Меньшее зло

— Слыхали, ребята? — Нохорн оглядел всю компанию. — Он хочет видеться с Ренфри. А по какому такому делу, браток, можно узнать?

— Нельзя.

Нохорн поднял голову и поглядел на близнецов, а те сделали шаг вперед, бряцая серебряными пряжками высоких сапог.

— Знаю, — вдруг заговорил тот, с косой. — Я уже знаю, где я его видел.

— Что ты там лопочешь, Тавик?

— Перед домом старосты. Он привез какого-то черта на продажу, такую помесь паука с крокодилом. Люди говорили, что это ведьмак.

— Это что ж такое, ведьмак? — спросил голый Пятнадцатый. — Э? Сиврил?

— Наемный чародей, — ответил полуэльф. — Шут за горсть серебреников. Я же говорю, ошибка природы. Оскорбление нравов людских и божьих. Палить таких надо.

— А мы колдунов не любим, — заскрипел Тавик, не отрывая от Геральта прищуренных буркал. — Что-то мне кажется, Сиврил, что в этой дыре у нас будет больше работы, чем казалось. Тут их больше, чем один, а ведь известно, что они держатся вместе.

— Ворон ворону… — злобно усмехнулся полукровка. — Как это еще земля носит таких, как ты? Кто вас плодит, чудь?

— Если можно, будьте терпимей, — спокойно произнес Геральт. — Твоей матери, как вижу, приходилось частенько гулять по лесу одной, чтобы у тебя появился повод подумать и о собственном происхождении.

— Возможно, — не переставая усмехаться, ответил полуэльф. — Но я-то, по крайней мере, знал свою мать. А ты, как ведьмак, и этого сказать о себе не можешь.

Геральт слегка побледнел и сжал зубы. Нохорн, который заметил это, громко засмеялся.

— Ну, браток, подобной обиды пропустить нельзя. То, что у тебя за хребтом, похоже на меч. Так как? Выйдете с Сиврилом на двор? А то вечер такой нудный.

Ведьмак не отреагировал.

— Трус засраный, — фыркнул Тавик.

— Что он там говорил о матери Сиврила? — монотонно тянул Нохорн, уперев подбородок в ладони. — Насколько я понял, что-то отвратительное. Что она всем давала, или что-то в этом роде. Эй, Пятнадцатый, да разве можно слушать, как какой-то приблуда обижает мать друга. Мать, мать ее е… это же святое!

Пятнадцатый охотно встал, отстегнул меч и бросил его на стол. Выкатил грудь, поправил наручи с серебряными шипами, сплюнул и сделал шаг вперед.

— Если ты в чем-то сомневаешься, — добавил Нохорн, — то Пятнадцатый как раз вызывает тебя драться на кулаках. Я же говорил, что тебя вынесут отсюда. Сделайте место.

Пятнадцатый приблизился, поднимая кулаки. Геральт поднес ладонь к мечу.

— Осторожно, — сказал он. — Еще шаг, и ты будешь искать свою руку на полу.

Нохорн и Тавик сорвались с мест, схватившись за мечи. Молчаливые близнецы одинаковыми движениями достали свои. Пятнадцатый отступил. Не двинулся лишь Сиврил.

— Что тут происходит, елки-палки? На минуту нельзя вас оставить.

Геральт очень медленно повернулся и глянул в глаза цвета морской волны.

Она была почти одного с ним роста. Соломенные волосы неровно срезаны у самых ушей. Она стояла, одной рукой опершись о косяк, в обтягивающем бархатном кафтанчике, затянутая богатым поясом. Ее юбка была неровной, асимметричной — слева доходила до щиколоток, справа же открывала мощное бедро над голенищем высокого сапога из лосиной кожи. На левом боку висел меч, на правом — стилет с большим рубином на рукояти.

— Языки проглотили?

— Это ведьмак, — буркнул Нохорн.

— Так что?

— Он хотел говорить с тобой.

— Так что?

— Это волшебник, — загудел Пятнадцатый.

— А мы волшебников не любим, — добавил Тавик.

— Спокойно, ребята, — сказала девушка. — То, что он хочет со мной поговорить, еще не преступление. Забавляйтесь дальше, и без скандалов. Завтра будет базарный день. Вы же наверняка не хотите, чтобы ваши выходки помешали ярмарке, такому важному событию в жизни этого милого городка?

В наступившей тишине раздался тихий паскудный смешок. Смеялся все еще беззаботно развалившийся на лавке Сиврил.

— Да ну тебя, Ренфри, — еле выдавил полукровка. — Важное… событие!

— Заткнись, Сиврил. Немедленно.

Сиврил перестал смеяться. Немедленно. Геральт не удивился. В голосе Ренфри зазвучало что-то очень странное. Что-то, похожее на багровые отблески пожара на клинках, вой убиваемых, ржание коней и запах крови. У остальных, видимо, тоже возникли подобные ассоциации, потому что бледность покрыла даже загорелое лицо Тавика.

— Ну, беловолосый, — прервала тишину Ренфри. — Давай выйдем в большую избу, присоединимся к старосте, с которым ты сюда пришел. Он ведь тоже, наверное, хотел бы со мной поговорить.

Кальдемайн, ожидавший возле стойки, увидев их, прервал тихий разговор с корчмарем, выпрямился и сложил руки на груди.

— Послушай-ка, госпожа, — твердо, не теряя времени на вступительный обмен любезностями, начал он. — От этого вот ведьмака из Ривии я узнал, что привело вас в Блавикен. Кажется, вам не нравится наш волшебник.

— Может. И что с того? — спросила Ренфри, тоже не очень вежливо.

— А то, что для ваших претензий есть городские или каштелянские суды. Кто обиды свои здесь на Лукоморье захочет оружно мстить, обычным разбойником считаться будет. И еще, что вы ранехонько вылетите из Блавикен вместе со своей чудной компанией, либо же я вас посажу в яму, пре… пре… Как это называется, Геральт?

— Превентивно.

— Вот именно, превентивно. Вы все поняли, дамочка?

Ренфри раскрыла кошель, висящий на поясе, и достала в несколько раз сложенный пергамент.

— Почитайте, староста, если вы грамотный. И никогда не называйте меня «дамочкой».

Кальдемайн взял пергамент, долго его читал, затем без слов передал ведьмаку.

— «Моим комесам, вассалам и вольным подданным, — вслух прочитал Геральт, — всем касающимся сообщаем, что Ренфри, принцесса крейденская, остается в наших службах и мила нам, тот гнев наш на голову свою притянет, кто бы памехи ей учинял. Одоэн, король…». «Помехи» пишутся через «о». Но печать похожа на настоящую.

— Потому что она и есть настоящая, — сказала Ренфри, вырывая у него пергамент. — Ее поставил Одоэн, ваш милостивый господин. Поэтому я не советую «помехи мне учинять». Как бы оно там не писалось, результат для вас может быть очень печальным. Так что, уважаемый староста, не можешь ты меня посадить в яму. И называть «дамочкой». Никаких законов я не нарушала. Пока.

— Если ты их нарушишь хотя бы на волос, — Кальдемайн говорил так, словно хотел сплюнуть, — я всажу тебя в подвал вместе с этим пергаментом. Клянусь всеми богами, дамочка. Пошли, Геральт.

— А с тобой, ведьмак, — Ренфри прикоснулась к плечу Геральта, — еще словечко.

— Не опоздай на ужин, — бросил через плечо староста. — А то Либуша взбесится.

— Не опоздаю.

Геральт оперся на стойку. Поигрывая медальоном с волчьей мордой, он взглянул в сине-зеленые глаза девушки.

— Я слыхала о тебе. Ты Геральт из Ривии, белоголовый ведьмак. Это правда, что Стрегобор твой друг?

— Нет.

— Это упрощает дело.

— Не очень. Я не собираюсь спокойно наблюдать.

Глаза Ренфри сузились.

— Стрегобор завтра умрет, — сказала она тихо, отбрасывая со лба неровно подрезанные волосы. — Было бы меньшим злом, если бы умер только он.

— Если, а точнее, до того, как Стрегобор умрет, погибнет еще несколько человек. Другой возможности я не вижу.

— Несколько, ведьмак? Это очень скромно сказано.

— Чтобы напугать меня, нужно нечто большее, чем слова, Колючка.

— Не называй меня Колючкой. Я не люблю этого. Дело в том, что есть и другие возможности, и я их вижу. Стоило бы их обговорить, но что же, Либуша ждет. Она хоть красивая, эта Либуша?

— Это все, что ты хотела мне сказать?

— Нет. Ладно, иди. Либуша ждет.

В его комнатушке на чердаке кто-то был. Геральт узнал об этом еще до того, как подошел к двери, по еле слышной вибрации медальона. Он задул масляную лампадку, которой освещал себе лестницу, вынул из голенища кинжал и заткнул его за пояс сзади. Потянул за ручку. В комнате было темно. Но не для ведьмака.

Он переступил порог нарочито медленно, сонно, не торопясь, закрыл за собой дверь. И в следующую же секунду из низкого приседа рыбкой прыгнул на сидящего на его кровати человека, прижал его к постели, левое предплечье вбил ему в подбородок и потянулся за кинжалом. Но доставать его не стал. Что-то было не так.

— Начало неплохое, — сдавленным голосом отозвалась женщина, неподвижно лежа под ним. — Я рассчитывала на это, но не думала, что мы так быстро окажемся в постели. Убери руку с моего горла, пожалуйста.

— Это ты?

— Это я. Послушай, у нас есть выбор. Или ты сойдешь с меня и мы поговорим. Или мы остаемся в постели, но тогда мне хотелось бы снять сапоги.

Ведьмак выбрал первое. Девушка вздохнула, поднялась, поправила волосы и юбку.

— Зажги свечу, — попросила она. — Я не вижу в темноте, как ты, и люблю смотреть на своего собеседника.

Она подошла к столу, высокая, худощавая, гибкая, и уселась, вытянув перед собой ноги в высоких сапогах. На ней не было видно никакого оружия.

— У тебя выпить есть?

— Нет.

— В таком случае хорошо, что я взяла с собой, — рассмеялась она, поставив на стол дорожную баклажку и два кожаных стаканчика.

— Уже почти полночь, — холодно сказал Геральт. — Может быть, перейдем к делу?

— Сейчас… Держи, пей. Твое здоровье, Геральт.

— И тебе того же, Колючка.

— Меня зовут Ренфри, черт побери, — она гордо вскинула голову. — Я позволяю не именовать меня по титулу, но перестань называть меня Колючкой!

— Тихо, а то разбудишь весь дом. Так я узнаю, зачем ты влезла в окно?

— Какой же ты недогадливый, ведьмак. Я хочу избавить Блавикен от резни. Чтобы поговорить с тобой об этом, мне пришлось, как кошке, карабкаться по крыше. Ценишь?

— Ценю. Только не знаю, что толку в таком разговоре. Положение ясное. Стрегобор сидит в волшебной башне, и чтобы достать его оттуда, вам придется устраивать осаду. Если ты на это решишься, тебе не поможет даже твой пергамент. Одоэн не станет тебя защищать, если ты открыто нарушишь закон. Староста, стража, весь Блавикен встанут против тебя.

— Весь Блавикен… если они выступят против меня, то очень пожалеют об этом, — Ренфри улыбнулась, обнажив хищные белые зубы. — Ты видел моих ребят? Ручаюсь, в своем ремесле они разбираются. Ты представляешь, что случится, если дойдет до драки между ними и этими телятами из стражи, которые что ни шаг, спотыкаются о свои же алебарды?

— Ты что, Ренфри, думаешь, что я буду стоять в стороне и спокойно глядеть на такую драку? Как видишь, я живу у старосты. И в случае надобности мне следует выступить на его стороне.

— Я и не сомневаюсь, — Ренфри посерьезнела, — что выступишь. Правда, в одиночку, потому что остальные попрячутся по подвалам. Нет на свете воина, что справился бы с семеркой, вооруженной мечами. Такого никто из людей не совершит. Но давай перестанем пугать друг друга, беловолосый. Я уже говорила, есть люди, которые могут остановить резню и кровопролитие. Двое людей.

— Я весь внимание.

— Первый, — сказала Ренфри, — это сам Стрегобор. Он добровольно выйдет из своей башни, я заберу его куда-нибудь в пустынное место, а Блавикен снова погрузится в блаженную апатию и быстро обо всем забудет.

— Может, Стрегобор и похож на безумца, но не до такой же степени.

— Кто знает, ведьмак, кто знает. Существуют аргументы, которые невозможно оспорить, есть предложения, которые нельзя не принять. И к ним относится тридамский ультиматум. Я поставлю колдуну тридамский ультиматум.

— И в чем же состоит данный ультиматум?

— Это моя заветная тайна.

— Ладно, пусть будет так. Но я сомневаюсь в его эффективности. Когда Стрегобор говорит о тебе, у него стучат зубы. Ультиматум, который заставит его добровольно сдаться тебе в руки, должен быть чем-то необычным. Так что лучше давай перейдем к второй особе, которая могла бы предотвратить резню в Блавикен. Дай-ка я попытаюсь угадать, кто бы это мог быть.

— Интересно, насколько ты догадливый?

— Это… ты, Ренфри. Ты сама. Ты покажешь истинно княжеское, да что там, королевское великодушие, отказавшись от мести. Я угадал?

Ренфри откинула голову назад и чуть было не рассмеялась на весь дом, но вовремя прикрыла рот рукой. Затем посерьезнела и посмотрела на ведьмака блестящими глазами.

— Геральт, — сказала она. — Я была княжной, в Крейдене. У меня было все, о чем только можно было мечтать, не надо было и просить. Кругом слуги. Платьица, ботиночки… Батистовые трусики. Драгоценности и украшения, буланая лошадка, золотые рыбки в бассейне. Куклы и кукольный домик больше, чем эта каморка. И так было до того дня, когда Стрегобор и эта сволочь Аридея приказали ловчему забрать меня в лес, зарезать и принести им сердце и печень. Красиво, не так ли?

— Скорее отвратительно. Я рад, что ты справилась с ловчим, Ренфри.