Ленин. 1917-11

Лев Давидович ещё раз проверил – не забыто ли чего.

Наружный караул Смольного усилен. Связь со всеми частями гарнизона остается непрерывной. Дежурные роты бодрствуют во всех полках. Комиссары на месте. Делегаты от каждой воинской части находятся в Смольном, в распоряжении Военно-Революционного Комитета, на случай перерыва связи. Из районов движутся по улицам вооруженные отряды, звонят у ворот или открывают их без звонка и занимают одно учреждение за другим.

На вокзалах особо назначенные комиссары следят за прибывающими и уходящими поездами, особенно за передвижением солдат. Ничего тревожного. Все важнейшие пункты города переходят в руки большевиков почти без сопротивления, без боя, без жертв.

Все хорошо. Лучше нельзя. Можно отойти от телефона. Троцкий садится на диван. Напряжение нервов ослабевает. Именно поэтому ударяет в голову глухая волна усталости. "Дайте папиросу!" – говорит Лев Давидович Каменеву.

Сделав две затяжки, он теряет сознание. Склонность к обморокам при физической боли или недомогании Троцкий унаследовал от матери. Это, кстати, дало повод одному американскому врачу приписать ему падучую болезнь.

Очнувшись, Лев Давидович видит над собой испуганное лицо Каменева.

– Может быть, достать какого-нибудь лекарства?

– Гораздо лучше было бы достать какой-нибудь пищи.

Троцкий пытается припомнить – когда в последний раз ел – и не может. Во всяком случае это было не вчера.

План восстания действительно продумали до мелочей. Петроград был разбит на боевые участки, подчиненные ближайшим штабам. На важнейших пунктах сосредоточились бойцы Красной гвардии. Они поддерживали в связь с войсками по соседству, где охранные роты уже наготове. Цели каждой отдельной операции и силы, необходимые для этого, были утверждены заранее.

Поэтому сам переворот прошёл как по нотам.

Никакого сопротивления не было оказано. Начиная с двух часов ночи небольшими силами, выведенными из казарм, были постепенно заняты вокзалы, мосты, осветительные учреждения, телеграф, телеграфное агентство и так далее.

Группки юнкеров не могли и не думали сопротивляться. В общем, военные операции были похожи скорее на смену караулов в политически важных центрах города. Операции совершенно бескровны. Ни одной жертвы. Город был совершенно спокоен.

Пришёл Ленин.

25 октября 1917 года

Утром Троцкий набросился на буржуазную и соглашательскую печать. О начавшемся восстании ни слова. Газеты так много и исступленно вопили о предстоящем выступлении вооруженных солдат, о разгромах, о неизбежных реках крови, о перевороте, что теперь они просто не заметили того восстания, которое происходило на деле.

Без хаоса, без уличных столкновений, почти без стрельбы и кровопролития одно учреждение за другим захватывалось отрядами солдат, матросов и красногвардейцев по распоряжениям, исходившим из Смольного.

Обыватель протирал испуганные глаза уже при новом режиме. Неужели, неужели большевики взяли власть?

К Троцкому явилась делегация городской Думы и поставила несколько неподражаемых вопросов: предполагает ли Военно-Революционный Комитет выступления, какие, когда? Думе необходимо об этом знать "не менее чем за 24 часа". Какие меры приняты Советом для охранения безопасности и порядка?

Троцкий ответил уклончиво (а как надо было отвечать?) и предложил Думе делегировать своего члена в Военно-Революционный Комитет. Одного. Делегацию это испугало больше, чем угроза переворота, который, правда, и так уже шёл полным ходом.

– Будете ли вы разгонять нас за то, что мы против перехода власти к Советам?

– Нынешняя Дума отражает вчерашний день. Если возникнет конфликт, мы предложим населению перевыборы.

Керенский уехал на Северный фронт, чтобы привести в Петроград верные правительству части.

Тем временем восстание развивается успешно и без сопротивления.

Зимний дворец постепенно оцепляется войсками-сторонниками большевиков со всех сторон.

В 2 часа 35 минут Ленин и Троцкий присутствуют на экстренном заседании Петроградского Совета.

Троцкий с трибуны сообщил:

– От имени Военно-Революционного Комитета объявляю, что Временного правительства больше не существует.

На несколько секунд воцарилось напряженное молчание. Потом зазвучали аплодисменты, но не бурные, а какие-то раздумчивые. Зал переживал и выжидал.

– Отдельные министры подвергнуты аресту. Другие будут арестованы в ближайшие дни или часы. Революционный гарнизон, находящийся в распоряжении Военно-Революционного Комитета, распустил собрание Предпарламента. Мы здесь бодрствовали ночью и по телефонной проволоке следили, как отряды революционных солдат и рабочей гвардии бесшумно исполняли свое дело. Обыватель мирно спал и не знал, что в это время одна власть сменяется другой.

Вокзалы, почта, телеграф, Петроградское Телеграфное Агентство, Государственный банк заняты.

Зимний дворец еще не взят, но судьба его решится в течение ближайших минут.

Насчёт " ближайших минут" Троцкий покривил душой, но общий смысл был аудитории понятен.

В 9 часов 40 минут вечера крейсер “Аврора” делает холостой выстрел. Это приказ Красной Гвардии штурмовать Зимний дворец.

Завязался короткий бой, в результате которого министры капитулируют. Переворот совершился. Жертвы: 6 убитых и 50 раненых.

Поздно вечером, в ожидании открытия заседания съезда Советов, Ленин с Троцким отдыхали по соседству с залом заседаний, в пустой комнате, где не было ничего, кроме стульев. Кто-то постелил им на полу одеяло, кто-то достал подушки.

Два усталых вождя валялись на полу. Тело и душа отходили, как слишком натянутая пружина. Заслуженный отдых. Надо было поспать, но оба не могли. Шла тихая беседа вполголоса.

Ленин расспрашивал Троцкого о выставленных везде смешанных пикетах из красногвардейцев, матросов и солдат.

– Какая это великолепная картина: рабочий с ружьем рядом с солдатом у костра! Свели наконец солдата с рабочим!

Затем он внезапно спохватился.

– А Зимний? Ведь до сих пор не взят! Не вышло бы чего!

Троцкий привстал, чтобы справиться по телефону о ходе операции, но Ленин удержал его.

– Лежите, я сейчас кому-нибудь поручу.

Лежать долго не пришлось. Начался съезд Советов. Прибежала сестра Ленина Анна.

– Дан выступает, вас зовут.

Дан был меньшевиком и, разумеется, восстание не приветствовал. Срывающимся голосом он отчитывал заговорщиков и предрекал неизбежный крах восстания. Требовал, чтобы большевики начали переговоры о коалиции с эсерами и меньшевиками.

– То, что произошло, это восстание, а не заговор, – зазвучал в зале голос Троцкого, – Восстание народных масс не нуждается в оправдании. Мы закаляли революционную энергию рабочих и солдат. Мы открыто ковали волю масс на восстание. Наше восстание победило.

И теперь нам предлагают: откажитесь от победы, заключите соглашение. С кем? Вы – жалкие единицы, вы – банкроты, ваша роль сыграна, отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории.

Лев Давидович всегда любил выражаться красиво и пышно. Сейчас он имел полную возможность это проделывать.

Тем более, что подавляющее большинство эсеров и меньшевиков после этого покинули съезд, демонстрируя своё неприятие произошедшего.

26 октября 1917-го года

Жизнь в Смольном буквально бурлила. Когда жена Троцкого Наташа вошла в комнату, было ещё утро. Она увидела мужа, Ленина, каких-то других членов ЦК и ещё много народу.

Цвет лица у всех был серо-зеленый, бессонный, глаза воспаленные, воротнички грязные. В комнате стоял густой табачный запах.

Кто-то сидел за столом. Возле стола стояла толпа, ожидавшая распоряжений. Ленин и Троцкий были окружены людьми. Наташе показалось, что распоряжения даются как во сне.

Что-то было в движениях и в словах сомнамбулическое, лунатическое. Наташе на минуту показалось, что все это она сама видит не наяву, и что революция может погибнуть, если они хорошенько не выспятся и не наденут чистых воротничков.

Власть завоевана, по крайней мере в Петрограде. Ленин тоже еще не успел переменить воротничок. На уставшем лице бодрствовали глаза. Он посмотрел на Наташу дружественно, мягко, с какой-то застенчивостью.

– Знаете, – сказал Владимир Ильич нерешительно, – сразу после преследований и подполья к власти … как-то … .

Впрочем, разговор на этом и оборвался. Ленина позвали. В углу комнаты началось импровизированное рабочее совещание. Надо формировать новое правительство.

– Как назвать? – рассуждал вслух Ленин, – Только не министрами: гнусное, истрепанное название.

– Можно бы комиссарами, – предложил Троцкий, – но только теперь слишком много комиссаров. Может быть, верховные комиссары? Нет, "верховные" звучит плохо. Нельзя ли "народные"?

– Народные комиссары? Что ж, это, пожалуй, подойдет. А правительство в целом?

– Совет, конечно, совет… Совет народных комиссаров, а?

– Совет народных комиссаров? Это превосходно: ужасно пахнет революцией!..

– А что, – вдруг неожиданно спросил Ленин, – если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Свердлов с Бухариным справиться?

– Авось не убьют, – ответил Троцкий, смеясь.

– А черт их знает, – сказал Ленин. И сам рассмеялся.

На заседании ЦК Владимир Ильич предложил назначить Троцкого Председателем Совета Народных Комиссаров. Тот подскочил с места с протестом – до такой степени это предложение показалось ему неожиданным и неуместным.

– Почему же? – настаивал Ленин, – Вы стояли во главе Петроградского Совета, который взял власть.

Троцкий предложил отвергнуть предложение без прений. Так и сделали.

Лев Давидович в потаённых мечтах видел, что его никуда не назначили, и можно выспаться и отдохнуть. Было то же чувство, что у хирурга после окончания трудной и опасной операции: вымыть руки, снять халат и поспать.

Ленин наоборот только что прибыл из своего убежища, где три с половиной месяца томился оторванностью от непосредственного практического руководства. Одно совпадало с другим, и это еще более питало стремление Троцкого отойти хоть на короткое время за кулисы.

Но Ленин не хотел и слышать об этом. Теперь он потребовал, чтоб Лев Давидович встал во главе внутренних дел: борьба с контрреволюцией, мол, сейчас главная задача. Троцкий возражал

– Стоит ли давать в руки врагам такое дополнительное оружие, как моё еврейство?

Ленин был почти возмущён.

– У нас великая международная революция! Какое значение могут иметь такие пустяки?

– Революция-то великая, но и дураков осталось еще немало.

– Да разве ж мы по дуракам равняемся?

– Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать. К чему нам на первых же порах лишнее осложнение?

Троцкому удалось привлечь на свою сторону Свердлова и еще кое-кого из членов ЦК. Ленин остался в меньшинстве. Он пожимал плечами, вздыхал, покачивал укоризненно головой и утешил себя только тем, что бороться с контрреволюцией будем все равно, не считаясь с ведомствами.

А Льва Давидовича поставим наркомом печати. Журналистика ему близка – вот и славно.

Но уходу Троцкого в печать решительно воспротивился тот же Свердлов. Туда, мол, посадим Бухарина.

– А Льва Давидовича надо противопоставить Европе, пусть берет иностранные дела.

– Какие у нас теперь будут иностранные дела? – возражал Ленин. Но, скрепя сердце, согласился. Сдался и Троцкий. Так, по инициативе Свердлова, он и оказался на четверть года во главе советской дипломатии.

Вечером на втором своём заседании Съезд Рабочих и Солдатских Депутатов принял Декрет о мире. Всем воюющим странам и народам предлагалось немедленно приступить к переговорам о заключении всеобщего демократического мира без аннексий и контрибуций.

Кроме того, был принят декрет об отмене смертной казни.

И наконец Декрет о земле, согласно которому помещичья земля подлежала конфискации. Национализировались все земли, недра, леса и воды. Крестьяне получали свыше 150 миллионов гектаров земли.

Съезд избрал высший орган Советской власти – Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК). Председателем стал Лев Каменев. При этом постановили, что ВЦИК должен быть пополнен представителями крестьянских Советов, армейских организаций и групп, покинувших съезд накануне.

Наконец, съезд сформировал правительство – Совет Народных Комиссаров (СНК). С образованием ВЦИК и СНК началось строительство высших органов государственной власти Советской России.

Председателем Совета избрали Ленина. Рыков стал наркомом внутренних дел. Шляпников, которого читатель, надеюсь, не забыл – наркомом труда.

Для военных и морских дел был создан особый комитет из трёх человек. Антонов-Овсеенко, Крыленко и Дыбенко.

Луначарского поставили наркомом просвещения, а Троцкий с безнадёжной покорностью принял пост наркома иностранных дел.

Сталина ЦК назначил наркомом по делам национальностей. Кажется, это уже вошло в традицию. Стоило Кобе взбунтоваться против вождя, как через некоторое время его бросали на национальный вопрос.

Но и на этом для Льва Давидовича день не закончился.

В эти дни в Петрограде происходили сразу два Съезда Советов. Один – Рабочих и Солдатских Депутатов, а второй – Крестьянских. И если объявить о победе восстания рабочим и солдатам было сравнительно легко, то выступить с таким же заявлением перед эсерами, представлявшими подавляющее большинство депутатов от крестьян, было сложнее.

Поэтому и сюда отрядили немного поспавшего Троцкого. Как признанного лучшего оратора у большевиков.

Казалось, большевистский оратор не сможет сказать ни одного слова. И действительно, вначале оборончески и эсеровски настроенные делегаты прерывали Троцкого на каждом слове.

Но через несколько минут своей находчивостью и страстностью Троцкий победил аудиторию настолько, что заставил себя слушать. А окончив речь, даже услышал аплодисменты.

Подытоживая свершившееся, следует отметить, что Октябрьский переворот осуществлялся по принципиально иной схеме, чем, скажем, июльское выступление. Возможно, это была одна из причин его успешности.

На сей раз основными силами выступили не утратившие боеспособность части Петроградского гарнизона, а отряды Красной Гвардии, состоящие в основном из рабочих и в меньшей мере из революционных матросов.

Временное Правительство по опыту июльских событий внимательно отслеживало действия войск гарнизона и, успокоенное тем фактом, что они в основном оставались в казармах, даже не подозревало, что в это время красногвардейские отряды тихо и без лишнего шума занимают ключевые учреждения столицы.