Помоги проекту - поделись книгой:
Государь предлагает ему рубль и, все прибавляя по столько же, доходит до десяти рублей. Часовой, видя его упорство, сказал:
– Вижу, что ты человек добрый, так, пожалуйста, поезжай назад, буде же еще станешь упорствовать, то я или принужден буду тебя застрелить, или, выстрелив из ружья, дать знать гауптвахте, и тебя возьмут под караул как шпиона.
Тогда государь поехал к часовому, стоявшему с Выборгской стороны, и снова, сказавшись купцом, просил пропустить. Этот часовой пропустил его за два рубля. Пробираясь по Неве к дому Бобрищевой-Пушкиной, государь попал в полынью и был едва выхвачен из нее денщиком, а лошадь сама выпрыгнула на лед. Петр приехал к куме весь мокрый. Увидев его в таком виде и услышав, что случилось, все присутствующие пришли в ужас.
– И зачем, батюшка, – пеняла государю хозяйка, – самому тебе так трудиться? Разве не мог ты послать для осмотра караулов кого-нибудь другого?
– Когда часовые могут изменять, то кто же лучше испытать-то может, как не я сам? – отвечал Петр.
На другой день состоялся приказ по полку: часового-изменника повесить и, просверлив два взятые им за пропуск рубля, навязать их ему на шею, а другого часового произвести в капралы и пожаловать десятью рублями, предложенными ему накануне.
Петр I – кум
В один из проездов своих в Петрозаводск, тогдашний Петровский завод, Петр I остановился у крестьянина, содержавшего лошадей на Святозерской станции, по С.‑Петербургской дороге. Войдя в избу и узнав, что жене хозяина дал Бог дочь, царственный посетитель изъявил желание быть восприемником. Хотели послать за кумою; но Петр выбрал старшую дочь хозяина, передававшую сей рассказ, и с нею окрестил новорожденную. Подали водку. Царь вынул чарку, из которой в дороге пил обыкновенно свою любимую анисовую водку. Налил себе и выпил; потом налил куме, заставляя ее также выпить.
– Я еще тогда была молода, – говорила старушка, – и не пила ничего; мне ужасно было стыдно, и я отказывалась; но государь настаивал, и я выпила после отцовского приказания.
– Возьми себе чарку, – сказал царь, – и помни обо мне.
Потом он снял с себя кожаный галстук и повязал мне на шею; снял также перчатки, большие по локоть, и надел мне на руки.
– А чем же я одарю крестницу? – спросил царь. – Ничего нет у меня: экая она несчастная! Ну, хорошо: в другой раз буду здесь, так пришлю и ей, если не забуду.
Проезжая потом с супругой своей, Петр в действительности вспомнил, что крестил у кого-то; сказал царице о своем обещании одарить крестницу, и просил ее исполнить обет вместо него.
– Отыскали, у кого крестил государь, и прислали бархату, парчи, другой материи; но все – опять же мне, а крестнице опять ничего! – Вот не мимо идет царское слово, – говорила старушка, – назвал несчастною, так и есть. После того выросла, жила; а всю жизнь свою была несчастлива.
Как-то раз приехал в Вытегру царь Петр. Осматривая окрестности городка, он зашел отдохнуть на так называемую Бесёдную гору (близ города). Так как время было очень жаркое, летнее, то царь скинул свой камзол и положил его тут же, на траве.
Пришло время снова приниматься за работу и идти в город; смотрит царь, а камзола его нет как нет. Камзол был не плохой, а вытегоры – не промах: пользуясь тем, что царь задремал от устатка, они стянули у него одежду: камзол царский как в воду канул.
После того все соседние жители прозвали вытегоров ворами: «Вытегоры-воры, камзол Петра украли!»
Царь, не найдя камзола, усмехнулся и сказал:
– Сам виноват! Надо было не камзол, а азям надеть.
Вытегоры уверяли, однако, что никакого камзола у царя Петра не воровали, а достался тот камзол от царя какому-то Гришке, который выпросил его у самого государя себе на шапки.
На Мясницкой улице, где ныне дом Барышникова, жил дьяк Анисим Щукин, которого Петр I удостаивал доверия. Женясь на богатой и достойной невесте, он возгордился пред родственниками, а к отцу, бывшему в крайней бедности, начал выказывать презрение, и в день Сошествия Святого Духа приказал слугам своим согнать его со двора. Бедный старик в рубище, идя по Мясницкой, рассуждал в слезах о причиненной сыном обиде и не заметил государя, ехавшего в одноколке. Петр I, остановив его, узнал все подробности и приказал ему стать (как говаривали) на запятках. По приезде в дом Щукина он оставил старика за дверью в сенях, а сам, войдя в горницу, полюбопытствовал расспросить хозяина, посещением обрадованного, о его родственниках. Когда же Щукин объявил, что никого из них не помнит и что отец давно умер, Петр, выведя старика, обличил непокорного сына. В наказание царь повелел ему на месте обветшалой иностранной кирки выстроить своим иждивением церковь (что ныне Никола на Мясницкой) во имя Сошествия Святого Духа, в тот день празднуемого, и при этом сказал:
– Сошествием Святого Духа будешь направлен на путь истинный.
Один монах у архиерея, подавая водку Петру I, споткнулся и его облил, но не потерял рассудка и сказал:
– На кого капля, а на тебя, государь, излияся вся благодать.
Генерал-прокурор П. И. Ягужинский
Петр I, заседая однажды в Сенате и выслушав множество дел о недавно случившихся кражах и мздоимстве, распалился и велел генерал-прокурору Павлу Ивановичу Ягужинскому немедленно составить указ, что если на украденные деньги можно купить веревку, то вор без дальнейшего следствия должен быть тотчас повешен. Ягужинский, выслушав строгое повеление, взялся за перо, а потом отложил его в сторону.
– Пиши, что я тебе приказал, – повторил государь.
Тогда Ягужинский сказал:
– Всемилостивейший государь! Неужели ты хочешь остаться императором без подданных? Все мы воруем, с тем только различием, что один больше и заметнее, нежели другой.
Государь после недолгой паузы рассмеялся и к указу не возвращался.
Крюков канал в Петербурге был прорыт при императоре Петре I и название свое получил благодаря следующему обстоятельству. Петр Великий, покровитель наук и искусств, ежегодно отправлял за границу молодых людей для изучения той или другой науки, того или другого искусства. Таким образом был отправлен за границу некто Никитин, подававший большие надежды художник.
Возвратившись на родину, в Петербург, Никитин очень бедствовал, так как общество не понимало его картины, покупателей не являлось. Узнав о невеселом положении художника, Петр I повелел ему явиться во дворец с произведениями своей кисти.
Никитин явился и увидел во дворце много собравшейся знати. Государь показал им картины художника. Несколько из картин тотчас же было куплено за ничтожную сумму. Тогда Петр объявил, что остальные он продает с аукциона. Одна была продана за двести, другая за триста. Дороже четырехсот не продали ни одной картины. Осталась непроданной одна картина, и государь сказал:
– Ну, господа, эту картину купит тот, кто меня больше любит.
– Даю пятьсот! – крикнул Меншиков.
– Восемьсот! – крикнул Головин.
– Тысячу! – накинул Апраксин.
– Две! – перебивает Меншиков.
– Две с половиной тысячи! – закричал Балакирев.
– Три тысячи! – сказал дородный Крюков, прорывавший канал в С.‑Петербург.
Государь дал знак об окончании аукциона. Картина осталась за Крюковым. Государь подошел к нему, поцеловал его в лоб и сказал, что канал, прорываемый им в Петербурге, будет называться его именем.
Пушки из колоколов
Петр Великий, нередко бывая в Архангельске, заезжал и на Соловки.
Раз, живя здесь, государь задумал снять самые большие монастырские колокола, чтобы отлить из них пушки. Монахи стали умолять государя отменить это решение и оставить на монастырской колокольне прежнее число колоколов.
– А зачем вам колокола? – спросил государь.
– Созывать народ к богослужению, – отвечали монахи.
– Ничего, – отозвался царь Петр, – если от вас народ не услышит звона, так пойдет в другие церкви. Разве это не все равно?
Но монахи не отставали от царя и ссылались на то, что с отобранием монастырских колоколов умалится слава святых соловецких угодников.
Государь ничего им не ответил на это, а только приказал всем монахам, вместе с игуменом монастыря, сесть на катер и ехать на дальний остров архипелага и там слушать во все уши, что будет, а сам велел три раза перезванивать в монастырские колокола, а потом три раза палить из пушки. Через несколько времени вернулись монахи.
– Ну, что же вы слышали, святые отцы? – спросил царь возвратившихся монахов.
– Мы слышали, – отвечали они царю, – точно будто из пушек палили.
– Ну, вот то-то и есть, – заметил царь, – колоколов ваших вы не слыхали, а пушки славу мою до вас донесли! Так уж лучше давайте мне ваши колокола; я их на пушки перелью, а пушки эти славу святых угодников соловецких распространят до самого Стекольного города.
Волей-неволей монахи согласились на предложение царя и отдали ему лучшие монастырские колокола.
Так и перелил царь Петр Алексеевич монастырские колокола на пушки.
Петр I и раскольники
Прослышав о проходе через их места Петра, выгорецкие раскольники выслали на выгорецкий ям своих старшин с хлебом-солью. Зная, что они будут являться тому, кого они считали антихристом, кто был для них зверем Апокалипсиса и чей титул представлял собою апокалиптическое число звериное, старшины выгорецкие порядком струсили. Они ждали увидеть грозного судью своего отщепенства и знали наперед, что Петру наговорили про них невесть что.
− Что за люди? – спросил царь.
− Это раскольники, − поторопился объяснить какой-то боярин, а может быть, и генерал, − властей не признают духовных, за здравие вашего царского величества не молятся.
− Ну а подати платят исправно? – справился прежде всего практический Петр.
− Народ трудолюбивый, − не мог не сказать правды тот же ближний человек, − и недоплаты за ними никогда не бывает.
− Живите же, братцы, на доброе здоровье, − сказал царь. − О царе Петре, пожалуй, хоть не молитесь, а раба Божия в святых молитвах иногда поминайте, – тут греха нет.
Старшины выгозерские пришли к Петру с поклоном и с хлебом-солью.
− Государь! − говорили они. − Илья-пророк завтра велел звать тебя в гости.
Петр принял приглашение и обещал быть в погосте выгозерском наутро. Исполнить свое обещание ему, однако, не удалось, так как в ночь пошел проливной дождь, и ехать не было никакой возможности. Утром снова явились старшины и снова просили Петра посетить их погост.
Поделиться книгой: