Юлия Кожева
Жили-были в Миновском
Чудесное явление
1842 год
– Далеко еще, братик? – тоненькая светловолосая девочка крепко держала за руку высокого крепкого парня, который уверенно шагал по пыльной дороге.
– Устала, Машутка? Хошь, взбирайся на закорки, прокачу тебя.
– Что ты, Ваня, у тебя и так сума тяжелая. Сама дойду, не маленькая. Только скажи, сколько идти-то?
– А вон уже крест блестит.
Крест большого храма и вправду показался из-за высоких тополей. Значит, они уже дошли до Поречья и совсем скоро окажутся на большой ярмарке, что за Уженью. Туда шли брат и сестра. В путь отправились рано, когда солнце только забелело сквозь утренний туман.
Брат Иван был кузнецом, а на ярмарке в этом году, по слухам, продавали много лошадей. Вот он и решил подзаработать. А сестренку взял с собой, чтобы одну не оставлять – были они сиротами вот уже года три, после большой болезни, что прошла по Тверскому краю.
В Поречье Маша все смотрела по сторонам: ей было любопытно, как живут разные люди. Село большое, не то что их деревенька на пять хат. Правда, через ручеек у них барский дом, только он мало отличался от крестьянских изб. Разве что размером. Прохор Семенович, барин, был почти так же беден, как его крестьяне. Вот и отпускал охотно всех, кто отправлялся на заработки – было бы чем платить оброк.
– Дай копеечку, дай копеечку, – услышала девочка чей-то распевный голос.
У церковных ворот сидела не старая еще женщина в пыльном потрепанном балахоне и, не глядя ни на кого, тянула свой мотив. Народу в вечерний час у храма было не мало, но и не много. Кто-то проходил мимо, кто-то протягивал нищенке хлебушек или монетки.
Вдруг женщина посмотрела прямо на Машу, которая как раз поравнялась с ней, и другим, отчетливым, но тихим голосом сказала: «Береги брата».
Девочка вздрогнула и крепче ухватила большую Ванину руку. Он ничего не заметил и не остановился – им еще нужно было найти место для ночлега.
***
– А это что за деревце? Ой, какая птичка! А у речки этой имечко есть? – Маша была любопытная девочка, а брат всегда находил ответы на ее вопросы. Он даже читать умел: пока сынок Прохора Семеновича, Алексей, служить не уехал, они были большими друзьями, от него и научился.
– Есть, есть имечко у речки, – улыбнулся Иван, подсадив сестренку на закорки, чтобы перейти невысокую воду вброд. – Глиненка.
С двух сторон широкой дороги стояла высокая рожь с нежными колосьями. Солнце в этот теплый июньский вечер только повернуло к горизонту, и все вокруг было окрашено яркими сочными красками. Ветерок еле-еле пробегал по полям, а высоко в небе весело кружили шустрые птицы.
Вдалеке, как на острове, вольно раскинулась большая деревня Миновское. Пройти ее насквозь, а там, за мостом через Ужень, шумит, волнуется большая ярмарка.
На ночлег попросились на сеновал к дальней родне. И дело Ивану сразу нашлось – поправить с хозяином, пожилым щуплым мужичком с усталыми глазами, покосившийся заборчик.
– Слыхал, чего у нас на ярмарке в этом году приключилось, – покряхтев, завел разговор хозяин.
– Нет, не слыхал.
– Язычники, колдуны, – Тамон, хозяин, сплюнул и перекрестился. – По-нашему почти не разумеют, лопочут чего-то. В сторонке становище разбили. Там у них, слышь, мальчишки подглядели, идол деревянный. Они ему молятся.
– Вот чудо… Откуда же?
– А не знает никто. Только мужики уже подумывают, как бы их прогнать. Беды бы не было. – Тамон промолчал. – Их много, басурман; крепкие такие, темные, глаз не видать. Страшные. Ты, Иван, как, пойдешь с нами?
– Если надо, от чего… Но, может, поговорить с ними сперва, выведать, чего хотят они?
– Пробовали говорить. Рычат чего-то, кулаками машут. А бабы их смотрят так. Ух! Колдуют, поди.
– Когда же пойдете?
– Да как побольше мужичков соберем, так и пойдем.
***
На сеновале Маша подвинулась ближе к брату и спросила:
– Ваня, а басурмане это кто?
– Ты где услышала?
– Все об них говорят.
– Никто. Спи.
– Страшные они?
– Нет, не страшные. Завтра поглядишь.
***
На ярмарке у Ивана и вправду отбоя не было от желающих подковать коня, подправить инструменты, а то и выковать браслет или серьги – он владел и этим тонким искусством.
Маша бегала со знакомыми ребятами и часто подбегала к брату сказать, что все у нее хорошо.
Затеяли сыграть в прятки. Маша и не заметила, как забежала далеко от шумной ярмарки. Ее привлек негромкий напев. Мотив показался знакомым, а слова не разобрать. Маша пошла по едва заметный тропке и оказалась на краю небольшой полянки. Глазам ее открылось непонятное зрелище. Несколько человек крестились и читали молитву. Обращены они были к деревянной фигуре.
Девочке показалось, что такую молитву она слышала в церкви. Но слова звучали непонятно. Она отступила на несколько шагов, повернулась и чуть не закричала.
Перед ней стоял мальчик. Черненький, с черными глазами – он быстро приложил палец к губам и поманил ее за собой.
– Тебя как звать? – спросил он. Слова звучали странно, но понятно.
– Маша.
– А я по-вашему Вася, – улыбнулся новый знакомый.
– Почему «по-нашему»? И ты так странно говоришь. А что это за .., – девочка затруднились дать название деревянной фигуре.
– По-вашему, потому что мы не русские. Мало кто говорить умеет так, – старательно выговаривал слова мальчик.
Дети устроились на большом низком суку березы. Им было видно ярмарку, а сами они оставались незаметны.
– Мы идем с севера, ищем, где остановиться. Нас прогнали из деревни за веру. Когда-то добрый священник крестил моего дедушку, рядом жили русские. Потом ушли. Нас стали обижать, а весной и вовсе выгнали.
Казалось, такая длинная речь с трудом далась Васятке, и он остановился перевести дух. Маша сидела, широко распахнув глаза. О таких чудных вещах ей еще не приходилось слышать.
– А молимся мы Господу Иисусу, – мальчик перекрестился. – Батюшка благословил сделать икону из дерева. Малевать у нас не умеют, а вырезать красивые вещи – многие.
Маше было очень интересно, но она вдруг поняла, что за звук заставляет отвлекаться: ее звал брат.
– Вася, хорошо, что ты мне все рассказал, – крикнула она, слезая с дерева, – будем дружить. Я завтра прибегу к тебе.
Девочки не терпелось рассказать брату о своем удивительном открытии. Но он выглядел очень рассеянным и уставшим.
– Ты побудь завтра у тети Дуни, – все время повторял он, – на ярмарку тебя не возьму. Детям не стоит видеть… – тут он осекся и на все расспросы отвечал одно. – Вернемся домой, расскажу. Побудь в деревне.
Маша видела, что мужики собрались на дворе и о чем-то сердито рассуждали. Но детям строго-настрого запретили выходить на улицу в этот вечер. Ей становилось страшно: в голосах, что доносились на сеновал, где спала она и еще несколько ребятишек, была жесткость и злость. В тревоге девочка задремала.
***
Как же она так быстро оказалась в лесочке за ярмаркой? Маша огляделась. Было тихо и спокойно. Синее небо проглядывало сквозь яркую зелень берез. Над деревьями застыли белоснежные облака. Где-то нежно журчала вода. И почему-то нигде не было людей. Девочка вовсе не испугалась, когда увидела молодую красивую женщину в длинном синем платье.
– Подойди ко мне, милая, – окликнула та.
Девочка подошла.
– Посмотри, вот здесь, я оставлю свой образ, – мягко сказала женщина и указала рукой на родничок, который слышала девочка. – Скажи брату, пусть поможет моим детям из дальней земли. Отвезет их к Прохору. Он позаботится. Запомнишь?
Маша кивнула.
– А здесь все вместе постройте дом для меня, – женщина улыбнулась и погладила Машу по голове. – Просыпайся, пора, – сказала она, и чудесное видение растаяло.
Девочка проснулась. Из оконца на нее светило неяркое утреннее солнце. Было тихо. Она выскользнула на двор и стала звать брата, но ей ответила хозяйка.
– Все ушли прогонять басурман. А ты побудь со мной.
– Каких басурман? – не поняла малышка.
– Так этих, черных, с идолами, которые по-нашему не разумеют.
Маша какое-то время обдумывала услышанное. Она, наконец, поняла, что басурманами называли Васю и его семью. И что красивая добрая женщина из ее сна говорила о чужих людях как о своих детях. И, значит, ее брат замыслил недоброе против этих бедных людей. Она бросилась бежать. Крик хозяйки не мог ее остановить.
Вместо вчерашней чудесной приветливой ярмарки ее встретило тревожное столпотворение. В центре сбились в кучку испуганные женщины с детьми. Мужчины стояли друг против друга. Они так сильно отличались и ростом, и цветом волос. Но все были одинаково насупленными и злыми. Некоторые держали в руках большие палки и даже вилы.
Стояла такая жуткая тишина, что Маша испугалась и остановилась невдалеке. Она высматривала брата и кого-то еще. Потом поняла, что Васю. Он был не с детьми, хотя по возрасту вряд ли был старше Маши – стоял с краю, рядом с крепким темным мужчиной.
Девочка медленно подошла к брату, взяла его за руку и потянула за собой. Мужчина вздрогнул от неожиданности.
– Маша, ты чего? – выговорил он шепотом. – Беги в деревню. Я же тебе говорил.
– Братик, Госпожа простила защитить чужих людей. Не обижайте их, – горячо зашептала девочка.
На нее оглянулся и шикнул какой-то здоровяк с дубиной в руке.
– Уходи немедленно! Иван отошли ее.
Молодой кузнец повернул ее за плечи и мягко подтолкнул по направлению к Миновскому. Но она не поддалась.
– Госпожа оставила вам образ, – вспомнила она поручение. И увидела очень ясно тропинку, что вела в лесок к роднику. И облако, то же самое облако из сна, висело над березами.
– Идем, ну пожалуйста, я покажу.
Иван был явно озадачен поведением сестры. И слова «Госпожа», «образ» прозвучали так странно в эту тревожную недобрую минуту. Он позволил девочке увлечь себя.
В прохладе деревьев бил небольшой родник. Когда брат с сестрой приблизились к нему, из-за облака пробился луч солнца и, как перст, указал на темный куст ольхи.
Иван замер и осенил себя крестом. Прямо на него смотрел образ Богородицы. Маша тоже перекрестилась, подошла и взяла икону в руки.
– Вот эта Госпожа приходила ко мне, – заторопилась она. – Сказала, ведите чужих людей к нашему барину, Прохору Семеновичу. Они же крещеные, Ваня. Мне рассказал Васятка, мы с ним вчера подружились. Они не басурмане, у них образ Господа есть, – девочка начала всхлипывать.
– Постой, что говоришь, не успеваю за тобой, – Ваня бережно принял икону, взял девочку за руку и поспешил обратно.
– Ну-ка, постойте! – крикнул он, как только вышел из лесочка. – Погодите все, буду говорить.
Мужики недовольно заворчали. А кто-то и рад был неожиданной передышке. Еще немного и самые горячие из местных готовы были пустить в ход кулаки. Эти черные чужаки никак не могли понять, почему их гонят, а по-русски говорили не все. Пересказывали что-то своим, а те грозно выкрикивали непонятные слова. Видимо, ругались.
Иван стал между своими и чужими и поднял вверх икону.
– Вот, – громко сказал он. – Чудо такое нашел с сестрой. – Тут он понял, что на него смотрят десятки глаз и оробел. Но вступилась Маша.
– Это не басурмане, – выговорила она новое неприятное слово. – Это дети Госпожи. Их прогнали за нашу веру!
– «Нешто», «быть не может», «идол у них», – послышались голоса.
– Вася скажи ты, – Маша позвала своего друга.
– Нет идола, мы крещеные, – смущенно пояснил мальчик.
Он что-то сказал женщинам. Одна из них ушла и вскоре вернулась с чем-то, завернутым в чистую белую холстину. Развернула и показала искусно вырезанную фигуру Иисуса.