Л. М. Замятнин
Пик Белецкого
Предисловие
Зимой 1976 года я работал тренером на альпинистских сборах ленинградского «Буревестника» на Тянь-Шане, в Заилийском Алатау. Этими сборами руководил Евгений Андрианович Белецкий.
Выплывало из снегов ослепительно яркое солнце, словно позабывшее о том, что на дворе зима. Словно не было мороза и ветра ночью, когда мы подымались на вершину. Темно-синее небо. И запах нетронутого, вечного снега. Евгений Андрианович, невысокий, приземистый, прищурившись, смотрел вверх, на снежный перевал, откуда должна была спускаться последняя группа. Должна была, но почему-то запаздывала.
Я только что вернулся со своим отделением с пика Маяковского. Мы с Белецким стояли у маленького деревянного домика спортивной базы Чимбулак.
— Идут, — облегченно сказал он, — все в порядке. — И улыбнулся. Улыбался он редко.
Я тоже заметил шесть движущихся точек, появившихся на белом склоне. Они быстро увеличивались в размерах. Молодые альпинисты, радуясь победе и отличной погоде, бегом, прыгая и кувыркаясь, мчались вниз, барахтаясь в пушистом свету. Возвращалась с восхождения последняя группа.
— Евгений Андрианович, вы не думаете написать книгу о своей жизни, о восхождениях? — спросил я. — Это было бы интересно.
— Ко мне обращались с таким предложением. Но я не вижу в этом смысла. Не считаю себя личностью выдающейся в каком-либо плане.
С этим трудно согласиться. Можно только удивляться, как много вместила в себя эта жизнь, эта судьба, как прочно был связан Белецкий со своим временем, со своей страной. Он всегда считал, что нельзя быть только свидетелем событий, надо быть их участником. И как много он успел!
Заслуженный мастер спорта и заслуженный тренер СССР Белецкий не был профессиональным спортсменом, всю жизнь он проработал токарем на Кировском заводе в Ленинграде. Все свои восхождения совершал в период летних отпусков.
Навыки мастерового помогали Белецкому в горах. Ко всем альпинистским мероприятиям, в которых он участвовал и которыми руководил, он относился очень ответственно, считая, что мелочей в горах не бывает. Да, в горах все серьезно, ибо связано со здоровьем и жизнью человека.
Люблю альпинизм за то, что это сложный вид спорта, а не игра, которая заканчивается со свистком судьи, когда усталые игроки идут в душ. Это не просто запланированные испытания воли, выносливости. Это целая система меняющихся ситуаций. И победителем в этих ситуациях может быть человек, который трудностям и опасностям гор противопоставляет не только физическую силу, но и свой интеллект. Мы любим шахматы за умную борьбу. Такое же огромное наслаждение доставляет умная, сложная борьба и при покорении вершин. А мне посчастливилось решать задачи очень сложные. И после каждой победы хочется шагнуть куда-то еще дальше — к новому, неизведанному, — говорил Белецкий.
Трудно сосчитать всех его учеников, ставших известными горовосходителями. Евгений Андрианович любил молодежь, с увлечением передавал ей свой опыт, свои знания. «Прежде всего надо давать дорогу молодежи. Нельзя упускать тот момент, когда ты должен уступить свое место и помочь занять его молодым», — говорил он. И слово у него не расходилось с делом.
Белецкий был убежденным интернационалистом. Трудно переоценить его вклад в развитие альпинизма в Китае. За советом к Белецкому, как видному специалисту, обращались альпинисты Японии, Болгарии, Чехословакии. И всегда он щедро делился своим опытом.
Уже заканчивая работу над этой книгой, я получил письмо с Саяно-Шушенской ГЭС, которое привожу почти без сокращений, ибо в письме этом дается убедительная оценка личности Е. А. Белецкого:
«Евгений Андрианович Белецкий не был спортсменом в обычном понимании. Он не проводил регулярных тренировок. Но он обладал душой спортсмена, был пронизан духом спортивности и поэтому умел сплотить вокруг себя талантливых и преданных альпинизму людей. Кроме того, он обладал отменным здоровьем, его организм как бы специально был приспособлен к жизни и работе на больших высотах, и это позволило Жене Белецкому уже с самого начала, в 30-е годы, занять достойное место первопокорителя высочайших вершин страны., войти в когорту альпинистов-высотников, которую в то время возглавлял Николай Васильевич Крыленко.
Е. А. Белецкий был всесторонне развитым, эрудированным человеком, самостоятельно изучавшим географию, историю гор и горных народов. Он вносил в науку о горах свой вклад вдумчивого наблюдателя и исследователя.
Страсть исследовать все то, с чем он соприкасался в работе и жизни, была характерной чертой Евгения Андриановича. Свидетельством тому — не только монографии и статьи об альпинизме, но также брошюры и статьи, касающиеся его основной профессии токаря-прецизионщика.
Е. А. Белецкий внес неоценимый вклад в подготовку к выходу советского альпинизма на восьмитысячники планеты… Он несколько лет возглавлял высотные экспедиции профсоюзов, в года числе и, за рубежом (КНР), а при подготовке советско-китайской экспедиции на Эверест в 1958–1959 годах был одним, из старших тренеров. Белецкий является одним из основоположников советской тактики акклиматизации при высотных восхождениях.
Наше длительное сотрудничество и совместные восхождения с Женей Белецким в горах Памира, Тянь-Шаня и Куньлуня всегда будут вспоминаться с чувством глубокого удовлетворения.
29.05.85 г.
Истоки
Родился 20 ноября 1908 года в семье учителя русского языка. До 1925 года жил на родине отца — в Черниговской области. Получил там среднее образование. Так писал в 1969 году в автобиографии Евгений Андрианович Белецкий.
Половину населения украинского села Дмитровка Черниговской губернии составляли Белецкие. Уроженцами этого села были и родители отца Евгения Андриановича — дед Георгий Андреевич и бабка Феодосья Васильевна. Дед — служащий и сын служащего. Он имел сорок десятин земли и дом, который однажды сгорел вместе со всей улицей. Пришлось строить новый. Сыновья Георгия Андреевича — Андриан и Николай — стремились получить высшее образование, Первый хотел стать филологом, второй — врачом.
Андриан Георгиевич Белецкий, окончив Нежинскую гимназию, а затем филологический факультет Варшавского университета, защитил докторскую диссертацию и стал преподавать российскую словесность в Варшавском университете.
Николай Георгиевич успешно сдал экзамены в Петербургскую военно-медицинскую академию. Но стать врачом ему не пришлось. За участие в революционном движении Николай Белецкий был отчислен с последнего курса академии, арестован и заключен в одиночную камеру Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Вскоре по «высочайшему повелению», то есть без суда и следствия, его сослали в далекий сибирский город Вилюйск.
Андриан Георгиевич познакомился в Варшаве с хирургической сестрой местного госпиталя Марией Васильевной Перлик, дочерью фельдшера из города Валки Харьковской губернии, девушкой энергичной и самостоятельной. Дед ее тоже был фельдшером. Молодые люди полюбили друг друга и сочетались законным браком. Жили они в согласии и взаимном уважении. В 1901 году у них родилась дочь Елена, а еще через пять лет — сын Юрий.
Вскоре семья Белецких переехала в город Седлец, неподалеку от Варшавы. Здесь Андриан Георгиевич устроился в гимназию преподавателем российской словесности и французского языка. Он придерживался демократических взглядов. Из своего скромного заработка платил за обучение нескольких гимназистов — детей бедняков. Один из них, став впоследствии сельским врачом, спасет жизнь Андриану Георгиевичу и его сыну Юрию во время эпидемии сыпного тифа.
В Седлеце у Белецких родились еще два сына — Евгений и Всеволод. Семья была очень дружной. Родители любили детей. Отец мог часами сидеть у кроватки, «беседуя» с младенцем.
Разразилась первая мировая война. И начались скитания Белецких. Андриан Георгиевич уезжает во Владимир, куда переводят его гимназию. Все труднее становится обеспечивать семью. Мария Васильевна с четырьмя детьми переезжает сначала в Ромны, где учится в гимназии ее сестра Антонина, а затем в город Гадяч.
К 1919 году, когда на Украине начался голод, вся семья переехала на родину Андриана Георгиевича — в село Дмитровка. Глава семьи начинает работать директором местной школы. Здесь родилась младшая дочь Белецких — Татьяна, их пятый ребенок.
В дмитровском доме Белецких собрались все оставшиеся без средств к существованию родственники отца и матери. Из Сибири вернулся совершенно потерявший здоровье Николай Георгиевич. К Марии Васильевне приехала ее одинокая дальняя родственница, а вслед за ней — овдовевшая сестра матери с четырьмя малолетними детьми. В дом вошел зять — муж Елены, старшей дочери Белецких. Вскоре и у них появились дети. За столом собиралось до двадцати пяти едоков. И это в самые голодные годы. Но Мария Васильевна, деятельная, жизнерадостная хозяйка дома, никогда не унывала и не давала унывать другим. В тесноте, да не в обиде. Ведь все же свои — родные. В семье царил дух взаимопонимания, взаимной поддержки.
Дом Белецких притягивал людей своей духовностью, интеллигентностью. Он стал центром культурной жизни Дмигрозки. Детей воспитывали в уважении к труду, к старшим, друг к другу. Никто из младших членов семьи никогда не капризничал, не отлынивал от дела, у каждого были свои обязанности.
Молодежь организовала в доме семейный оркестр. Женя играл на мандолине. Был и домашний театр, в котором чаще всего ставили Гоголя, особенно любимого всеми. Вся семья говорила по-французски.
Женя с детства кроме русского и украинского языков владел польским, французским и немецким. Английский изучил уже в сорокапятилетнем возрасте на вечерних курсах иностранных языков.
Жене было одиннадцать лет, когда начавшаяся эпидемия сыпного тифа свалила в доме всех, кроме него. В этот трудный период семье удалось продержаться лишь благодаря упорству мальчика, на плечи которого легли все хозяйственные заботы по дому.
На Украине разруха. Устроиться на работу невозможно. Приходилось уезжать на заработки в Россию…
Шло время. Дети подрастали, становились самостоятельными, покидали родной дом. Но каждый из них помнил, что его святая обязанность — поддерживать семью морально и материально.
Все дети Марии Васильевны и Андриана Георгиевича окончили семилетку и на всю жизнь остались благодарны отцу, выбивавшемуся из последних сил ради того, чтобы они получили образование.
Женя стал одним из первых комсомольцев Дмитровки. Первый заработок принес в дом в тринадцать лет, нанявшись вместе со своим учителем охранять общественный сад. Сидя в шалаше, сторожа часто музицировали. Учитель играл на скрипке, Женя — на балалайке. Все деньги, заработанные за лето, юный сторож отдал матери, не оставив себе ни копейки.
Семье жилось все труднее, и в 1925 году шестнадцатилетний Евгений Белецкий уезжает на заработки в Ленинград.
Ленинград. Завод «Красный путиловец»
В Ленинграде безработица. У Биржи труда с утра выстраиваются огромные очереди. Белецкий решил учиться на токаря. Ему удалось пробиться к специальному уполномоченному губкома комсомола, который решал, кому предоставить право поступления в фабзавуч. Невысокий лобастый паренек в большой кепке и хлопчатобумажном пиджаке на вырост уполномоченному понравился. Он направил его на завод «Красный путиловец».
Фабзавуч размещался в доме за Нарвской заставой в Чугунном переулке (ныне улица Васи Алексеева). В этом же доме находилось и общежитие «фабзайцев», как ласково окрестили будущую смену старые рабочие.
Женю зачислили в ускоренную группу (большинство здесь имели семиклассное образование). Занимались по восемь часов в день: сначала четыре часа теории, затем четыре часа практики в заводских мастерских.
Учащиеся получали 18 рублей 75 копеек в месяц. После занятий подрабатывали в дворовом цехе завода: убирали двор, возили в вагонетках поковки из заготовительных цехов в механические. Это давало дополнительные 25 рублей заработка.
Женя оставлял себе на пропитание минимум — из расчета 80 копеек в день. Остальное высылал матери. Учился очень хорошо, выделяясь из всех прилежанием и сообразительностью. С детства привык он относиться к любому делу серьезно. Не было случая, чтобы Белецкий не приготовил заданного урока. Мастер Карп Георгиевич Виноградов, бывший революционный матрос, был очень доволен работой Евгения на токарном станке и часто ставил его в пример остальным.
В воскресенье «фабзайцы» шли в кино или на танцы в заводской клуб молодежи. Белецкий же, вскинув на плечо лыжи, полученные в юношеской секции при «Клубе металлистов», отправлялся на тренировку в Кавголово. Лыжных креплений он не имел, и лыжи к ботинкам привязывал веревочками. За это его и прозвали «Женькой со штрипками». Лыжи были огромной ценностью, но когда друзья просили дать покататься на них. Женя никогда не отказывал.
Он начал упорно тренироваться. Ребята курили, иногда понемногу выпивали. Белецкий относился к таким «удовольствиям» резко отрицательно. Долго молчал, но однажды, не вытерпев, категорично высказался о вреде курения и алкоголя. Все «фабзайцы» были комсомольцами, но Женя выделялся среди них особенной принципиальностью, серьезностью.
После учебы юных токарей направили в третью механическую мастерскую «Красного путиловца», но через два месяца Евгений перешел в инструментальный цех.
Комсомольцам хотелось скорее приблизить коммунистическое будущее. Белецкий стал одним из организаторов коммуны молодых рабочих. Принцип выработали четкий: каждый коммунар сдает в общую казну всю зарплату. Питание коллективное. Совет коммуны, в состав которого вошел и Евгений, решал, кому в первую очередь нужны ботинки, штаны и прочее, и приобретал необходимое. Коммуна просуществовала до 1934 года. Распалась она под нажимом одного из комсомольских вожаков Ленинграда: «Что это еще за уравниловка — работают по-разному, а получают одинаково?!»
20-е годы были трудным временем для нашей страны. Петроградская промышленность восстанавливалась после разрухи очень медленно. В городе сотни безработных. Троцкисты пытались доказать, что «Красный путиловец» следует законсервировать или попросту закрыть как предприятие нерентабельное и «нежизнеспособное». К такому же выводу пришел и ВСНХ. Но Центральный Комитет партии отменил это решение и выдал заводу дотацию — 2 миллиона 200 тысяч рублей.
Заработная плата металлистов была очень низкой, вдвое меньше, чем до первой мировой войны. В то же время деревня остро нуждалась в тракторах. «Тракторизация — сестра электрификации», — сказал председатель Госплана Г. М. Кржижановский.
Производство «стальных коней» доверили «Красному путиловцу». На завод доставили двадцатисильный американский трактор «Фордзон», за который уплатили золотом. По его образцу предстояло наладить серийный выпуск советских тракторов. Хватит ли сил, умения, техники?
Немало было скептиков и маловеров. Нашлись и явные противники отечественного тракторостроения, уверявшие, что ни материально, ни технически мы не готовы взвалить на свои плечи такой непомерный груз.
Но еще на VIII съезде партии В. И. Ленин сказал: «Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч первоклассных тракторов, снабдить их бензином, снабдить их машинистами (вы прекрасно знаете, что пока это — фантазия), то средний крестьянин сказал бы: «Я за коммунию» (т. е. за коммунизм)».
И краснопутиловцы взялись за это трудное, но нужное стране дело. И конечно, шаг вперед сделали коммунисты и комсомольцы. «Спать не будем, но выполним правительственное задание», — поклялись они.
Однако еще не было опыта, не хватало нужного инструмента, станков, материалов. Рабочие выбивались из сил. Дело двигалось туго.
И тогда к рабочим завода обратился Сергей Миронович Киров: «Товарищи, наша страна отстает на 100–150 лет от высокоразвитых капиталистических стран. И мы либо это отставание ликвидируем в течение десяти, максимум — пятнадцати лет, либо будем раздавлены, так как большего срока капитализм нам не даст. Вот и подумаем, какими темпами нам надо бежать, чтобы в десятилетний срок покрыть отставание…»
И коммунисты решили работать без выходных, круглые сутки. Непрерывная рабочая неделя, как у трамвайщиков, врачей. Глядя на них, начинали ударно трудиться и наиболее сознательные беспартийные рабочие.
Но мешал работе не только недостаток опыта. Против установки ЦК партии на победу социализма в стране, на социалистическую индустриализацию на XIV съезде ВКП(б) выступила «новая оппозиция» — антиленинская группировка во главе с Зиновьевым и Каменевым. Сомкнувшись с троцкистами, «новая оппозиция» отрицала возможность построения социализма в СССР.
Оппозиционеры сплотились на «Красном путиловце». Они пытались вызвать недовольство, возмущение рабочих, используя любые трудности и неполадки. Лидеры оппозиции не без оснований считали завод своей базой, своей крепостью. В течение длительного времени они подбирали и расставляли на руководящие посты на этом предприятии «своих» проверенных людей, обманывали коммунистов и беспартийных рабочих завода.
Член заводского комитета ВЛКСМ Евгений Белецкий активно включился в борьбу с троцкистско-зиновьевской оппозицией, разоблачал ее раскольническую деятельность, выступал перед рабочими, распространял в цехах газету «Правда». По заданию парткома комсомольцы разгоняли подпольные собрания оппозиционеров.
В январе 1929 года Евгения Белецкого приняли в партию. Рекомендацию ему дал бывший путиловский слесарь, секретарь Московско-Нарвского райкома партии Иван Газа. Через некоторое время молодого коммуниста избрали секретарем парторганизации третьей механической мастерской.
Увлекшись теорией диэлектриков академика Иоффе, Евгений мечтает стать физиком, оканчивает подготовительное отделение Политехнического института. Но накануне приемных экзаменов его вызвал заместитель парторга завода Николай Остахов и предложил редактировать многотиражку тракторного отдела «На штурм двенадцати тысяч».
«Долго обсуждали мы кандидатуру редактора и остановились наконец на молодом коммунисте, рабочем Жене Белецком… Во-первых, привлекал его активный, можно сказать, бессонный характер. Во-вторых, было видно, что себя он ощущает настоящим хозяином завода, и это будет питать его свободную фантазию», — вспоминал Остахов.
И Евгений остался на заводе. Раз партии надо, значит, стану редактором. Правда, он сильно сомневался в своих способностях. Токарное дело освоил отлично, а вот с литературой все гораздо сложнее.
Но и газетное дело Белецкий освоил быстро. Он оказался не только добросовестным, но и способным редактором. Газета тракторного отдела стала боевым помощником краснопутиловцев в борьбе за выпуск тракторов.
Через год партком выдвинул Евгения Белецкого в редакторы общезаводской многотиражной газеты «Красный путиловец». Тираж ее был немалый — 23 тысячи.
С приходом Белецкого заводская многотиражка заметно оживилась. Она начала остро критиковать лодырей, бракоделов, прогульщиков, отмечать передовиков производства.
Газета организовала «митинг машин», собрала «совещание прогульщиков» и ударила по рукам тех, кто, оправдываясь недостатком квалифицированных кадров, пригревал летунов.
Краснопутиловцы сдержали слово, данное партии. В 1930 году вместо запланированных 10 тысяч тракторов они выпустили 12 тысяч. План 1931 года составлял уже 30 тысяч тракторов, но краснопутиловцы снова остались верны себе — изготовили 2 тысячи машин сверх плана.
1 мая 1933 года из заводских ворот выехали шесть первых советских легковых автомобилей для участия в праздничном параде. Громом аплодисментов встретил пролетарский Ленинград краснопутиловские машины. 19 мая в 5 часов 45 минут был дан старт автопробегу Ленинград — Москва — Ленинград. Предстояло испытать первые образцы отечественных автомобилей Л-1 в дорожных условиях. Организаторы пробега ставили перед собой и еще одну практическую задачу — получить в Наркомтяжпроме заказ на массовое изготовление машин. Одним из участников автопробега был редактор заводской газеты Евгений Белецкий.
В Москве краснопутиловцев тепло принял нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе. Придирчивые специалисты дали Л-1 высокую оценку.
— Самое важное в выпуске первой партии легковых автомобилей то, что вы, краснопутиловпы, показали сплоченность своих рядов, показали, что на заводе есть кадры, которым под силу разрешение сложнейших технических задач, — сказал Орджоникидзе.
Успех автопробега стал праздником для всего завода.
Оценивая деятельность комсомольца, а затем коммуниста Белецкого, заместитель парторга завода Остахов писал впоследствии: «Я неоднократно выступал на заседаниях парткома с положительными характеристиками Е. Белецкого, рекомендуя направить его то пропагандистом в сеть партийного просвещения, то для выступления на собраниях, коль они были остры и требовался работник, владеющий речью, то рекомендовал его для работы в очередную комиссию, коль нужен был партийный глаз. Рекомендовал его редактором газеты «Красный путиловец». Деятельность Е. Белецкого показала, что он имеет все качества, необходимые коммунисту в партийной работе. Доверие парткома он оправдывал, с порученной работой справлялся неплохо. Жизнь и работа на глазах у большого коллектива завода подтвердили, что не только агитационная пропагандистская работа, а и организаторская Е. Белецкому по плечу».
Знакомство с Кавказом. Горная секция ОПТЭ
Летом 1931 года товарищ Жени Белецкого по фабзавучу Саша Ардаматский пригласил его и еще пятерых молодых рабочих в гости к своим родителям в Пятигорск. У Белецкого к тому времени было уже плохо с легкими. Работа в цеху, плохое питание (почти весь заработок он отсылал домой) подорвали его здоровье. Врачи предсказывали близкий туберкулез. И Женя решил, что горный воздух должен пойти ему на пользу. Задумали начать с побережья, пешком пройти Сванетию, а потом перевалить через Кавказский хребет. Горы поразили молодых рабочих: ночное небо с огромными яркими звездами, гулкие водопады, безмолвные снежные вершины. Ночевали у костра. Иногда на огонек приходили загоревшие дочерна молчаливые люди с огромными рюкзаками за плечами и ледорубами в руках. Казалось, им доступна какая-то тайна. Это были первые альпинисты, которых повстречал Женя Белецкий. Он «заболел» горами. Теперь они вошли в его жизнь прочно и навсегда.
Приехав в Ленинград, Женя решил первым делом разыскать штаб альпинистов. Размещался он в одной из комнат третьего этажа дома № 9 по улице Пестеля. На дверях тесной комнатушки надпись: «Горная секция ОПТЭ». Самым опытным альпинистам в «голубятне ОПТЭ» был профессор Борис Николаевич Делоне. Он совершил уже не одно восхождение на Кавказе, Алтае и даже в Альпах. Опытными восходителями были также профессор Крестовников и врач Митников. Остальной актив секции — молодежь. Но ОПТЭ (Общество пролетарского туризма и экскурсий) занималось лишь чисто туристскими мероприятиями. Альпинистов было мало. Снаряжения они не имели. Всё — от спальных мешков до триконей — изготовляли сами. Летом 1931 года впервые выехали на Кавказ две немногочисленные группы ленинградских альпинистов. Руководили ими Б. Делоне и И. Юрьев. 6 августа ленинградцы совершили свое первое восхождение на безымянную вершину в районе Крумкольского ледника, назвав ее «Пик Учебный».
Когда в «голубятне ОПТЭ» на собрании актива горной секции впервые появился невысокий худенький лобастый паренек с «Красного путиловца» в чересчур просторном пиджачке, кое-кто скептически улыбнулся: такого восходителя ветром сдует. Но Женя Белецкий быстро вошел в курс дел и оказался человеком очень нужным и полезным. Горная секция состояла тогда всего из двух десятков альпинистов.
— Используем для агитации заводскую газету, — предложил Белецкий.
«Горный лагерь — это лучший отдых для машиностроителя», — лаконично и категорически заявила газета «Красный путиловец». И редактор ее ничуть не покривил душой. Он лично убедился, как полезен горный воздух рабочему-машиностроителю. Парни просто не знают, как это здорово — горы. Пусть попадут туда хотя бы раз в жизни!
Летом 1932 года профессор Делоне организовал первый поход Ленинградской горной секции ОПТЭ на Центральный Кавказ в район ледника Тютюн. Белецкому врачи наотрез отказались дать допуск к походу в горы: слишком истощен, легкие не в порядке. Но Женя настоял на своем. Недостаток физической силы компенсировался у него чрезвычайной настойчивостью и упорством.
На Кавказе с погодой не повезло. Ежедневно лил дождь, сыпал мокрый снег. Пришлось ограничиться учебными занятиями и разведкой района. Обучались ходить по льду на кошках, рубить ступени, страховаться при помощи веревки. Поднялись на небольшую обзорную вершину, преодолели несколько перевалов.
После окончания «Экспедиции ОПТЭ» четверка юных альпинистов — Евгений Белецкий, Констанция Нарбут, Надежда Иванова и Спартак (фамилия неизвестна) — отправилась на Западный Кавказ в район Домбая, чтобы взойти на «прелестную», как говорил Делоне, вершину Эрцог. Белецкий выделялся среди участников похода необычайной серьезностью, целеустремленностью. Со слов Делоне он составил описание пути на вершину, нарисовал кроки, взял на себя обязанности руководителя, лидера.
Путь на Эрцог лежал через снежные вершины Узловая и Джаловчат. Поднимались на кошках. На Джаловчате нашли записку немецкого альпиниста Фишера и оставили свою. На Эрцоге записки не обнаружили. Радости восходителей не было предела. На спуске с вершины очень неосторожно шел Спартак. Поскользнувшись на снежном склоне, он сорвал связанных с ним веревкой Женю Белецкого и Надю Иванову. Вся тройка устремилась к обрыву и совершенно случайно затормозила у самого края, выкатившись на каменную осыпь. Первая в жизни вершина могла оказаться для них последней.
В 1933 году в горы выехали две группы ленинградских альпинистов: группа Митникова — на Центральный Кавказ, группа Крестовникова — в Домбай.
Участники группы Митникова по двум маршрутам взошли на вершину Сынзыр-Кая-баши. Белецкий, Рейнзон, Иванова, Великсон и Рожков поднялись по более трудному пути, а Нарбут и Мельников — по более простому.
После этого восхождения Женя Белецкий вдвоем со своим тренером доктором Виктором Митниковым решил подняться на вершину Тютюн-баши (4358 м), на которую не ступала до сих пор нога человека. Шли в связке, когда началась непогода. Вершину одолели с трудом. Снегопад помешал спуску. Пришлось в сумерках ставить палатку и ночевать на горе, хотя ни спальных мешков, ни продовольствия у них не было. Никак не могли согреться. Так и просидели до утра, прижавшись друг к другу, то и дело стряхивая со скатов палатки накопившийся снег.
Завязался долгий душевный разговор. Митников рассказывал Жене, почему полюбились ему горы.
— Только здесь можно узнать настоящую цену себе. Только в горах, — говорил Митников, — найдешь настоящего друга, которому можно доверить жизнь. Вы счастливый человек, Женя, что нашли для себя горы. К утру метель улеглась. И они, связавшись веревкой, начали спуск. До бивака оставалось совсем немного, когда Митников предложил развязаться.
— И так устали. Мокрая веревка только мешает идти.
Первым спускался по гребню Митников. Неожиданно он провалился и заскользил влево по склону. Виктор навалился на ледоруб, пытаясь затормозить. Но клювик ледоруба беспомощно чертил по обледеневшим скалам.
Стоя на гребне, Белецкий видел, как его учитель, все ускоряясь, беззвучно съезжает в пропасть, закинув голову и глядя ему в глаза. Потом сорвалась лавина из мокрого снега и унесла альпиниста. И Женя ничем не мог помочь. Если бы их связывала веревка!
Он не задумываясь прыгнул бы вниз на другую сторону гребня и удержал товарища. Но смотанная веревка лежала в его рюкзаке.
Спустившись с горы, Женя попытался отыскать тело Митникова. Долго копался в глубоком плотном снегу лавинного конуса. Но все поиски были тщетны. Поздно вечером Белецкий с трудом добрался до бивака, где их должен был ждать третий альпинист. Но в палатке было пусто, лежала лишь записка: «Вскочил флюс. Я ушел вниз, к доктору».
Эту ночь Женя коротал один. Случившееся не давало ему уснуть. Временами, проваливаясь в забытье, бредил: вдвоем с Митниковым они спускаются с вершины, связанные веревкой, вот Виктор оступается и скользит вниз, а Женя, прыгнув направо, удерживает его весом своего тела.
Утром подошли украинские альпинисты и Белецкий повел их к подножию Тютюн-баши. Три дня искали они тело Митникова, но нашли лишь его перчатку и парусиновую кепку. Вероятно, тело погибшего альпиниста попало в одну из глубоких подгорных ледовых трещин и было зацементировано сверху смерзшимся лавинным снегом. Раскопки трех таких трещин со спуском вниз на веревке ник чему не привели.
Одно дело слышать о несчастье, произошедшем с кем-то и где-то, совсем другое, когда у тебя на глазах гибнет близкий человек, учитель, и ты ничем не можешь ему помочь. Такое может навсегда отвратить человека от гор. Белецкого не отвратило. Этот жестокий урок, преподанный горами, он запомнил на всю жизнь, сделав вывод о том, что в горах надо быть предельно осторожным, никогда не пренебрегать страховкой, если есть куда падать.
Случилось так, что и в группе Крестовникова произошла беда. На спуске с Софруджинского перевала сорвалась и погибла Таня Берденникова. Это были первые жертвы ленинградского альпинизма. Молодые альпинисты поняли, что им надо много учиться, серьезней относиться к вопросам безопасности.
Интерес рабочей молодежи Ленинграда к альпинизму возрос. Настало время приобщать к горам уже не десятки, а сотни людей. В феврале 1934 года Ленинградская горная секция ОПТЭ приняла решение: поднять массовое движение за альпинизм среди молодежи крупнейших предприятий города. У альпинистов «Красного путиловца» возникла идея организовать на Кавказе альпинистский лагерь.
К тому времени один из активнейших членов горной секции ОПТЭ Евгений Белецкий стал инструктором альпинизма, одним из немногих в городе.
Начинание краснопутиловцев поддержали газета «Смена» и обком комсомола. Осоавиахим выделил 15 тысяч рублей на обеспечение лагеря, который должен был принять за лето 200 молодых рабочих.