Жила-была Хлюдя

– Меня зовут Мотушка, а сына – Коратык.

– Не может быть! – закричала Хлюдя.

– Почему? – удивляется Кикимора.

– Мой батюшка всегда пел песню: «Йося-Бося Коратык, Чирик и Мотушка …»

– Подожди, твоего батюшку звали Коратык? – спрашивает Мотушка.

– Да!

– Теперь все понятно! Слушай, Хлюдя, что было много лет назад. Как-то пришел к нам на болото молодой Кикимарёк. Он остался совсем один и очень хотел найти себе семью. Мы с ним подружились. Мы – это я и Чирик. Такой он был добрый и веселый, что когда собрался уходить, то долго уговаривали мы его остаться. Но он сказал, что должен найти свою судьбу. А когда у нас родился сын, то назвали его в честь друга – Коратык.

– Вы знали моего батюшку! – Хлюдя заплакала.

Мотушка обняла ее, а потом и Коратык не удержался и обнял их обеих. Так стояли они, крепко обнявшись, понимая, что никогда больше не расстанутся. Никогда в жизни! Решено было, что скоро они втроем двинуться в путь. Как можно дальше от людей и как можно глубже в лес. Не мог остановить их и снег, который все основательнее покрывал землю. Но ни Хлюдя, ни Коратык не боялись трудностей, ведь рядом была Мотушка. Она и виду не показывала, что чего-то опасается, но в душе ее жил страх. Страх уже не только за Коратыка, но и за Хлюдю, которую она полюбила всем сердцем. А что же Коратык? Он все так же рассеяно смотрел по сторонам и делал вид, что Хлюдя его совсем не интересует. И Хлюдя тоже отводила взгляд от Коратыка. Но Мотушка понимала, что происходит.

Как не тяжело было уходить с болота, но откладывать больше нельзя. С тяжелым сердцем покидала Хлюдя родные места. Пришел момент и последний взгляд бросила она на свое любимое болото. И не могла она остановить слезы, не могла вздохнуть полной грудью, все казалось Хлюде еще мгновенье и проснется она от кошмара и увидит себя рядом с матушкой и батюшкой, которых она уже точно оставляет здесь навсегда. Коратык взял Хлюдю за руку, и они отправились вслед за Мотушкой в опасное путешествие.

Все в жизни идет своим чередом. За зимой пришла весна и все вокруг ожило и запело, обрадовалось так, что не заметили наступления лета. Как и обещали, вернулись на болото женщина и мальчик. «Мама, что это?» – мальчик прижался к женщине. От болота не осталось и следа. На многие сотни метров тянулась вырубка. Торчали пни, валялись сухие ветки и остатки поваленных деревьев. Не летали и не пели в кустах маленькие птички, не было видно уток, даже бабочки и стрекозы исчезли бесследно. Разоренье было страшное.

– Я же просил тебя, давай поймаем Кикиморку и заберем её домой, а теперь она погибла! – и мальчик горько заплакал.

– Нет, она не погибла. Кикиморка обязательно ушла на другое болото, далеко отсюда.

Букет цветов остался лежать на дороге. А над вырубкой легко и свободно носился неугомонный ветер. Он больше не цеплялся за верхушки сосен и елей. Звонко свистел он: «У-у-у-у-х.» А пни глухо стонали: «О-о-о-о-х.» И там, где раньше шумел лес и было Хлюдино болото только и слышалось: «У-у-у-у-х» и «О-о-о-о-х.»