Это он – мой мужчина!
25 декабря 1913 года, четверг
1. Дворцовая площадь. Санкт-Петербург
Рождественская ёлка1, установленная на Дворцовой площади Санкт-Петербурга в 1913 году2, была чудо как хороша. Чего-чего, а елей в России сколько хочешь. Высоких стройных красавиц, расправивших свои пушистые лапы, не то что чахлых тычинок, как заграницей! Украшена была ёлка на площади бусами, восковыми свечами, снегом и амурами из невоспламеняющейся ваты, сусальным золотом, стеклянными шарами, бонбоньерками, диамант-пудрой, нитями серебряного и золотого дождя, клееными из картона фигурками, игрушками из проволоки и бумаги, из ваты и варёного крахмала, то есть вполне себе красивыми, но не съедобными украшениями в отличие от рождественских домашних ёлок, которые притягивали взор и руки, особенно ребятишек, пряничными, миндальными и мятными фигурами, пастилой, драже, мармеладом, бусами из конфет3.
Ёлка на Дворцовой, действительно, была хороша, но назначать встречу под ней было ошибкой. На площади была тьма народу. Зеваки, пришедшие полюбоваться на красоту, застывали, открыв рот, на том месте, где их заставал особенно красивый вид, трогающий именно их сердце. На них непременно наезжал любитель катания на коньках (а Дворцовая площадь, как и многие другие площади и каналы города, зимой превращалась в каток), не успевший среагировать на нежданно-негаданно возникшее препятствие. Там, где было двое лежащих на льду, быстро становилось трое, четверо и так далее. Но, даже, если бы горожан без коньков на лёд не пускали, толчеи и неразберихи было бы не меньше, поскольку и среди катающихся непременно находились те, кто не желал кататься в одну сторону вместе со всеми, а непременно шёл против течения, лавировал между мчащимися ему навстречу, рассчитывая на свою ловкость и умение.
Прибавьте к этому начинающих, едва научившихся стоять на коньках, окружённых добровольными помощниками. Пронырливых торговцев сладостями, снующими между катающимися в расчёте на удачную торговлю, и больше заботящимися о сохранности своих лотков, чем об окружающих. Тут и там возникающие при столкновениях ссоры, споры, вплоть до мордобития, или же извинения.
Сашка посмотрел на эту вавилонскую толчею и решил коньки не надевать, пробираться к центру катка к ёлке, где у них с друзьями была обусловлена встреча, в сапогах. Вскоре, не без столкновений и падений, услышал радостный окрик и увидел машущего ему рукой поручика Оболенского:
– Подпоручик Голицын! Мы здесь!
– Ну, что, господа, – взял в свои руки инициативу старший по званию в их компании штабс-капитан Павел Гурдов, когда все друзья оказались в сборе, – остаёмся здесь или перемещаемся в другое место? Какие будут предложения?
– Господа! Предлагаю оставить затею с коньками и переместиться в ресторасьон «Палкинъ» – соловьевский бутерброд4, суп-пюре Сант-Гюрбер5, бильярд, наконец! – высказался подпоручик Саввушкин.
(Оно и понятно – коньки никак не давались Мишеньке, поэтому он использовал любую зацепку, чтобы улизнуть с катка. А вот в средствах недостатка не было, поэтому и предложил сию роскошную ресторацию).
Поручик лейб-гвардии Егерского полка Борис Оболенский, несколько стеснённый в финансах вследствие непреодолимой тяги к карточным играм, предложил вариант с более умеренными ценами, но отменной кухней, где можно было сытно поесть, как в трактире, и выпить бокал вина с десертом, как в кондитерской:
– А чем хуже «Доминик»? Кулебяка, расстегай, карты, шахматы, тот же бильярд!
– А как же коньки? – расстроился самый юный, только недавно принятый в тесный кружок сотоварищей, корнет Коленька Томилов (зря он, что ли, каждый день набивал синяки и шишки на льду, упорно тренируясь, чтобы не упасть в грязь лицом перед компанией). И несмело предложил, – Господа! А давайте переместимся на Мойку? Там, говорят, и места всем хватает, и лёд нонче крепок.
Господа заспорили. Набирающий градусы дискус решительно пресёк Павел Гурдов, постановив:
– Господа! Господа! Хватит споров! Отправляемся на Мойку, – и, дабы удовлетворить сторонников ресторасьонов, примирительно добавил, – А после всех угощаю в новой ресторации. Будет вам и чем согреть внутренности, и развеселить кровь, и облегчить душу!
Предложение было встречено с воодушевлением всеми сотоварищами. Даже Мишенькой Саввушкиным – на Мойке народ катался попроще, чем на центральных площадях, меньше была вероятность встретить кого-либо из знакомых своего круга и опозориться при падении.
1 – рождественская ёлка, как атрибут празднования Рождества, возник в германской городской традиции. Популярная в Германии легенда связывает возникновение рождественской ёлки с именем Святого Бонифация. Согласно житию святого, чтобы показать германским язычникам бессилие их богов, тот срубил священный дуб Одина. На вопрос потрясённых германцев, как им теперь отмечать Рождество, он указал им на маленькую ель, уцелевшую под рухнувшими ветвями дуба. Её вечнозелёные ветви символизируют бессмертие, а верхушка указывает на небеса, как место обитания Бога. В России рождественские ёлки получили популярность с XIX века благодаря стараниям императрицы Александры Федоровны – супруги Николая I, бывшей прусской принцессе. Первая елка в Царском Доме была устроена 24 декабря 1817 года в Москве. До 1916 года в Российской империи в день Рождества Христова (25 декабря) также праздновался день «воспоминания избавления Церкви и Державы Российской от нашествия галлов и с ними двунадесяти языков» – в честь героев войны 1812 года.
2 – на фоне антинемецких настроений, вызванных Первой мировой волной, Синод Русской Православной церкви назвал ёлку «вражеской, немецкой затеей, чуждой православному русскому народу», и традиция устанавливать ёлки на Рождество исчезла с 1914 по 1917 год. В советский период традиция установки ёлок была возрождена в 1935 году, но уже как атрибут празднования Нового года.
3 – изначально елочные игрушки – это символы, в которых переплелись языческие и христианские традиции. Свечи – это духовный свет, фрукты – плодородие, украшения в виде животных и птиц олицетворяют древнейшие представления язычников о добрых духах, помогающих человеку. В христианстве ёлочные украшения, сладости и фрукты символизируют дары, принесенные маленькому Христу, а украшение на верхушке дерева – Вифлеемская звезда, взошедшая с рождением Иисуса и указавшая дорогу волхвам.
4 – недорогие закуски навынос
5 – рецепт супа-пюре Сант-Гюрбер
Ингредиенты:
фазан/тетерев – 1 шт
куропатки – 3-4 шт
чечевица – 500 г
лук репчатый – 1 шт
Лук-порей – 1 шт
Сливки – 1,5 ст
Тимьян/укроп – 0,1 ч.л.
Лавровый лист – 1 шт
соль – 2 ч.л.
*************
Способ приготовления:
Вымочить чечевицу. Варить её с репчатым луком, белой частью лука-порея, тимьяном/укропом, лавровым листом и солью.
Ощипанную и обработанную дичь обжарить. Мясо отделить от костей. Лучшие кусочки отложить и нарезать соломкой, остальное пропустить через мясорубку. Кости вернуть в бульон и варить ещё 20-30мин.
Готовую чечевицу пропустить через сито, добавить мясной фарш, ещё раз пропустить через сито. Добавить немного костного бульона. Разогреть сливки, влить их в суп, добавить бульон до нужной консистенции. Посолить по вкусу.
Перед подачей добавить соломку из дичи.
2. Мойка. Санкт-Петербург
– Итак, господа! – подытожил день Павел Гурдов, – Катание удалось на славу. Вы согласны?
Друзья одобрительно загудели. Особенно радовались Миша и Коленька. Первый – тому, что ни разу сегодня не упал. И вообще, кажется, почувствовал вкус к катанию. Всё у него сегодня получалось, коньки легко скользили по глади льда Мойки, никто не подрезал его сзади, никто не вылетел навстречу. Оно и понятно. Господа офицеры были единственными представителями высшего общества в этот день на Мойке. Остальной люд, попроще, опасались их задеть, а потому опасливо жались к каменным её берегам, когда видели мчащихся на полной скорости военных в развивающихся шинелях. Коленька же был воодушевлён тем, что сотоварищи впервые прислушались к его мнению, впервые почувствовал себя своим в их тесном кружке, равным другим.
– Господа! А сколько женской красоты мы узрели! – повернул в другую сторону разговор записной ловелас Саша Голицын.
– Да-да, господа! – подхватил новую тему Борис Оболенский, – Оказывается, мещаночки не менее соблазнительно выглядят, чем наши писаные красавицы!
Мнения членов компании совпали и в этом вопросе. Каждый старался подыскать наиболее яркие эпитеты к описанию женской красоты, встреченной на Мойке. Тут были и «кровь с молоком», и «яркий румянец», и «лукавые взгляды», и «губки бантиком».
В самый разгар сих восторженно-описательных упражнений на компанию кто-то налетел, да так, что чуть не сшиб Сашку Голицына. Он завертелся на месте, потерял равновесие, и чуть было не шмякнулся об лёд, но в последний момент удержался, быстро перебирая ногами и не без помощи пришедшего вовремя на выручку Павла.
– Это кто же такой дерзкий? – возмутился Саша, – Догоню – поколочу! Даже не извинился!
– Да вон же она! – указал другу Мишка, – В ярком красном платке и короткой кроличьей шубке. Поторопись, а то упустишь!
(Среди своих они общались на «ты», не взирая на титулы, звания и возраст, возвращаясь к субординации и «Вы» только в присутствии чужих).
– Сорви поцелуй! Никак не меньше! – крикнул Борис вслед убегающему на всех парах Сашке.
Сашка совет услышал и был полон решимости следовать ему в полном объёме. Девушка довольно ловко скользила впереди, но расстояние между ними неуклонно сокращалось. Наконец, Саша догнал обидчицу, обогнал и, резко затормозив, преградил ей путь. Девушка налетела на него и не удержалась бы на коньках, если бы он не поддержал её за локти.
Манёвр был отработан до мелочей, поскольку не раз уже применялся как на льду, так и на мостовой, и на паркете для знакомства с противуположным полом. Далее шли вариации. Если девушка не нравилась, то после коротких извинений тема исчерпывалась. Ежели девушка нравилась, то извинения были многоречивыми. Таким образом, завязывался разговор, а там и знакомство. Здесь тоже вариаций была масса. Девушка могла оказаться строгих правил, или же ей кавалер не нравился (такого конфуза с Сашей ещё не случалось), или она была со своим кавалером. В таком случае дальше разговора дело не шло. Могла оказаться скромницей и стоять, потупив глазки. Тут опять ситуация раздвоялась: скромница-скромница или скромница-кокетка. А ещё могла быть просто кокеткой или кокеткой дерзкой. И ещё сонм всего.
Девушка, которая толкнула Сашку, оказалась из нетипичных вариантов. Не смотря на угрозу падения, она ничуть не испугалась, смотрела на Сашку спокойно, с малюсенькой каплей недоумения. Сашка быстро оценил её морозный румянец на нежной щёчке, тонкий носик правильной формы, карие вишенки глаз и темную прядь волос, выбившуюся из-под платка. Девушка ему понравилась, и он кинулся в наступление. Словесное пока:
– Барышня! Что же это ты так неосторожно катаешься? На меня вот налетела. Даже не извинилась. Не хорошо!
Продолжить мысль, чтобы развить её до требования понести наказание за содеянное в виде поцелуя, у Сашки не получилось. И разделение по типам скромница или кокетка не произошло. Девушка, всё также безмятежно глядя прямо в глаза Саши, слегка отодвинулась от него, высвободила свои руки и начала объясняться с ним жестами. «Не слышит! Не говорит!», – понял Сашка. Про такую свою дальнюю кузину ему рассказывала его невеста – Танюша Вяземская. Как звали эту кузину, Сашка не помнил, поскольку слушал свою невесту всегда вполуха. Танюше только в следующем году исполнится 16, и ему, двадцатилетнему боевому офицеру, уже дослужившемуся до подпоручика, было смешно принимать всерьёз её детский девичий лепет. Но этот её рассказ пронял даже его. Искренне жаль было бедняжку. С таким изъяном, не имея достаточно внушительного приданого (семья была хоть и знатного рода, но обедневшая), её шансы составить выгодную партию были весьма призрачны. Что уже говорить о судьбе девушки из непривилегированного сословия?
И Саша молча отступил на шаг, слегка наклонил голову в качестве извинения и направился обратно к друзьям. На полдороге почему-то оглянулся. Девушка смотрела ему вслед. Заприметив его внимание, искренне улыбнулась и помахала рукой. Саша ей тоже помахал.
«Ну, что?», «Какова она?», «Как зовут?», «Поцелуй сорвал?» – накинулись на него товарищи. Сашка отрицательно качнул головой и произнёс:
– Она глухонемая.
– Да-а-а, дела! – протянул сочувственно Мишка.
А Борис, желая вернуть приунывшей компании хорошее настроение, сказал:
– А что, господа?! Ведь неплохая бы вышла жена! Ни тебе попрёков, ни укоров, ни глупых разговоров. Золото, а не жена! Как вы думаете, господа?
– А ещё такую в тёмной аллее поймать, ведь и не пикнет! Можно не только поцелуй сорвать! – вставил свои 5 копеек в разговор Коленька, потеряв берега приличий от ударившего в голову чувства собственной значимости.
Меж товарищами от сказанной бестактности повисла напряжённая тишина. Ежели кто так скабрезно высказался бы об их знакомой, то тут же получил полный афронт6. Но для всех, кроме Саши, девушка была совершенно не знакомым, чужим человеком, тем более и низкого сословия, а потому они не знали, как реагировать на столь неуместное замечание. Лишь Саша, помятуя о безымянной кузине своей невесты, воспринял фразу близко к сердцу. Дабы не допустить ссоры меж друзьями, штабс-капитан Павел Гурдов примирительно предложил:
– Господа, давайте оставим эту тему. На всё промысел Божий. Я вам обещал новую ресторацию. Так не отправиться ли нам в «Медведь»?
– «Медведь»?! – радостно подхватил Борис, – А не та ли это ресторация, где подают кок-тейль? Кажется, «бар» именуется?
– Именно она! – пряча довольную улыбку в усах (ссора миновала) ответил Павел, – Представьте, господа! Узкий прилавок, высокий стул, запотевший ото льда гранёный стакан с очень вкусным и пьяным снадобьем, оркестр из двадцати четырёх музыкантов.
И, весело переговариваясь (все, кроме Коленьки, положившим себе на сегодня молчание – хватит, наговорился уже, благо, что в отставку не отправили), они двинулись в «Медведь». Где согрели внутренности кто ухой из стерляди, кто буше а-ля рэн, разогнали кровь кок-тейлями, подсластили жизнь парфе с пралине, а также суфле д,Орлеан. На душе стало легко и покойно!
6 – порицание, оскорбление, посрамление.
3 января 1914 года, суббота
3. Зал Дворянского собрания. Санкт-Петербург
Придворные балы Петербурга были ужасно скучны. Чопорность и сдержанность – вот их визитная карточка.
Саша предпочитал не столь официальные мероприятия. То ли дело веселиться в непринуждённой обстановке на балах, устраиваемых его великосветскими знакомыми! Поговорить о музыке, театре, светских новостях, политической обстановке в мире. Пофлиртовать. Или без всяких церемоний и оглядки на условности покинуть танцевальную залу и зависнуть на всю ночь за карточным столом.
Но бал в зале Петербургского Дворянского собрания в начале нового года он пропустить никак не мог. Мало того, ему даже пришлось подавать рапорт командиру полка, чтобы ему разрешили сняться с дежурства ради посещения этого бала. Дело было в том, что для Танюши, его наречённой невесты, этот бал был первым выходом в свет.
И он, как её суженый, обязан был станцевать с ней не менее двух танцев: первый – полонез, которым открывался каждый бал, второй – мазурка7, после которого кавалеры вели свою даму на ужин. Приличествовало бы и третий – котильон8, которым бал заканчивался, чтобы сопроводить её домой. Но от последнего Саша надеялся отвертеться, уговорив Танюшу отправиться домой пораньше. Карты и флирт с женщинами ему не светили. Из развлечений оставались – не более трёх танцев с другими партнёршами и разговоры с мужчинами. И то, и то в рамках Таниного семейства. Скука, да и только!
Не то чтобы Саша не любил свою наречённую. Он об этом просто не задумывался. Обручены они были с детства. Мысль о предназначенности друг другу прочно засела в их головах и не вызывала в сердцах ни горечи обречённости, ни трепета возвышенных чувств. Танюша выросла премилой девушкой. Уравновешенной, спокойной, покладистой. Семейная жизнь с ней не предполагала каких-либо бурь и потрясений. А чего ещё желать офицеру в наше неспокойное время, как не тихого уголка после тягот и лишений службы на благо Отечества? На ближайшее время всё было расписано буквально по дням: первый Танин бал, где его нахождение в кругу её семьи ясно давало понять высшему обществу о его намерениях. Её день рождения, после которого можно будет официально объявить о помолвке. В октябре свадьба.
Но скучный бал сразу начался с сюрприза. Среди Таниного семейства появились новые лица – супружеская пара Корсаковых, оказавшаяся дальними родственниками по материнской линии, и две их дочери: старшая – Машенька и младшая – Варенька. Обе девушки, со скромностию потупив глаза, присели в поклоне при представлении Александра, и молча подали ручку в перчатке для поцелуя. В Вареньке Саша со смущением узнал барышню, так неосторожно сшибшую его на катке. Судя по блеску глаз и лёгкой улыбке, которую он успел заметить, прежде чем перед его взором остался её чистый лоб и уложенные в пышную причёску волосы, она его тоже узнала. Саша стал судорожно вспоминать, что он наговорил ей на катке, кажется, он обращался к ней на «ты». Это смутило его ещё больше. Но тут он вспомнил, что она его не слышала, и успокоился.
Родители Тани, конечно же, побеспокоились о своей и родне и попросили Сашу обеспечить кузин кавалерами. Он и сам сразу записался в партнеры по вальсу к старшей, и по следующей за вальсом польке к младшей. Тут объявили о полонезе, и Саша повёл Танюшу на исходную позицию.
Танечка слегка засмущалась и перепутала шаги, но, ведомая твёрдой рукой Саши, быстро справилась с волнением, и дальше танец пошёл без заминок. Её белоснежное платье и скромные украшения приличествовали балу дебютантки. Выглядела она чрезвычайно мило, но… Несколько обыденно что ли, ожидаемо. И потому Сашин взор невольно обращался на Вареньку.
Её платье было нежно-розового цвета, прикрытого газовой вуалью. Это говорило о том, что сей бал не был для неё первым. Украшением наряда служил жемчуг. К розовому полагались ещё и бриллианты, но их не было. Видимо, из-за стеснённого финансового положения, в котором находилась семья, о чём ему рассказывала Таня. Отсутствующие украшения не делали облик Вари менее изящным и изысканным.
За длинным-длинным полонезом следовал не менее длинный вальс с Машенькой, а потом быстрая полька с Варенькой. Саша уже сожалел, что с размаху подвизался на три танца подряд. Лучше б подумал, на кого ещё из своих знакомых, можно было возложить обязанности кавалера для кузин. А сам бы перекинулся в карты до обязательной мазурки с Таней. Но, делать нечего, обещанного не воротишь.
Саша уже взял под руку Машу, чтобы вывести её на паркет для вальса, когда к Варе подошёл кавалер и обратился с просьбой:
– Позвольте мне ангажировать Вас на тур вальса?
Судя по тому, что Варенька благосклонно кивнула, он уже был представлен кузинам. Но она не только кивнула, но и… ответила:
– С удовольствием!
Саша так и застыл в изумлении. И не только от того, что Варенька говорила, а, следовательно, и слышала, но ещё и из-за взгляда, брошенного на него из-под длинных ресниц – лукавого и… Нет! Ему не показалось – ещё и насмешливого!
Тур вальса прошёл для Саши как в тумане. Маша была несколько деревянной во время танца, но покорно подчинялась кавалеру. Лицо её было безмятежным. Она не смотрела Саше в глаза, сосредоточив всё своё внимание на его подбородке. И он понял, что она умеет читать по губам и что именно она и была той глухонемой кузиной, о которой ему рассказывала Таня.