Книга красной луны

Сказав это, девочка решительно двинулась к тростниковым зарослям.

– Ты там поосторожнее, – запричитал Зебу. – А я… Если что… Я здесь… Пополам разорву!..

Приблизившись, Селена разглядела то, что послужило причиной их с Зебу спора. Это был никакой не выползень, а самый обыкновенный человек. Небольшой – похоже, ребёнок или подросток. Он лежал ничком на песке, раскинув руки и неестественно вывернув левую ногу. Сначала Селена подумала, что мальчик мёртв (да и кто бы решил иначе?) и, конечно, испугалась, но назад отчего-то не повернула.

Она попыталась было перевернуть мальчика на спину, однако тот оказался на удивление тяжёлым. Тогда Селена прижала два пальца к шее мальчишки, как учил её Никлас. Там, под нижней челюстью, должна быть у живого человека пульсирующая жилка.

Закостеневшие от страха пальцы почти не слушались, и девочке потребовалось немало времени, чтобы отыскать правильную точку, но тут она, наконец, нащупала пульс. Мальчик был жив!

– Зебу! – позвала Селена. – Иди скорее сюда!

– Там выползень? – послышался приглушённый голос мидава.

Зебу отбежал на добрых двадцать шагов, и теперь взирал с безопасного расстояния.

– Сам ты выползень! – огрызнулась девочка. – Иди сюда, никто тебя не съест!

Зебу приблизился, опасливо косясь на мальчика:

– Он мёртвый?

– Живой. Помоги мне!

Вместе они кое-как перевернули парнишку на спину. Мальчик не издал ни звука. Он был без сознания. Его одежда промокла, спутанные волосы прилипли ко лбу, а кожа была такой горячей, что не оставалось ни малейшего сомнения – у подростка сильный жар.

Был бы тут Никлас! Никто лучше него не разбирается во всяких целебных отварах, настоях, порошках, примочках и натирках. Раньше, ещё до рождения Селены, Никлас даже служил придворным лекарем – лечил короля, королеву и самых знатных жителей Тарии.

– Зебу, мы должны отнести его домой, – прошептала Селена.

– Мы же не знаем, где он живёт!

– Не к нему – к нам домой. Никлас его вылечит.

Зебу явно не разделял её уверенности:

– Слушай, может нам сбегать за взрослыми, а? Пусть сами решают, что с ним делать.

Селена смахнула со лба мешавшую прядь:

– Он может умереть. У него жар. Нельзя бросать его здесь, на мокром песке! Прошу тебя, Зебу! Ты ведь можешь отнести его к нам?

Зебу не стал спорить – лёг на песок, подставляя спину.

Затащить мальчишку наверх оказалось непросто. Весил он, должно быть, больше Селены и к тому же лежал пластом, полностью расслабившись. Сначала девочка пыталась толкать его, после принялась тянуть за руки. Наконец, ей удалось затащить бесчувственного подростка Зебу на спину. Мидав крякнул, тяжело поднявшись:

– Он весит как слон!

– Ты преувеличиваешь!

– Навряд ли.

Процессия двинулась к дому по залитым красным светом улицам. К счастью, никто не попался им навстречу, только соловьи выводили в кустах разноголосые трели.

Открывший дверь Никлас на мгновение застыл в проёме, переводя взгляд с Селены на Зебу и его поклажу.

Была у Селениного отца одна потрясающая черта – он никогда ничему не удивлялся, принимая как должное все необычности и невероятности мира. Казалось, появись не пороге его дома красный дракон или, скажем, выползень, которого так боялся Зебу, Никлас и то умудрился бы сохранять хладнокровие.

Несколько мгновений потребовалось ему, чтобы оценить ситуацию, и у Селены появилась возможность рассмотреть свою находку при свете. Мальчик был довольно высок для подростка. Его волнистые тёмно-каштановые волосы слиплись от грязи, спутались и пропитались кровью на левом виске возле уха. В темноте Селена этого не заметила. Лица мальчишки, она не видела и теперь, а жаль…

– Несём его в кабинет! – скомандовал Никлас, распахивая дверь.

– Где вы шляетесь по ночам?! – раздался высокий голос Доры, и тотчас в прихожей возникла она сама.

Дора служила у Никласа с тех самых пор, когда он, овдовев, стал один воспитывать маленькую дочку. Селена привыкла считать эту крупную, шумную женщину кем-то вроде тётушки, а вовсе не прислугой. Дора учила девочку готовить, давала ей уроки рукоделия, а её пятнадцатилетняя дочь, немая с рождения Риша, давно стала Селене близкой подругой.

– Батюшки! – возопила Дора, увидев детей. – Покойника приволокли! Не в добрый час! Ох, не в добрый! Да что же это делается?! Что же это?! Я вас спрашиваю! Господин Никлас!

Селена вжалась в стенку, намереваясь прошмыгнуть мимо разгневанной домработницы, но спасаться бегством не пришлось.

Никлас неожиданно пришёл ей на помощь:

– Не ругай их, Дора! Сейчас не время. Готовь инструменты. Ты мне скоро понадобишься.

Никлас вовсе не был строгим. Селена знала тысячу способов добиться от него желаемого. Только когда положение оказывалось серьёзнее не придумаешь, он становился сдержанным и резким, если не сказать суровым. И в такие минуты никто не смел ему перечить.

Обычно многословная Дора молча кивнула и ушла.

Зебу помог отнести мальчика в кабинет, который служил Никласу одновременно и лабораторией, и спальней.

Как Селена ни надеялась, что им будет позволено остаться, Никлас решил иначе. Выпроводив детей за дверь, он велел впустить Дору, когда та закончит приготовления, и закрылся в кабинете со своим пациентом.

Подглядывание в замочную скважину не принесло никаких результатов, а появившаяся вскоре Дора и вовсе велела детям отправляться в постель. Стоит ли говорить, что уснули они нескоро? Пользуясь тем, что взрослым сделалось не до них, ребята спрятались в Селениной спальне в надежде дождаться конца операции.

Прошло много времени, но из кабинета по-прежнему никто не выходил, и Селена решила, что операция продлится до утра. Тогда она попыталась отыскать Ришу Безголосую, дочку Доры, чтобы под каким-нибудь предлогом подослать её к Никласу, но Риши нигде не было. В последнее время девушка подолгу пропадала неизвестно где, и к её отсутствию в доме мало-помалу привыкли.

В конце концов, не найдя способа разузнать хоть какие-то подробности, ребята решили ещё чуть-чуть подождать, да так и уснули: Селена – свернувшись на кровати, а Зебу – рядышком, прямо на полу.

Гараш

На следующий день пришёл отец Зебу, паргалион2 Закари Зегда, и забрал сына с собой.

Надо сказать, что Зебу жил в доме Никласа и его дочери вторую луну, с тех пор, как в Туфе начались беспорядки.

Маленький городок Ольв, куда десять лет назад переселились отец с дочкой, стоял ниже столицы по течению и давно заслужил славу самого тихого города Тарии. Здесь никогда не устраивали народных гуляний, не жгли костров и даже по большим праздникам, вроде дня Коронации3 или дня Большого Безветрия4, не запускали в воздух снопы разноцветных искр. Зато для человека, больше всего на свете любящего науку это было прекрасное место – лучше не придумаешь.

Оставив придворную службу, Никлас Кариг всерьёз увлёкся научными экспериментами. Если бы кому-то пришло в голову описать все его опыты в одной книге, то книга эта вышла бы толщиной со свод королевских указов. Тут было бы много исследований в области медицины, физики, астрономии и прочих наук, некоторым из которых и названия-то ещё не придумали.

Время от времени доктор Кариг лечил кого-нибудь из местных жителей – рыбаков, крестьян, простых ремесленников, и редко брал с них плату. Однако ни приятелей, ни, тем более, друзей у него в городе не было – семья жила уединённо, принимая у себя лишь паргалиона Зегду с сыном.

Конечно, Селена скучала без компании. Особенно когда Зебу долго не появлялся в Ольве. Тогда её единственной товаркой по играм оставалась Риша Безголосая. Девочка научилась понимать язык жестов, и неплохо ладила с подругой, но в последнее время застать её дома сделалось почти невозможно. Селена подозревала, что Риша влюбилась в какого-нибудь рыбацкого сына или подмастерья, но спрашивать не решалась, ожидая, что девушка сама расскажет о своём увлечении.

Теперь, когда Зебу ушёл с отцом, Селена снова осталась одна.

Мальчик всё не приходил в сознание, и Дора с Ришей по очереди сидели у его постели.

Операция прошла успешно. Так сказал Никлас. Больше он ничего не говорил, ссылаясь на то, что делать прогнозы ещё слишком рано.

Селену к больному не пускали, и это было по-настоящему обидно. Кто нашёл мальчика? Селена. Кто принёс его к Никласу? Вообще-то Зебу, но не без помощи Селены, конечно. И вот теперь, когда он лежит тут, совсем рядом, только Селена не имеет права посмотреть на него даже одним глазочком. Никлас обещал, что её пустят, когда больному станет лучше, но лучше ему не становилось, и девочка уже начала подозревать, что от неё скрывают что-то по-настоящему страшное.

Проводив Зебу, Селена дочитала очередной медицинский справочник, пожарила свекольные оладьи, съела их все до одного и решила предпринять попытку проникнуть в комнату больного. Сейчас там сидела Риша, а с ней куда проще договориться.

– Риша! – тихонько позвала Селена, приоткрыв дверь.

Под лазарет отвели маленькую комнатку с единственным окном, которую Никлас обычно использовал для хранения своих волшебных склянок. Теперь склянки переехали в лабораторию, где им и положено быть, а их место заняла наспех сколоченная дощатая лежанка с сенным тюфяком. Рядом с кроватью втиснули крошечный столик из толстого бугристого стекла. Из столовой принесли старый рассохшийся дубовый стул. Риша и Дора надраили до блеска жёлтый дощатый пол, так что даже царапинки на нём сделались почти незаметными. Окно завесили мешковиной, поверх которой нацепили белую в синий цветочек занавеску. Как ни старались женщины создать полумрак, приглушённый свет прорывался сквозь ткань, мягко озаряя стены.

Селена привстала на цыпочки, пытаясь рассмотреть больного. Риша обернулась, показав жестами, что он спит, и девочка, недолго думая, юркнула в комнату. Сиделка едва заметно улыбнулась, но выгонять подругу не стала. Видимо, Никлас не отдавал на этот счёт никаких распоряжений.

Риша, как и её мать, всегда беспрекословно подчинялась доктору Каригу. Она и внешне напоминала Дору: такая же крупная, румяная, яркоглазая. Не было у неё лишь звонкого материнского голоса – девочка родилась немой, и даже старания Никласа не смогли этого изменить.

Только теперь Селене удалось, наконец, как следует разглядеть больного.

По правде говоря, она представляла его иначе. Оказалось, что лицо у мальчика широкое, скуластое, а кожа смуглая, чистая, что у подростков бывает нечасто. Похоже, Дора вымыла парнишке голову, потому что волосы его теперь приобрели природный оттенок спелого каштана и не торчали в разные стороны, а лежали аккуратными волнами. Только выбритый висок был заклеен. Уж не перелом ли?

Риша показала, что у мальчика был жар: всю ночь он бредил, бормотал что-то во сне.

На столике громоздились оставленные Никласом пузырьки. Отвар чомуса желтоцветного5… Неужели Никлас и впрямь собирается вылечить мальчика этими цветочками?! Чомус, конечно, растение полезное – воспаление снимает, раны затягивает, но тут явно требуется более сильное средство.

– Слушай, Риша, – Селена решила попытать удачу, – ты, наверно, устала. Иди поспи, а я посижу…

На успех она, признаться, не рассчитывала, но Риша неожиданно поднялась, указала ей на пузырьки (дескать, не забывай поить его лекарством) и, улыбнувшись своей по-детски открытой улыбкой, вышла из комнаты.

Наконец-то Селене доверили заботу о больном! Расположившись на месте сиделки, она со всей ответственностью принялась за дело: приложив руку ко лбу пациента, убедилась, что жар и не думает спадать, пощупала пульс и даже влила несчастному в рот пол-ложечки чомусового отвара, а после, довольная проделанной работой, осмотрела мальчика ещё раз, в надежде узнать о нем хоть что-нибудь.

Кожа у него, как уже говорилось, была смуглая, но не такая, какая бывает у людей вынужденных подолгу бывать на солнце. Правая кисть – чуть больше левой. Такое случается, когда человек с детства работает одной рукой. Например, забрасывает сеть или гарпунит рыбу. Только мозолей, какие часто встречаются у рабочих людей, на ладонях мальчика не было. Селена нарочно осмотрела его руки, но ничего похожего на потёртости не нашла.

– Кто ты такой? – задумчиво проговорила она.

Дверь тихонько скрипнула, и на пороге показался Никлас. Он наверняка слышал её глупый вопрос.

– Никлас… – растерялась девочка, – я тут спросила…

– Ты спросила нашего пациента, кто он такой, но боюсь, сейчас он не может ответить.

– Ему очень плохо, да?

– Как тебе сказать? – Никлас бесшумно закрыл дверь, подошёл и устроился возле кровати на корточках. – Пока больной без сознания, ему не хорошо и не плохо. Никак. Но если ты спрашиваешь о его состоянии, то оно, по крайней мере, стабилизировалось.

– Значит, он не умрёт?

Никлас улыбнулся:

– Умрёт, конечно. Лет через семьдесят.

– Нииклас, – Селена осуждающе покачала головой, разве сейчас можно шутить?!

Отец пожал плечами:

– Шутить можно всегда. Смех помогает жить. Так что смейся всегда: когда грустно, когда трудно, когда плакать хочется больше, чем смеяться.

Селена не походила на отца ни внешностью, ни характером. Её мать умерла десять лет назад, и девочка не могла вспомнить её, как ни старалась, но все, кто знал Вилму Кариг, твердили об их потрясающем сходстве.

Селена не слишком задумывалась о своей внешности, а когда всё же присматривалась к собственному отражению, неизменно оставалась недовольной то слишком узким лицом, то крошечной горбинкой на носу, то крупными молочно-белыми зубами, а то и вовсе миндалевидными глазами цвета густого дыма.

У некоторых девчонок глаза как блюдца – распахнутые, наивные, и это делает их похожими на фарфоровых куколок. Селене такой кукольности не досталось. С её губ редко сходила улыбка, но лицо всё равно казалось задумчивым. К тому же девочка была высокой – выше большинства сверстников, и Дора часто заставляла её ходить с привязанной к спине линейкой, чтобы не сутулилась. Если Селена чем-то и гордилась по-настоящему, то лишь густыми русыми волосами до пояса, которые можно было заплетать в толстую блестящую косу, собирать в сложную причёску или укладывать волнами.

Никлас, напротив, имел весьма скромную шевелюру. Он редко стриг свои соломенно-жёлтые волосы, предпочитая закладывать их за уши, чтобы не мешали, но ни бороды, ни усов не носил. Роста он был среднего, телосложения – субтильного. То ли по причине худобы, то ли из-за стремительной пружинящей походки ему трудно было дать больше тридцати лет, хотя в действительности доктор Кариг готовился разменять пятый десяток.

– Шутить можно всегда, – повторил Никлас. – А мальчик… Он выживет, Селена. Иначе и быть не может. Этот парень сделан из железа, его не так просто убить.

– Ты его знаешь? – удивилась девочка. – Откуда?

– Нет, что ты?! – подозрительно быстро заверил Никлас. – Но он умеет бороться, а это дорогого стоит. У него была сломана нога. Кость буквально раздробило на мелкие кусочки. Мне пришлось удалить немалую часть. Думаю, мальчик останется хромым на всю жизнь.

Селена ойкнула и прикрыла рот рукой.

– Не пугайся, – успокоил её Никлас. – Ходить он будет. Думаю, даже бегать сможет. Просто станет слегка прихрамывать на левую ногу, только и всего. В его положении это не так страшно. Хуже другое: жар до сих пор не спадает. Я выслушал хрипы в лёгких, и мне это ох как не нравится!

– И ты лечишь его чомусом?! – не выдержала Селена.

– Не совсем, – Никлас лукаво улыбнулся. – Подумай сама: не могу же я рассказать Доре о своей новой разработке. Она, конечно, чудесная женщина, но болтлива как сорока.

– А мне расскажешь?

Селена всегда испытывала трепет перед отцовскими открытиями, которых у него, надо сказать, накопилось немало.

Никлас заговорщически подмигнул:

– Тебе – расскажу. Это новое вещество я получил путём экстрагирования скве…

Мальчик застонал, забормотал что-то бессвязное и неожиданно открыл глаза. Никлас тотчас переключил на него внимание:

– Как ты себя чувствуешь, сынок?

Больной не отвечал, пытаясь сфокусировать зрение.

– Не бойся, – продолжал Никлас. – Ты у друзей. Меня зовут Никлас Кариг, а это моя дочь Селена.

Мальчик сосредоточенно смотрел на своих спасителей. В его круглых карих глазах не было ни страха, ни удивления – только боль и, кажется, усталость. Наконец, парнишка вышел из оцепенения, забарахтался и попытался спустить ноги с кровати, но тотчас сморщился от боли.