Второй станет первым. Рассказы из бассейна

− Белый пакет, на котором сидите, не его случайно ищете?

− Я села? – испугалась бабушка. – На что я села?! Я ни на что не садилась. Ой! – взвизгнула она и вскочила. Под бабушкой действительно лежал внучкин пакет с купальником, очками, полотенцем и шапочкой.

Все родители начали говорить:

− Ну ладно она на шапочке сидела, ладно на полотенце, но, пардон, как же она сидела на очках для плавания и этого не заметила?

− Не знаю! – ничуть не смутившись ответила бабушка Филимоновой. − Я увлекаюсь звёздами, галактиками, будущим… ну и сериалом чуть-чуть! А тут – какой-то пакетик, какие-то очочки, разная ерунда, а Луна, между прочим, сегодня в третьем доме!

Филимонова, наблюдая, как выходят её согруппники после тренировки в фойе: с красными ободками вокруг глаз от очков, пропахнувшие хлоркой, уставшие, измотанные, подумала, что в общем-то всё складывается совсем неплохо, и в общем-то хорошо бы почаще бабушка погружалась в галактики и улетала в лунные дома, почаще бы садилась на сумки – тогда трени7 можно будет пропускать по уважительной причине – из-за невнимательности бабушки. Ну хотя бы до апреля поменьше тренироваться, размышляла Филимонова, в апреле уж точно ОФП снова на улице будет. Опять можно в топике рассекать, бегать с распущенными волосами.

Прогуливать тренировки зимой получалось не часто, но иногда получалось. Филимонова начала смаковать эти дни без тренировок, она хотела насладиться каждой минутой свободы. Да и бабушка была не против. Ей так понравилось провожать Настю в бассейн, что она, когда тренировки пропускались, стала искать себе работу настоящей дорогой няни и бегать по собеседованиям.

Весной на итоговых соревнованиях Филимонова стала десятой, что было прекрасным результатом. Филимонова радовалась десятому месту, она наконец-то поняла, что другие о таком месте могут лишь мечтать. Целых три дня проходили соревнования. Сколько слёз наблюдала Филимонова в эти дни, сколько нервностей, истерик, ругани и недовольства. Филимонова не разминалась – зачем? Она прогуливалась по бортику, измеряя шагами периметр бассейна (по матемке как раз прошли периметр), гордо встряхивая головой – волосы волновались, рябили, искрились, скользили, как водная гладь бассейна. Просто Филимонова − настоящая русалка. И зачем расстраиваться и рыдать?! Почему?! Ведь на соревнованиях просто здорово. Настя подружилась с девчонками из средней группы, они теперь целой компанией сидели, дожидаясь своих заплывов, Настя болтала с ними за жизнь. Знакомый с прошлых соревнований мальчик притащил Филимоновой целый кулёк пирожков. Разделили по братски, то есть по-сестрински.

А в конце мая Лаврентий Леонидович вдруг подошёл к бабушке Филимоновой, загородил своею широкой спиной весь экран и сказал:

− Или ходИте, или уходИте.

А бабушка ответила:

− Мы всегда ходим. И встаньте, пожалуйста, левее, то есть, правее. За вами сериал не видать.

− Настя приходит к концу сеанса!

− Не может быть. Мы вовремя приходим.

Лаврентий Леонидовичу надоели эти пререкания и он сказал:

− Я предупредил. Мне такое отношение не нужно.

После сеанса бабушка дождалась Кукубаеву. Но папа Кукубаевой увёл свою дочку, не разрешил отвечать на вопрос: опаздывает Настя или не опаздывает на сеанс. Но тут другая мама, отзывчивая и улыбчивая, председатель родительского комитета, сказала:

− Моя дочь всё время рассказывает, что Настя ваша отсиживается в раздевалке, сидит и музыку слушает.

Так Филимонову вывели в бассейне на чистую воду.

На следующий учебный год бабушка устроилась работать няней в очень богатую семью, планеты, созвездия и гороскопы её стали интересовать намного меньше, а деньги намного больше. Бабушка и дома почти перестала бывать. Кому же теперь водить Настю в бассейн?

− Не волнуйся, − давала бабушка внучке инструкции по телефону. – Марс на центральной оси, Венера в пятикомнатной, звёзды говорят, что всё будет млечным путём.

Кукубаева начала догонять Филимонову на тренировках. Папа Кукубаевой вдохновился, воодушевился и решил сделать благородный жест достойный джентльмена: водить на тренировку заодно и подружку дочери.

В школе Филимонову знала вся началка. Вася ходил в бассейне в одну группу с Филимоновой, и учился в одной с ней школе, на класс ниже, но Филимонова не зазнавалась, со всем здоровалась – на переменах только и успевала отвечать на приветствия. Вася передавал Филимоновой, когда тренировки отменялись или отменялось ОФП, или время сеансов переносилось. Вася очень переживал за Филимонову. Он говорил:

− Ты так быстро плаваешь, но ленишься. Тебя уже Кукубаева доставать начала. Но я-то помню, как в том году ты меня обгоняла. Ты же лучше всех.

− Конечно я лучше всех, − загадочно улыбнулась Филимонова и откинула волосы. – А ты как дурак какой-то: в вязаной шапке на ОФП да ещё в жару и мобильник у тебя отстой – кнопочный. Это у тебя основной телефон?

− Эх, − разочарованно махнул Вася. – Кто о чём, а ты всё о телефоне.

− Ничего себе, – Филимонову передёргивало от возмущения. – В этом глупом бассейне девочки не делают себе причёски, а мальчишки в жару натягивают на бОшки шапки и капюшоны. Так ещё и ватки в ушах. Больные все какие-то.

И Вася один единственный из всех знакомых Насти понял, что она в глубине души переживает из-за того, что на новогодних соревнованиях плыла не быстро. Вася ей сказал:

− Я видел, как ты плыла сто-брасс. Очень здорово. Я бы так не смог.

И Вася не кривил душой, у него действительно брасс совсем не получался. Он сказал это, чтобы подбодрить Филимонову, чтобы она ни в коем случае не переживала, а продолжала тренироваться. Но по грустному неловкому лицу Филимоновой Вася понял: она всё понимает и ей неприятен разговор, ей неприятен человек, который напоминает ей о проигрыше.

Дальше Филимонова проигрывала всё больше, стала проигрывать даже Кукубаевой. И чем больше проигрывала, тем меньше появлялась на тренировках.

А на следующий год Филимонову и Кукубаеву перевели к другому тренеру. Это было равнозначно отчислению. К тренеру Ленивцевой переводили самых отстающих детей, ну просто, чтобы не выгонять сразу, чтобы наплавались и сами ушли. Тренер была доброй-доброй с малышами, а детям постарше разрешала свободное плавание—что хотите, мол, то и делайте: плавайте, ныряйте, брызгайтесь, а у меня голова болит, я тут за столиком посижу, понаблюдаю.

Дети из абонементных групп, которые раньше прятались от тренеров в туалетах и раздевалках, просиживали там все сорок пять минут сеанса, узнав о таком волшебном тренере, заявляли родителям: «На следующий месяц только к Ленивцевой. К ней или ни к кому!» И мамы абонементных детей были довольны: ребёнок отдыхает от нервной обстановки в школе, расслабляется в воде и уже через год начинает плавать без нарукавников. А то вот другие тренеры через два месяца нарукавники снимают – ужас, стресс для ребёнка.

В спортивную группу к такому замечательному тренеру и перевели Филимонову и Кукубаеву. Папа Кукубаевой был возмущён, но он наконец нашёл работу, ему стало некогда заниматься неуспехами дочери в плавании и тем более её подруги, провожать девочек папа тоже больше был не в состоянии. Папа Кукубаевой так и говорил:

− Я не в состоянии разорваться: и дети, и работа.

Но нашлась чужая мама. Добрая, улыбчивая и отзывчивая. Она и свою дочку Лизу на машине привозила, и Кукубаеву с Филимоновой захватывала из школы. Добрая мама сама перевелась в спортивную группу к Ленивцевой – в других группах её Лиза всем проигрывала, всё у Лизы болело: и спина, и ноги, и руки, и шея. У Ленивцевой же Лиза всегда пребывала в прекрасном спортивном настроении – ведь она всех обгоняла, была первой на дорожке.

Так прошёл ещё год. Уже стали ездить на соревнования в другой бассейн, где Филимонову с Кукубаевой безжалостно дисквалифицировали за неправильное прохождение поворота.

А на четвёртый год Кукубаева перестала ходить в бассейн – папа Кукубаевой решил не тратить больше времени дочки на плавание:

− Лагерь обещали и ни разу не взяли, − жаловался всем папа Кукубаевой. – Списали со счетов после второго года обучения, спихнули в группу аутсайдеров.

Лиза тоже перестала ходить – её мама нашла дочери другой бассейн, более глубокий и в два раза длиннее.

Филимонова же иногда по-прежнему ходила. Она привыкла к группе, к доброму тренеру, да и Ленивцева Филимонову очень любила. Настя уже была в пятом классе. И если раньше ей безумно нравились современные песни и взрослые сериалы, и соцсети, и вся эта свободная жизнь, то почему-то, чем старше она становилась, тем становилось скучнее дома одной. У Насти появилось острое щемящее чувство одиночества, она поняла, что не может без бассейна, её не хватает тренировок. Филимонова пробовала ходить на спортивные кружки в школу, даже на бадминтон, но всё было не то. И теперь Филимонова после уроков сама бежала в бассейн через пять светофоров и десять дорог. Иногда ей казалось, что тренер Ленивцева очень удивлена её приходу.

− Настя! Ты?! – восклицала она. − Плавай тогда с мальчиками. Девочек, сама видишь, и без тебя на дорожке много.

И Настя плавала. Она вдруг поняла, что ей ужасно нравится делать стартики, повороты, подныривать на сальто и выныривать как можно дальше после прыжка с тумбочки. Но по-прежнему не нравится уставать! И потом плестись домой по морозу в темноте. На обратном пути хотелось есть, хотелось горячего чаю. Насте было одиноко на каждом из пяти светофорах и на всех десяти дорогах. «Вот бы кафе! – мечтала Настя. − А там какой-нибудь мальчик, пусть даже тот дохляк с пирожками, и ждёт меня за столиком. А я улыбнусь и закажу двойной кофе-капучино (в сериалах же пьют только кофе) и какой-нибудь торт, всё равно какой, но главное, чтобы со взбитыми сливками и с орешками»… Мечтая, Филимонова укорачивала обратную дорогу до дома, входила в квартиру, валилась на диван, но надо было ещё идти в школу, забирать младшую сестрёнку с продлёнки. «Хорошо, что не в садик, хорошо, что сестра уже школьница, − думала Филимонова. – В садик я бы точно не доплелась, упала бы в сугробе, свалилась и замёрзла». Филимонова наливала в пластиковую бутылочку из под коки чай-кипяток—бутылочка на глазах наклоняла горлышко – будто кланялась Филимоновой. Филимонова глотала на улице горячий чай из покорёженной бутылки – чай на морозе остывал быстро…

Соревнования Филимонова по-прежнему обожала. И пусть многие знакомые мальчики и девочки больше не замечали её, но всё равно оставались мальчики, которые Филимонову замечали. Филимонова плавала уже на соревнованиях со старшими. И ей стало неудобно не разминаться. Приходилось потом ждать своего заплыва с мокрыми волосами, заворачиваясь в полотенце. И всегда рядом оказывался мальчик, с которым Настя болтала, общалась, который был от неё без ума и, казалось, не замечал, что волосы у Насти мокрые и висят как палки.

И вот настал самый трагический для Филимоновой день. Отбирали на первенство города. На соревнованиях плыли только двести метров кролем. И всё. Никаких брассов, никакой «спины» − коронных дистанций Насти. Филимонова впервые сидела и смотрела соревнования, ни с кем не болтая. Большие девочки, лет по шестнадцать, плавали как рыбы, как русалки. «Ведь я тоже так могу, − думала Филимонова. – Ну потом в будущем. Я буду ходить на тренировки, буду! Да и пусть буду уставать. Потерплю. Я тоже хочу так плавать. Я хочу быть как эти девочки − настоящей русалкой».

Филимонова стартовала в предпоследнем заплыве по крайней дорожке8. Ей вдруг так захотелось хорошо проплыть. Показать, что она талантливая пловчиха, что она лучше остальных! Пусть Лаврентий Леонидович увидит, как она плывёт. Он как раз стоит и даёт свисток, только что-то свистка всё не было, крякнула какая-то крякалка… Все поплыли.

− Плыви, Настя, плыви! – сказал Лаврентий Леонидович.

И Настя поняла, что прозевала старт. Она так разозлилась, и всё думала, пока плыла – как же это без свистка. Неужели эта крякалка и есть теперь свисток? На втором повороте она догнала всех, на третьем вырвалась вперёд. Но поворотов-то предстояло семь, а бассейнов, соответственно, восемь. К пятому повороту Филимонова почувствовала, что руки и ноги немеют – она задыхалась, но плыла. После шестого поворота, она на секунду остановилась, увидела всех впереди себя, поняла что всё, что не имеет смысла плыть, она всё равно будет последней. Филимонова поднырнула под ленту дорожки, подтянулась на бортике, вылезла. К ней уже бежала медсестра, отвела в кабинет. Филимонова наврала, что у неё свело ногу, и закололо в боку, и вообще кружится голова. Медсестра попшикала чем-то освежающим на ногу, дала какую-то таблетку, и Филимонова поплелась в раздевалку. Дверь в кабинет медсестры размещалась рядом с судейским столом. Была пауза, никто не плавал, сканер на столе выплёвывал грамоты, группа тренеров собралась вокруг Лаврентия Леонидовича, о чём-то говорили.

− Ну что, Настя? – спросил Лаврентий Леонидович. – Всё хорошо?

Настя кивнула. Она обернулась на тренеров, и увидела, что все они немножко смеются над ней, одними глазами, но смеются. И ещё она поняла, что они все её знают и все понимают, что никакую ногу у неё не свело. Настя прошла мимо тренеров, поправляя распущенные мокрые волосы, прошла мимо двери мужской душевой, зашла в женские душевые, встала под душ и разревелась… Ей казалось, что мир бассейна так несправедлив, так ужасен. В школе, как же все любят её в школе! Все хотят с ней дружить. И во дворе, и на детской площадке. А тут она – совершено одна среди задавак-монстров, которые плавают как торпедные катеры, ходят с гордыми лицами, но с позорными ватками в ушах, натягивают даже весной шапки и капюшоны… Настя вышла из спортивного комплекса. Было сухо, небо глубокое, тёмно-синее; и уже мерцала в бездонном бассейне вечности Полярная звезда… Что-то прилипло к Настиному сапогу… Дома Настя разглядела, что к подошве прилипла жвачка…

Больше Филимонова не ходила в бассейн. Это заметил только Вася, да пара её поклонников-толстяков – они вместе болели за Настю и видели её сход с дистанции. Вася очень переживал, всегда приветливо здоровался в школе с Филимоновой, но Филимонова перестала отвечать. Вася думал: «Такая она сильная. Так могла бы плавать. Она же меня когда-то обгоняла. Она бы могла стать великой чемпионкой, такой талант загубила! И в школе теперь ходит не как просто звезда, а как звезда галактики…»

Так бесславно закончились занятия Филимоновой в бассейне. И ещё очень долго, несколько лет, Настя не ходила тем маршрутом, теми светофорами и теми дорогами, которыми когда-то добиралась до бассейна, обходила и сам бассейн стороной. Сейчас Настя ещё больше выросла, ещё больше похорошела. Она прогуливается по улице, где живёт, в короткой расклешённой юбочке оранжевого цвета-вырви глаз—самого модного в этом сезоне, ноги стройные, густые волосы струятся по модной полу прозрачной кофточке. Ходит Настя всегда с подружкой, и всегда навстречу ей попадаются знакомые мальчики. А если попадается незнакомый, то он тут же с Филимоновой знакомится, потому что Филимонова просто ужас как хороша.

Второй станет первым

В жизни всё быстро меняется, а уж в спорте – тем более. Одни чемпионы сменяют других, вторые становятся первыми.

В бассейне, в спортшколе по плаванию, в младшей возрастной группе постепенно выделились лидеры. Вася Графов, Гриша Грушев и Артём Добин. Чаще всего именно они занимали пьедестал. Груша почти всегда первый, Добин – второй, Вася – почти всегда третий. А дальше шли в протоколах ещё несколько соперников: Вадик-Пузырь, Витэк Клопов, и Егор Звонкий.

Но ничто не вечно, всё меняется, и, после лета, на осенних соревнованиях Вася выше пятого места уже не поднялся. А Груша и Добин по-прежнему были впереди: с сентября их забрал к себе директор спортшколы, и они стали вкалывать по две тренировки в день. Вася же свой тренировочный график не менял. Груша и Добин стали относиться к Васе пренебрежительно, смеялись над ним, дразнили. Но Васю, когда он только начинал плавать в бассейне, в душевой ещё и лупили Ростик и Димон; Груша и Добин до драк не опускались, и поэтому Вася всё равно продолжал с ними общаться. Груша и Добин смеялись над Васей и на разминке перед соревнованиями, проходя мимо ванны бассейна в фирменных махровых халатах с символикой спортшколы, хлопали его по голове и спрашивали:

− Ну как? Готов?

В бассейне перед соревнованиями разминалось очень много ребят, они нервничали, плавали исступлённо, сновали хаотично: кто-то прыгал с бортика, кто-то оттачивал повороты, кто-то плыл на спине − шапочки пловцов передвигались туда-сюда как цветные муравьи в волшебном муравейнике. Во время таких разминок случались столкновения и даже водные драки. А Груша и Добин уже отплавали утром, и перед соревнованиями тихо-спокойно разогревались в гимнастическом зале.

− Ну как, Граф, готов? – смеялись они над Васей.

Вася смеялся в ответ, он был рад, что лидеры к нему обращаются, не забывают его. После заплывов, в душевой, Груша и Добин опять хохотали над Васей:

− Ну чё, Граф, скис? Где твоя суперсила?

Однажды на окружных соревнованиях произошёл такой случай. Чтобы сэкономить время, восемьсот метров назначили плыть по двое на одной дорожке. Распределяли так: слева плывёт спортсмен более сильный, а справа – слабый. «Один плывёт только слева, а другой – только справа», – объявил в микрофон судья. Вася оказался на одной дорожке с Добиным. Но после старта выяснилось, что Добин не знает, где лево, он плыл посередине дорожки и даже заплывал на Васину половину − три раза столкнулся с Васей лоб в лоб. Вася понял, что Добин, когда плывёт, не думает вообще ни о чём, плывёт на пределе возможностей. Васю это просто поразило: он никогда так не плыл. Быстро плыл − да, но не на пределе. Конечно же ускорялся на финише как и все…

− Вот это борец! Как хочет победить! На всех остальных ему наплевать. Он бы в тебя на каждой прямой врезался, но столкновение и ему время портит, не только тебе, поэтому, Вася, ты в живых и остался, − говорила после соревнований мама, капая себе в ложку успокоительную настойку.

Но Добин совсем не чувствовал себя виноватым. Сразу после заплыва, лишь немного отдышавшись, он сказал Васе:

− Ты чё по моей стороне плыл?

− Я плыл?!

− Угу. Не я же по твоей.

Вася не стал спорить, у него на ругань сил не было.

− И правильно, − говорила мама дома. – Что теперь спорить, когда время испорчено.

А Добин на следующий день разнёс по бассейну байку, что Вася во всех врезается и не знает, где право. Вася не спорил, Вася понимал, что это прикол такой, а Добин просто юморит. На новогодних соревнованиях Вася плыл медленно. Его обошли и Звонки, и Пузырь, и Клопов, а ещё Миша. Они тоже стали относиться к Васе снисходительно: ведь они вошли в сборную бассейна, а Вася – нет.

Как гордились теперь родители этих мальчиков, какими они сразу сделались ва-ажными-преважными. Мама Егора Звонкого, которая все прошлые годы, возмущалась: «Нет! Это нереально место взять. Это надо целый день проводить в бассейне!», завела новую пластинку, пластинку превосходства: « Почему сборной бассейна не выделят отдельную дорожку на целый день?! Почему мой мальчик должен с отстойными детьми на одной дорожке тренироваться?!» И родители сборной поддерживали эти слова, одобрительно кивали. А родители «отстойных» дико как-то смотрели и подгоняли своих детей, чтобы побыстрее одевались-переобувались и поскорее уводили своих дочек-сыночков из фойе, дозастёгиваясь и дозавязываясь уже на улице.

− И не надо на меня через свои лупы зыркать, − говорила мама Егора Звонкого интеллигентным мамам в очках. – Не надо. Если что-то не нравится, переводитесь на абонемент, только у тренеров время отнимаете.

Всё быстро изменилось после городских соревнований. Сборная вернулась в бассейн грустная-прегрустная, поникшая, проигравшая. Мама Егора Звонкого больше не настаивала на отдельной дорожке и снова завела старую шарманку:

− Нет! Это просто нереально место взять. Это надо в бассейне ночевать, переехать жить в бассейн, в амфибию превратится. А мой Егорушка не амфибия! Он пока ещё человек.

А ещё через месяц помрачнел и Добин. Он не поехал на зимние сборы, потому что это стоило денег, а родители денег Добину не дали, у Добина только мама была, а папу Добин и в глаза не видел. После зимних каникул, на февральских соревнованиях, Добин с треском проиграл Груше и остальным. Он остался без медали и впервые не шутил с Васей в душевой, не говорил, что Вася «право» и «лево» не знает. Добин был очень хмур и очень зол. Груша блистал в феврале. И техника, и скорость, а старт какой! Как высоко Груша отталкивался от тумбочки, как стремительно и быстро летел, входил в воду без брызг, выныривал почти у поворота – все просто ахали. Дедушка Груши после финиша внука расправил плечи, вышел из бассейна к гардеробу. Гардеробщица обратилась к дедушке Груши: «Ваш номерок, молодой человек!» − ведь дедушка на радостях скинул сразу лет двадцать.

Но вскоре по бассейну прошёл, пролетел слух:

− Гриша Грушев не посещает тренировки.

Сначала все говорили:

− Что-то Груши сегодня не видно.

Потом стали говорить:

− Груша-то уже две недели не появляется. Может, в сборную города перевели?

Через месяц Груша появился. Бледный и худенький-прехуденький.

− Перетренировался. Болел, − шептали все родители.

− Да ну?

− Ну. Дед его сказал.

Да. Груша перетренировался и заболел – такое случается. В мае, перед отчётными соревнованиями и Груша перестал подшучивать над Васей, не хлопал его по голове, стоя у бортика. Груша волновался: как он проплывёт? Сможет ли улучшить свой личный рекорд, не проиграет ли сам себе, и, что хуже всего, сборной бассейна?

Волновался Груша не зря. Он проиграл и себе, и сборной, взял всего одно второе место. Теперь лидером был Добин. Груша старался вести себя как ни в чём не бывало, как обычно, будто ничего не произошло: подавал Добину руку, когда тот, ещё не отдышавшийся, вылезал после заплыва из воды, сидел рядом с Добиным на лавке, болтал, даже смеялся. Но какие тоскливые были у Груши глаза! Он не просто проиграл, он знал, что проиграет, но всё равно надеялся на чудо. Но чудо до последнего времени обходило бассейны стороной.

А Добин не заважничал как другие. Он стал первым. Но долго ли он продержится этим первым? Егор Звонкий уже обходит на спринте. Другие – Пузырь, Клопов и Миша – тоже не отстают, да и Груша захочет взять реванш. Остаётся любимый баттерфляй. Здесь Добину равных нет.

− Ну ты, Граф, право-лево-то выучил? – по-отечески счастливо хохотал Добин в душевой.

− А я больше восемьсот не плаваю, я теперь на бате9, − отозвался Вася тоже смеясь.

Добин осёкся. В протоколах по бату Вася всегда за ним. Добин понимал, что у Васи большой запас, он же пока не тренируется два раза в день. А второй становится первым, Добин это теперь точно знал. Но чего Артём Добин тогда не знал и не мог знать, это того, что через год Егор Звонкий станет одним из сильнейших пловцов страны для своего возраста, Груша совсем «скиснет», результаты его «встанут». А сам он, Артём Добин, проиграет свой коронный брасс совсем не заметному до этих соревнований мальчику, ботанику, очкарику Чукину. И пятьдесят метров проиграет, и сто, и двести, все три дня он будет вторым. Он будет плакать под душем, и будет стоять под водой очень долго – чтобы никто не заметил, что он плачет. Артём не выйдет на награждения. Стоять на второй ступени на своём коронном брассе! Да он за спортшколу в эстафете всегда этап брассом плывёт… А тут какой-то слабак его обошёл. Это недоразумение! Это что-то непонятное, это что-то стряслось с электронным табло, какое-нибудь короткое замыкание… Во второй день соревнований Артём будет делать вид, что доволен, что так и должно быть, что он второй, а в третий день Артём и в самом деле будет искренне радоваться второму месту: ведь, ещё чуть-чуть, и он бы стал третьим, выгрыз у третьего места десятые…

Английский вместо брасса

Репетитор по английскому теряет занятия с учеником. Ученик предпочитает бассейн английскому. Репетитор идёт в бассейн, чтобы понять: чем английский язык хуже плавания.

Бассейн жил своей жизнью, а фойе бассейна –своей. Дети плавали. Родители, пока дети плавали, хвалились в фойе успехами в плавании и учёбе. Результаты по плаванию ценились выше. Если результатов и разрядов не наблюдалось, приходилось хвалиться учёбой. Одна мама, из самых слабых, мимоходом заметила, что её сын изучает японский и китайский языки одновременно − это кроме английского.

Дедушка Насти Мазловой отозвался молниеносно:

− Языки языками, а плавать за вас кто будет: Мао Дзедун или Акира Куросава?

− Чиго? – не поняла мама.

− Понятно. Значит, Оскар Уайльд – и дедушка Насти Мазловой придал лицу безмятежное выражение.

Почти никто не понял «шутки юмора». Лишь некоторые родители попались образованные. Они хохотали от души. А громче всех – мама Платона. Она хохотала до слёз, и многие уже стали смотреть на неё как на умалишённую, особенно уборщица.

Мама Платона тоже хвалилась учёбой сына. Но в отличие от других мам, она не преувеличивала. Платон и правда был очень умным: учился в математическом лицее, принимал участие в олимпиадах, сдал уже английский язык на третий кембриджский уровень.