Беременна от двоих

Ничего, скоро Лидка уйдет на свидание со своим Борюсиком, и я как следует высплюсь. Неделя выдалась горячей. Перед новым годом всегда так: студенты спешат закрыть «хвосты», преподаватели уже только и думают о том, где станут отмечать самый классный праздник. Вот и выходит, что первые носятся за другими, а вторые – от них, чтобы не приставали со своими лабораторными, контрольными, пересдачами и прочей чепухой.

Мне тоже пришлось побегать. Но не потому, что я учусь плохо. С этим-то как раз никаких проблем. Сказывается домашняя закалка. Не физическая: умственная. Да и кругозор довольно широкий благодаря сотням, без преувеличения, прочитанных книжек. Классических, ясное дело. Кто бы позволил мне читать, например, Набокова с его «Лолитой» или Бунина с его «Тёмными аллеями»? Они тоже классика, конечно. Только… не будем забывать о цензуре дома. Её око никогда не дремало.

Я носилась всю неделю, потому что надо было зачеты сдавать. Целых восемь штук! Да плюс три экзамена. Сессия выдалась горячая. Ещё и потому, что я успевала не только между аудиториями носиться, как фурия, но и успевала перехватить горяченького то с одним парнем, то с другим. Зря, что ли, меня прозвали Duffалка? Высокое звание надо оправдывать! Правда, я раньше о нем не слышала, только сегодня узнала, ну да ничего.

А вот не надо было держать меня взаперти столько лет! Стоило мне высунуть на свободу нос, как целиком всё тело туда засосало. И следом за ним разум. Тут такие просторы раскрылись, такие возможности! Ахнуть не успела, как меня уже насадили на кукан, как пойманную рыбку. И сделали это так быстро, неожиданно, что даже сообразить ничего не успела.

Случилось это не в первый же день занятий, конечно. Шесть месяцев я ходила только по одному маршруту: «дом – универ – дом», никуда не сворачивая. А чтобы у меня даже мыслей не было таких, мама заставила носить умные часы, отслеживающие местоположение. Информация о том, где я, передавалась прямо ей на смартфон. В любую секунду глянешь, и сразу понятно, где дочка находится.

А потом была первая сессия, которую я сдала, естественно, по высшему разряду. И когда был благополучно сдан последний экзамен, ребята из группы решили это дело отметить в кафе. Правда, я уже уходила домой, так не успела. Максим, самый симпатичный из всех парней, высокий и улыбчивый, ухватил меня за ремешок сумки и, глядя прямо в душу своими голубыми глазами, сказал:

– Женя, пойдем с нами. Посидим, выпьем кофе, скушаем что-нибудь вкусное.

Столько было в его глазах доброты и тепла… Я не сумела устоять. Даже забыла: на моем запястье часы, посылающие матери сигнал. Сойдешь с пути – станет названивать. Не знаю, что на меня нашло в тот момент. Я, не отрываясь от взгляда Максима, ответила, покраснев (всегда чувствую, когда это со мной происходит):

– Хорошо, только недолго, меня родители дома ждут.

– Отлично! – Продолжил он улыбаться. – Мы на часок. Пойдем.

Чтобы меня соблазнить, Максиму даже не пришлось особенно стараться. Да он, собственно, и не использовал каких-то особых ухищрений. Много улыбался и шутил, подливал мне сначала сок, а потом и шампанское. Я была в ужасе, когда вместо кисло-сладкой жидкости со вкусом апельсина ощутила во рту необычный вкус. Он был терпкий, газированный и почти несладкий. Я проглотила и поморщилась: что это за кислятина такая? Оказалось, Максим ухитрился во время разговора подсунуть мне фужер с алкоголем. Выпив, я посмотрела на него таким ошеломленным взглядом, что он и сам, кажется, проникся:

– Что такое, Женя? Что случилось? Ты побледнела вся.

– Я никогда раньше не пробовала алкоголь… – проговорила я едва слышно, тем более что вокруг было довольно шумно: разговоры, музыка.

– Вообще ни разу? – Удивился Максим.

– Да, – кивнула я. – Господи, родители меня убьют…

– Не бойся, ничего они с тобой не сделают, – убежденно ответил парень. – Ты же у них кто?

– В каком смысле?

– Ты у них – единственная любимая и неповторимая дочка. Правильно? А ещё умница, отличница и… красавица, – сказал Максим, и я тут же до самых пяточек залилась пунцовым цветом. Опустила глазки и затрепетала, как роза на горячем летнем ветру.

– Откуда ты знаешь, что я одна у родителей? – Спросила парня.

Тот лишь улыбнулся в ответ. Видимо, сказал кто-нибудь из однокурсников. Мы ведь все понемногу узнавали друг друга. Из разговоров, в том числе даже во время занятий. Я, правда, сидела сначала одна, поскольку старалась от других держаться подальше. Не понимала, о чем вообще с ними можно беседовать – общих тем ведь нет. Но постепенно стала привыкать. Сначала одна девочка подсела ко мне, потом другая. Правда, ни одна надолго не задержалась, поскольку внутри группы завязались свои кружки по интересам, все разбились на парочки. Но зато я как-то более-менее перестала дичиться остальных.

Правда, если другие через полгода совместной учебы уже познакомились более-менее, я почти ни о ком ничего не знала. Не интересовалась. Только занятия меня интересовали прежде всего. И вот вечеринка эта внезапная. Шампанское, которое тут же подействовало на мой неизбалованный спиртным организм. В голове чуточку зашумело.

– Выпей ещё, тебе нужно расслабиться. Сидишь, вся напряженная, словно пружинка, – ласково сказал Максим. С самого начала он постоянно рядом. Специально занял выбрал такую позицию, что для меня странно. Он ведь красавчик, душа компании, все взоры только к нему обращены. Остёр на язык, но колкости его и шутки смешные, в них нет ничего предосудительного. Да, через полгода я уже начала понемногу отличать, когда говорят скабрезности, а когда нет. Если речь идет о половых органах, сексуальных отношениях, особенностях человеческой анатомии – это первое. Тогда я стараюсь просто не слушать.

Сидя рядом с Максимом, я ловила на себе колючие взгляды нескольких девушек. Не всех, но кое-кто явно был недоволен тем, что такой симпатяга, как он, обратил на меня своё внимание. Которого я, по их мнению, наверняка не заслуживала. В самом деле: я тогда была довольно просто и очень дёшево одета, с волосами, забранными в хвост и перетянутыми обычной канцелярской резинкой.

Из косметики только тушь для ресниц, да ещё бледно-розовая помада. Это всё, что мне разрешала использовать мама. Она говорила: «Если девушка красится сверх всякой меры, она дает понять мужчинам о своей доступности». Теперь мне слышится другое: «Все, кто ярко красятся – шлюхи». Спасибо, мамочка, научила уму-разуму.

По сравнению с другими девочками из группы, конечно, я выглядела бледной поганкой. Вот они и злились, а ещё, не обращая на меня внимания и делая вид, что я часть мебели, открыто флиртовали с Максимом. Я тогда не понимала, с чего вдруг к нему такой жгучий интерес. Потом узнала: парень оказался из очень богатой семьи. Потому девушки метили ему в невесты, чтобы потом полакомиться жирным финансовым куском. Может, даже посредством раздела имущества после развода, кто знает?

Я ни о чем таком не думала. Купалась в теплых водах мужского внимания, впервые в жизни ощущая, насколько это приятно. Максим между тем сначала подлил мне ещё шампанского, затем ещё чуточку. Принес шоколадные конфеты, предложил одну. Я, когда брала её из его пальцев, прикоснулась к ним случайно и ощутила, как будто легкая искорка электрического разряда проскочила между нами.

Голова моя пошла кругом, щёчки стали пунцовыми, глазоньки заблестели, и в этот самый момент требовательно стал названивать мой телефон. Я поспешно вытащила его из сумочки. Надпись большими буквами «МАМА» меня тут же отрезвила похлеще ледяного душа. Вскочила, выбежала из квартиры в коридор, пронеслась на два этажа вниз, чтобы не слышна была музыка.

– Да, мамочка, – сказала дрожащим от ужаса голосом.

– Евгения, ты где? – Строго спросила родительница. Я сжалась. Если «Евгения», а не Женя, то настроение у неё явно не в мою пользу.

– Мамочка, меня пригласили девочки из группы отметить… окончание сессии.

– Почему ты нас с отцом не предупредила?

– Прости, мамочка, я думала, вы не разрешите…

– Правильно думала, Евгения, – голос стальной, как натянутый провод звенит. – Домой. Немедленно. Я уже хотела было сказать «Да, конечно», но вдруг через парапет лестницы сверху показался Максим. Он ослепительно мне улыбнулся, подняв брови. Мол, вот ты где, а я тебя всюду ищу! И тут в меня впервые в жизни словно бес вселился. Я открыла рот и сказала такое, от чего сама ещё вчера была бы в полном шоке.

– Прости, мамочка, я немного задержусь, а потом вызову такси и приеду домой.

На той стороне сотовой линии повисла тяжелая пауза. Я ждала, что мама ответит что-нибудь. Но спустя полминуты томительного ожидания раздались короткие гудки – она прервала разговор. По спине пробежал холодок. Всё. Теперь мне точно финал. Что же я натворила, глупая девчонка?!

– Женя, не уходи, пожалуйста, – послышался мягкий голос Максима. – Мне без тебя будет очень грустно. Возвращайся. Пойдем, пойдем.

Он поманил меня рукой, и я пошла наверх за ним, словно заколдованная. Этот парень действовал на меня совершенно магическим образом, как никто и никогда прежде. Словно загипнотизировал своими большими глазами, чуть пухлыми губами, ямочками на гладко выбритых щеках. И ещё одна ямочка, крошечная совсем, была у него на подбородке.

Мы вернулись вдвоем в квартиру, где к тому времени уровень музыки стал значительно тише, освещение убавили, и теперь это была не дискотека, а скорее уютный салон, в котором приятные люди собрались, чтобы скоротать вместе долгий вечер. Интимный, но я тогда этого не знала. Мы сели с Максимом за стол, он налил ещё шампанского и прошептал мне на ухо. Так, что мурашки по телу пробежали, когда ощутила на коже его горячее дыхание:

– Давай выпьем на брудершафт, чтобы у нас всё было хорошо в будущем.

– Да, конечно, – согласилась я, совершенно не зная, что такое этот брудершафт. Слово слышала, но в голове оно не отложилось. Да и откуда, если ты девушка, ни разу не употреблявшая до этого ничего крепче кваса? Или кефира, говорят, в нем тоже есть крошечный «градус».

Максим показал, как правильно выставить руки, - продеть одну через другую, держа фужеры. Потом стал медленно тянуть в себя пузырячуюся жидкость, и я последовала его примеру. Но остановилась на половине. Он тут же заметил:

– Нет-нет, Женечка, на брудершафт пьют до дна, – и легонько подвинул фужер к моим губам. Делать нечего, продолжила пить, пока ничего не осталось. Мы разъединились, а потом случилось такое, отчего я снова оказалась в состоянии шока: Максим приблизился ко мне и, неотрывно глядя прямо в глаза, прикоснулся своими губами к моим. Задержался на пару секунд, а потом отодвинулся.

– Что… что… ты делаешь? – Часто-часто дыша, словно стометровку промчалась на уроке физкультуры, ошарашенно спросила я.

– Это же брудершафт, – улыбнулся Максим. – После него обязательно нужно поцеловаться. Традиция. Разве ты не знала?

– Н-нет, нет, – ответила, повторив дважды. Что же он делает со мной! Зачем он так сделал! Меня не целовали прежде чужие люди. Мама и папа только. Когда была совсем маленькой, дедушки и бабушки, а потом их не стало, и только родители. Да и то исключительно в щёчку, больше никак. А тут такое… Я видела в кино, как это происходит. Но картины, которые мне разрешали смотреть, поцелуи были… Очень романтичными, ничего откровенного. Актеры лишь делали вид, что целуются, а на самом деле только прикасались губами. Вот как Максим сейчас.

И пока я сидела и хлопала глазами, переживая новое, острое и жгуче-сладкое ощущение, не зная, как мне пережить этот жуткий и волнующий момент, Максим вдруг сказал:

– Приглашаю вас на медленный танец, миледи.

Он поднялся, кивнул и протянул мне ладонь.

«I heard she sang a good song

I heard she had a style

And so I came to see her

And listen for a while

And there she was this young girl», – зазвучали слова. Голос был чуть хриплый, бархатный и глубокий, такой романтичный и нежный, что я не смогла отказаться. Протянула холодную ладошку, и она утонула в теплых мягких пальцах Максима.

«A stranger to my eyes

Strumming my pain with her fingers

Singing my life with her words

Killing me softy with her song», – продолжил петь мужчина.

– Это Фрэнк Синатра, – подсказал мне Максим.

– Какая чудесная песня, – прошептала я.

«I felt all flushed with fever

Embarrassed by the crowd

I felt she found my letters

And read each one out loud

I prayed that she would finish

But she just kept right on».

Максим опустил свои большие ладони на мою талию, и я через ткань платья ощущала нежную силу его прикосновений. Мы прижались телами и стали медленно двигаться на одном месте, ведь в небольшой комнате вальсировать точно не вышло бы. На этом маленьком пятачке, среди других ребят, мне вдруг показалось, что мы вдвоем улетаем в открытый космос.

Мы не танцевали, а, казалось, парили в воздухе над землей, отрешившись от всех, кто был кроме нас в этой квартире, адреса которой я при всем желании не смогла бы назвать. Мы ехали туда сначала на метро, потом на маршрутке, после шли пешком, поворачивая много раз. «Потайными тропами идём», – пошутил кто-то из ребят. Как теперь оказалось, он был прав. Это место стало для меня волшебной пещерой, где я познала то, о чем мечтает каждая девочка.

В тот вечер я, глупая и совершенно неопытная, готовая провалиться под землю от грубого матерного слова (а если бы сама его произнесла, то наверное померла бы от разрыва сердца), не умеющая пить, оказалась в руках альфа-самца, через которые прошло не одно юное тело. Только это я узнала потом, а тогда, в те прекрасные и счастливые, совершенно безумные часы я ощущала терпкий аромат его парфюма, краснела от взгляда и едва не теряла сознание о крепких пальцев, которые держали меня за талию.

Только Максим был джентльмен. Он не пытался опустить ладони ниже, чем того требовали приличия. Он не лез ко мне целоваться, хотя шампанского выпил гораздо больше меня, и потому его глаза лихорадочно сверкали, намекая на силу желания, бурлящего в его крови вместе с углекислым газом, распространяющим алкоголь с каждым движением сердечной мышцы.

Мы просто танцевали, и чем дольше это продолжалось, тем больше я погружалась в состояние, близкое к блаженству. Мне стало казаться, что это такой чудесный сон, и я на самом деле дома, в своей постели. Как прежде, читаю романтическую книжку о красивой любви, и вижу теперь почти наяву прямо перед собой современного принца.

Когда Фрэнк Синатра перестал петь, и затихли последние ноты композиции, Максим взял меня за руку, наклонился и поцеловал в ладонь. Только сделал это, не как подобает правилам этикета, а во внутреннюю поверхность. И я всей теплой и мягкой кожей ощутила у себя в ладошке его губы и все, что вокруг них – он словно окунулся в мою руку.

– Спасибо тебе, Женечка, за чудесный танец, – прошептал Максим.

– Пожалуйста, – всё, что сумела я выговорить с бешено бьющимся сердцем. С трудом оторвав взгляд от его сияющих глаз, пробормотала: – Мне нужно домой.

– Я провожу.

– Не стоит, я на такси.

– Ничего, мне не трудно, – сказал с улыбкой Максим. – Вызову сам.

Он взял смартфон, оформил вызов. Я заглянула на экран и ахнула: «1200 рублей» – такова была цена поездки.

– Боже, как много, – растерянно прошептала я.

– Я заплачу, не беспокойся, – сказал мой джентльмен.

– Обязательно верну тебе… как только смогу, – растерянно сказала я. Смогу ли? Родители, кажется, теперь точно меня или проклянут, или выгонят из дома, или то и другое сразу. Что меня там ждет?! Хотелось забиться в темный уголок и сидеть там, пока гроза не пройдет мимо. Только вся моя беда была в том, что непогода лишь начала греметь где-то вдалеке голосом мамы. Дальше последует нечто невообразимое, я даже представить боялась.

Одно меня успокаивало: близость Максима. Пока он рядом, я поверила: со мной ничего плохого не случится. Полная ерундистика, конечно. Мы ведь знакомы с ним всего ничего. Виделись раньше на занятиях много раз, конечно. На переменах, в аудиториях. Только я лишь издалека сморила на него, тайно завидуя девушкам, которые с ним мило щебетали. Хотела бы оказаться на их месте, но сама не сделала бы первый шаг ни за какие деньги мира.

От страха и гордости. Да, гордости. Мама всегда мне говорила в детстве: «Запомни, Евгения! Уважающая себя девушка никогда сама не даст понять в своем интересе к мужчине. Они, едва уловят это, начинают пользоваться». «Мамочка, а что значит «пользоваться»? – Интересовалась я. «Становятся грубыми и жестокими», – отрезала родительница. Вот и результат. Мне теперь казалось, что сразу как Максим оплатит мою поездку, превратится по отношению ко мне в жестокого наглого хама. Я даже внутренне, помню, напряглась и съежилась.

В такси первые пять минут мы ехали молча. Я всё думала: «Вот-вот, прямо сейчас Максим станет грубым». Но километры оставались позади, а он не становился оборотнем. Вдруг положил на мою руку свою большую ладонь, полностью закрыв её. Я едва удержалась, чтобы не дернуться и не убрать пальцы. Сдержалась с трудом и… по телу поплыла приятная истома. Парень ничего не делал больше. Просто его ладонь на моей, и ничего. Так мы доехали до самого моего дома.

Вышли, и Максим зачем-то отпустил такси.

– Как же ты теперь обратно? – Удивилась я.

– Ничего, другое вызову.

– Но ведь очень поздно, почти три часа, – я ещё во время пути посмотрела на светящиеся часы в машине. Там, где светились разные кнопочки, дрожали какие-то стрелочки.

– Всё хорошо, Женя, – ласково сказал Максим.

– Я вот здесь живу, – сказала, кивнув на многоэтажку.

– Высоко?

– Пятнадцатый этаж.

– «Мне сверху видно всё, ты так и знай», – пропел мой спутник. Голос, когда исполнял старинную песенку, оказался у него очень приятный, мелодичный. «У него абсолютный слух», – заметила я. Имею право, кстати, считать себя экспертом. Зря, что ли, музыкальную школу посещала по классу фортепиано?

– Да, высоко, ­– согласилась я. – Ну, мне пора, – сказала, я интонация была такая, словно спрашиваю, не утверждаю.

– Спокойной ночи, – сказал Максим.

– Спокойной ночи, – повторила я. И опять замерла, глядя на его губы.

Он заметил мой взгляд, а потом… Я это всю жизнь помнить буду. Наклонился и поцеловал. Меня. В губы. Просто прижался своими, ничего больше. На пару секунд. А потом развернулся и ушел в темноту, оставив с полыхающими щеками, сердечным грохотом и ледяными ладошками…

– Жень? Женя? Ты спишь?

Опять Лидка.

– Да когда ты свалишь наконец, зараза такая! – Прикрикиваю на соседку. Она знает: ненавижу, когда меня будят. Но уже третий раз подряд не дает расслабиться по-настоящему, стервоза!

– Не ругайся, Жень. Тебе не идет, – отшучивается соседка. Будь на её месте кто-то другой, более яркий и импульсивный, давно бы послала на три буквы. Но это Лидка, с которой мы уже долго живем в одной комнате. Она добрая, доверчивая и глупая. Напоминает мне саму себя до определенного возраста. Только я никогда не была такой… стрёмной. То есть фигура у Лидки ничего так, мы с ней одинаковый размер носим. Но эти коровьи глаза, тонкие губы, нос картошкой и манера заплетать косу, как деревенская давка позапрошлого столетия – всё делает её, на мой взгляд, совсем непривлекательной. Для парней, конечно же. А ещё вкрадчивый голос и вечное желание всем понравиться.