Добрая фея с острыми зубками

Не хватало мне здесь только коллективного тотализатора. Я решила пресечь дальнейшие прения:

— Мужики, давайте решим полюбовно!

Представители воинствующих сторон разом уставились на меня.

— Предлагаю следующее: доктор оперативно обработает мои царапины и сделает мне какой-нибудь укол против возможной инфекции, а потом вы, — обратилась я к милиционерам, — сможете взять у меня показания.

Такой вариант всех удовлетворил, и мы с врачом забрались в машину «Скорой», плотно прикрыв за собой дверцы. Мне совсем не хотелось обнажаться при всем честном народе.

Минут через пятнадцать с медицинскими процедурами было покончено. Доктору пришлось согласиться, что мои царапины не представляют никакой угрозы для жизни и здоровья, а следовательно, нет причин для госпитализации.

Когда я выбралась из «Скорой», толпа практически рассосалась. Жильцам подъезда позволили вернуться в квартиры, а случайные зеваки уже с лихвой удовлетворили свое кровожадное любопытство. Пожарные машины тоже разъехались.

Серебристая «Тойота» юриста с приоткрытой задней дверцей сиротливо примостилась неподалеку от милицейского «бобика». Антонина поджидала меня на лавочке возле фанерного столика, на котором местные мужички наверняка забивают вечерами козла. Тут только я обратила внимание, что она босиком. У меня совсем вылетело из головы, что секретарша оказалась в машине Оглоедова по причине порванной босоножки. Вероятно, в общей суматохе она решила, что проще вообще обходиться без обуви.

Не успела я опуститься на скамейку напротив Антонины, как тут же, словно из-под земли, явились двое уже знакомых мне милиционеров.

— Ну что, готовы, гражданочка? Можем ехать в отделение? — радостно сообщил тот, который постарше, кажется, в чине капитана.

Не знаю, как у кого, но у меня его предложение энтузиазма не вызвало.

— Послушайте, в таком виде, — я демонстративно обозрела свою разодранную и окровавленную блузку, — мне нельзя никуда ехать. К тому же моя секретарша босиком.

Оба мента как по команде удивленно уставились на босые грязные ступни Антонины.

— А еще, — продолжила я, оставшись довольной произведенным эффектом, — мы не можем бросить здесь открытую «Тойоту».

— Так это ваша машина? — просиял капитан. — А то мы уже с ног сбились в поисках владельца.

— Нет, не моя. Автомобиль принадлежит Анатолию Оглоедову, юристу. Это он вытащил труп женщины из огня, и его увезла «Скорая». Разумеется, вместе с ключами. Он всегда носит ключи от машины в кармане брюк. Как видите, в силу сложившихся обстоятельств я не могу ехать с вами в отделение.

— Что же делать? — искренне огорчился второй милиционер.

— Все элементарно, — бодро отозвалась я. — Мы с Антониной будем давать показания капитану прямо здесь, а вы тем временем займетесь делом. Думаю, здесь поблизости найдется какой-нибудь магазин или, на худой конец, вещевой рынок. Вы купите там блузку и пару босоножек. И еще съездите в больницу. Надеюсь, вы знаете, куда доставили нашего юриста? Привезете ключи от «Тойоты».

Я нарыла в сумке кошелек и вытащила две стодолларовые банкноты. Менты опешили.

— Вы что, умом тронулись? Мы ж при исполнении! — Капитан изобразил гневную канцелярскую рожу. — Мы с лейтенантом вам не собачки на побегушках!

— Как хотите, — равнодушно ответила я. — Тогда мы сейчас же уезжаем отсюда на такси, а «Тойоту» заберет эвакуатор. На неделе вызовете меня повесткой в официальном порядке.

— Да вы… да я вас… — задохнулся от возмущения милиционер.

— А вот этого делать не советую. Должна вас уведомить, что являюсь вице-президентом серьезной компании. Один звонок — и через полчаса толпа лучших адвокатов города устроит в этом дворике образцово-показательный пикет. — Здесь я немного преувеличила, но зато капитан моментально уяснил ситуацию.

— Но это же чистой воды шантаж!

— Боже меня упаси! Это — никакой не шантаж, а менеджмент! Знаете, есть такая наука об управлении. С ее помощью можно эффективно организовать любой рабочий процесс. В результате вы уже сегодня получите свидетельские показания, а нам достанется одежда и ключи от нашего автомобиля. И, кстати, непритязательная блузочка и босоножки обойдутся максимум долларов в пятьдесят-шестьдесят, так что здесь еще останутся приличные чаевые. — Я демонстративно пошуршала стодолларовыми бумажками. — Кстати, это уже называется мотивация, не правда ли, лейтенант? — Тот просверлил глазами банкноты и с опаской поглядел на начальника.

— Очень умная, да? — для проформы огрызнулся капитан, впрочем, уже без прежнего пыла.

— Да нет, что вы… Просто чуточку образованная.

— Ладно, Платонов, бери деньги и дуй за покупками, — мрачно отдал указания лейтенанту старший по званию.

Тот покорно выдернул из моих пальцев купюры и робко уточнил:

— Товарищ капитан, но где же я в половине девятого вечера куплю вещи? Все рынки и магазины давно закрыты.

В этом он прав. Оба вопросительно взглянули на меня. Я озадачилась.

— Тут неподалеку есть большая транспортная развязка, — неожиданно напомнила о своем присутствии Антонина. — Там в переходе бабки всяким китайско-турецким ширпотребом допоздна торгуют. Товар, конечно, дрянной, но сейчас нам любой сгодится.

— Уверены? — усомнился капитан.

— Абсолютно. Вон в том доме, — секретарша указала рукой на хрущевку по соседству, — родители моего мужа живут, так что мне в этих краях часто бывать доводилось.

— Так, лейтенант, — скомандовал «главный», — и на покупки, и на больницу у тебя от силы минут сорок. Надеюсь, раньше наши опера осмотр в квартире не закончат. Бери машину с водителем, и одна нога здесь, другая — тоже здесь. — При этом он довольно хмыкнул. Ничуть не сомневаюсь, что ушлый мент прикинул, что китайское барахлишко в подземном переходе потянет скопом долларов на двадцать, следовательно, размер мотивации возрастает.

На том и порешили. Лейтенант уточнил наши физиологические параметры (Антонина с прискорбием выдала свой — сорок первый! — размер ноги), и он ветром унесся отрабатывать мои свидетельские показания и собственную мотивацию.

В течение получаса капитан усердно конспектировал подробности обнаружения трупа в квартире. Черный Бандит вертелся неподалеку, как наглядное подтверждение моего рассказа. Опаленная шерсть на его левом боку убедила милиционера в том, что это именно тот кот, душераздирающие вопли которого заставили нашего юриста потянуть ручку злополучной двери. Пока я детализировала недавние события, в моей голове упрямо копошилась мысль: что, интересно, делал мой драгоценный папочка в нескольких кварталах от места происшествия? Подозреваю, что его любимая парикмахерская, равно как и фитнес-центр, находится на весьма большом расстоянии от этого хрущевского «рая». И еще он зачем-то соврал мне тогда, что подъезжает к дому.

Переписав данные моего паспорта (благо я имею привычку носить главный документ с собой), капитан неожиданно спросил:

— А по какой, собственно, причине вы, Анна Дмитриевна, оказались здесь вместе со своим юристом? Не думаю, что интересы вашей инвестиционной компании распространяются на местную недвижимость.

Вопрос застал меня врасплох. Благо, по причине наступивших сумерек милиционер не заметил, как вытянулась моя физиономия. Пристойную версию своего пребывания в сыром и вонючем поле я заранее не продумала. Ну не дура ли! Должна ведь была сообразить. Не рассказывать же теперь ему про странные конверты с фотографиями и назначенную встречу с убитой женщиной. Ведь мне до сих пор даже фамилия ее неизвестна.

— Э-э-э… — потянула я время, — пони-и-маете, мы здесь оказались абсолютно случайно…

— Ну, я же вам уже сказала, — вдруг вклинилась Антонина, до этого сидевшая рядом тише мыши, — вон там живут родители моего мужа! — Для убедительности она еще раз ткнула пальцем в соседний дом.

— И что с этого? — нахмурился капитан.

— Тут скверная история получилась, — продолжила секретарша с честными широко распахнутыми глазами, — мой муж от меня сбежал.

— При чем здесь ваш муж? — Милиционер нетерпеливо забарабанил пальцами по поверхности стола. Я же полностью потеряла дар речи и тихонько молилась про себя, чтобы Антонина не брякнула чего-нибудь лишнего.

— Муж не просто сбежал, он вывез из моей квартиры все ценные вещи. Приехал с двумя дружками…

В общем, нет у меня теперь ни холодильника, ни телевизора, ни музыкального центра. Обидно, что все это мы покупали вместе и зарабатывали практически одинаково. — Антонина глубоко вздохнула и перевела дыхание. — Все имущество этот паразит перевез сюда к своим родителям. А я случайно пожаловалась на свои беды Анне Дмитриевне, и она чисто из женской солидарности взялась восстанавливать справедливость. Поэтому мы приехали сюда вместе с юристом. Я замешкалась возле машины из-за порвавшейся босоножки, а Анна Дмитриевна и Анатолий Эдуардович заскочили не в тот подъезд… То есть даже в подъезд они заскочили правильный, в четвертый, но дом перепутали. А потом кто-то закричал: пожар! Началась паника, я растерялась…

— Значит, родители вашего мужа живут в соседнем доме в четвертом подъезде? — недоверчиво переспросил капитан, делая пометку в своем блокноте.

— Совершенно верно, можете хоть сейчас проверить. Пятый этаж, квартира налево, номер я не помню, — выпалила секретарша. Мамочки, надеюсь, родственники Антонины и вправду обитают именно там. В противном случае мне придется по полной программе расхлебывать ее лжесвидетельство.

— Это не к спеху, — пробормотал капитан. Больше ничего полезного мы сообщить не смогли.

Во дворе уже изрядно стемнело, когда из знаменитого подъезда появились пять человек: двое в форме и трое в гражданском.

— Вот и наши опера. Как, мужики, накопали что-нибудь в квартире? — окликнул их капитан.

— Ничего. Что не сгорело, то пожарники водой смыли… А на лестнице все жильцы затоптали, — невесело поведал один из «гражданских», приблизившись к нам. — А где Платонов? И транспорт наш куда подевался?

— Лейтенант отбыл на особо важное задание, — изрек капитан официальным тоном, и как раз в этот момент милицейский «бобик» въехал обратно во двор.

— Вспомни дурака… — не удержалась от комментария Антонина.

Я незамедлительно получила в свое распоряжение дешевую хлопчатобумажную футболку, а секретарша пару неказистых мужских сандалий, изготовленных в Китае из кожи натурального Чебурашки. Женской обуви сорок первого размера в переходе просто не нашлось. Я тут же нацепила футболку прямо поверх испорченной блузки. Антонина обулась. Сочетание ее строгой офисной одежды с летней версией говнодавов привело всю опергруппу в бурный восторг.

Лейтенант Платонов представил отчет. Пострадавший Оглоедов находится в ожоговом отделении городской больницы, и его состояние не вызывает у врачей опасений. Поговорить с ним не разрешили, но ключи от «Тойоты» удалось добыть у дежурной медсестры.

Какое счастье! Толик никогда не простил бы мне утрату хотя бы бокового зеркальца от своей ненаглядной практически новой машины. Для него автомобиль — все равно что любимая женщина. Хотя нет, вру… Автомобиль для нашего юриста — куда важнее, чем все женские особи мира, вместе взятые.

На ходу прощаясь с оперативниками, мы с Антониной направились к машине.

— Подождите! Подождите, не уезжайте! — вдруг долетело со стороны все того же погорелого подъезда. — Вот он все видел! Он видел мужика!

В тусклом свете горящих окон я разглядела ту самую жирную тетку в бигуди. Правда, как раз их на голове уже не было, зато засаленный халат и тапочки остались без изменений. За руку она тянула щуплого пацанчика лет десяти-одиннадцати.

Поравнявшись с нами, тетка затараторила:

— Мой охламон с футбола домой возвращался. Он видел, как мужик в костюме выходил из той квартиры. И очень скоро там все заполыхало!

— Ты видел мужчину? Можешь его описать? — вылетело у меня, прежде чем оперативники успели переварить полученную информацию. Мои ноги стали ватными, а сердце замедлило природные ритмы. — Скажи, он был старый?

Мальчуган сочно шмыгнул носом и прогнусавил:

— Не-а… совсем не старый. Не старше, чем вот он. — Его палец указал на лейтенанта Платонова, которому, по моим прикидкам, было лет двадцать пять — двадцать семь, не больше.

Кровь отхлынула от моего лица и приятным теплом потекла по кровеносным сосудам. Что за глупая идея? Мой папа не может иметь к этому всему никакого отношения, успокоила я себя. А что, если у него в этих краях завелась любовница? Почему бы и нет? Как говорится, седина в бороду — бес в ребро…

— Мужик этот приехал на зеленой тачке, — добавил мальчишка и снова шмыгнул носом.

— А марка машины, — живо среагировал капитан. — Какая была марка? Мальчики твоего возраста ведь обычно разбираются в автомобилях, не так ли?

— Я интересуюсь только моделями самолетов, — гордо сообщил сопляк. — Если б он на самолете прилетел… Но тачка импортная, это точно. И большая…

— Зеленый «Форд»! — осенило меня. — Только модель я тоже не назову. Он стоял здесь, во дворе. И мужчину этого я заметила. Такой рослый, костюм у него серый и волосы светло-русые, коротко стриженные.

— Все верно, — кивнул мальчишка.

— Тоже мне приметы! — презрительно сплюнул один из оперативников. — Я, например, тоже рослый, и волосы короткие и светлые. А дома у меня целых два серых костюма имеется. Что еще можете припомнить?

Я и малолетний свидетель переглянулись и синхронно пожали плечами.

— Ну, хоть пару цифр номера машины, — с мольбой в голосе произнес капитан.

Мы отрицательно покачали головами под глубокие вздохи опергруппы.

— Так время-то не позднее было, — со знанием дела заявила мамаша пацана. — Народу во дворе вечерами толчется немерено. Ребятня играет, родители детей пасут, собачники по газонам гадют… Может, кто вспомнит?

— Родители твоего мужа и вправду живут в соседнем доме? — принялась я допытываться у секретарши, как только мы выехали со двора.

— Конечно! Что я, не понимаю? Милиция же наверняка проверять станет.

— И он действительно вывез из квартиры все ценное имущество?

— Угу., в прошлую пятницу, — вздохнула Антонина.

— А ты зачем это безобразие позволила?

— Ну не драться же мне было с ним и его приятелями? Вот теперь приходится в жару без холодильника обходиться.

— И как?

— И никак…

— Почему же твои родители за тебя не вступились? — не унималась я.

— Моя мама работает в школе учительницей. А отца я вообще не помню. Он бросил нас, когда мне и трех лет не было. Спасибо, хоть бабулька свою квартиру мне завещала на Левом берегу.

— А как ты догадалась соврать капитану про причину нашего визита на Салютную?

— Сообразила, не дура. Я вообще по жизни неплохо соображаю, только вот печатаю медленно. Но это дело наживное, ведь так? Вы, Анна Дмитриевна, высадите меня, пожалуйста, где-нибудь на остановке.

— Значит, так, — по привычке приняла я командование парадом на себя, — сейчас мы едем ночевать ко мне за город.

— Не-не-не… мне неудобно вас стеснять, — запротестовала девушка.

— Ничего, я уж как-нибудь потеснюсь на своих четырехстах квадратных метрах. И не думай спорить! Во-первых, у меня нет сил завозить тебя на Левый берег, а в твоих сандалиях ты рискуешь привлечь в общественном транспорте нездоровое внимание медицинских работников. Во-вторых, из-за отсутствия холодильника дома у тебя приличной еды наверняка нет. И в-третьих, завтра мне понадобится твоя помощь: повезешь Оглоедову в больницу самое необходимое. Ну, там, зубную щетку, полотенце, мыло…

— Вам правда понадобится моя помощь? — робко переспросила секретарша.

— Безусловно, — нагло соврала я. Конечно, мы поедем завтра к нашему юристу вместе. Но не признаваться же ей, что мне ужасно не хочется оставаться одной в огромном пустом доме после всех сегодняшних событий. — Да, и еще врач велел обработать на ночь мои царапины перекисью водорода, мне самой с этим будет трудно справиться, — добавила я, чтобы не оставлять секретарше шансов на отступление. — Кстати, тебе не кажется, что в машине пахнет чем-то паленым?

— Не могу сказать, — ответила Антонина, — у меня почему-то нос заложило.

Затренькал мой сотовый.

— Анюта, ты еще не дома, — то ли спросил, то ли констатировал факт Серебров-старший. — Как прошла встреча? Узнала что-то интересное про фотографии?

— Увы, нет. Ту женщину убили.

— Убили?