как вам моё предложение?
— И как это будет происходить технически? — я понимаю, отвечать вопросом на вопрос, мягко говоря, не очень вежливо, и если бы так поступили со мной, недовольство своё я бы, в зависимости от обстоятельств, выразил или как минимум затаил, но эта Заплавская отвлекла меня от завтрака, так что в её отношении действие правил хорошего тона я посчитал возможным временно ограничить.
— Мы вместе с вами отвезём картину в лабораторию, где вам выдадут документ о приёме картины на оценку, дня через три-четыре будет готово заключение. Цену вам назовут ожидаемую аукционную, так что при продаже без посредников её будет разумно уменьшить процентов на двадцать, — бодро доложила Заплавская.
— Но вы же посредник, — возразил я.
— Нет-нет, что вы! — кинулась протестовать Заплавская. При личном разговоре наверняка бы ещё и руками замахала. — Деньги вы получите напрямую от покупателя, как и я свои комиссионные, никакого посредничества!
— А почему тогда такая разница в цене? — не понял я.
— Так аукцион на самом деле и есть посредник, — ответила Заплавская. — Вот и забирает свой сбор. Кстати, мои комиссионные будут намного меньше, и поэтому покупатель быстрее согласится с вашей ценой. Итак, Павел Сергеевич, когда мы с вами сможем поехать в лабораторию?
— А разве я уже дал согласие? — как-то слишком быстро она всё за меня решила.
— Так для вас же это бесплатно, — напомнила Заплавская. — Оценку оплачу я, а эти расходы мне компенсирует покупатель.
— Если купит, — уточнил я. — А вдруг нет?
— Тогда это будет моей проблемой, — как-то очень уж беззаботно сказала Заплавская. — В любом случае не вашей. Но вы, Павел Сергеевич, вот о чём подумайте…
— И о чём же? — интересно, какие доводы она ещё припасла?
— Вы ведь знаете, сколько денег лежит у вас в банке? — понимая, что вопрос риторический, отвечать я не стал, а Заплавская тут же и добавила: — Так почему бы вам не узнать, сколько денег висит у вас на стене?
Договорившись с Заплавской, что она заедет за мной и в какое время это историческое событие произойдёт, я с некоторым удивлением признал, что вести деловые переговоры Марина Дмитриевна умеет.
Эх, вот как чувствовал — договорился на работе, что сегодня работаю из дома, не надо никуда собираться и уматывать, можно спокойно дождаться эту самую Заплавскую, а потом и смотаться с ней к оценщикам. Интересно, а внешность у барышни столь же приятная, как и голос?
Закончив с завтраком, побрившись и сравнительно прилично одевшись, я в ожидании настойчивой искусствоведши (а чего тянуть-то, договорились, что прямо сейчас она и заедет) отправил электронное письмо Косте, моему старинному, со школьных ещё времен, приятелю, ныне успешно подвизавшемуся на ниве всяческих околохакерских дел, как сам Костя скромно определял род своих занятий. Пусть Костя поищет побольше информации о том самом коллекционере и галеристе Фридрихе Диллингере. Немецкий Костя знает, английский, разумеется, тоже, так что ему такое нарыть будет не особо сложно. По крайней мере, я на это надеялся.
Вспомнились слова Заплавской о висящих на стене деньгах. Удачно искусствоведша выразилась, что тут скажешь… Мне в своё время картина обошлась в полторы тысячи деньгами две тысячи седьмого года. Полторы тысячи рублей, понятное дело. Купил я её у нас в Кусковском парке на стихийном художественном рынке. Да, тогда вот так продавали, а теперь — ишь ты, прямо целый немецкий галерист готов приобрести. Интересно, если немец предложит ту же полтораху, только евриками? Может, и продать ему, не долго думая? Или?..
Булькнул сигнал уведомления о приходе нового сообщения на емейл. Ну да, любимая работа меня не забыла, прислали задание на сегодня. Просмотрев письмо и вложения, я остался довольным — перетрудиться во благо владельцев фирмы мне не грозило. Всё, чем меня озадачили, делается по шаблону, причём шаблон этот у меня уже давно и качественно отработан, вылизан, можно сказать… Да, поездка к оценщикам работу мне сегодня не сорвёт и даже не особенно осложнит. Так отчего бы и не прокатиться?
…Картину я купил тогда, что называется, по приколу — очень уж глюково она смотрелась. Впрочем, глюково она смотрелась и сейчас. Типичный сталинский небоскрёб со шпилем, подсвеченным первыми, ещё не очень уверенными лучами восходящего солнца, самодовольно высился среди каких-то домишек полудеревенского вида, пока что тонувших в предрассветной мгле. Став владельцем этого плода неуёмной фантазии некоего Малюева (именно так, одной фамилией, подписался художник), я полез в интернет искать, что там есть об этом городе и этом живописце.
Нашлось немного. Википедия ограничилась коротенькой статьёй, из которой следовало, что Зухов — город в Пермском крае, что население его составляет тринадцать тысяч человек по переписи две тысячи второго года, что в городе есть завод нестандартного оборудования, завод железобетонных изделий, консервный завод, швейная фабрика, а также ряд иных предприятий и железнодорожная станция. Культурная жизнь в Зухове тоже имеется вместе с городским музеем, домом культуры, библиотекой и памятником героям Великой Отечественной войны. Ещё написали, что село Ползухово известно аж с шестнадцатого века, городом стало при Екатерине и с повышением статуса утратило четыре буквы из имени. Вот, собственно, и всё. Нет, не всё. До кучи Зухов оказался закрытым административно-территориальным образованием. Как я подозревал, из-за того самого завода нестандартного оборудования, уж под такой-то вывеской у нас может скрываться вообще что угодно. Было в статье и несколько сделанных в Зухове фото, ни на одном, ясное дело, никакого небоскрёба не наблюдалось.
О художнике Малюеве в интернете нашлось побольше. Он оказался вовсе не Малюевым, а Эдуардом Феликсовичем Ковальским, известен был как мастер городского и фантастического пейзажа, а также тем, что десять лет провёл в ГУЛаге по стандартному в те времена обвинению в контрреволюционной деятельности. Впрочем, и дальше у него жизнь, похоже, не сложилась — неоднократно встречались упоминания о беспробудном пьянстве Малюева-Ковальского и о неприятностях, в которые он из-за этого постоянно попадал. О смерти художника нигде ничего не говорилось, и лишь в одном месте я наткнулся на строчку «решением суда признан умершим ввиду своего безвестного отсутствия начиная с апреля 1962 года». Картина «Рассвет в Зухове» ни в одной статье про Малюева не упоминалась.
…Марина Дмитриевна приехала почти вовремя, опоздав всего на десять минут, и то не поленилась позвонить и предупредить об опоздании. Серьёзная дама, что тут ещё сказать, деловая.
— Может быть, вы меня всё-таки впустите? — с лёгкой ехидцей поинтересовалась она, наблюдая за моими попытками спрятать от неё своё, скажем так, удивление, а когда у меня наконец-то получилось, и я, впустив гостью, закрыл дверь, добавила без вопросительной интонации в голосе: — Не ожидали. Ну ничего, я давно привыкла.
Да уж, не ожидал… Фотография барышни, так грамотно обработавшей меня по телефону, идеально смотрелась бы на обложке сборника анекдотов про блондинок. Кукольное личико с большущими серо-голубыми глазами, обрамлёнными длинными ресницами, безукоризненно оформленная чёлка золотистых волос, макияж, убедительно изображающий своё отсутствие — всё как положено. И, похоже, сама Заплавская этот свой образ умело и целенаправленно эксплуатировала. Во всяком случае, ресницами пару раз хлопнула явно специально, для усиления эффекта. Ну и фигурочка, да… Как там? Блондинка, девяносто-шестьдесят-девяносто, ищет приключений на свои вторые девяносто? Насчёт средней цифры точно не скажу, там, похоже, до шестидесяти не дотягивало, а вот верхние и нижние девяносто очень даже наличествовали. Оделась Заплавская, правда, не совсем по канону — ничего розового на ней не было, зато и тёмно-синий приталенный пиджачок, и того же цвета коротенькая юбочка сидели как нарисованные, внатяг, и колготки весело поблёскивали, да и туфли смотрелись вполне себе лабутенисто. Если бы под всем этим на Марине Дмитриевне оказались ещё и стринги, я бы не удивился. А что образ немного искажался здоровенной картонной папкой — ну понятно, это для картины.
— Так где у вас картина? — Заплавская, надо полагать, решила, что должное впечатление произведено и пора переходить к делу. Оторвавшись от мыслей о том, какого цвета стринги носит искусствоведша, я пригласил её в гостиную.
— Да, настоящий Малюев, — полюбовавшись картиной, согласилась Заплавская и, аккуратно разложив папку на диване, попросила меня картину снять.
— Уверены, что влезет? — сам я такой уверенности не испытывал.
— Конечно, — ответила Заплавская. — Я же папку специально под размеры брала.
— А откуда вы их знаете? — удивился я.
— Так картина же выставлялась, в каталоге размеры указаны.
— А как вы узнали, что картина у меня? — по уму, спросить об этом надо было ещё по телефону, но и сейчас не поздно.
— В документах были координаты прежнего владельца, — Заплавская ловко управилась с завязками папки, — я попыталась найти его, узнала, что он умер. А у его наследника, который и продал вам картину, остался ваш телефон, и вы его с тех пор, к счастью, не поменяли.
Да уж… Желанием иметь картину я тогда загорелся сразу, а денег с собой не было. Вот и пришлось договариваться с продавцом, что он подождёт до завтра, а потом созваниваться и встречаться. Я-то в тот же день номер продавца стёр, а этот, надо же, сохранил…
Ехать в машине с женщиной за рулём я, честно сказать, не особо люблю, но выбора не предусматривалось. Впрочем, автомобиль водила Марина Дмитриевна совсем не как блондинка, а уж как ловко и аккуратно она пристроила свой «фольксваген» на парковку, вообще было любо-дорого посмотреть.
Эксперт, вооружившись лупой, осматривал картину довольно долго, особое внимание уделяя углу с подписью автора, которую он ещё и сфотографировал. Затем специалист тщательно осмотрел и сфотографировал углы подрамника, осторожно провёл каким-то мелком по краю красочного слоя, после чего спрятал мелок в пробирку и засел за компьютер.
— Ну что, я могу вас поздравить, — минут через пятнадцать выдал эксперт. — Подробное комплексное исследование картины ещё последует, но мне уже сейчас ясно, что это подлинный Малюев. Датировку и оценку сделаю к пятнице, тогда же и заключение составлю. Вас устроит?
Нас устроило. Дальше был поход в бухгалтерию, где искусствоведша оставила четыре с половиной тысячи рублей, получив вместо них квитанцию и чек, мне досталась расписка в приёме картины, а затем мы с Мариной Дмитриевной снова оказались на улице.
— Такси вызовете или будете просить меня вас домой доставить? — деловито осведомилась Заплавская.
Ну вот ещё, такси. Сама всё это затеяла, сама теперь меня и вози, — примерно так я подумал, но высказался куда более вежливо.
— Алкоголь за рулём вам нельзя, — начал я, и дождавшись, пока Марина Дмитриевна осознает эту несправедливость, продолжил: — Но вот чаем или кофием, по вашему выбору, готов вас у себя дома угостить. А если согласитесь сделать по пути совсем небольшой крючок, то и с очень хорошим тортиком.
— С тортиком… — мечтательно протянула Заплавская. — Чай-то у вас наверняка в пакетиках? — вернулась она к деловому тону.
— Обидеть хотите? — я широко улыбнулся. — Настоящий развесной цейлонский! Лично заварю в вашем присутствии!
— Тогда не с тортиком, а с пироженками, — весело отозвалась она. — Маленькими и не больше трёх штук, а то я за фигуру боюсь!..
…Да, всё когда-то бывает в первый раз. Сегодня я первый раз в жизни оказался рад, пусть и не сразу, что меня оторвали от завтрака. И если учесть, что знакомство с Мариной ещё продолжится, я готов был посчитать такую компенсацию за вмешательство в свой завтрак более чем приемлемой.
Глава 2. Письмо из Зухова
В общем и целом Марина Заплавская была собой довольна. Да, не факт, конечно, что Иванцев решится продать картину, насколько Марина умела разбираться в людях, с этим человеком отказ от продажи полностью исключать не стоило бы. Но за последнюю неделю она нашла ешё двух владельцев картин Малюева, так что даже если удастся продать только одно полотно, её заработок окажется более чем неплох, а уж она-то почти наверняка устроит продажу двух картин. Опять же, Иванцев оказался единственным из всех троих, кого пришлось завлечь бесплатной оценкой картины — двое остальных так обрадовались возможности заработать почти на пустом месте, что оценку без долгих уговоров оплатили сами.
Да, господин Диллингер явно выразил особый интерес именно к «Рассвету в Зухове», но и любые другие картины Малюева купить готов — на европейских аукционах они сейчас идут очень хорошо, так что в накладе он в любом случае не останется, а значит, и она не останется без своих денег. Заодно и статейку о Малюеве у неё примут к публикации, там гонорар пусть и копеечный по сравнению с комиссионными будет, но всё больше ноля.
Заплавская усмехнулась. «Всё больше ноля» — это выражение она подцепила у Иванцева. Нет, мужчина он интересный, и ничего против того, чтобы замутить с ним лёгкую интрижку вплоть до периодической в течение некоторого времени дружбы организмами, Марина не имела, но… Но пока она никак не могла решить для себя, что будет лучше — пойти ему навстречу сейчас и использовать их отношения как дополнительный стимул для Павла продать картину, или же дождаться её продажи и уступить его ухаживаниям в качестве награды за правильное решение. Оба варианта имели свои плюсы и минусы, но пока Марина больше склонялась к первому. И вот это её даже немного пугало.
Вообще, взглядов она придерживалась довольно свободных и ничего против использования собственного тела в качестве инструмента достижения своих целей не имела. Причём до проституции, то есть до банального открытия доступа к телу за деньги, не опускалась никогда. Вот ещё, глупости какие, заработать денег она и сама может. Вопрос тут, где и как это лучше сделать, и вот уже чтобы получить возможность зарабатывать побольше и не особо напрягаясь, Марина и могла допустить до себя тех, от кого это зависит. А что тут такого? Если секс — дело добровольное, то и благодарность за него в виде предоставления некоторых услуг и открытия некоторых возможностей — тоже, знаете ли, продукт взаимной договорённости при полном непротивлении сторон. А если при этом ещё и удовольствие получить, то почему бы и нет?
Удовольствие, правда, сопутствовало получению тех самых услуг и возможностей далеко не всегда. Например, Марина очень не любила вспоминать ощущения, испытанные ею в запертом на ключ кабинете замдекана её факультета, зато полученная по итогам тех ощущений работа в реставрационных мастерских при учебном заведении оказалась очень полезной в плане и заработка, и освоения специальности. Но вот с преподавателем, который помог ей перебраться из этих мастерских в редакцию сотрудничавшего с институтом издательства, она чувствовала себя настолько хорошо, что их отношения продолжались аж больше полутора лет. Вполне приятные ощущения оставались и после периодических поездок к директрисе модной галереи, через работу в которой Марина сделала своё имя известным и уважаемым среди художников и покупателей их работ, да и кое-с-кем из тех художников Марина поддерживала отношения не только деловые…
Но с Иванцевым как-то само собой прорисовывалось что-то другое. Мужчины старше, а иной раз и намного старше неё у Марины были, и она прекрасно понимала, что разница в возрасте — это, знаете ли, не просто циферки в паспорте, но этот сорокадвухлетний мужчина старым ей не показался даже с первого взгляда. Кстати, о первом взгляде… Марина даже коротко хихикнула вслух, вспоминая, как Павел уставился на неё, когда открыл дверь. Да, шок — это по-нашему! Вообще, за свою внешность Марина постоянно возносила хвалу папе с мамой и законам генетики — очень уж много пользы она приносила. Во-первых, это шикарная маскировка — многие мужчины начинали всерьёз воспринимать «эту блондинку», когда было уже поздно, и она подводила их к такой стадии принятия её интереса, на которой давать задний ход становилось уже совсем не по-мужски. Во-вторых, это и инструмент был крайне действенный — мало, очень и очень мало нашлось бы мужчин, готовых отказать в просьбе такой милой очаровательной барышне! А что они при этом рассчитывают на совершенно определённую благодарность с её стороны, и, не получив таковую, сильно разочаровываются в жизни вообще и в ней лично в особенности — так это не её проблемы, а тех, кто привык думать, что все люди — братья, а все бабы — сёстры. Да, она не против иногда такую благодарность и предоставить, причём не только мужчинам, но вот кому и когда — решать будет она сама. А уж в том, что реши она именно так отблагодарить мужчину, ему и в голову не придёт захотеть от неё чего-то иного, Марина, трезво оценивая свои возможности, не сомневалась ни секунды. Вот Павла она так почти наверняка отблагодарит, в том числе, кстати, и потому, что он сразу всё понял и интерес проявил к ней самой, какая она есть, а не просто к обладательнице внешности некоего, пусть даже и очень высокого, стандарта. Опять же, мужчина, понимающий толк в сладостях, но при этом не кондитер, на взгляд Марины, пустым и никчемным человечком не мог быть в принципе. Да уж, пирожные оказались просто изумительными, давно она таких не пробовала… Показанный Павлом магазинчик точно надо взять на заметку.
Неожиданно интересно оказалось и общаться с Павлом. И опыт жизненный у него немалый, и рассказывать он умеет увлекательно и интересно. Марина даже не смогла вспомнить, кто именно из них предложил перейти на ты — как-то оно само собой вышло, легко и естественно. Тут Марина вернулась к размышлениям о разнице в возрасте. Да, Павел седой и усатый, этакий олдскульный мамонт, но вот своё преимущество в богатстве жизненного опыта он показывал ей как-то ненавязчиво и без того чувства собственного величия и превосходства, которое так любят демонстрировать многие старшие — на взгляд Марины, в большинстве случаев совершенно не к месту. Ну подумаешь, ему сорок два, ей двадцать восемь, и что? В дочки она ему точно не годится, в младшие сёстры, пожалуй, тоже. Марина попыталась мысленно произнести эту фразу, вставив туда «ещё» и «уже», но быстро запуталась, в каких местах должны стоять эти наречия — то ли ешё не годится в дочери, но уже не годится в младшие сёстры, то ли наоборот… Да и ладно, не настолько это существенно. В общем, с Павлом им только дружить и остаётся, с перспективой скорого перехода этой дружбы, как говорится, в горизонтальную плоскость.
И, пожалуй, толк от такой дружбы будет не только, а может, и не столько в приятных ощущениях, которые могут подарить другу мужчина и женщина. Чутью своему Марина привыкла доверять, а то самое чутьё подсказывало, что надёжность и уверенность Павла, которые он без особой настойчивости, но вполне убедительно обозначил, ей ещё пригодятся. Именно это открытие сначала испугало молодую женщину, а потом заставило призадуматься — уж замуж она точно пока не собиралась, ни за Павла, ни вообще, а для чего ещё могут понадобиться ей в жизни такие качества её нового друга, представить себе не могла. Вот разве только у них будут какие-то совместные дела… Но какие? Какие общие дела могут быть у неё и у него при такой разнице их занятий? Хотя… Искусствовед и менеджер по рекламе — это же сила! Покруче будет, чем галантерейщик и кардинал!
То ли мне каким-то неведомым образом удалось воздействовать на Марину силой своей мысли, то ли она сама сообразила, то ли просто так удачно сложилось, но с напоминанием о том, что пора забирать картину, Марина позвонила мне минут через пять после того, как с завтраком я уже закончил. Как и в прошлый раз, она за мной заехала, что потом двинем опять ко мне, подразумевалось по умолчанию. С работой на сегодня я решил вопрос легко и просто — зная, что именно мне дадут, сделал всё заранее. Откуда я знал? Так я у себя в агентстве человек не последний, сам же к формированию этих заданий и имею отношение.
Заключение экспертизы порадовало — картину признали написанной не ранее пятидесятого и не позднее пятьдесят второго года, авторство Малюева (Э.Ф. Ковальского) установили с полной определённостью. Стартовая аукционная цена составила, согласно заключению, триста тысяч рублей или чуть меньше трёх с половиной тысяч евро, это уж кому как больше нравится. Меня, например, и так, и этак вполне устраивало, Марину, как я понял, тоже. Хотя, если, как она говорила, скинуть с этой суммы двадцать процентов, получалось поменьше, двести сорок тысяч, но тоже неплохо, как-никак в сто шестьдесят раз дороже, чем я её покупал. Пока ехали ко мне, я поинтересовался у Марины, откуда такой бурный рост цен.
— Мода, — пояснила она. — Очень высокий спрос. Малюев поляк и сидел при Сталине, а это для Европы тоже плюс. И потом, в двенадцатом году исполнилось пятьдесят лет, как Малюев считается умершим, то есть все его картины автоматом попали под четыреста тридцать пятый федеральный закон, требующий разрешения Минкульта на их вывоз из России. Сам понимаешь, это только прибавило им цены. Но «Рассвет в Зухове» — самая дорогая его вещь. Кстати, раз они заявили эту цену стартовой аукционной, можно и накинуть будет процентов тридцать. Насчёт вывоза юрист говорит, что под четыреста тридцать пятый «Рассвет» попал только из-за возраста, а это почти чисто формальное препятствие.
Отметив, что Марина повернула как раз туда, где прошлый раз мы брали пирожные, я подумал, что теперь осталось решить только один вопрос — буду я продавать картину тому немцу или как. Честно говоря, не особо и хотелось. Вот нравилась мне она. Замотаешься иной раз как не знаю кто, припрёшься домой, уткнёшься взглядом в этот глюк и как-то быстро приходишь в себя. Просто нереальность изображённого переключает голову на другие мысли. Начинаешь думать, при каких обстоятельствах такое вообще было бы возможно, кто бы жил в небоскрёбике, есть ли там в цокольном этаже кафешки и кинотеатр, и постепенно успокаиваешься. В общем, надо как-то ускорить процесс укладывания блондинки к себе в постель, у нас же с ней все отношения вокруг продажи картины складываются, а если с этим немцем сорвётся или я не захочу расстаться с картиной, то с Маринкой мы разбежимся в три секунды.
— Марин, подожди, — притормозил я её, когда мы вошли в подъезд. Из щели над дверкой почтового ящика торчал уголок конверта. Можно было забрать его потом, когда провожу барышню, но раз уж попался мне на глаза, возьму сейчас. Так, что тут у нас?..
Получатель: Иванцев Павел Сергеевич. Адрес: ну, это понятно… Вот, самое интересное — отправитель. Какое-то Управление Специального Домовладения, да, всё прям с больших букв… Что?!! Проспект Строителей, 1, город Зухов, Пермский край, Россия?!! Охренеть!
Примерно то же самое сказала и Марина, когда я показал ей конверт.
Надо отдать ей должное, пока я вешал картину на законное место, занимался чаем и накрывал на стол, она молчала и не пыталась меня торопить или требовать, чтобы я вот прямо сейчас же вскрыл конверт, хотя на своей до невозможности красивой попе аж вся извертелась. Это ж уметь так надо — и себя показать максимально выигрышно, объединив любопытство с сексуальностью, и при этом терпеливо дожидаться, пока то самое любопытство не будет удовлетворено. Да, талант — это с рождения и навсегда, а если к нему ещё и воспитание соответствующее… Результат я имел удовольствие как раз в данный момент и наблюдать.
— Нет, Павел, я больше не могу! — прорвало её лишь когда я разлил исходящий ароматом напиток по чашкам. — Давай прочитаем уже!
Я открыл. Блин, да у этих, хм, чудаков небоскрёб Малюева красовался прямо на официальном бланке! Я прокашлялся и начал зачитывать вслух:
Украшали этот шедевр абсурдистской канцелярщины автограф, больше напоминавший кардиограмму после хорошей физической нагрузки, и печать всё с тем же малюевским небоскрёбом.
— Блядь! — растерянно выразилась Марина.
— Во-первых, не блядь, а общедоступная женщина, — поправил я её. — А, во-вторых…
Поделиться книгой: