Похождения Чемоданчика

– Что с вами, Крупицына?

– Ничего, Ирина Тимофеевна, – откликнулась я.

– Ну, так будьте добры, не смейтесь, пожалуйста. Я не вижу ничего смешного!

Я села на своё место, а после урока мне в дневник написали замечание! Я же говорю, что она противная.

Остальной день прошёл без шалостей и приключений. Зайдя в свою родненькую квартиру, вдохнула полной грудью, так как по дому разносился сногсшибательный аромат. Я быстренько юркнула на кухню и увидала…сто-о-о-лько еды… Жаль, что это не только мне. Поэтому, для меня-прожорливой девочки всё быстро закончилось. Я буквально моментом опустошила всё, что лежало на моей тарелке, и даже добавку съела. Ну, не могу я жить без еды.

Огорчившись тем фактом, что меня больше ничем кормить не собираются, я, схватив со стола яблоко, побежала в комнату делать уроки.

Завтра будут: русский, французский, немецкий и математика. Прям комбо языков! О НЕТ!!! Я же вообще ноль по этому делу. Ффухх…надо успокоиться.

Не буду расписывать, как кипела работа над домашкой, это уже позади. А впереди новая новость! Я теперь буду заниматься пением народных песен с педагогом у нас в квартире! УРА!!! Всегда мечтала научиться петь. А народные песни, вообще обожаю, в особенности казачьи, так как во мне течёт кровь казаков. Этой новостью меня обрадовала мамочка, предварительно отчитав за замечание в дневнике. Так что с завтрашнего дня буду уже заниматься.

Миша вошёл в нашу комнату (забыла сказать, мы делим с братом одно помещение и, чтобы не видеть друг друга, поставили шкаф, как перегородку) и застал меня за книжкой со стихами народных песен и с граммофоном (или как эта штука называется?) на столе.

– Ты что делаешь?

– Не видишь что ли? Песню петь буду, народную, – важным голосом сказала я, даже не оборачиваясь к брату. Но он…отреагировал так…в общем, он заржал. Просто. Заржал. Поддержал, блин.

Я не стала обращать на этого идиота внимание и поставила пластинку с песней «Тонкая рябина». Решила попробовать пока без репетитора спеть. И поехали:

«Что стоишь, качаясь,

Тонкая рябина,

Головой склоняясь

До самого тына», – далее последовали ржач Михаила Крупицына и биение его подушкой.

«А через дорогу,

За рекой широкой

Так же одиноко

Дуб стоит высокий», – те же действия, только добавился портфель.

Я окончила петь, выключила граммофон и сердито сверкнула на брата очами.

– Как ты меня достал! – и выпроводила его за шкаф в его половину комнаты. Начались извинения.

– Ну, Люб, ну, простииии…– его заклинило, он повторял эту фразу несколько раз, пока я его не простила.

Вот так вот и провожаю я свои дни в прошлом. В общем-то, тут неплохо живётся, главное, что люди те же, просто время поменялось. Завтра буду рассказывать впечатления от урока с педагогом по вокалу.

Глава 4.

И снова я пишу свою запись в дневнике. Я, конечно, не расписываю каждый шаг, но всё же. В прошлой записи я обещала написать, как прошло моё первое занятие с педагогом по народному пению. И вот как это произошло.

Придя после гимназии к себе в квартиру, я, по обыкновению, плотно поела и пошла в комнату. К тому времени, когда должна была прийти педагог, я уже успела сделать все уроки. А потом попросила папу занести граммофон в нашу комнату с Мишей. Сев на стул, стала осматривать этот редкий в моём будущем экземпляр. А тут, в прошлом, он был уже значительно распространён. Золотой рупор, в виде цветка, переходил в трубку, которая в свою очередь оканчивалась чем-то наподобие «колонки». А на конце была стальная иголка. Пластинка ставилась на специальный диск, который надо было запускать с помощью рычажков. А чтобы запустить сам граммофон, требовалось покрутить специальную ручку сбоку.

Раздался дверной звонок. Мама пошла открывать, а я тихонько покралась за ней. Моим педагогом оказалась женщина. Она представилась как Пенькова Антонина Никитична.

– Добрый день! – вежливо поздоровалась женщина. – А вас, барышня, как звать-величать?

– Здравствуйте, меня зовут Крупицына Любовь Ильинична.

Антонина Никитична была знакома с мамочкой, так как они вместе учились в одном классе гимназии. Это была женщина 30 лет с каре-зелёными глазами и медными волосами. Одета она была в светло-зелёное платье до пола с кружевами по подолу и по плечам платья. Перездоровавшись, мы пошли в нашу комнату. Там учительница разложила на стол кучку пластинок, которые она с собой принесла.

– Вот песни, которые мы с тобой пока будем разучивать. Они для начинающих, так что тебе не будет трудно. А теперь послушаем твоё пение, – бархатистым голосом сказала Антонина Никитична и включила граммофон с пластинкой «Ой, мороз, мороз».

***

Сегодня выходные, и мы решили с мамой и Мишей навестить семью Гали Заварской. Меня одели в бирюзовое платье по щиколотки, к низу уходящее волнами, завязав пояс большим бантом сзади на спине. Верх был закрытым до горла и тоже повязан бантиком. Поверх платья – тёплое пальто – на улице осень всё-таки, на ногах – ботинки и чулки, согревающие ноги. Чёлку расчесали, а остальные волосы завили кудряшками и красиво собрали. На голову повязали платок, чтобы было теплее. Я сама полчаса упрашивала маму, чтобы мне надели платок, так как она сказали идти так просто.

Мама надела своё персиковое платье в пол, которое было просторным и с небольшим шлейфом сзади. По подолу были вышиты вручную цветы, наподобие ромашек. Волосы мама заделала под бант таким образом, что вышло очень даже красиво. Она тоже надела пальто и оглядела себя в зеркало.

Иногда так завидую мальчишкам, что прямо до слёз. Пока женская половина страдала над тем, что бы такого надеть из своего гардероба, мой брат был уже собран. На нём были чёрные шаровары, заправленные в чёрные же сапоги (в них, наверное, удобнее, чем в туфлях, которые надела мама), белая, уже чуть пожелтевшая косоворотка, затянутая небольшим пояском. Сверху надел плащ, а на голову фуражку.

Наконец-то все были в сборе, и мы вышли из своей квартиры на улицу. Там нас уже поджидала небольшая повозка с извозчиком. Честное слово, я много читала книг, написанных в прошлом, но когда это всё своими глазами увидела, скрыть своё удивление было просто выше моих сил. И на этом мы поедем? Вы что, смеётесь надо мной? Да в этом же запросто стошнить может, особенно если пообедал перед поездкой. Однако всё-таки пришлось влезать в это…чудо. Мама села рядом со мной, а напротив нас Михаил Ильич приземлился. Всю дорогу этот паразит двуногий издевался надо мной.

– Ого, Люба, какая у тебя моська зелёная и бледная. Так на кикимору похожа, ещё и платье зелёное нацепила. Не боись, скоро притормозим, там-то тебе полегчает.

Слава Богу, это закончилось! Ааааааааааааааааааааааааа… Получается у меня «каретная болезнь»? Это так Мишка сказал.

Нас встретила молодая женщина приятной наружности с закрученными в кудряшки волосами. Она была одета в лёгкое (для такой-то погоды) сине-белое в полосочку (прям как матрос) платье в пол. Представилась она, как Заварская Александра Григорьевна – мать Гали. Мы всей честной компанией зашли в дом. Воистину, шедевр мира искусства! Если снаружи он мне показался каким-то невзрачным, то внутри этого сказать просто было нельзя. Он был так богато украшен, что я даже боялась представить, сколько же денег понадобилось отцу Гали для этого домища. Но не успела я всё хорошенько осмотреть, как нас пригласили в просторный зал для гостей, испить чашечку кофе (здесь его называли почему-то кофеем). Специально для моей персоны принесли чай, так как кофе не люблю вообще. Взрослые отошли с чашками в один угол залы, а мы с детьми остались в другом. В семье Заварских было трое детей. Первые двойняшки, звали их Вера и Владимир. У Веры был такой спокойный голос, но в тоже время её глаза и руки метались из стороны в сторону, будто она сильно волновалась (может быть и правда переволновалась). Володя был такой же, как и его сестра, только не показывал своё волнение так сильно, как Вера. Они оба были старше Гали на пять лет, то есть им уже было по пятнадцать. Ого, даже старше моего брата! Говорили всё больше о гимназии, рассказывали весёлые и курьёзные случаи, которые там происходили. Мальчишки делились тем, что хотят поступить в действующую армию, если будет война. Тьфу-тьфу-тьфу! Вера рассказывала о своих подругах и о себе, кого она бы полюбила, в общем, любовь-морковь.

Когда мы уже собирались уходить, то позвали детей Заварских к себе в гости на Рождество, чтобы было веселее. Они обещались прийти. С весёлым настроением уходила я из этого уютного и огромного дома и с неприязнью садилась обратно в повозку.

Войдя в свою такую родненькую квартирку, вбежала в нашу с Мишей комнату. С разбегу прыгнула на кровать.

– УРАААААААААААААААААА!!! Я дома! Правильно ведь люди гутарят: в гостях хорошо, а дома всё-таки лучше!

Мишка зашёл за мной в комнату, увидя меня, ухмыльнулся и прыгнул ко мне. Мы начали бить друг друга подушками, по квартире разносился визг, писк и крик умирающих чаек, что даже папа, не выдержав, зашёл в нашу комнату.

– Вы чего тут устроили? Зоопарк, что ли? – папа пытался сделать серьёзное лицо, пряча улыбку в бороду (как и положено настоящему купцу, он имел бороду). Даааа… вид мы с Мишкой имели уморительный. Все помятые на полу с выброшенными одеялами и подушками, в перьях, будто потрёпанные курицы. – А ну-ка потише. Работать мешаете же, а мне нужна тишина.

Глава Крупицыных вышел из комнаты, а мы, продолжая тихонько посмеиваться, встали и пошли поправлять кровати.

Глава 5.

Вот уже почти три месяца я нахожусь в прошлом. Пообвыклась со всем, приноровилась.

В гимназии у нас сложилась своя атмосфера, дружеская, даже панибратская. Все девчонки получали прозвища, за внешность, за какой-нибудь поступок и т. д.

Вот к Лиде, которая раньше носила прозвище «курица», сейчас приклеилось совершенно другое – «Цыганёнок». Была она похожей на этот народ. От природы смуглая кожей и чёрная волосами, которые к тому же ещё и вились небольшими колечками, она и в правду напоминала цыганку, только пока маленькую, поэтому и ласково – Цыганёнок.

Ко мне же прицепилось прозвище «Чемоданчик». А всё из-за того, что мой портфель, с которым я ходила в гимназию, был в виде небольшого чемодана. Ну, а окромя этого, ещё и потому, что в нём я носила много чего ненужного для образовательного заведения. В отделениях моего рюкзака хранились разные бумажонки, камушки или пробки из-под бутылок. По большей части, конечно, были бумаги. Я была очень экономной и никогда их не выбрасывала. Различные афиши, чеки, газеты, промокашка, – всё это я тщательно оберегала, как зеницу ока, и хранила только в чемодане.

***

В классе, как всегда, стоял галдёж. Ну, словно на базаре! Я со вздохом опустилась на свою скамейку рядом с Шуркой.

Зазвенел звонок на урок. Ох, опять ненавистная мне математика. За что же мне это наказание в лице Шарика. Все девочки были уже на ногах и, пока учительницы не было, вполголоса переговаривались и шутили друг с другом. Странно, почему она, обычно пунктуальная, сегодня опаздывает уже на 5 минут?!

Я рассматривала носки своих чёрных башмаков со шнурочками, когда Ирина Тимофеевна всё-таки явила миру свой лик. Она была не одна. Вслед за её тучной фигурой в помещение влетела классная дама, ведя под руку неизвестную нам девочку, облачённую в гимназическое платье.

– Доброе утро, мои девочки! С сегодняшнего дня с вами будет учиться Мин Со Ёнг, – при этих словах Львица посмотрела на девочку. Мы, как по команде, тоже. – Она родом из Кореи.

Я взглянула на фигурку этой девочки, а потом перестала обращать на неё внимание. Сейчас пока нельзя с ней познакомиться – урок у Шарика… А так интересно! Я никогда не видела иностранцев, да ещё так близко! Вот счастье-то привалило!

Мин Со Ёнг была миленькой на вид. Маленькая, даже, может, ниже меня. С чёрными, как смоль, прямыми волосами, аккуратно заплетёнными в два длинных хвоста; с чёрными глазами. Она с долей интереса рассматривала узкими глазками наши ряды и мило улыбалась каждой.

Её посадили передо мной рядом с Сонькой Рапопорт. Отлично! Быстрей бы урок только закончился. Однако сегодня Шарик пытала основательно. Будто бы мы виноваты, что она задержалась аж на целых пять минут! Конечно, ведь за это время она могла бы выпотрошить ещё одну гимназистку. И вот, пока у доски стояла очередная жертва, она своими колючими, как булавки, глазками перебегала со скамейки на скамейку, и после этого долго ещё по спине нестройным рядком шли мурашки у каждой девочки.

Хорошо, что всё когда-нибудь заканчивается, завершился и очередной урок у Ирины Тимофеевны. Фух, не чаяла вырваться оттуда живой. От волнения у меня всегда мгновенно пересыхает горло, надо бы к умывальникам сходить, испить водицы. На водопое я и столкнулась с новоявленной кореяночкой.

– О, привет, – радостно махнула ей рукой, подзывая к себе. – Можно мне с тобой познакомиться?

Новенькая слегка покосилась в мою сторону, коротко улыбнулась, выговаривая русские слова сквозь зубы и проглатывая некоторые буквы:

– Здравствуй, меня зовут Мин Со Ёнг. А тебя? Постой, я тебя видела, ты ведь моя одноклассница?

Представившись, я начала разговор:

– А как ты в России оказалась?

Со Ёнг охотно мне всё объяснила. С 1860 года из Кореи начали эмигрировать в Российскую Империю коренные жители. У каждого были свои причины, по которым переезжали на ПМЖ (постоянное место жительства) в нашу страну. Вот, у семьи Мин, к примеру, возник вопрос в деньгах. Они обеднели, плюс ещё начались проблемы с властью. И порешили они (отец-кореец, мать-русская, да две их дочери) уехать на родину к матери, от греха подальше. Обосновались в Орле, где жила материна родня.

Мы с Со Ёнг оторвались от умывальников, где утоляли жажду, и возвратились в родные стены класса. Я хотела ещё поговорить с кореянкой, но к нам подскочила Цыганёнок.

– А вот вы где, явились-не запылились?

– Нет, а что, что-то случилось? – поинтересовалась у Лидки я.

– А как же, – было мне ответом. – Пока вы где-то прохлаждались, нам сказали, что гимназия переезжает в другое здание!

Вот это новость, так новость! Наконец-то, дождались! А то в старом уж и в плащах сидим, скоро и в шубах ходить будем – все окна насквозь продувает, а отопления нет.

Глава 6.

На следующий день после известия о переезде мы всем классом побежали рассматривать наш новый «второй дом». Теперь он стоял совсем-совсем недалеко от моей квартиры. Нужно было пройти прямо, никуда не сворачивая, потом по мосту через реку Оку и всё – вот и гимназия.

В здании всего было два этажа. На первом размещались докторская, дамская, физический кабинет, рай для всех школьников-столовая и седьмой с шестым классы. На втором – все остальные классы с первого по пятый плюс ещё и актовый зал. Туалеты, естественно, были на обоих этажах. Куда же без этого?

Когда всё-всё внимательнейшим образом рассмотрели, то толпой пошли в актовый зал. Зачем это? «Наш дорогой дядюшка Коля» – как называли все гимназистки в нашем учебном заведении инспектора (типа, директор школы) – сообщил слегка картавым голосом, что в честь переезда в новое здание будет устроен концерт, где показывать номера будут ученицы. Вот это новости! Вот такого поворота судьбы я ещё не ожидала! Нет, мало им того, что я – современная девочка двадцать первого века – довольствуюсь одними только платьями до щиколоток, трясусь в карете на ухабах до тошноты, живу без всякой техники (телефона, компьютера и т. д.), так ещё и участвовать в концерте? Ни за что! Никогда!

Однако кто меня спрашивать будет? Конечно, никто! И мне дали номер! Правда, Слава Богу, не сольный, а групповой. Я и пара девочек, среди которых затесались Галчонок и Цыганёнок. Но больше я пока ничего не скажу. Я очень обиделась на всех из-за того, что меня заставляют выступать на сцене и не разговариваю уже почти целый час!

***

Но шли дни, учёба продолжалась. Хуже, чем в школе. Стой на ногах полтора часа на молебне перед занятиями, сиди и слушай нудные замечания Шарика, который никак отцепиться не может. Хотя есть одна радость – приближение Нового Года. Совсем скоро нас распустят на зимние каникулы. И как раз в последний день учёбы у нас будет этот концерт.

А вот с новым преподавателем по немецкому языку я столкнулась совсем недавно прямо нос к носу.

Я шла и разговаривала с Галей, – мы искали Цыганёнка – когда из дамской вышла худая высокая женщина с пронзительными вишнёвыми глазами и с зачёсанными назад волосами, собранными в пучок. Я обернулась к Гале и напоролась на женщину.

– Ой-ой-ой! Извините меня, пожалуйста! – лепетала я, приседая перед ней в книксене. Женщина сначала испуганно, а потом сурово поглядела на меня. И просто ушла, не удостоив ответом.

Ф-фух, вроде, пронесло! Но не тут-то было. На завтрашний день у нас стоял впервые в расписании немецкий язык. И, когда мы пришли в наш класс, выяснилось, что эта та самая женщина, на которую я чуть не упала, и будет вести у нас эти уроки. Звали её Катрин Иоганновна, но по-русски все называли её Екатериной Ивановной. Как только прозвенел звонок, она стала знакомиться с нами. Когда до меня дошла очередь, то немка (а она была обрусевшей немкой) удивлённо посмотрела на меня, но всё равно вида не показала, что уже знает меня.

Я уже рассказывала, что я не полиглот и в своей жизни изучала только английский язык, поэтому для меня было большим удивлением, что все, абсолютно все девочки уже знают немецкий алфавит и некоторые слова, а я была как белой вороной, лучше сказать пугалом в этом сборище. А была сложность. Екатерина Ивановна разговаривала исключительно на немецком, изредка, когда её не понимали, переходя на русский язык. На нём она говорила с большим акцентом. Поэтому на первом же уроке я и отличилась.

– M;dchen, warum beantworten Sie meine Fragen nicht? * (Девочка, почему вы не отвечаете на мои вопросы? (перевод с нем.), – неожиданно прозвучало над моей головой. Оказывается, я погрузилась в свои мысли под непонятное «бу- бу- бу» в классе, что и не заметила, когда Екатерина Ивановна подошла ко мне. Однако, что ей от меня понадобилось? Что она там бубнит? Ничего не понимаю!

– Гёвёрю п-рюсски, – изменяя гласные, стала переводить мне немка. – Пёчемю ви не ётвечаете мне на вёпрёси?

– Я не понимаю, что вы говорите, Екатерина Ивановна, – встала со своей скамьи я и стала объяснять причину. – Дома меня не учили этому языку.

Екатерина Ивановна кивнула, мол, поняла, и выдавила из себя ещё несколько фраз.

– А ви, фрейлен, вёёбще кякёй-тё изючяли? – и уставилась на меня выпученными глазами. Я ответила, что да, знаю, немного по-английски. На этом меня не оставили в покое, а стали при всём классе объяснять некоторые слова, особенности произношения немецких слов и много другого. Я до того устала записывать всё это в тетрадку, что на последнем уроке просто сидела и делала вид, что что-то пишу. Хорошо, это был русский. Меня не трогают на этом уроке. У кого-нибудь потом спишу. Вернувшись домой, так, не раздеваясь, повалилась на свою кровать. У меня ныла рука. В жизни столько не писала, как сегодня. А ещё и учить. Ой, что-то голова закружилась и в ушах зазвенело. Посплю-ка я лучше с часок.

Глава 7.

Наступил долгожданный день! Я дожила в прошлом уже до Нового Года, ну, почти. Сегодня у нас .... ммм … 20 декабря 1903 года по старому стилю. И наш город уже украшают к приближающемуся празднику. Витрины магазинов заблестели яркими огоньками свечей, мишурой и различными новогодними игрушками.

Наш папа принёс в дом средних размеров, срубленную в лесу ёлку, и мы всей семьёй принялись за украшение красавицы.

В дореволюционной России было всё по-другому. Гирлянд, таких как сейчас, не было вообще. Вместо этого на ёлку водружали специальные тарелочки, на которых прикреплялись восковые свечи – я думаю, что пожарные очень «любят» эти новогодние праздники. Не дай Бог, чтобы свечечка упала – живо всё сгорит. Украшали веточки всевозможными вещами, которые находили дома. Например, из наших закромов достали маленькие стеклянные игрушки. Так же делали и сами из бумаги, новогодние открытки, даже печенье – всё шло на дерево. В общем, ёлка у нас вышла просто класс!

В гимназии тоже поставили ёлку. И кто хотел, мог принести новогоднюю игрушку на пожертвование. Так что все ветки были заполнены различными самодельными украшениями, а некоторые – и простыми стеклянными шарами – естественно их приносили те, кто был побогаче.

***

Как я уже говорила в прошлой записи, нас скоро распустят на каникулы. И вот, последний день учёбы настал. В этот день у нас было, ну, очень мало уроков. Всего лишь три: русский, математика и немецкий. Довольно неплохое сочетание. Эххх… Хоть бы поскорее всё закончилось.

Русский прошёл относительно быстро. Мы знакомились с орфограммами в корнях. Мне было проще – я всё уже это проходила в настоящем. Некоторые орфограммы были похожими, но были и те, которых я не знала или наоборот, то есть те, о которых ещё не знали в начале 20 века.