Титан: Наследие

— Хенде хох! — повторил свое требование противнику.

На этом мое знание немецкого заканчивалось. Не знаю, каким чудом удалось увернуться от брошенного ножа: солнечные блики даже резанули по глазам, а кожа левой щеки почувствовала дуновение.

— Ах ты мразь! — ударив с оттяжкой по конечности, увидел, как бессильно повисла правая рука немца, все ещё припадавшего на здоровую ногу. Левую руку обездвижил так же, видя, как в серых глазах противника заплескался страх.

Немец понял, что проиграл — в его глазах появилась покорность судьбе. Он встал на второе колено и наклонил голову, обнажая шею. Мелькнула мысль, что не перерубить с первого раза будет плохим примером для воинов. Вложившись в удар, опустил клинок под небольшим углом: голова откатилась, а обезглавленное тело упало ничком.

Подхватив голову врага за волосы, поднял ее на вытянутой руке: мои воины встретили этот жест громкими криками.

— А теперь нам придется атаковать врагов, Богдан!

Бросив голову поверженного врага, вскочил на своего жеребца, подведенного мне воином. Но сражаться не пришлось: со стен крепости к осаждающим воинам обратился человек. Выслушав его, воины из вражеской армии стали вкладывать мечи в ножны, становясь на колено.

— Похоже, Ганс — снова король, — весело констатировал Гуран, перемазанный чужой кровью.

— Строй держать! Оружие не убирать! Быть готовым к бою! — отдал команду, трогаясь с места. Из пролома в стене показался рослый воин — Мольтке, теперь я уже не сомневался в этом. Воины, ещё недавно штурмовавшие крепость, расступались перед ним, становясь на колено. Приблизившись к коленопреклоненному войску, я остановился. Мольтке, дойдя до моей лошади, за пару метров преклонил колено.

Соскочив с лошади, дотронулся до головы парня:

— Встань Ганс, ты — король.

— Император выше короля, — последовал ответ на русском, но Ганс поднялся. Месячное общение с Илсом во время пребывания последнего в Регенсбурге не прошло даром: Ганс бегло говорил с ужасным немецким акцентом.

Спросив его, как будет по-немецки король, поднял его руку и громко прокричал:

— Король Ганс Первый!

— Король Ганс Первый! — хором отозвались воины Дойчей, поднимаясь с колен.

Отрубленная голова их предводителя лежала недалеко, часть всадников мертва, остальные сдались. Не за кого было проливать кровь, и воины Дойчей приняли правильное решение — сохранить свою жизнь для службы новому королю.

— Гуран, скажи нашим людям, чтобы не задирали Дойчей, мы больше не враги. Мне надо поговорить с Гансом, пусть люди будут настороже, но без ссор.

Общались мы в доме коменданта Штатенгартена Штефа, оказавшегося близким родичем Ганса. Уже в сумерках показалась пехота, ведомая Шрамом: теперь соотношение Русов и Дойчей было примерно одинаково. По поводу дружбы между королем Гансом и императором Максом Са в Штатенгартене объявили братание и всеобщую гулянку: горожане извлекли все свои запасы пива, местные женщины удостаивались внимания десятков мужчин, к большому сожалению их мужей и братьев. Но такова жизнь в военное время — когда в город входит армия, многие мужья начинают чесать головы на предмет роста рогов.

Богдан, Гуран и Шрам не выпускали меня из поля зрения — даже красивую девушку, присланную Штефом скрасить мою ночь, предварительно обыскали.

Утром проснулся с головной болью: пиво Дойчей не сильно отличалось по крепости от нашей ячменки. Вчера мы договорились с Гансом о взаимопомощи и обмене знаниями. Проклятые «христоверы», эти религиозные фанатики, затормозили весь прогресс в империи Русов, оставив мой народ в застое. У Дойчей развитие получилось куда лучше: развивались технологии — подзорные трубы, инструменты, орудия труда…

Спросонья не сразу разобрал, что голая девушка под одной шкурой со мной — не Ната. Проснувшаяся красивая и розовощекая девица довольно улыбалась, произнося непонятные мне слова. Подробности ночи с ней полностью вылетели из моей головы.

— Тебе пора идти, — показал на дверь. Вспомнив второе слово по-немецки, добавил: — Шнелле!

Испуганная девица выскочила из-под шкуры, явив на обозрение стройную гибкую фигуру. Нырнула в свое платье, она взялась за ручку двери. Мне стало ее жаль, женщинам в каменном веке редко достается человеческое отношение. Притянув девушку к себе, поцеловал ее и шутливо шлепнул по упругой попе:

— А теперь беги.

— Майн херц! — приложила девушка руку к груди и, кокетливо улыбнувшись, выскользнула наружу.

Богдан, дремавший снаружи комнаты, вскочил при моем появлении:

— Пусть позовут Ганса, нам пора домой.

Выйдя во двор под неусыпным оком двоих Русов, умылся из бадьи: в Штатенгартене вырыто несколько колодцев.

Завтрак с Гансом немного затянулся: мы договорились, что он пришлет сотню воинов в Мехик, а я ему в Регенсбург отправлю порядка двадцати мастеровых, чтобы овладели теми технологиями, с которыми у нас оставались проблемы.

— Макс Са, я твой… — Ганс запнулся, не находя нужного слова.

— Друг, — подсказал парню.

— Друг, — повторил Ганс, затем, просияв, добавил: — твой воин.

— Ганс, этот мир очень большой, нашим народам хватит места на тысячи лет. Мир всегда лучше войны.

Расставались мы тепло: Гансу ещё предстояло вернуться и решить вопрос с врагами в Регенсбурге, а у меня теперь оказались развязаны руки для войны с Никоном и его кодлой. Вместе со мной в Мехик шла сотня Дойчей — Ганс не стал надолго откладывать наш план, решив его реализовать сразу. На мои слова, что воины ему понадобятся, пока не решит вопросы с Регенсбургом, Ганс отмахнулся:

— Надо казнить Лейбница. В городе не больше сотни воинов, справлюсь.

В моей пехоте было несколько человек из числа пленных Дойчей, которым я дал свободу и выбор. Они стали главными переводчиками между Дойчами и Русами, но слово «хорошо», произносимое Дойчами как «карашо», усвоила уже вся сотня воинов Ганса, идущих с нами. Поручив Шраму приглядывать за новыми воинами, чтобы их не обижали, перевел всадников на рысь, чтобы быстрее прибыть в Мехик.

Обратный путь немного затянулся: спешить было некуда, да и растянулись мы на большое расстояние. Дважды встретились небольшие группы дикарей, исчезнувшие в густом подлеске при виде войска.

"Надо будет установить регулярное сообщение по маршруту Берлин-Мехик-Штатенгартен-Регенсбург", — крутилась в голове назойливая мысль. На первое время это может быть небольшие форпосты, по типу как я сделал в свое время между Макселем и Портбоу. За прошедшие полтора века форпосты превратились в крупные поселения, насчитывающие до сотни дворов. А со временем, может, получится овладеть технологией пара — тогда пароход и паровоз станут явью. «Губу закатай, — мерзко хихикнул внутренний голос, — паровоз и пароход он хочет сделать из говна и палок; ага, дендрофекальным способом».

— А вот и сделаю, — вслух возразил негоднику, приведя в замешательство Богдана.

— Что сделаешь, Макс Са?

— Это я не тебе; так, мысли вслух.

Не знаю, понял меня Богдан или нет, но держаться стал ближе, видимо решив, что я перегрелся после бурной ночи с местной красавицей.

После возвращения в Мехик решил отправить часть опытных воинов вместе с воинами Ганса в Берлин. Для защиты Мехика отныне достаточен небольшой гарнизон — угроза с севера прекратила свое существование. К моему удивлению, Гуран изъявил желание вернуться в Берлин. Разгадку подсказал Шрам — женщина Гурана решила вернуться к мужу, от которого уходила ради ветреного мальчишки. В общей сложности в Мехике оставался гарнизон из тридцати лучников, десяти арбалетчиков и четырех пушкарей. Подумав, решил оставить и десяток всадников для разведки. Вся остальная масса воинов, общим числом достигавшая почти пяти сотен, отправилась в Берлин под моим руководством.

С учетом воинов в самом Берлине моя армия достигла численности в тысячу человек. Не до конца ясной оставалась судьба Сан-Техе и Пансы. Ещё пару раз пробовал с ним связаться, но парень не отвечал. Но я интуитивно чувствовал, что Панса жив — мои ментальные посылы принимались живым существом, а не отражались от холодного трупа.

В Берлине нас встречали триумфально: посланные вперед гонцы сообщили о мирном договоре с новым королем Дойчей. У меня не было иллюзий насчет вечной дружбы и миролюбия между Русами и Дойчами. Даже братские народы зачастую развязывают кровопролитные войны, что уж говорить о непримиримых в моем старом мире врагах. Просто оставалось надеяться, что в ближайшие десятилетия удастся избежать войн, а со временем и надобность в них отпадет.

— Макс Са, — Терс, соскочив с лошади, бросился ко мне, — сам Главный Дух-Бог Тебе помогает. Теперь нам ничто не мешает разбить проклятых сатанистов и вернуть Максель.

— Не мешает, Терс, и мы их разобьем. Мне нужно несколько дней для анализа ситуации, потом и начнем. Поручи Васту, чтобы присмотрел за воинами короля Ганса, они тоже будут участвовать в бою, надо обучить их нашим командам. А потом, — я сделал паузу, — начнем войну за мое наследие.

«Война за наследие», — словосочетание мне понравилось, оно отлично отражало суть происходящего. Я прибыл в этот мир растерянным, молодым и неопытным. Встретил Нел и ее братьев, совершил плавание на плоту, пока не основал Плаж. Потом Судьба дала мне неоценимых помощников — Тиландера и Лайтфута. Мы строили, учились воевать, научились бороздить моря, основали несколько крупных поселений. Я создал с помощью друзей целую империю, пусть и маленькую.

Мой сын Миха умер, умерла его мать Нел, не пережив смерти своего первенца. Мне ничего не известно о своих дочерях-близняшках. Остальные мои друзья и дети пропали, отправившись на мои поиски. По крайней мере именно так это значилось в рукописи Зика. Максель остался под управлением взбалмошной и стервозной Сед. А потом, за время моего отсутствия, всё пошло прахом: прогресс застопорился, власть в Макселе прибрали «христоверы». Всё, что есть сегодня в цивилизованном мире этого периода, — так или иначе моя заслуга, а значит, мое наследие. А за наследие надо бороться, его нельзя дарить никому, кроме своих потомков.

Весело насвистывая, я спешился у ворот крепости, передавая повод воину, выбежавшему навстречу. Чуть ли не бегом ворвался в дом, окликая свою жену:

— Ната, где ты, я вернулся!

— Макс Са, — выскочила из нашей спальни Зела — жена Илса, — Нате плохо!

Холодея от страха, ворвался в спальню: Ната полулежа на валике из шкуры медведя, негромко постанывала. Под ней расплывалось пятно. Увидев меня, жена простонала:

— Макс, я умираю!..

Одного взгляда хватило, чтобы оценить ситуацию:

— Дурочка ты моя, ты не умираешь, у тебя начались роды, воды отошли.

— Нет, я умираю, — снова простонала Ната, — у меня всё горит, словно ножом режут заживо.

— Это и есть схватки. А ты думала — рожать легко? Но тебе повезло, — чмокнул Нату в мокрый лоб, — у тебя муж — самый лучший доктор в этом мире.

Глава 8. Наследие

То, что я не самый лучший доктор, убедился практически сразу, едва начав осматривать Нату. Мне никак не удавалось определить предлежание плода: головой или тазом он будет рождаться. Подавив панику, сосредоточился на указаниях Зеле, поручив ей привести всех лекарей и повитух Берлина, попутно давая указания кипятить воду и приготовить чистые куски ткани.

Схватки у Наты пока ещё редкие и непродолжительные, но каждую она встречала криками. Раньше, когда через это проходили Нел и другие мои жёны, процесс родов был быстрый и практически безболезненный. По крайней мере, я не помню таких криков от своих прежних жен. В эпоху каменного века женщины не рассчитывали на чужую помощь, успешно справляясь сами. Но Ната — другая. Она — дитя изнеженного века, где естественный процесс родов считался анахронизмом.

Когда появилась первая повитуха, я готов был ее расцеловать от радости. Пожилая женщина сурового вида не церемонясь провела полный осмотр: мне едва удалось заставить ее предварительно вымыть руки. Закончив обследование, Азок, — так звали повитуху, — покачала головой:

— Плохо лежит ребенок.

После ее слов я уже отчетливо смог определить тазовое предлежание плода. С учетом анатомических особенностей хрупкой, даже инфантильной Наты, тазовое предлежание грозило осложнениями. Появился и первый местный лекарь, но Азок его отослала, заявив, что от него нет толка.

Второй повитухой оказалась молодая женщина приятной внешности по имени Мита. Повитухи явно недолюбливали друг друга, на несколько минут в комнате со стонущей Натой воцарился бедлам. Женщины были готовы вцепиться друг в друга, забыв о своей цели.

— Молчать! — после моего крика установилась тишина.

Даже Ната съежилась и перестала стонать.

— Решайте сами, кто из вас будет помогать моей жене, но помните — если у Наты или ребенка будут проблемы, я сожгу виновную на костре.

Я ожидал, что более умудренная Азок не испугается угрозы, но случилось наоборот: старуха ретировалась со словами, что Мита справится лучше.

— Справишься?

Карие глаза Миты смотрели уверенно, практически без страха.

— У меня бывали такие женщины, где ребенок лежал неправильно, я смогу ей помочь, — не совсем уверенно заявила молодая повитуха.

— Хорошо, но учти: она не такая здоровая, как остальные Русы. Справишься — не пожалеешь. Если понадобится помощь, я буду рядом.

Выйдя в соседнюю комнату, присел на пол и прислонился к стене. По-хорошему, у Наты были показания к кесаревому сечению, но мой немногочисленный медицинский инструментарий остался в Макселе. И второй фактор: я бы сделал кесарево посторонней женщине, но провести эту операцию на Нате в таких условиях просто не смог бы. Остальные мои познания в области акушерства являлись весьма поверхностными и основывались на четырех семестрах в институте. А с тех пор минуло больше ста семидесяти лет…

Нетерпение снедало. Впервые за последний час в комнате Наты царила тишина. Удивленный, заглянул в комнату и еле сдержал возглас удивления: Мита, приложив ухо к животу Наты, выслушивала сердцебиение плода. Это было так же удивительно, как если мой телохранитель Богдан начал бы рассуждать о черных дырах, квазарах и о теории струн.

— Что ты делаешь? — от удивления говорил шепотом.

— Слушаю стук ребенка, — невозмутимо ответила Мита, закончив аускультацию.

— Это я понял, но кто тебя этому научил?

— Никто, каждый человек имеет стук, если стук хороший — ребенок здоровый. Твой ребенок, Макс Са, хорошо стучит, будет здоровый сын, — впервые улыбнулась повитуха, показывая ровные и чистые зубы.

— Ты меня удивила, — признался повитухе. Ната даже перестала сильно стонать, вслушиваясь в наш разговор. — Ты либо гений, либо тобой движет что-то выше твоего понимания.

— Макс Са, ребенок появится нескоро. Наверное, только утром, — добавила Мита, выслушав мои слова без эмоций.

— Ната, ей можно доверять, теперь даже я верю, что всё будет хорошо. Просто слушай ее, я ненадолго отойду, всё будет хорошо.

Пригладив ее растрепанные волосы, поцеловал в лоб. Мне потребовалось выйти и развеяться, чтобы не слышать этих стонов и криков. Зела уже вскипятила целый чан воды и собрала ворох ткани. Выйдя во двор, подозвал Богдана:

— Поехали в порт, хочу немного поговорить с Сираком.

— Как Ната? — коротко осведомился Богдан, подзывая конюха.

— Будет нормально.

Не стал распространяться дальше на эту тему. В голове был предстоящий разговор с Сираком и Балтом — именно им предстояла главная роль в будущем сражении. Атаковать Максель по суше не получится — Рона преграждает путь, а после нашего рейда на Будилиху сатанисты везде расставят посты. С учетом того, что при форсировании реки мы будем под непрерывным обстрелом, захват плацдарма на противоположном берегу возможен только с большим количеством жертв.

Мне повезло: Сирак и Балт находились в порту, каждый на своем корабле. Берлин, кроме «Зерга» Балта, имел ещё одно судно «Муин» под капитанством Праса. Второй торговый корабль Берлина был уменьшенной копией «Зерга» и имел экипаж всего из восьми матросов.

Совещание с капитанами решил проводить на «Зерге», капитанская каюта на нем куда как просторнее. Когда все три капитана собрались вместе, изложил свой план: высадить десант из трех кораблей прямо в порту Макселя, чтобы оттуда развивать наступление. Сирак и Прас промолчали: первый не был знаком с Макселем, второй не имел достаточной смелости, чтобы возразить.

— Макс Са, такой план не годится, — волнуясь, что возражает мне, Балт даже стал заикаться.

— Почему ты так считаешь?

— Порт Макселя имеет стену, что ограждает его от города, там есть ворота и всегда стоит стража. Если стража на воротах успеет закрыть ворота, мы окажемся в ловушке: территория порта небольшая, а со стены нас могут обстреливать. Там ещё и пушки стоят, — напомнил Балт.

Его слова были верны — я вспомнил про стражу, что останавливала Арна и Мерса, когда мы покидали Максель. «Христоверы» не внедрили в жизнь города никаких новшеств, но одно сделали весьма удачно: изолировали порт так, что даже захватив его, в город надо было прорываться через высоченную каменную стену. Если стража закроет и удержит ворота, высадившийся десант окажется ниже и как на ладони. А пушки и стрелки со стены будут расстреливать моих воинов.

— Ты прав, Балт! Молодец, что высказал свое мнение. Оставим лобовую атаку на порт как запасной вариант. Сколько человек смогут взять на борт все три корабля вместе?

На этот вопрос ответить сразу никто не смог, но после некоторых споров капитаны сошлись на цифре в триста человек. Это мало; правда, и сами корабли небольшие. Один «Катти Сарк» Тиландера был крупнее всех троих и взял бы на борт более трех сотен, если потесниться. Больше сосредоточиться на плане атаки не получилось, мысли всё время возвращались к Нате и к ребенку.

Отложив окончательное решение этого вопроса, из порта отправился к мастеровому Мургу. Вопрос готовности ружей волновал меня сильно — «христоверы», на мой взгляд, являлись более опасным противником, нежели Дойчи. Мурга на месте не застал, он вместе с командиром Вастом отправился за город, чтобы испытать вновь изготовленные ружья.

— Проедемся за город, Богдан, — пришпорив жеребца, пустил его рысью.

Мне совсем необязательно было туда ехать именно сейчас, просто я подспудно боялся возвращаться в свою резиденцию. Слушать стоны и крики Наты оказалось куда труднее, чем можно было предположить.

Мурга с Вастом и ещё десятком стрелков нашел сразу за городом: установив самодельные мишени, парни тестировали новые ружья. Как ни старался Мург, ружья оказались громоздкими, массой не меньше пяти килограмм. Завидев меня и Богдана, стрелки прекратили стрельбу: сизое облачко от выстрелов медленно рассеивалось, относимое ветром на юг.

— Макс Са, ружья хорошие получились, — сияющий Мург ухватил жеребца за узду, пока я спешивался.