Всё к лучшему

Елена Кузнецова

Всё к лучшему

Дворец правителя города Сарга расположился на холме, одна сторона которого плавно и незаметно возносилась вверх, а другая крутым скалистым обрывом смотрела в море. На фоне тёмной зелени сада сахарные кубики камня, глазурь куполов, изящный ритм колонн, арок и стрельчатых окон притягивали взгляды горожан.

О скромной хижине бедной сироты Солы знали немногие. Если смотреть издалека, то она терялась на фоне дворца, прикрытая скромным садом. А ближе мало кто мог подойти. Единственную дорогу на холм охраняли воины. Видно, предки Солы не одно поколение верно служили семье правителя, раз когда-то им позволили построить свой домик прямо у стен дворца. Отец девушки тоже служил прежнему правителю и погиб вместе с ним. Утонул в море.

Мать девочки после гибели мужа заболела и несколько лет до самой смерти не вставала. Сола ухаживала за ней и потому не могла пойти служанкой во дворец, как им предлагали вначале, пока помнили о погибшем отце. Бабушка уже была стара для этого. Молодой правитель, сменивший отца, не хотел видеть в доме старые лица.

– Ничего, всё что ни случается, всё к лучшему, – говорила бабушка. – Зато я вольна, как ветер над волнами. Захочу – работаю, не захочу – не буду. А в этом дворце мне бы такой вольницы не увидеть. Заездили бы, как старую клячу.

Но маленькая Сола не часто видела бабушку бездельничающей. Видно, той не хотелось. С утра пожилая женщина уходила в город, где мыла посуду в трактире, и возвращалась глубокой ночью. Когда мать умерла, бабушка стала брать Солу с собой, к делу пристраивать.

Но недолго они работали вместе. Как только бабушка посчитала, что за Солу можно не волноваться – сумеет внучка себе на жизнь монетку заработать, как силы её разом иссякли. Теперь уже Сола убегала утром в город, а бабушка ждала её дома.

– Всё к лучшему, бабушка, – успокаивала Сола. – Теперь ты отдохнёшь, и за домом будет кому присмотреть.

Сама Сола недолго работала в таверне. Хоть была она невзрачной – худой, с острым носиком и тусклыми волосами, но и её находились желающие полапать. Да ещё считали, что чуть ли не одолжение дурнушке делают. Так что ушла Сола из таверны. Перебивалась тем заработком, что знакомые бабушки и покойной матери ей подкидывали. И прачкой, и служанкой, и нянькой ей быть приходилось. Но Сола никогда не грустила и не жаловалась. От того её охотно звали вновь, когда требовалась помощь.

И когда однажды утром бабушка не проснулась, даже тогда Сола не зарыдала. Повторила бабушкину присказку:

– Ничего, всё что ни случается, всё к лучшему. Теперь ты, бабушка, больше не узнаешь боли, отдохнёшь вволю, попробуешь в небесных садах невиданных фруктов. А за меня не волнуйся. Я справлюсь.

Молодой правитель города по имени Аш не подозревал о существовании Солы, пока не женился. Не до того ему было, чтобы замечать людей, что как муравьишки суетились за стенами дворца. Благородный юноша всегда найдёт, чем занять свой ум и время.

Его беззаботная жизнь кончилась, когда умер отец. Никто не думал, что простая прогулка по морской глади кончится так печально. Родители звали его с собой в поездку на остров, где отец любил рыбачить, и Аш вначале согласился. Но потом передумал. Предпочёл отправиться на охоту с друзьями. Как он жалел потом об этом! Думал, что будь он на корабле, сумел бы спасти мать. Ведь спас же какой-то стражник отца. Сумел вытащить его на берег. Только это не помогло. Весенняя вода была холодна. Отец так и не оправился от простуды. Сгорел за несколько дней.

И никакая магия не помогла. Даже волшебный перстень, что каждый правитель города носил на пальце, не спас. Давал он власть над птицами небесными, гадами морскими, зверями лесными и жителями города. Да только когда разразился шторм, упал отцу на голову обломок мачты, сознание он потерял, и перстнем воспользоваться не успел. А от болезней магия кольца не спасала. Даёт оно власть владельцу над тем, что кругом, но не над самим собой. Передал отец, умирая, сыну и волшебный перстень, и власть над городом.

Пришлось Ашу забыть о занятиях искусством и охоте, что заполняли до этого его дни, о пирах с друзьями и прекрасных рабынях, а вспомнить науки, что по требованию отца впихивали в его голову учителя. Надёжной опорой молодому правителю стал первый советник отца Джераб. Брак с его дочерью Диялой показался Ашу такой же хорошей мыслью, как и другие советы, что получал от старого друга отца. Девушка отличалась редкой красотой, мелодичным голосом и смехом. Разговор её был умён, а движения грациозны. К тому же этот брак обеспечивал преданность самой влиятельной семьи города. Не станет же советник Джераб интриговать против собственного зятя.

Красавица Дияла и сказала мужу о существовании Солы. Имени она не знала, да и знать не хотела, а спросила Аша так:

– Что за нищенка отирается возле нашего дворца?

Удивился Аш:

– Нищенка? У ворот дворца? Откуда? Стражники не пропускают таких даже к входу в наш сад. Ты, верно, ошиблась, дорогая.

– Нет, не ошиблась. Смотри!

И она потащила удивлённого Аша на галерею, что опоясывала женское крыло дворца. После смерти матери крыло это стояло закрытым, а при её жизни Аш ни ребёнком, ни юношей в эту часть покоев не заходил. От того и открывшийся сверху вид стал для него сюрпризом. Женское крыло дворца стояло на самой высокой части холма. Одна сторона смотрела на внутренний двор, где цвели розы, сверкали фонтаны и гуляли павлины, вторая – на море, что билось внизу у подножья крутой скалы. С торца же, где сейчас стоял молодой правитель с прекрасной Диялой, холм спускался к морю несколькими террасами. Стоявший ниже на такой же террасе домишко в окружении скромного сада открывался, как на ладони.

На крыльце домика сидела женская фигурка и смотрела в сторону моря.

– Милая, ну какая же она нищенка, если живёт в своём доме? Просто бедная женщина. Таких подданных у меня много. Сюда ей не добраться, обрыв достаточно крут. Тебя ей не увидеть и приставать к нам с глупыми просьбами у неё не получится. Чем она тебе мешает?

– Она поёт! Каждый вечер на закате она поёт. Вот, послушай!

Они замолчали, и Аш услышал, как звонкий голос выводит какую-то мелодию. На таком расстоянии слов было не разобрать, да и мелодию угадать сложно. Песня то затихала, то усиливалась, доносясь птичьей трелью до ушей правителя и его молодой жены.

– Дияла, дорогая, не понимаю, чем она тебе мешает? Павлины в моём саду кричат куда громе и противней, а это щебетанье можно не замечать.

Красавица Дияла раздражённо сверкнула глазами:

– Я не понимаю, почему она поёт так, словно счастлива. Эта замарашка одета хуже, чем последняя рабыня в твоём дворце, ест сухие корки, которыми побрезговала бы даже твоя собака, но при этом поёт!

– Хм! Действительно интересно…

Утром, едва взошло солнце и звонкие трели птиц достигли ушей правителя, он повернул перстень, нашёл мысленно одну из щебечущих птах, сказал ей:

– Будь моими глазами! – и приказал лететь к домику на террасе.

Слетела птица к хижине, села на ветку яблони и стала ждать. Вскоре из домика вышла его хозяйка, одетая в серое застиранное платье. Как и думал Аш, она была молода, но к его огорчению красотой похвастаться не могла. Похожа на невзрачного воробышка.

Глазами птицы наблюдал Аш, как девушка омылась в прозрачном ручье, что протекал через её сад, рассыпала во дворе крошки и зёрна для птиц и когда они привычно слетелись на её угощение, принялись клевать, щебетать и толкаться, села на крыльцо с лепёшкой и щербатой чашкой.

Тут Аш оставил птицу. Хоть перстень и давал ему власть, но всё имеет свои границу и свою цену. И тратить без меры свои магические силы на наблюдение за столь ничтожной особой он не собирался. Вот только весь день ему вспоминались ясный взгляд и улыбка, с которой смотрела дурнушка на рассвет, когда пила свой чай под птичьи трели. Вечером он вместе с Диялой вновь стоял на галерее и слушал, как поёт девушка, любуясь на закат.

– Милый, сделай что-нибудь! – потребовала Дияла. – я не хочу, чтобы это ничтожество каждый вечер напоминало мне о себе своей дурацкой песней.

Ничего не ответил Аш, но на следующее утро велел своим слугам узнать: кто и по какому праву живёт у стен его дворца. И когда Дияла вновь потребовала у него прогнать от дворца нищенку, ответил:

– Я не могу. Ещё мой дед за верную службу подарил её деду право жить здесь. И пока во дворце правят его наследники, в домике у дворцовых стен могут жить потомки верного слуги. Мне не под силу нарушить слово предка. Но я могу попробовать заставить её перестать петь. Хочешь?

– Да! Сделай это.

***

Узнав от слуг, что Сола зарабатывает на хлеб подённой работой в городе, Аш издал закон, запрещавший нанимать незамужних девиц на любую работу без согласия отца или старшего брата, «чтобы защитить их». Так было написано в указе. Ведь наниматель, зная, что у девицы есть заступник, не посмеет обижать и обманывать её.

На следующий день после издания указа Аш с нетерпением ждал – запоёт ли девушка. Ведь по словам Диялы, хозяйка домика сегодня вернулась из города не вечером, как обычно, а уже в полдень.

– Значит, мой закон выполняется, и она лишилась работы. Теперь она знает, что больше не сможет получить даже медный грош в моём городе. Ей будет не до песен.

Но в этот вечер девушка пела даже больше, чем обычно. Утром Аш вновь подчинил себе птицу, чтобы увидеть, как грустит оставшаяся без заработков Сола. Но лишь услышал, как допив чай и поставив кружку, Сола сказала сама себе:

– Ничего, всё к лучшему. Зато теперь я вольна, как ветер над волнами.

И увидел, как девушка направилась по тропке к морю.

Вечером Сола снова пела. Так прошло несколько дней и Аш не выдержал. Он принял облик старого стражника и пришёл на закате к её дому.

– Девушка, каждый вечер, возвращаясь со службы, я слышу, как ты поёшь. Почему ты это делаешь?

Сола улыбнулась в ответ:

– Я люблю петь и так благодарю Бога за прожитый день.

– Я смотрю на твой ветхий дом, на твой наряд и не вижу повода для песен. А после указа правителя ты и хлеб, наверняка, купить не можешь. За что же благодарить?

– Пусть ветхие, но у меня есть и дом, и наряд. Нет у меня теперь монет, так что ж. Море добро ко мне. Я собираю его дары, ловлю рыбу. Деревья, что растут в моём саду, скоро принесут свои плоды. Как-нибудь проживу. Зато теперь руки мои, что раньше разъедал щёлок от долгих стирок, зажили. Не приходится больше тяжело трудиться на чужих людей. Так что всё к лучшему. Как же мне не петь?

Ушёл Аш и зная, как нравится девушке слушать по утрам птиц, напустил ядовитых змей, что разогнали их. И делал так несколько раз, пока привыкшие получать корм в этом дворе птицы не смирились и не перестали прилетать к Соле.

Прилетел после этого птицей, сел на ветку, чтобы увидеть, как теперь встречает утро Сола. Девушка сидела на крыльце, держа в руках щербатую кружку. Лицо её не было так безмятежно, как прежде. Она не улыбалась. Но вот заметила птицу, что служила Ашу глазами, и просияла:

– Как добр Господь. Он разогнал змеями птиц, зная, что больше нет у меня семян и крошек для них. Но прислал тебя мне в утешение. Уж для одной я сумею найти что-то.

Оставил птицу Аш и задумался: как ещё испытать девицу? Её вечерние песни стали для него вызовом. Он не понимал, как можно радоваться такой жизни.

Дияла, наблюдавшая за домиком внизу ещё внимательней, чем Аш, выговорила ему как-то:

– Я не знаю, что ты делаешь, муж мой, но эта нищенка поёт ещё веселее, чем прежде. Ещё бы! Теперь она свободней, чем была. Возвращается домой со своих прогулок ещё раньше. Наверно, и не устаёт так, раз не работает.

– Пожалуй, ты права, дорогая. Попробую по другому. Пусть тяжело трудиться с утра и до ночи. Тогда ей точно станет не до песен.

***

Сола смотрела как там, вдали, солнце в розовой дымке опускается в море и напевала, чтобы заглушить голод, сосущий изнутри. Песня помогала не думать о том, что настанет завтра. Или послезавтра. Или, может, через неделю, но наступит обязательно тот день, когда даже скромные припасы из сухофруктов и остатков муки подойдут к концу, на море придёт сезон штормов, когда к берегу даже не подойдёшь, и что тогда ей делать? С голоду умирать?

От таких мыслей становилось грустно, и Сола пела всё громче, чтобы отогнать тоску и вновь поверить, что всё к лучшему.

– Всё поёшь, девушка? Видно, день для тебя хорош.

Сола прервалась и обрадовано увидела у калитки знакомого пожилого стражника. Как знакомого? Она не знала ни как его зовут, ни кем служит во дворце, но пару раз он заглядывал к ней во дворик, проходя мимо.

– Конечно, хорош! – улыбнулась ему Сола. – Грех жаловаться. Рада видеть вас, господин.

– А я что к тебе заглянул. Не хочешь ли ты поработать во дворце?

– Кто же меня туда возьмёт? Я сирота. Ни отца, ни брата у меня нет, а по новому закону без их разрешения меня не наймут.

– Отца, брата или опекуна. Так там написано.

– У меня и опекуна нет.

– Я стану твоим опекуном. Придёшь завтра на кухню и скажешь, что тебя дядюшка Шалит прислал. Он разрешил тебе там работать. Сегодня одна рабыня кипятком ошпарилась, другая служанка разболелась, так что тебя возьмут. Только прийти нужно рано, ещё на рассвете. Встанешь?

– Конечно! Да я даже вообще не лягу! Спасибо вам, дядечка Шалит!

От радости Сола вскочила и едва не приплясывала. Вопросы из неё так и посыпались:

– А как там? Меня точно возьмут? А меня во дворец пропустят?

– Если пойдёшь не через парадный вход, то пропустят. Пойдёшь по этой тропинке и выйдешь к калитке в ограде. Войдёшь – тебя будет ждать слуга. Его предупредят. Он и отведёт тебя к экономке. Запомни – тебя дядюшка Шалит прислал.

С этими словами стражник попрощался и ушёл, не слушая больше ни вопросов, ни благодарностей Солы.

Всю ночь Сола не могла сомкнуть глаз от волнения. Никак не могла поверить в своё счастье: неужто у неё снова будет работа. Да не где-нибудь, а во дворце! Волновалась девушка зря. Всё вышло так, как сказал стражник. Наняли её прачкой и хоть пришлось Соле теперь тяжело трудиться, всё равно радовалась. Ведь она не боялась, что останется голодной.

Дияла успокоилась, не видя скромную фигурку вдали. Ведь теперь Сола уходила из дома на рассвете, возвращалась после захода солнца, и на глаза ей не попадалась, и песен её слышно не было.

У правителя Аша забот и без Солы хватало. От тех забот и тревог даже спалось плохо. Вот однажды вышел он ночью на галерею из покоев жены и услышал вдали тихую песню, увидел, как мерцает свеча на крыльце. Повернул Аш перстень, нашёл мысленно мотылька, что порхал у той свечи и его взором посмотрел на Солу.

Девушка пела, прикрыв глаза, и на лице её отражалось такое умиротворение, что Аша взяла досада. Почему у этой нищенки есть то, что ему недоступно – покой в душе, лёгкость на сердце. И всё его богатство, власть, сотни слуг и тысячи подданных лишь добавляют ему беспокойства.

Утром, когда Сола спешила во дворец, у калитки её окликнул знакомый стражник.

– Здравствуй, Сола. Как у тебя дела? Не тяжело ли? Не обижают ли тебя?

– Доброго вам утра, дядюшка Шалит! Всё у меня хорошо. И обижать никто не обижает – люди здесь добрые. А что работы много, так лучше устать, но сытно есть, чем отдыхать голодным.

– Тебя послушать, так мир прекрасен и ничего плохого в нём не происходит.

– Да, – улыбнулась Сола. – так и есть. Плохое в нём, конечно, случается, но и оно поворачивается к лучшему.

Сверкнул на неё глазами Шалит, но ничего не сказал. Резко развернулся и ушёл.

На следующий день, когда утром Сола пришла во дворец, ей сказали, что больше ей тут не работать. Вечером Дияла вновь услышала на закате, как голос вдалеке выводит плавную мелодию.

***

– Здравствуй, Сола! Услышал твою песню и заглянул. Как у тебя дела?

– Всё хорошо, дядюшка Шалит.

– Что-то ты сегодня рано из дворца вернулась.

– Так выгнали меня.

– За что? Ты, как мне показалось, девушка старательная, послушная. Неужто с тобой не по совести поступили? Зря наказали?

– Нет, – вздохнула Сола. – Не зря. По моей вине платье госпожи нашей Диялы порвалось. В складках юбки золотая брошь зацепилась. А ткань там, что твоя паутинка, нежная! Поползла. Вот меня и выгнали, и жалованье не заплатили в наказанье.

– Так разве ты в этом виновата, а не служанка, что вещи госпожи вам принесла?

– Что мне её винить. Надо было самой ещё раз проверить. Там, знаете сколько раз то золотая монетка в кармане сюртука оказывалась, то ещё что-нибудь. Один раз даже жемчужину размером с вишню отыскала.

– И что ты с ней сделала?

– Как что? Главной прачке отдала. Всё, что находила – всё ей отдавала.

– Что же, ты даже самой завалящей монетки себе не оставила?

Засмеялась Сола:

– Скажете тоже, дядюшка Шалит. Они же чужие.

– Как теперь жить будешь? Что, и теперь ты скажешь, что всё к лучшему?