Мишка Ворог

– Ну, хорошо, Михайло. Что, будешь с нами? Артельно, оно легче будет работать на чёрной работе.

Мишка не понял:

– Что ещё за «чёрная работа» такая?

– Ну, красть, – пояснил Пашка шёпотом.

Мишка осмотрел добычу: сорок четыре копейки, табакерка и платок.

– Давайте я вас чаем угощу за знакомство, – сказал Миша. – Поможете табакерку и платок быстро в деньги обернуть?

– Конечно, – сказал Океан. – Щегол.

Щегол забрал табакерку с платком и исчез в толпе.

– Откуда ты такой взялся? – спросил Пашка Океан. – Хорошо одет. Посадский?

– Нет. Дворовый человек господ Филимоновых.

– А почто за чёрную работу взялся? Что не хватало?

Мишка усмехнулся:

– Сначала не хватало, а потом хватать по нраву.

– Вон оно как.

Вернулся Щегол, принёс два рубля и гривенник.

– Что же почём стоит? – удивился Мишка.

– Табакерка – два рубля, платок – гривенник.

– Гривенник?

– А ты, за сколько отдавал? – спросил Океан.

– За алтын.

– Кому?

– Да вон там стоит в синем платке.

– А… Натаха с Вшивой горки. Ох и жадная. Такой платок новый стоит восемьдесят копеек. За восемьдесят их, конечно, не продают, копеек за тридцать. Гривенник хорошая цена, а алтын это уж грабёж. А табакерка, чтоб ты знал, новая стоит рублей пятнадцать или чуть более. Только она серебряная и её нельзя продавать нигде, кроме как в серебряном ряду, а там не возьмут. Потому и два рубля всего. Ну, пойдём в кабак, чаем угостишь, если не передумал.

Сахар в чае размешали ложечками и оставили их в стаканах, что бы все видели: с сахаром чай пьют.

– Почему ты Океан? – поинтересовался Мишка.

– Тебя не интересно: почему этот Лапа, а этот Щегол?

– Тут всё ясно. У Тихона не рука, а лапа, а сам он как медвежонок. А Щегол весёлый и подвижный. А почему ты Океан?

– Ты знаешь, что такое Океан?

– Знаю. Это большое море.

– А море? – не унимался Пашка.

Мишка замялся:

– Ну, море, это море. Вода там другая, бури.

– Вода там солёная, её пить нельзя. В бурю страшно, волны большие по морю ходят. А в океане волны больше кремлёвской стены. Нашей царице взбрело в голову узнать: не соединяется ли наша земля с какой-то там Америкой. И послала на океан людей, а капитан у них немец, Берег его прозвище. Нет, не так. Беринг. И меня к ним затесали. А я что, дурак на этот океан тащиться? Мне нет дела: соединяется земля наша с Америкой или нет. А с волнами такими не шутят, запросто потонешь. Вот я и сбежал от них в Казани. Сюда пришёл. А кличка прилипла здесь сама по себе, не знаю и как.

Узнал Мишка и про всех остальных. Тихон Лапа сын солдата Семёновского полка, отец умер, они с матерью нищенствовали. Тихон вырос богатырём, подавать перестали и он подался в грабители, обирал пьяных возле кабаков, а потом пристал к Океану и Щеглу. У Щегла всё просто, он сын рабочих с Суконного двора, что в Замоскворечье, почти напротив Большого Каменного моста. Макся не захотел дышать пылью всю жизнь и подался в мошенники под Большой Каменный мост. Родителей не забывал, деньги им приносил.

Мошенники летом жили под Большим Каменным мостом. Когда холодало, шатались по притонам и где-то в одном из оврагов у них вырыта землянка, но в ней они ночевали редко, больно далеко до ночлега топать, если только больным или сильно избитым там отлежаться.

День у Мишки прошёл интересно и последующие дни тоже. Красть из карманов стало безопасней. Мишка шарил по карманам, добычу тут же отдавал Щеглу, а если за ним гнались, то натыкались на Лапу. Океан опытным глазом определял жертву.

Однажды решили на Петров пост стянуть что-нибудь с повозок. Из деревень много людей приезжало.

Лапа отвлекал разговорами возницу. Как только воз въехал на наплавной Москворецкий мост, Океан острым ножом разрезал верёвку, стягивающую груз и сразу исчез в толпе. Щегол вытащил с воза мешок с хлебом печёным и передал его Мишке, а сам ещё взял мешок, как потом оказалось, с овсом. Добыча богатая, всё это продав, решили отметить удачу и праздник Петра и Павла в кружале красным вином.

Погуляли хорошо. Мишка пришёл в усадьбу Филимоновых изрядно навеселе и сразу попёрся к Дуньке. Дунька спросонья ничего не поняла, заверещала, Мишка что-то в ответ невнятно бормотал. Поднялся шум. Прибежала Фёкла. Она застала Мишку со спущенными портками, он задрал подол дунькиной рубашки и пытался поставить её на четвереньки.

– Ты что делаешь, охальник? – всплеснула руками Фёкла.

Тут появились Гаврила Михайлов и сам хозяин Гурий Петрович.

– А что такое? – кричал пьяный Мишка, подтягивая штаны. – Может, я женюсь на ней! И срам её прикрою, что ваш сынок с ней сотворил.

– Что?! – взревел Гурий Петрович. – Какой сынок?

– Андрюшка ваш, кто же ещё?

– Что? Гаврила, этого в сарай под замок, пусть проспится. Фёкла, давай Андрея сюда. А ты, девка, рассказывай, да всю правду, а то на конюшне запорю.

Мишка проснулся от того, что шарили в его карманах.

– Два рубля, – сказал конюх Еремей и протянул хозяину два серебряных кружочка.

– Точно, он, – сказал Гурий Петрович, беря деньги. – На конюшню его, пусть сказывает, куда остальные дел.

– Он вчера пил на что-то, барин, – сказал, стоявший рядом с хозяином, Гаврила.

– Не мог же он за раз четыре рубля пропить? Доложишь, Гаврила.

Мишка выл под ударами плетей, но ни как не мог понять, что от него хотят.

– Молчит, – доложил Гаврила.

– С медведем его заприте, – сказал Гурий Петрович, – может быть, разговорчивей станет.

Во дворе усадьбы стояла огромная клетка с медведем. Медведя иногда сажали на цепь у столба, когда к хозяину приезжали гости. Зверь рычал, махал лапами, пугал гостей, его нарочно держали впроголодь, что бы злее был.

Мишка и медведь появились в усадьбе Филимоновых почти одновременно. Мишку привезли осенью, а медведя, тогда ещё медвежонка – зимой. Мальчик очень жалел товарища по несчастью и старался подкармливать его как можно чаще.

Дворовые внесли Мишку в клетку, положили на пол и оставили его там, закрыв дверь на щеколду, навесили замок.

Медведь понюхал воздух, сверкнул подслеповатыми глазками, подошёл к парню и лизнул его.

– Ой, нет ничего, Потапыч, – отмахнулся Мишка, – сам голодный и пить хочется.

Парень заметил в клетки плошку с водой, подполз к ней и выпил всю. Лежать он мог только на животе, медведь ему не мешал.

Ближе к вечеру пришла Дуня, принесла воды в кринке и еду. Мишка честно поделился с медведем.

– Что же ты натворил, Мишенька? – запричитала Дуня. – Зачем ты ко мне полез? Проспался, тогда бы и пришёл.

– Выпивши был, – виновато сказал Миша, – а ты могла бы и не орать.

– Да как же не орать, когда ты навалился? Спросонок разве поймёшь?

– За что меня били? Какие деньги?

– Шесть рублей из сундука у барина пропали, говорят, что ты украл. У тебя два рубля нашли. Откуда у тебя такие деньги?

– Оттуда. Когда я тебе рубли приносил, ты никогда не спрашивала: откуда деньги? Волк у своего логова овец не режет.

– Ты не волк, ты ещё волчонок, Миня. А у нас ещё вона, какие страсти. Знаешь сухой колодец между нашим забором и забором Скавронских?

– Знаю.

– Дворня говорит, что там мёртвый солдат лежит, – Дуня перекрестилась. – Страсть-то какая.

– Как он там оказался?

– Кто же его знает?

– А барин чего говорит?

– Ничего, барин ещё не знает. Не до этого ему. Завтра он хочет тебя в Сыскной приказ доставить, если тебя медведь не заломает.

– Не заломает, я его четыре года подкармливаю. Да, Потапыч?

Медведь проворчал что-то в ответ.

– Удивил, – сказала Дуня. – Об этом все знают, кроме бар.

Они проболтали ещё немного и Дуня ушла. А ночью пришла шайка мошенников во главе с Океаном.

– Как сидится в холодной бане? О, ещё с приятелем.

– Почему холодная баня?

– А что она горячая? Так братья нашего сукна застенок зовут.

– Как вы меня нашли?

– Что на Москве много господ Филимоновых? Надолго застрял?

– Завтра в Сыскной приказ поведут. Говорят, что я шесть рублей денег у него из сундука украл.

– А ты у барина денег не крадёшь?

– Нет.

– Почему? Что случилось?

– Если хочешь знать, то волк у своего логова овец не режет!

– Да? А ты волк? Вот в Стукаловом монастыре шкуру сдерут с волка этого, во всём признаешься.

– Где с меня шкуру сдерут? Какой ещё монастырь.

– Ну, в Сыскном приказе. Тут надо что-то придумать. А ты крикни: «Слово и дело».

– Ну, крикну и что скажу?

– Придумай что-нибудь. Твой барин из купцов в дворяне выбился и до сих пор торговлю ведёт. Неужели за ним ничего нет?

– Он честно торгует.

– Так не бывает. Торговля и обман рядом идут.

– Бывает, – вздохнул Мишка и тут его осенило. – А, вот! Мне тут сказали, что здесь между нашим забором и забором Скавронских в сухом колодце, мёртвый солдат лежит. Земля-то эта – Филимоновых.

– И сейчас лежит? – спросил Океан.

– Откуда мне знать? Я же здесь сижу.

– Щегол, Лапа, сбегайте, посмотрите, – приказал Океан.

– Что они там увидят, ночью-то? – забеспокоился Мишка.

– У меня огниво имеется, – сказал Щегол, – щепку какую-нибудь подожгу.