Ленин. 1917-05

– Лев Давидович, – Серебровский был явно расстроен, – Ну, простите вы меня, ради бога, за горячность. Да бог с ними, с большевиками и правительством. Потом поживёте, осмотритесь, да и сами поймёте. Оставайтесь! Всё же так прекрасно начиналось, ей-богу, – чуть не плакал Серебровский. Его жена даже встала и умоляюще сложила руки.

– Нет, извините, – тон Троцкого стал мягче, но он был непреклонен, – с Лениным я знаком лично, отношусь к нему с уважением и не могу оставаться в доме, где его называют шпионом.

Кроме того, я сторонник как можно скорейшего заключения мира. Безо всяких территориальных изменений. Для России или кого бы то ни было. Сторонник мира без аннексий и контрибуций. Даже если случится чудо и Лондон позволит России взять Босфор с Дарданеллами, на пользу это не пойдёт.

Новых земель России не нужно – со своими бы разобраться. Засим позвольте откланяться. Поселиться у вас считаю невозможным, – он поклонился.

– Ох, как же жаль!, – Серебровский был искренне расстроен, – Лев Давидович, поверьте, что бы там я не говорил о Ленине, лично к вам отношусь с глубочайшим уважением и любовью. Вы, конечно, сейчас уйдёте, я знаю, что вас не остановить, но очень прошу. Не забывайте, захаживайте запросто. К вашей супруге и детям это, разумеется, тоже относится.

– Там видно будет, – тон Троцкого стал мягче, – Вы поймите, здесь дело принципа. Не можем мы у вас остановиться, уже сказал – почему. Но поверьте, лично вас я искренне уважаю … помню слесаря Логинова. Возможно, ещё свидимся, и вы перемените своё мнение. Эх, как жаль, что так получилось!

Они шли обратно, в нищенскую обстановку “Киевских Номеров”. Троцкий был задумчив и, пожалуй, невесел. Старший сын Лев, видя такое, решил как-то утешить отца, подобрался ближе и взял того за руку.

– Папа, – начал он, – не расстраивайся. Я понимаю, ты не мог иначе. Поверь, пап, мы гордимся твоей принципиальностью. Я тоже всегда буду так поступать.

Лев Давидович по-доброму усмехнулся и обнял сына за плечи.

Забегая вперёд, сообщим, что одиннадцатилетнему Льву-младшему через несколько дней предоставилась возможность подтвердить свои слова – и он доказал, что их на ветер не бросает.

Серебровский, несмотря на расхождения во взглядах, действительно питал к Троцкому искреннюю приязнь, проистекавшую ещё из той юношеской глубокой привязанности, родившейся в 1905-м году.

Через нсеколько дней он снова посетил скромную комнату в “Киевских Номерах”. Льва Давидовича не было дома, Наташа готовила ужин, дети были во дворе. Серебровский пригласил Наталью с детьми на чай с вареньем. Та отказалась, мотивировав это тем, что Лев Давидович, вернувшись и не застав их дома, будет волноваться, но согласилась отпустить детей – пускай лишний раз хотя бы угостятся вареньем.

Дети, сидя на мягких стульях за широким столом, чинно угощались. Серебровский рассказывал о своём знакомстве с Троцким в 1905-м, о своей карьере инженера. Дети слушали, иногда переспрашивали. Мало-помалу разговор перешёл на жизнь рабочих, на нынешнее время, и Лев, недавно слушавший на митинге Ленина, неосторожно затронул тему его выступления.

– Да ведь он немецкий шпион, – неожиданно вновь сорвался Серебровский и, спохватившись, картинно, как бы в панике, прикрыл рот рукой, пытаясь обратить нечаянно сорвавшиеся слова в шутку.

Не удалось. Дети порой бывают ещё принципиальнее родителей.

– Ну уж это – свинство, – послышалось с места, где сидел Лев-младший. Впрочем, мальчик тут же взял себя в руки, поблагодарил за угощение и сообщил, что им пора.

Хозяин их не удерживал, видимо, осознав, что и через детей дружеских отношений с Троцким восстановить не удастся.

Так это знакомство и закончилось, едва возобновившись.

В отличии от Троцкого, Ленину повезло в смысле жилищных условий куда больше. Они с Надеждой Константиновной поселились в квартире сестры Владимира Ильича Анны Ильиничны Ульяновой, по мужу Елизаровой.

Муж Анны Ильиничны был фигурой примечательной. Марк Тимофеевич Елизаров начал участвовать в революционном движении примерно в то же время, когда и Владимир Ульянов. Дважды арестовывался и высылался в Сызрань.

Однако после арестов и высылок остепенился и сумел сделать карьеру. Марк Тимофеевич являлся с 1916-го года директором-распорядителем Петербургского пароходства “По Волге”. Видимо, дело было в том, что ещё до своих арестов и высылок он успел закончить в 1886-м году физико-математический факультет Петербургского университета.

Ну а многие работодатели в те годы не придавали большого значения революционной деятельности своих служащих- лишь бы на работе не отражалось. Тем более, должность была не государственная. Поэтому Елизаров и жил с женой и приёмным сыном в просторной четырёхкомнатной директорской квартире.

Но революционером по убеждениям Марк Тимофеевич остался и охотно согласился принять брата сестры – вождя большевиков с супругой. Будучи на семь лет старше Ленина, он, тем не менее, относился к тому с большим уважением и сейчас, когда вождь размышлял, старался без нужды не докучать. Что было великолепно для вечно занятого Владимира Ильича.

Вот и сейчас Ленин сидел в кресле, уже ставшим его любимым местом для размышлений в этой гостеприимной квартире и в уме выстраивал основные мысли, которые следовало огласить на начавшемся 4 мая в Петрограде Всероссийском Съезде Крестьянских Советов.

Да, конечно, – думал Ленин, – нам, по большому счёту, на крестьянство наплевать, ибо в Петрограде его представителей нет, а вопросы власти решаются именно здесь.

Но не следует забывать, что солдаты-то как раз в Питере есть, а это в большинстве своём бывшие крестьяне. Да, служба в армии их сильно изменила, но интерес к судьбе деревни остался. Сейчас, в военное время, в российской армии служат около четырнадцати миллионов, соответственно, точно больше двенадцати миллионов – бывшие крестьяне. И у каждого ружьё! Не фунт изюму!

Поэтому нам, большевикам, нужно как-то проявить свой интерес к крестьянству. Готовность облегчить его положения. Всё равно это только слова. Пока мы, большевики, не у власти, никто исполнения обещаний от нас, естественно, не потребует. Ну а когда мы власть возьмём … ну, там и посмотрим.

Сейчас крестьянство – вотчина эсеров, которые в числе наших основных соперников. Они, эсеры – наследники народников, потому в деревне их авторитет очень высок. Чем можно этот авторитет поколебать … или лучше повысить наш авторитет? Ну, конечно, нужно оказаться радикальней в основном вопросе, который волнует каждого мужика в первую очередь. В вопросе о земле.

Так. У эсеров в программе записано требование передачи помещичьих земель в руки крестьян через крестьянские комитеты. Ну и прекрасно. И мы внесём в свою, большевистскую программу то же самое. Для нас лично от этого ничего не изменится. Не свою землю раздаём, помещичью. И не сегодня.

Да, это хорошо … причём очевидно. Странно даже, что не пришло в голову раньше. Сейчас же составить Открытое Письмо к Съезду этих самых Крестьянских Советов, завтра на очередном заседании ЦК его протолкнуть – и уже как мнение всей партии огласить на Съезде.

Ладно. Хорошо. Но недостаточно. Мы просто окажемся на одной с эсерами позиции по земельному вопросу, но те останутся в деревне властителями дум. Поскольку крестьяне их знают давно. И верят.

Нужно изобрести что-нибудь более радикальное. Чтобы оказаться в вопросе о земле бОльшими радетелями за мужика, чем эсеры. Ладно, поразмыслим.

7 мая 1917 года

В этот день Ленин обратился с открытым письмом к делегатам Всероссийского Съезда Крестьянских Советов, в котором изложил политику партии большевиков по вопросам о земле, о войне и об устройстве государства. Насчёт войны и устройства государства делегаты съезда ничего нового не узнали. Позиция большевиков была давно известна – “Империалистическая война должна быть немедленно прекращена”, “мир без аннексий и контрибуций”, “вся власть Советам”.

Но вот по вопросу о земле Открытое Письмо несколько вышибло почву из под ног эсеровской партии. Программа большевиков теперь повторяла, собственно, аграрную часть программы эсеров – “передача земли в собственность крестьянам через крестьянские комитеты”.

10 мая 1917 года.

Судьба благоволила планам Ленина перетянуть Троцкого на свою сторону. Уже через шесть дней после приезда того между ними остоялась встреча. Причём по инициативе Троцкого – уже как лидера небольшой фракции. Фракции “межрайонцев”.

Термин “межрайонцы” появился ещё на том памятном Втором Съезде РСДРП в 1903-м году, где партия раскололась на две части – большевиков и меньшевиков. Странно, что этот раскол вызвал такие страсти, бешеные дискуссии, ожесточённые споры, в ходе которых неоднократно доходило до оскорблений.

Основная разница в платформах новоиспечённых партий заключалась всего лишь в Пункте Первом Устава, где определялось – кого считать членом партии. Ленин требовал, чтобы членом партии мог считаться только тот, кто принимает платформу партии, платит взносы и главное – подчиняется партийному руководству.

Мартов, лидер меньшевиков, считал, что членом партии может считаться к тому же любой, кто платформу партии просто поддерживает, хотя бы в главном. О подчинению руководству этих самых поддерживающих речь, разумеется, не шла.

На самом деле эта разница была ещё менее принципиальна, ибо поддерживающие, по мысли Мартова, права решающего голоса всё равно не имели – только совещательный.

Тем не менее даже такое различие в подходах привело к тому, что вместо одной партии появились две, которые пошли далее уже разными путями, и различие в их точках зрения по конкретным вопросам позже бывало зачастую действительно принципиальным

Но на Втором Съезде, различие взглядов ещё являлось незначительным. Поэтому небольшая часть делегатов раскола просто не приняла, оставшись таким образом между большевиками и меньшевиками и призывая тех и других одуматься и остаться единым целым.

Этих сторонников единства назвали “межрайонцами”.

Небольшая их фракция была и в Петроградском Совете.

Ещё до приезда Троцкого фракция начала склоняться к идее об объединении с большевиками. Дело в том, что их мнение по вопросу об отношении к войне и соответственно к Временному Правительству, эту войну продолжавшему, резко отличалось от мнения меньшевистской фракции в Совете. Но полностью совпадало с большевистской!

Они были просто последовательны. На Втором Съезде, в момент раскола, разумеется, речь об этих вопросах не шла, так как до начала войны тогда оставалось ещё четырнадцать лет, а до появления Временного Правительства – и того больше.

Но сейчас исторический лидер меньшевиков Юлий Мартов, до сих пор находящийся за границей, занял резко антивоенную позицию и соответственно был против любого сотрудничества с продолжающим войну правительством. О чём и написал в Петроградский Совет письмо, оглашённое на одном из заседаний.

Как мы помним, лидеры меньшевистской фракции придерживались иной точки зрения. Они фактически спасли наряду с эсерами правительство от свержения во время Апрельского Кризиса и даже делегировали в его состав своих представителей.

Поэтому в глазах межрайонцев лидеры меньшевиков были изменниками.

Точка же зрения Ленина и большевиков на войну и сотрудничество с правительством совпадала с точкой зрения Мартова.

Соответственно для фракции идея перестать болтаться между двух партий и войти в состав большевиков выглядела абсолютно логичной – позиции их с большевиками совпадали.

Троцкий с точки зрения межрайонцев был своим – он, как мы помним, так же точно во время раскола не примкнул ни к большевикам, ни к меньшевикам.

После приезда Лев Давидович уже успел несколько раз выступить с речами в Петросовете. Содержание его речей совпадало с позицией межрайонцев … и большевистской. А ораторский талант, впечатление, которое производили его речи на слушателей, привели к тому, что Лев Давидович как-то сразу стал считаться лидером этой небольшой фракции.

Поэтому когда Троцкий увидел, что практически все межрайонцы склоняются к слиянию с большевиками, он дал знать Ленину, что желательна встреча для обсуждения этого вопроса. Ленин, ещё до этого после выслушивания речей Льва Давидовича неоднократно себя поздравивший с тем, что не ошибся ни в масштабе его личности, ни во взглядах, разумеется, сразу согласился.

Встреча состоялась 10 мая. На ней обе стороны пришли к выводу, что их программы действий, применительно к существовавшей тогда в России ситуации, полностью совпадают.

– И поэтому, – Троцкий говорил очень серьёзно, пристально глядя Ленину в глаза, – я просил бы ЦК большевиков расмотреть вопрос об объединении с фракцией межрайонцев в Петроградском Совете.

– Конечно, конечно, – лицо Ленина просто излучало радость, – Для нас сейчас каждый сторонник важен, а тут такой подарок. Два десятка … или сколько там … голосов в Совете. И вы, Лев Давидович. Да-с, батенька, не скрою, для нас Лев Троцкий значит намного больше, чем все эти голоса. Ведь вы и сами себе цену знаете.

– Значит, Владимир Ильич, как я понял, в принципе вы не имеете ничего против? – всё ещё официальным тоном спросил Троцкий.

– Ну если хотите по правилам, извольте. Можете передать своим межрайонцам, что я смотрю на вопрос объединения фракций архиположительно. Уверен, что ни Каменев, как лидер нашей фракции в Совете, ни ЦК в целом тоже не будут против. Уф-ф-ф, – улыбнулся Ленин, – я надеюсь, мы закончили официальную часть?

– Думаю, да, – Троцкий тоже расслабился, – А по-человечески, Владимир Ильич, очень рад вас видеть и благодарен за бесценную помощь по вызволению из британского лагеря. А также за участие, с которым большевики приняли по приезду меня с семьёй и помогли. Ведь у вас в ЦК ничего без вашего ведома не происходит? Я прав? Урицкого вы в состав делегации включили? Знали, что мы старые друзья?

– Был грех. Хотелось, чтобы прибытие ваше было приятнее. Да это мелочи, Лев Давидович. Вы ведь для нас в своей жизни куда поболе сделали – и делаете. Тут вы, батенька, себя недооцениваете.

Ленин на секунду призадумался. Момент благоприятный, может, сразу взять быка за рога? Предложить Льву Давидовичу стать большевиком уже сейчас? Да, Троцкого нельзя спугнуть, насторожить излишней навязчивостью, давлением – но ведь в данный момент всё прозвучит естественно. А такой возможности может ещё долго не представиться. В любом случае – закинуть мысль, даже если откажет, всё равно станет подумывать.

Ленин решился.

– Лев Давидович, дорогой вы наш, – начал он серьёзно, – а как насчёт того, чтобы вам совсем в большевики податься? С вашими межрайонцами? Ну сами посудите. По позициям у нас полнейшее согласие, а что вы с фракцией в пару десятков человек можете сделать? А так сразу к нам в ЦК войдёте, а там – уж я вас, батенька, знаю – и лидером станете. И архичудесно, и великолепно.

Ну, и свой интерес не скрою. Большевики с Троцким станут вдвое сильнее. Право, Лев Давидович, решайтесь, порадуйте старика, – он смотрел как-то просительно. Актёром Ленин за эти годы стал весьма неплохим.

Лев Давидович задумался. Нет, он думал не над ответом. Поскольку для себя решил ещё до встречи, что пока вступать в большевики ему рановато. Он думал, как сформулировать отказ. Обижать Ленина, к которому относился с большим уважением, не хотелось.

– Понимаете, Владимир Ильич, – осторожно начал он, – я ведь только что приехал. Ещё не осмотрелся. Да и межрайонцев моих надо спросить.

И честно признаюсь, не готов я ещё. У вас же партийная дисциплина. Коли ЦК решит, наступи себе на горло – но исполни. А я наступать себе на горло не стану и исполнять того, с чем не согласен – тоже. Так что не обижайтесь, Владимир Ильич, но пока не могу согласиться. Вы меня не торопите.

– Ну что же, Лев Давидович, грустно вздохнул Ленин, – я вас понимаю. Хотя … . Скажите, а может, вас немецкий пломбированный вагон смущает? Так я не скрою, у немецкого правительства ещё и деньги брал. И буду брать! Я у чёрта деньги возьму и спасибо скажу. Если нужно. Вы поймите, иначе революции не победить!

– Да нет, Владимир Ильич, я вас за это не осуждаю. Кто я такой, чтобы осуждать? Давно думаю – может, правы-то вы, а я страдаю излишним чистоплюйством. Понимаю, вы для революции намного больше сделали. Это ваши большевики распропагандировали солдат так, что те скинули в феврале царя. Жаль, вас, Владимир Ильич, в тот момент в Питере не было. Возможно, я бы приехал уже в страну с большевистским правительством.

– Не думаю, Лев Давидович. И во Временное Правительство, и Петроградский Совет вошли те, кто в тот момент был в Государственной Думе. Фракции меньшевиков и эсеров – в полном составе прямо из Думы прыгнули.

Массы-то кого знают? Кто с трибуны выступал. Чьи выступления в газетах печатали. А печатали тех, кто в Думе. Большевиков, как Вы, наверное, знаете, там не было. Да и чего греха таить, недооценили мы момента. Русское Бюро ЦК в Питере прохлопало появление Совета.

А я в Швейцарии не почувствовал вовремя приближения революции.

Да и для людей всё равно тогда было. Раз в названии твоей партии есть слово “социалист” – значит, революционер. И добро пожаловать в Петроградский Совет.

Вот меньшевики с эсерами в полном составе из Госдумы туда и попали. Хотя какие, например, нынешние питерские меньшевики социалисты? Они марксизм забыли, про диктатуру пролетариата – ни слова. В апреле … перед вашим приездом, Лев Давидович, буржуазное Временное Правительство спасли. Учредительное Собрание готовят.

А что Учредительное Собрание? Туда наши крестьяне одних эсеров навыбирают. Ну, меньшевички ещё попадут – эсеры помогут. И будет у нас распрекрасная буржуазная республика … как в Европе-с. А пролетариат обратно на заводы загонят.

– И это я понимаю, Владимир Ильич. Я ещё раз повторю. Вы меня не торопите. Дайте всё осмыслить. Не скрою, претит мне требование жёсткого подчинения ЦК в вашей партии. Амбициозен я слишком, – Троцкий смущённо улыбнулся, – Есть и ещё кое-что, чего я никак не могу принять. Пока. Но благодарен за открытый разговор и сделанное предложение. Я вас очень уважаю, Владимир Ильич и обещаю подумать. Очень сильно подумать.

– Спасибо, Лев Давидович. Я вас тоже весьма уважаю и повторю – вы очень нам нужны. Архинужны! Но не стану утомлять вас уговорами. Незачем. Вы потом сами к нам придёте, я убеждён. Вы – истинный революционер, человек архичестный и порядочный. Именно поэтому нет у вас иного пути. И вы это в конце концов поймёте.

– Дело в том, – продолжал Ленин, – что взять и удержать власть в стране в одиночку не может в наше время никто. Даже революционер такого колоссального масштаба, как вы, Лев Давидович. Может либо прославленный генерал, за которым беспрекословно пойдут преданные войска, либо партия. Не всякая. А боевой отряд. Я недаром ведь упомянул генерала. В партии, которая смогла бы взять власть, должна быть просто армейская дисциплина. Порядок.

Поймите, Лев Давидович, удержать власть сложнее, чем взять. Ведь что такое власть. Это огромная ответственность. Это необходимость принимать решения, от которых зависят судьбы людей. Это миллионы вопросов, возникающих ежечасно, ежеминутно. Это необходимость организовать уйму всяких органов для решения самых разнообразных организационных вопросов.

Один человек просто захлебнётся в этом. Вы скажете, что власть просто должна расставить на ключевые посты правильных людей – и поручить им решение конкретных вопросов.. И будете правы!

Вот только где найти столько правильных людей? Ведь многие воровать станут … или отлынивать. У нас – Россия, воровство да лень государственных людей – давно традиция! Как это держать под контролем? Создавать проверяющие органы? А те кто будет контролировать? Или назначать проверяющих над проверяющими? И так до бесконечности? Сами изволите видеть.

– Но если к власти пришла партия, – Ленин поднял кверху палец, как бы акцентируя внимание, – то она и станет механизмом контроля. Начальник украл – а его подчинённый на партийном собрании его и спросит. Или наверх по партийной линии доложит … если стережётся. Вот он, контроль! Конечно, воровать всё равно станут, в России воровство искоренить пока невозможно – но уж не в пример меньше. Вот почему власть должна брать партия, а не человек! И Вы, Лев Давидович, это сами поймёте.

– Спасибо, Владимир Ильич, – Троцкий был задумчив, – Засыпали вы тут меня новыми соображениями, долго обдумывать придётся. В любом случае рад, что нам с вами по дороге. Пока, во всяком случае.