Помоги проекту - поделись книгой:
Вот так чуть выходя из-за укрытия, я и разбил ходовую всем шести машинам. Последняя шестая пыталась уйти за собрата, немцы поняли, что я делаю, но не успела. Расстелив длинную ленту гусеницу, замерла, причём, подставив борт, развернувшись. Я не упустил шанса и седьмой снаряд влип ей район баков. Полыхнула здорово.
— Ну вот, пять самоходок осталось, и восемь противотанковых пушек, остальное я проредил. Нечего было напрямую наводку выкатывать. Товарищ мехвод, давая назад сдавай, я буду командовать куда.
Так по-тихому мы и начали отходить. Причём на окраине народу и бойцов начало появляться изрядно, видя больничную одежду понял, что сюда стягивались все легкораненые, чтобы участвовать в бою. Пусть безоружные, поднимали с убитых, немцев и наших, но не уходили в тыл, хотя могли, никто их не осудит, сами пришли. Вот так кормой оттолкнув догорающий «Ганомаг» с пути, давя обобранные трупы солдат противника, и мы ушли за перекрёсток, сады вокруг снарядами изрядно побиты были, и развернувшись, разгоняясь, покатили в сторону. Городок мне знаком, показывал где повернуть, так что выехали на окраину с другой стороны и покатили по полю, охватывая немцев справа. Те уже спешивались, и двигались на город справа и слева от дороги, не меньше двух батальонов пехоты, с одной ротой мы и повстречались. Да пулемётом поработал, залегли, так что мы проскочили, оставив их у нас в тылу. Две противотанковые пушки, что те катили на руках, одну раздавили, вторую я в стороне осколочным снарядом уничтожил. И вот так и появившись из низины засеянного поля, выставив одну башню, начал уничтожать самоходки, полыхали красиво, выбрасывая в небо языка огня и чёрный дым, а потом и противотанковые пушки разбил. Тут парочка была и мощнее. Где-то семьдесят пятого калибра. Тоже противотанковые. Опасные для нас. Примитив две батареи лёгких полевых гаубиц, их уже развернули и те били по окраине города, да и вообще по городу, сейчас как раз на нас наводили, новая опасность, я стал метать туда осколочные снаряды, дистанция два километра, довольно далеко для нашей короткоствольной пушки. Была бы длина ствола больше, точнее бы выстрелы были, но и так неплохо, пару раз детонацию снарядов вызвал, часть пушек повреждены или лежат на боку, расчёты побиты, лошади, коими их буксировали, тоже частично выбиты.
— Всё парни, шабаш.
— Что, кончились фрицы? — спросил мехвод.
— Нет, товарищ мехвод, на наш век хватит. Кавалерия прибыла. Можете полюбоваться. Только осторожно, пехоты вражеской в пшенице изрядно. На пулю не нарвитесь.
Я за время боя приглядывал вокруг, были попытки подобраться и закидать нас связками гранат, но прогонял их пулемётным огнём. Снаряды на такую туфту не тратил. А так экипаж действительно любовался, как сверкая клинками конница шла в атаку, из разных улиц городка и по той трассе, что шли немцы, огибая горевшую технику.
— А красиво идут, — сказал мехвод, куря папироску.
— Тут никак цельная конная дивизия, — сказал Митя.
— Не меньше, — подтвердил я.
Мимо нас проскакивали конники, некоторые рубили немцев, нагибаясь полосовали клинками тех, что лежали в пшенице. Немецкая пехота тоже просто так не давалась, били пулемёты, карабины, выбивая из седла кавалеристов, бились раненые кони на земле. Поэтому, пока парни любовались, я продолжал крутить башней, гася тех самых пулемётчиков, что залегли в пшенице, потому в этой местности конники особо потерь больших не понесли, уходя дальше. Сменив очередной диск, уже два десятка расстрелял, громко сказал, мы все были боем оглушены:
— Парни, значит, слушаем меня. Передовую моторизованную группу противника мы сбили, по сути уничтожили, поэтому поставленную нам задачу, остановить немцев и дать эвакуироваться госпиталю, мы выполнили. Немцы там дальше уже встали в оборону и встретят нашу кавалерию как надо. Думаю, мы выиграли с этой дивизией часов пять-шесть, пока те снова в город не войдут. Мы с вами ранбольные, долечиваться должны. Сейчас идём к колонне, я там вижу целые грузовики, меняем танк на грузовик, это наши трофеи, имеем права, и едем в госпиталь, захватим с собой, если кто остался. Да наверняка ещё остались, и эвакуируемся в тыл. Дальше укажут где снова госпиталь развёрнут будет. Или в другой направят. Вот долечимся, тогда и снова вернёмся в армию. Да, документы на вас, если что, у меня.
— Хорошо, едем, — сказал мехвод.
Пока мы катили к колонне, кашляя от дыма, тот на нас был, Митя спросил:
— А награды нам будут? Столько немцев побили.
— Награды будут, но не нам, — хмыкнул я. — Командование этой кавдивизии, своих награждать будет, уверен, на своих и запишет уничтожение этой колонны, о нас и не помянут.
Мехвод крякнул, но явно согласен был с моим мнением. Так мы и добрались. Я забрал у парней шлемофоны, у заряжающего и комбинезон, те снова были в халатах и тапочках, и пока те осматривали технику, тут и кавалеристы были из безлошадных, тем же занимались, я угнал танк в город, нашёл овраг, спустив машину вниз, и убрал в хранилище. Потом приведу танк в порядок. Вот только тот уже не выглядел новым, после боя его изрядно подрало. Пару болванок обнаружил застрявшими в броне, немало следов рикошетов, свинцовые следы от пуль. Так и пошёл обратно, тоже в больничном халате и тапочках. А тут посыльные носились, искали мой танк. Двое по следам шли. У меня спросили, не видел ли. Ответил, что не видел, те дальше по следам, а я к колонне. Парни нашли «Опель-Блиц» на ходу, но пару колёс, побитых пулями, поменять надо, успели сделать, как я вернулся. Бежать не мог, усталость навалилась, рано я повоевать решил, но вынужден был. Так что погрузились, отбились от тыловиков кавдивизии, и доехали до госпиталя, сюда сносили раненых кавалеристов. Главврач был тут, узнав от меня как дело в действительности было, я доложился, сам осмотрел нас, фигово мы бой пережили, шатало нас, мехвод сильно хромал, без палочки уже шагу ступить не мог, так что раненых в наш грузовик, и нас направили с колонной из шести машин, четыре трофейных, в Брянск. Да, наш госпиталь переводят туда. Правда, мы лежать будем похоже в другом, в городе три госпиталя армейских. Тут же в госпитале узнал, кто встретил немцев на окраине. То, что на территории города были мастерские, армейские, я в курсе, как и то что там шёл ремонт лёгкого стрелового оружия, а то что пушки ещё ремонтировали, не знал. За двумя «сорокапятками» прибыл молодой младший лейтенант с полными расчётами. Ему был приказ сформировать противотанковый взвод и пока идёт к фронту сбить расчёты. У того были лошади в упряжках, три телеги со снарядами, принял орудия и двинул к передовой, не смотря на приближающийся вечер, в пути решил заночевать, всё в опыт, а тут выходят из города, и немцы на них в лоб. Развернули орудия, ну и отрыли огонь. Одну «сорокапятку» сразу потеряли, самоходки накрыли, а вторую, раздавленную я сам видел. Лейтенант командовал до победного, уже раненым был, когда кавалеристы появились. Он сейчас с нами, в одной из машин, операцию уже сделали, эвакуируют.
Кузов полон, в кабине мехвод и врач с медсестрой, Митя на подножке со стороны пассажиров, а я на подножке со стороны шофёра, так и покатили, изредка останавливаясь для отдыха. Сто пятьдесят километров по дорогам покрутится и будем на месте. Что-то снова рядом с фронтом. Хотя Брянск немцы взяли в октябре. Время излечится ещё есть. Стемнело через час, как мы покинули наш госпиталь, вечер же был. Да и на бой сколько времени потратили. К слову, а сколько потратили? Хм, часа два, включая обход во фланг самоходчикам, точно будет. Не смотря на ночь, так и катили, я менял мехвода за баранкой, чтобы тот отдохнул, а вот Митю держали за сгиб локтя, чтобы тот не уснул и не упал на дорогу, но добрались к утру благополучно. Документы сдали и нас определили в армейский госпиталь в здании школы, нами врачи занялись. А мы так спать хотели, не добудится было.
— Товарищ боец. Подождите! — услышал я окрик за спиной.
Сперва не понял, что меня. Гулял вот по улочкам военной Москвы, и тут этот окрик. Хотя да, к военных вокруг изрядно, но простых красноармейцев вроде меня, по сути и нет. А у меня как были чистыми петлицы, так и остались. Хотя вчера даже в Кремле был. На награждении. А что, как вылечили, из-за боя с восстановлением подзадержался на неделю, выписали двадцать второго августа, и сразу в Москву. Дали ордена «Ленина» и «Боевого Красного Знамени», последний, за бой у того городка, где мы на танке защищали город, в котором госпиталь с ранеными. Это работа главврача, перед тем как нас в Брянск отправили я успел написать рапорт о бое, и тот дал ему ход. Уж не знаю как. Наверное, через штаб моей Сорок Второй стрелковой дивизии, что сгинула в Смоленском окружении. Штаб вырвался, но формирование фактически второго состава шло. А может через своё управление главврач поспособствовал награждению. Мехводу и заряжающему «Красные Звёзды» дали, заметка в армейской газете уже была. А тому лейтенанту-противотанкисту, как и мне — «Боевик», он ещё в госпитале лежит, месяца два ему. Дивизия недалеко от Брянска стоит, думал меня туда, а тут раз в Москву. Понятно почему, порадовало. Мост железнодорожный авиацией был разбит, так я своим ходом добрался. Определили жить в казарму комендатуры столицы, и через три дня торжественно наградили, много кого награждали, и гражданские были. Вот и мне на новенькую гимнастёрку два ордена. Они без колодок, на винтах, старые ещё. А форму тут получил, старшина поспособствовал из комендантской роты. Мне-то в госпитале форму сильно ношеную дали, хорошо моего размера, но в ней же не пойдёшь на награждение. Вообще, кто-то может спросить, зачем тебе воевать, не надоело? Знаете, есть немного, но после тюрьмы хочется острых впечатлений, и эта война самое то. Да и просто бить немцев хочу. Даже удовольствие от этого получаю. Уже смирился со своим неприятием армии и условиями службы.
В принципе, всё нормально прошло, пока ожидал, гулял по городу эти три дня. После награждения велели ожидать, видимо не знают куда меня направить, вот и решил погулять. Только отошёл от казарм, благо выход у меня свободный, подобное редкость, и тут этот окрик. А я гулял и прикидывал, а не рвануть ли в деревню тёзки, бабушку его проверить, а то сначала войны ни одного письма, видимо не успевали до меня добраться. Но в госпитале должны были найти, сам три отправил, однако не было. Бабка неграмотная, просила соседскую девочку писать. Тут метнуться недалеко, успею к вечеру вернутся. В самом госпитале я в одной палате лежал со своим временным экипажем. Митя раньше покинул госпиталь, потом я, мехводу ещё лежать, бой разбередил рану, так что задержался. Служить мы вместе всё равно не будем. Они танкисты, я стрелок, но хоть в одном бою, да побывали. А обернувшись, я увидел знакомый персонаж. Знакомый по одной из прошлых жизней. Батальонный комиссар Огафов, из отдела просвещения и радиовещания.
— Вы мне, товарищ комиссар? — на всякий случай уточнил я, хотя ответ прекрасно знал, зачем-то я был нужен этому типу.
— Да, вам. Это вы, товарищ Батов?
— Да.
— Отлично. Я узнал, что у вас не брали военные корреспонденты интервью о двух ваших подвигах, за которые вы были награждены. У нас сегодня образовался разрыв в программе, я решил, что вы сможете заполнить это время. Я был на награждении, вы сказали красивую речь, не запинаясь, речью владеете, сможете отвечать на вопросы ведущего программы. Как вам?
— А почему нет?
В прошлый раз его заинтересовали мои песни, тут я не пел, хотя пальцы разрабатывал, наигрывал на трофейном аккордеоне. Просто после войны числясь поэтом и композитором можно жить как хочешь, путешествуя в любое время по стране, в ином случае обязан где работать. Удобная позиция. Я во всех жизнях, кроме прошлой, с тюрьмой, пользовался этим. Сейчас же я интересовал комиссара именно как орденоносец, поднять своими рассказами авторитет армии, уверенность в своих силах, немцев считали непобедимыми и этот миф пока не был развеян. Задерживаться мы не стали, прошли к машине и сразу покатили к зданию радиовещания. Не стоит думать, что вот так раз, и любого берут, чтобы выступить по радио. Мне просто везло, та самая Госпожа Удача, подтолкнуть и она помогает. Мной же тот заинтересовался по многим факторам. Конечно выступление по радио привлечёт ко мне немало внимания, уж я постараюсь, но наплевать. Я вообще планировал изрядно потроллить всех слушателей и работников редакции. Всё равно буду выступать по радио в первый и последний раз, оставлю о себе незабываемые воспоминания. Правда, и границ совсем уж не стоит переходить. По краю пройду.
Дальше меня начали инструктировать, заодно проверив, я действительно не теряюсь и легко держу речь, не спотыкаясь, не мямлю, можно сказать, отличный кандидат в дикторы. Это одна из дам при прослушивании сказала. О том, что пишу музыку, да и исполнял, не говорил. Вообще у тёзки тенор, не всё могу исполнять теперь, не под мой новый голос. Хотя всё равно немало песен в репертуаре подобрано за время нахождения в госпиталях. Пока в редакции был, узнал, что на затыкание дыр есть разные коллективы, но тут они отсутствовали, также подобраны три кандидата, считая меня, из награждённых, что могу описать свои подвиги, но нашли только меня. Точнее не только меня, но другой орденоносец лыка не вязал, отмечая награждение, со мной проще. Хотели ещё разыграть беседу с диктором, чтобы идеально всё прошло, отрепетировать, но то меня отвлекали, то цензора, так и не довелось, о чём наверняка потом многие пожалеют. А тут и время эфира подошло. В три часа дня оно, не самое важное время, как вечером, но тоже заполнять нужно. Перед мной выступала группа Утёсова, причём не в записи, а в живую. Вы представьте себе в не самой большой комнате музыкальный коллектив и самого исполнителя? Теснота жуткая, а они играли, и здорово. А именно так и выступали, в записи редко, звук не тот, музыкальное оборудование не того качества. Вот и я сел на стул напротив директора, и тот сообщив, что в студии находится дважды орденоносец Ростислав Батов, разведчик стрелковой дивизии, дал короткую мою биографию, включая возраст, и задал первый вопрос:
— Скажите, Ростислав, за какой подвиг вы получили первую награду, орден «Ленина».
Я уже поздоровался со слушателями, вот и ответил на первый вопрос:
— Я взял в плен немца, это был оберст. Если проще, то полковник, начальник штаба одной из перхотных дивизий Вермахта. Взял его с охраной, тот свернул на своей машине, сером «Мерседесе»-кабриолете к озеру, искупаться решил, там и перестрелял. Охрана была на бронетранспортёре, и тяжёлый мотоцикл с пулемётом. Всех немцев расстрелял, не дал добраться от воды к оружию, у меня винтовка самозарядная была. «СВТ», считаю её лучшей, как личное оружие, в этой войне. Нашёл отличное место, загнал туда технику… И сжёг её. Да, сжёг. А то к нашим приеду, отберут, священное право трофея они не поддерживают. Изучил документы в портфеле, узнал, что моя родная дивизия находится рядом, да ещё в окружении, и привёл полковника к командиру дивизии, вот он меня и представил к награде. Дальше документы были изучены, те что я захватил, и дивизия ночью благополучно вырвалась из окружения. Я тоже участвовал, но не повезло, я уже был контужен, а тут новая контузия. Даже не помню как накрыло, бежал ночью с винтовкой в руках, и всё, ни вспышки, ни грохота, очнулся днём, немец пинал в бок, без оружия и амуниции. Так и оказался в плену. Немец знаками велел подниматься, колонну пленных собирали. Рядом раненого, что не смог поднять, штыком добили. А жить хочется, с трудом встал и смог дойти до колонны. Там дальше не интересно, за побег и освобождение женского лагеря для военнопленных меня не награждали, а от темы мы ушли.
— Да, хорошо. А что по второй награде?
— О, тут довольно интересная ситуация. После побега из плена, я в госпитале лежал, недалеко от Рославля, две недели, уже слух вернулся, ходил сам, и тут делая гимнастику у окна, приседал, не хотел физически деградировать. Это слово мне врач подсказал. Тяжёлые нагрузки она запрещала, в голову отдавало, а такие можно. Так вот приседаю и вижу на дороге клубы пыли, и что-то знакомое, такие угловатые коробки только у немецкой техники. А у меня под подушкой трофейный бинокль. Трофеи — это святое. Глянул, а там немцы на перекрёстке поворачиваю к городу, где мой госпиталь находится, и им до окраин минут десять. Я сразу рванул к главврачу, сообщил что у меня есть танк, «тридцатьчетвёрка», нашёл новую, у немцев, они собирают брошенную, и угнал. У меня с одним интендантом договорённость была, тот за одну услугу со своей стороны попросил германский автомобиль, кабриолет. Я ему отдал тот «Мерседес» оберста, за который орден «Ленина» получил, всё равно как раз «Хорьх» генеральский угнал, он получше будет. Ещё бы. От Брянска на нём до Москвы на награждение доехал. Сами знаете наши дороги, даже не скрипнула, как по волнам плыл. Отличная машина.
— Это тот «Мерседес», что сгорел? — уточнил диктор с ехидцей.
— У меня всё трофеи уничтожены огнём, чтобы немцам не достались. А так, да тот. Я ему и мотоцикл отдал. А вот бронетранспортёр оставил. Война закончится, буду на нём на рыбалку ездить. Проходимость неплохая.
— Сгоревшем?
— Пепел стряхну с сиденья и буду ездить, — отмахнулся я. — А вообще «Хорьх» неплох, но он для хороших дорог, нужно что-то вездеходное. Я пока бродил по немецким тылам, мне трофеями достались два «кюбельвагена», но оба заднеприводные, хотя есть у этих «фольксвагенов» и полноприводные. Пока не везло, таких трофеев нет. Однако и эти машины проходимые, я пробовал. Ничего, ещё добуду.
— А что там по немцам? — вернул меня к сути дела диктор.
Глава 4. Рассказы в радиоэфире
— Так я и рассказываю. Тому интенданту я указал услугу, но тот ещё остался должен, поэтому часть моей добычи с немецких тылов, тот доставил к госпиталю. Это были три бывших советских грузовика, я их у немцев отбил, и танк, «тридцатьчетвёрка». Их там боец охранял. Сообщил об этом главврачу, сказал, что передаю грузовики для вывоза раненых, хотя на тысячу ранбольных их маловато, и нужен экипаж для танка. Тот о прорыве уже знал, не думал, что немцы уже тут, ну и дал добро подобрать экипаж и встать на защиту города, пока госпиталь эвакуируют. Город тыловой, армейских подразделений совсем нет, поэтому я удивился, услышав бой у въезда в город. Даже комендатуры в городе не было, только военкомат. Не зная кто там сдерживал немцев, но я мысленно искренне поблагодарил героев, мы успели подготовится, принять танк, и выехали по улочкам в сторону звуков боя. Я уже потом узнал, что там противотанковый взвод. Новички, утром приняли орудия у нас в городе, с ремонта, двинули к передовой и тут немцы, вот с не сбитыми расчётами те смогли сжечь два грузовика, подбить немецкий танк. Гусеницу ему разбили. Впрочем, это все их победы, лейтенанта, он потом с нами в госпитале лежал, также к «Боевику» представили, однако взвод дал нам время, и мы успели. Я очень хороший наводчик из танковых пушек, сам не знал, у немцев в тылу пришлось пострелять по немецким танкам на железнодорожных праформах. Эшелон горел весь, но уходил дальше. Стоит отметить, что от моего танка до железнодорожных путей было два километра и эшелон двигался, но я ни разу не промахнулся, и сжёг два вагона, надеялся там снаряды и они рванут, но те горели и не взрывались, и восемь танков на платформах, пока эшелон не ушёл за дальность стрельбы. Больше бы уничтожил, но я один в бронемашине был, там двигатель заклинен, но всё остальное в порядке. Танкисты на дороге бросили, отступая. Сам заряжал, сам стрелял, но такой вот результат. Ни разу не промахнулся, даже с запредельной дальностью из танкового орудия. В бою за городок я был за командира-наводчика, заражающий Дмитрий Воробьёв, и мехвод, старший сержант Буков, из выздоравливающих. Стрелка-радиста не было, не успели подобрать, втроём бой вели. Мы уничтожили мотоциклистов и завернув за угол, столкнулись немцами. Причём был танк, точно такая же «тридцатьчетвёрка», как у нас, но с крестами намалёванная. Выстрелили одновременно, но если снаряд немцев ушёл в рикошет, то наш точно поразил в погон башни и тот вспыхнул. После этого мы, маневрируя и часто меняя позиции, уничтожили пять бронетранспортёров, два броневика, тоже бывших наших, с крестами, ту подбитую артиллеристами «тройку» и полтора десятка грузовиков. Причём говоря уничтожили, я имел ввиду, что они горели. Если подбить, то немцы быстро их восстановят и те снова будут против нас воевать, а сожжённые только на переплавку. Что по бою, у немцев осталось шесть самоходок, а у них лобовая броня крепкая, далековато, не возьму. Поэтому я расстрелял им гусеницы, и уйдя в город, объехал стороной, выйдя с боку, и сжёг их, расстреляв в борта, все шесть. Ну и начал бить по пехоте и технике в колонне, поджигая её, вдали две гаубичные батареи, и до них доставал, тут как раз и появились кавалеристы и погнали немцев дальше. Думал целая дивизия, а оказалось два полка с приданной артиллерией. Они нам и дали время эвакуировать госпиталь. Немцы заняли город только на следующий день. Мы в разбитой колонне нашли целый грузовик, на нём доехали до госпиталя, погрузили в машину раненых, и колонной в тыл направились. Дальше мы лечились в Брянске. А после выписки уже вызвали в Москву на награждение.
Пока я общался, диктору принесли листок, тот потом передал его мне. Там было написано, что разрешают описать как я бежал из плена. Кого-то это заинтересовало. Ну я им сейчас и расскажу. Пока я особо грань не переходил.
— С подвигами, совершёнными вами, стало ясно. Скажите, вот вы оказались в плену. Как это произошло мы слышали, но как вы смогли бежать?
— Дело случая. Попал в плен я от контузии, форма разорвана осколками вдрызг, но сам особо не пострадал, тяжёлая контузия и полное отсутствие слуха. Я метров двадцать в колонне прошёл, иногда оборачиваясь и видя, как добивают обессиливших. Другие пленные проходили мимо, безразличные, никто не помогал ни им, ни мне, как будто не свои. А жить очень хотелось, умирать я не желал, мало немцев набил и трофеев добыл. И тут я почувствовал помощь, кто-то приобнял меня и помогал идти. Я на грани сознания плавал, вот-вот упаду, но рассмотрел девчонку, та была в форме военфельдшера, молоденькая совсем, блондинка, красивая, и она помогала мне идти. Видно, что тяжело, та ростом мне по плечо, но крепилась, плакала, видел слёзы текли, но помогала в меру сил. Другие шли мимо, отводили взгляд. Вот тогда я покаялся, сбегу, а это обязательно случится, на других плевать, но эту девушку вытащу. Сам лягу, но её спасу. Та договорилась с тремя артиллеристами, они парни крепкое, и те донесли меня до бараков. Я этого не видел, без сознания был. На себе несли, чтобы не дать немцам добить меня как других обессиливших на обочине. Парни специально считали, тридцать шесть тел на дороге осталось. Оказалось, за помощь белобрысая отдавала им свой паёк, свою еду, мне с ней своим пайком пришлось делится. Три дня я отлёживался в бараке. Их каждый день освобождали, командиров выявляли, в свои колонны отправляли, женщин. Я белобрысую прятал, а тут очнулся на третьи сутки, чуть легче было, но слух ещё не вернулся, а белобрысой нет. Сосед на пальцах сообщил, что её немцы увели. Ох я разозлился. Состояние так себе было, но идти мог. Утро, барак пустой, только раненые и смертельно уставший врач, что ими занимался. Дошёл до ворот и забарабанил. А когда открыли, сказал на немецком…
— Простите, что прерываю, вы знаете немецкий?
— Да. Не очень хорошо, у нас в деревне жила два года немецкая семья, агрономы, но потом уехали. Я с их ребёнком дружил, с сыном. Он и научил, и писать. Интересно было, его родители учили вместе со мной. Так вот, я сообщил, что выявил в бараке переодетого советского офицера и комиссара-жида. Мне главное покинуть барак, можно что угодно наболтать. Немцам это было интересно, комиссаров они сразу расстреливали, и евреев. Проверяли обрезанные или нет, немало разных парней с Кавказа, главное нос с горбинкой и кучерявость, так расстреляли. Отвели меня в кабинет к лейтенанту, из охраны лагеря. А у меня гвоздь зажат в руке, если знать куда бить, даже в моём состоянии, а я стоял нетвёрдо, можно убить. Только повезло, лейтенант сидя за столом заряжал «Наган», да не простой, с глушителем. У меня такой был, даже три штуки. Когда в окружении был, ночью самолёт прошёл над лесом, и в небе парашюты рассмотрел. Оказалось, там помимо десантников грузы скинули, вот один на меня и упал, я пока в форме морской звезды лежал и звёздочки считал, что перед глазами летали, те собрали грузы, тот что на меня упал не нашли, видимо сильно в сторону снесло, и убежали, задание у них какое-то. Вышли бы ко мне, пару челюстей точно свернул кулаками, пусть в следующий раз смотрят куда скидывают. Я потом, когда очнулся, вскрыл баул, там три «Нагана» с глушителями и патронами, припасы. В схроне оставил. Так что это оружие мне хорошо известно, уже использовал. Я же подошёл к столу лейтенанта, сообщив, что глухой из-за контузии, и кинул гвоздь в лицо офицера. Почему-то только это в голову пришло. Главное ошеломить. Тот зажмурился, что позволило мне вырвать револьвер у него и застрелить конвойного, ну и взял на прицел офицера и стал допрашивать. Тот писал ответы на блокноте. Печатными буквами. Прописью я читать пока не умею. Вот и узнал, что белобрысую увезли в лагерь для военнопленных…
— Извините, Ростислав, почему вы девушку так называете?
— А как?
— По имени.
— А как её зовут?
— Вы не знаете?
— Нет. Надеялся вы скажите. Да и как узнать, я глухим был, на пальцах всё общение. Да и та не возражала, когда я её так называл.
— Ясно. И что дальше было, очень интересно.
— Лейтенант написал, что лагерь женский в Слуцке, и сообщил где мы находимся. Я не знал. Я чуть не захохотал от радости. Я как раз проходил тут недавно, когда из окружения выбирался. Точнее не проходил, проезжал на трофейной машине. Бензина запаса хватало. Поэтому всего в пяти километрах от этой свинофермы, где пленных держали, в стоге у меня была спрятана танкетка. «Т-тридцать восемь». Я её в кустах нашёл без топлива, пулемёта не было, но я из своих запасов вернул на штанное место, снимал с разбитой техники, заправил и спрятал. В кустарнике следов много, а в стоге поди сыщи, замаскировал следы и оставил. Времени мало прошло, меньше недели, должна на месте быть. Так что пристрелил лейтенанта, а тут вдруг начальник лагеря в кабинет зашёл, в звании капитана, и его пристрелил. Забрал у всех удостоверения военнослужащих, для отчётности, я всё потом особистам сдал, когда мы к своим вышли, и покинул здание через окно. Понятно, что всё вокруг серьёзно охранялось и меня сразу бы подстрелили, но я надел форму лейтенанта, у нас одна комплекция. Нашёл в столе бутылку шнапса и распивая песенки, на немецком, шатаясь пошёл прочь от лагеря. На меня солдаты таращились, посчитали что я прибыл к знакомому из офицеров лагеря, но не остановили. А шатало меня от усталости и контузии. Эти пять километров до стога были сами тяжёлыми в моей жизни. Бежать не могу, отдаёт в голову, сознание теряю, идти нужно мягкой походкой, и не быстро. Так что три часа потратил, с двумя перекурами по пять минут, там сзади уже тревога, погоня. Чуть-чуть не успела. Я выехал на бронемашине из стога и встретил их пулемётным огнём. Танкеткой можно и одному управлять, там у командира управления дублировано. Уничтожил погоню и рванул в сторону речки Березина, переплыл, танкетка же плавающая, и дальше. Вот только тряска, я шесть раз сознание терял, ночь всю простоял, но на следующий день добрался до окраин Слуцка. Там спрятал танкетку в лесу добыл немецкий грузовик, шофёр колесо пробитое менял, в кузове продовольствие с одного из наших захваченных складов. Шофёр и описал где лагерь, я ему ногу прострелил из «Нагана», охотно на вопросы письменно отвечал, на разбитом хлебозаводе девчат содержали. В лагере как раз построение, я трижды проверил в бинокль, с возвышенности из кабины грузовика двор хлебопекарни был хорошо виден, но белобрысой своей не нашёл. Этого я и боялся. Так отлежался бы, но зная что та красивая, может понравится какому офицеру, или вообще солдатам, пустят её по кругу, а она под моей защитой, жизнь спасла, поэтому стонал от болей, но делал то что обещал, найти и вытащить её. Белобрысой на плацу лагеря нет, а найти надо, где она, могут сказать только из администрации женского лагеря. Сам я в машине сидел в немецком мундире, снятого с шофёра, а шаровары мои рваные. Форму лейтенанта выкинул давно, испачкал. Нашёл подпольщиков в городе, за час договорился, те подняли всех бойцов и командиров Красной Армии, которых местные жители прятали у себя, и с помощью танкетки освободили лагерь и расстреляли комендатуру с казармой. Пленный из лагеря сообщил, что самых красивых и фигуристых девчат отбирают в бордели в Германию, насильно конечно, в этот список и белобрысая попала. Это вторая группа, первую в Германию уже отправили. К счастью, вторая группа тут рядом в пансионате содержится, их сначала подготовят, психологически сломают, чтобы сами ноги раздвигали, силой же брали, я туда на грузовике и поехал. Освобождённых пленниц отправил в лес, там разгруженные из грузовика припасы и танкетка. Я её капитану Михайлову отдал, старшему командиру, сапёр он, капитан, и поведёт освобождённых в сторону наших. Не знаю довёл или нет, да и мне всё равно было. Главное белобрысую вытащить. Я слово дал. У пансионата всего шесть солдат охраны, старики-ветераны, но боевые, и три надзирателя. Одна из них женщина. Плюс пятеро из местных как обслуживающий персонал. Я их всех ликвидировал, девчат в кузов машины, «Мерседес» дизельный конечно большой кузов имел, но девчат сорок две набралось, все ушли, пусть и с трудом. Тяжёлый день, у меня одно было желание, сдохнуть поскорее чтобы этот кошмар закончился и отдохнуть, пусть и на том свете, но я поклялся. Двигались по просёлочным дорогам, иногда вообще прямо по полям, главное подальше от немцев, благо машина вездеходная была. Вечер был, не успели до своих добраться, встали на ночёвку на берегу Березины, как раз малоезженный брод проехали. Я выпустил девчат из кузова и сообщил, что в кабине оружие, два трофейных карабина, ведро для готовки и припасы, пусть готовят, и всё, больше ничего не помню. А утром с трудом проснулся, слух не вернулся, смотрю те голышом купаются, а девчонка, что меня охраняла, рядом спит. И знаете, я вот не в курсе был, если контуженный возбуждается, а я молодой, то кровь отливает от головы и вырубает. Я как девчат увидел, меня сразу вырубило. Когда очнулся, другие проснулись на пляже, увидел их полуобнажённых в одних рубахах что солнце просвечивало, снова вырубило. Когда в третий раз очнулся, старался не смотреть в ту сторону, но у меня богатое воображение и память хорошая, картинки как перед глазами, и тут вырубило, под мой стон:
— Много интересного с вами случалось. А как вы войну встретили?
Вопрос меня удивил, время уже подходило к окончанию, но видимо разрешили.
— Войну я встретил на территории Брестской крепости. Очнулся от болей в голове и разрывов снарядов на стенах нашей казармы. Оказывается, крупный кусок кирпича мне спящему в голову попал, так что основное я пропустил. Не везёт мне с головой, постоянно страдает. Парни из взвода меня наспех проверили и решили, что я погиб, как другие, их там с десяток под завалами коек осталось. Пока я оружейку откапывал, чтобы свою винтовку найти, остальные ушли из казармы, бросили меня, ну и я, найдя винтовку, за ними, успел до того, как крепость окончательно блокировали. Потом от пленных офицеров узнавал, наши в крепости и тогда бились, а шёл восьмой день сначала войны. Самый большой шок я испытал, когда узнал, что в начале июля они схватили раненого командира, тот был в грязной рванной форме майора РККА, настоящий скелет обтянутый кожей. Его принесли в госпиталь, и там наш врач пытался накормить майора, но у него не было сил даже жевать, настолько обессилил. Это был мой командир полка, Сорок Четвёртого стрелкового, майор Гаврилов. Его пришлось кормить внутривенно. Гитлеровцы, что его принесли, не верили, что тот обессилен, всего час назад майор в одиночку вёл с ними бой, бросал гранату и отстреливался из пистолета в катакомбах крепости, убив двоих солдат и ранив четверых. Вот такие дела. Вовремя я тогда крепость покинул, иначе тоже бы переживал эту трагедию. А в городе спас семью красного командира, к ним трое молодчиков ворвались, из поляков, хотели совершить насилие. Девочке всего лет двенадцать было, еле успел, на штык их насадил по очереди. Помог загрузить вещи в машину, там соседку вывозили, и те уехали. Потом застрелил местного, он из окна из карабина убивал всех в нашей форме, командира нашего убил, я чудом успел заметить движение и упал на брусчатку, пуля выше прошла. Подбежал и гранату в окно кинул. Я же не знал, что у него там жена и двое маленьких детей. Всех наповал. А стрелок был в форме польской армии, ноги у него не было, инвалид. Командира убитого проверил, а тот не наш оказался, я потом документы его показал сотруднику госбезопасности, тот подтвердил, диверсант немецкий. Документы-липа. Потом меня окликнули из окна, тоже семья командира, посоветовал им покинуть город, могу с собой взять. Рассчитывал на двух-трёх, а там толпа в тридцать человек набежала, с чемоданами и детьми, вот и повёл их, а стрельба со всех сторон в городе шла. Перестреливаясь с бандитами, те с диверсантами в форме НКВД блокировали наших в здании управления НКВД, а у меня ручной пулемёт и гранат с два десятка, с тыла подкрался, уничтожил из пулемёта тыловое охранение, подобрался к окнам, и закидал гранатами помещения, где диверсанты засели, деблокировал наших, их там семнадцать человек с ранеными оказалось. Вот так мы все с местными и вырвались из города. Там расстались, добравшись до наших, я свою дивизию нашёл, и парней из роты, что меня бросили. Всё ночь шли в сторону Кобрина и под утро приказ, готовить позиции у дороги. Немцев будет сдерживать, чтобы наши отошли и оборону получше настроили. Утром дозор немецкий на мотоциклах, мы их расстреляли, а я ещё зажигательными пулями в баки сжёг мотоциклы. Большее в бою участия не принимал. Услышал свист мины, немцы ими садить начли, хорошо ротными, хлопушки, и темнота. Очнулся ночью, так я первую контузию и получил, миной накрыло. Шум в ушах, но идти мог, откопался, меня завалило, почва песчаная, винтовку откопал, остальное снаряжение, и направился к дороге. Там костры, немцы на ночёвке, техника стоит, я с шумом в ушах прокрался к ним, смог тихо, и найдя ящики с ручными гранатами в одной из машин, нашёл где стояли грузовики с бочками бензина, стал готовить гранаты и потом раскидывать в разные стороны, а потом дёру, угнав мотоцикл. Полыхало там за спиной здорово. Немцы час в разные стороны стреляли, думали нападение. Ну а дальше своих нагонял, трофеи добывал. Долго рассказывать. Взял немецкого полковника в плен, к тому моменту за семь дней в тылу противника я заматерел, обнаглел, ну и вышел к своим. В принципе всё, остальное время тратил на госпитали, всё контузия та. Раньше бы выпустили, но усугубил тот бой в танке, дольше полежать пришлось, пока медкомиссию не прошёл.
— Тут поступил вопрос от нашего радиослушателя, — это да, диктору принесли листок и тот зачитал с него вопрос. — А куда делся тот танк, что участвовал в защите города и госпиталя? Вы его передали кавалеристам?
— С чего бы это? Это мой трофей, я раздаривать их не собираюсь. Тем более кавалеристы всё равно не знают, что с ним делать, да и управлять и вести бой не умеют. Это на минутку тоже не простое дело, учиться нужно. Тому бойцу, что охранял мою технику и передал танк, а он отогнал его подальше в тыл. Будет время, навещу и приведу в порядок. А то после боя из боекомплекта осталось пять снарядов, из которых четыре бронебойных и один осколочный. Да и сам танк из новой машины, которая ни разу не была в бою, превратился в старую развалину всю в оспинах от рикошетов, да попаданий снарядов. Несколько болванок в броне застряли. Танк боевой. После войны куплю дом, сделаю постамент, табличку, что это геройская машина, и буду любоваться боевым другом, что спас тогда многих.
— А танкистом нашим передать?
— Вот что вы заладили, передать-передать? С какой это радости?! Эти горе-командиры бросая технику бегут от немцев, стирая галифе в речках, а тут отдай?! У немцев в тылу этих брошенных танков сотни, пусть отправляют команды и перегоняют к нам. Я смог, и они смогут. Только зачем им так напрягаться? Отобрать чужой трофей же легче.
— Но ведь танки советские? — в голосе диктора явно было слышно недоумение.
— Кстати да. В детстве я прочитал книгу про Древнюю Русь, о варягах, берсерках, очень интересная. И там всё что на щит взято, это право священного трофея. Я тогда принял догму древних воинов Руси как свою, и сейчас по ней живу. Да если какой староста деревни подойдёт и скажет такому воину: отдай свои трофеи, тот его просто зарубит мечом, и будет прав. Поэтому трофеи, это трофеи, свои загребущие руки от них прочь. Хочешь получить — плати и забирай, а за просто так только кошки родятся. Поэтому для нас, воинов, такие войны в радость. Да я уже заработал столько, что половину крымского побережья купить смогу. Хочу домик в Ялте. Стоит отметить, по трофеям довольно тонкий момент, которого я придерживаюсь. Например, убил я немца, всё с него — моё. Если увижу тело врага, убитого другим, не подойду, это настоящее мародёрство. Также и с техникой. Я не брал трофеями брошенную нашими на дорогах технику, включая танки. Нет, тут признаю, бывало целые прятал, как ту танкетку, но я передал её представителю Красной Армии у Слуцка, так что по моим внутренним правилам, всё честно. «Тридцатьчетвёрка», о которой мы говорим, была захвачена немцами с семью собратьями на железнодорожных платформах, на одной из станций, то есть, были взяты немцами в качестве трофеев. Я ножом снял часового, перерезал ему горло от уха до уха. То есть, отбил технику, с боя, пролив кровь противника. Потом платформы трактором утащил на запасную ветку, там специальной спуск был, но это не важно, все восемь танков у меня, это мои трофеи, взятых с бою. Также убивал часовых на пунктах сбора, и перегонял технику. Это тоже трофеи. Брошенная техника остаётся советской, пусть брошенная, пока немцы её под свою руку не возьмут, но прав я на неё до этого момента не имею, поэтому особо и не трогал.
— Но могут приказать.
— Да сколько угодно, пусть ищут. Хотя если вменяемые командиры, дадут нормальную цену, без проблем. Я вот у немцев целый эшелон утащил тягачом, с тяжёлыми танками «КВ-два», новенькие, двадцать штук. До сих пор не знаю, что с ними делать. Как не крути, а продать я могу только Красной Армии. Вермахту не предложишь, даже за золото, это подло, да и противник, и покупателей особо-то и нет, а продать надо. Танки эти сейчас современные и что-то стоят, через год уже будет морально устаревшее старьё, а я хорошо понимаю рынок, сейчас продавать надо.
— Как-то по-капиталистически рассуждаете. Не по-товарищески.
— Нет. Как собственник — это да, но не как капиталист. Я не чужое продаю, своё, честно взятое в бою. Чего мне стыдится? Пусть другие стыдятся. Вот, например, видите эти наручные часы? Швейцарские, трофей с тела убитого мной капитана, начальника лагеря, где я три дня от контузии отходил. До этого у меня были трофейные часы с диверсанта из Бреста. Так наш политрук, когда я дивизию нашёл, в первый день войны, как коршуном налетел и отобрал, узнав, что это трофей, я не скрывал. Ладно бы сдал, но он сам носил. Им значит можно, а мне нет? Двойные стандарты. Или добыли разведчики трофейный легковой автомобиль, отобрали сразу, и на нём начальник Политуправления корпуса ездить начал, хотя парни командиру дивизии машину подарить хотели. Бойцы, видя такую несправедливость, им даже спасибо не сказали, были серьёзно разочарованы. Это я ещё мягко сказал. Так что с трофеями в Красной армии ситуация никакая, что хотят, то и творят. Нет по ним ничего в уставе. Если напишут, даже я буду сдавать добытое. То, что мне самому не нужно. Но то что добыл до этого, как устав написали и зачитали перед строем, то что раньше, под этот пункт не попадает. Раньше добыто. Но это так, мысли вслух. Между прочим, я трофеи распродаю. Вон одному ротному старшине двадцать трофейных наручных часов передал за пять ящиков с тушёнкой. Это дефицит, поверьте. Да и так по мелочи. Но не за деньги, бумага, мне она не интересна.
— На этом мы завершаем нашу программу «Беседа с фронтовиком» и попрощаемся с орденоносцем, — поторопился закончить диктор, чтобы я ещё чего не наболтал. — Напомню, что с нами был красноармеец Ростислав Батов.
Глава 5. Пленные генералы. Последствия
Вот так попрощавшись, я был выпущен наружу. Особо так на меня не смотрели, были хмурые взгляды, но и только, как оказалось, границы я не переходил, конечно было многое на грани, но всё же норма. Так что направился обратно к казарме. А там приказ, срочно на эшелон, через полчаса уходит к Брянску. Старшина, что мне с формой помог, поинтересовался:
— Так это ты сейчас по радио выступал?
Я вещи собирал, просто из тумбочки забрал вещмешок, специально оставил с мелочёвкой, чтобы вопросов не было, поэтому разгибаясь, закидывая его лямки на левой плечо, и разворачиваясь, кивнул. Старшина стоял в дверях, облокотившись о косяк плечом и смачно грыз большое яблоко, зелёное, но тот не морщился.
— Командиры тебя теперь гнобить будут.
— Орденоносца? — хмыкнул я. — Ну пусть попробуют.
— А если особисты насядут? Всё отдашь.
— Хрен им.
— Статью напишут.
— И на зоне выжить можно.
— Ладно, ты понял, что я хочу. Что у тебя есть?
— Понял, когда увидел, что в моём вещмешке рылись. Что, не нашёл вкусного? — ощерился я, поигрывая «Вальтером», что достал из кармана.
— Не нашёл, — подтвердил тот. — Что есть на продажу?
— У меня эшелон, — напомнил я.
— Машину дам, успеешь, — отмахнулся тот. — Идём ко мне в каптёрку.
Дальше я перечислил что у меня «при себе» есть. Старшина удивил, достал из нагрудного кармана тяжёлый золотой перстень с камешком. Правда рубин камень, настоящий, научился разбираться, не брильянт, но тоже неплохо. За перстень тот взял семь наручных часов, блок сигарет трофейных, несколько блокнотов и две ручки самописки, и как бонус пистолет «Вальтер». Торговаться с этим прожжённым старшиной было тяжело, но мы оба остались довольны, а про шмон в вещмешке предпочли оба забыть. На дежурной «полуторке» меня доставили к зданию вокзала. Едва успел представиться командиру эшелона, и забраться в теплушку, где уже хватало бойцов, но мне нашлось место, как состав двинул. На эшелоне зенитчики ехали и ещё какие-то подразделения. Я как раз с зенитчиками. Тяжёлая батарея. Катили на Брянск. А что, покидая госпиталь я получил направление в свою Сорок Вторую стрелковую дивизию. Мне это стоило свежего медового торта и двух «Парабеллумов». Хотя возможно и зря. Комдив, с которым у меня налажен контакт, переведён в командиры корпуса, благодаря мне, а точнее взятому немецкому половнику с важными документами, тот под следствие не попал, там с Павловым всех гребли, крайних искали, и не получил десять лет лагерей, как должен был. Что за новый комдив чёрт его знает, они там как перчатки меняются, может и договоримся.
Что интересно, пока ехали, парни-зенитчики обсуждали моё выступление, а они его слышали с громкоговорителя на вокзале, там целая толпа собралась. По правде говоря, те Утёсова пришли слушать, а пока собирались расходится, эшелон ждать не будет, тут и моё выступление началось, задержались и уже не смогли уйти до окончания. Шум возмущения стоял не только в нашей теплушке, но и в соседних. У многих перевернулись представления о войне с ног на голову, но всех возмущало больше всего что я трофейщик. Это противно, фи ему. Мародёром обозвали. Я только посмеивался, лежал на своей шинельке, расстеленной на нарах, и похохатывал от некоторых перлов. Только через два часа соседи узнали кто я. От командира эшелона информация разошлась, тот мои документы и направление видел. Сразу же собрались комсомольцы и начался митинг в нашей отдельной теплушке, где меня довольно настырно пытались склонить на свою сторону, указывая как жить надо. Послал всех лесом и дальше дремал, отмахиваясь от любопытных. Хотя был один интересный кадр, когда от сортира шёл, у нас заправка паровоза была, да еду раздавали, у меня своё, остановил один военврач третьего ранга. Оказалось, в эшелоне также медики ехали, на пополнение медсанбатов, что понесли потери. Тот и поинтересовался, нет ли чего у меня из медицинских препаратов, взятых трофеями? Уже по всему эшелону разошлось, что тут я еду. Начал перечислять ему по памяти, и услышав о шприцах и «пенициллине», тот забил копытом. С медиков брать плату нехорошо, но буду. Они на снабжении государством, и оно их снабжать всем должно. Если чего нет, не ко мне претензии, а к ним. «Пенициллин» те не выпускали. В общем, до начала движения эшелона успел военврач выкупить у меня одну упаковку с ампулами «пенициллина» и два стеклянных шприца. Вполне честно расплатился. Брюликом. Довольно мелким, но чистым брильянтом. Явно выковыряли из какого-то украшения. Слух пошёл и меня на следующей станции позвали в вагон где командиры и медики ехали. Он такой тут один, в основном теплушки и платформы с орудиями и техникой.
Сутки в пути, за это время я изрядно расторговался. Почти тонна ушла. Откуда у меня при себе столько трофеев, вопросы задавались, даже обыск устроили, распотрошив вещмешок, и меня раздев. Комендантский патруль для этого вызвали во время одной из стоянок. Однако ничего не нашли, включая то, что я получил в оплату. Это в основном и искали, да облом. Кстати, зенитчики у меня купил немецкую полевую кухню, у них не было, не выдали, в наличии не оказалось. Та почти пуста была, пока лежал в госпитале, подъедал, что наготовил. Ту что с ухой в основном котле. Тем более не один ел, делился с парнями из своего временного экипажа и соседями, нас в палате восемь было. Слил остатки в термосы и котелки, даже не мыл котлы, и передал батарейному старшине. Оплату за полевую кухню я уже получил. Те сразу на платформу её на руках подняли, едва успели до отправления. Там все зенитчики скидывались на эту покупку и набрали нужную сумму. Если уж совсем быть честным, по деньгам процентов двадцать набрали, остальное разным имуществом дефицитным или тоже украшениями ювелирными так и добрали. Я думал меня снимут с эшелона, не зря же в радиоэфире раздраконил желающих заполучить всё бесплатно, дразнил, такие всегда найдутся, но что-то не реагировали. Скорее всего посчитали всё шуткой или враньём. А проворят, так я уже изрядно расторговался. Для этого и делал. Жду. Меня дёрнут в Москву, и я закончу начатое. Помните те три дня до награждения, что я гулял по столице? Всего-то подарил ротному старшине компас в дорогой коже. Так я нашёл двоих из тех, что меня в тюрьме прошлой жизни держали и допрашивали, и ликвидировал их. Жаль всего двоих нашёл, но начало положено. Мне так понравилась зачистка этих тварей, что очень хочу продолжить. Раньше думал, встречу случайно, прикончу, мне они не интересны. А встретившись, понял, что ошибся, этих годов я хочу давить везде и всегда, и специально желаю их искать.
Мы прибыли в Брянск, на станции я покинул эшелон, посетив военного коменданта, и тот выдал направление, куда следует двигаться чтобы прибыть к месту службы. Хм, Полесье. Похоже здравствуй Киевский котёл. Ну да, вроде там дивизия погибнет, и дальше уже будет новая сформирована, со старым названием. Честно говоря, тут не помню, как-то не отслеживал её дальнейший боевой путь. Так что, меня посадили на другой эшелон, тот на котором я прибыл, разгружался, и уже вечером направился дальше. В этот раз меня не узнавали, хотя разгары о Главном Мародёре Советского Союза, мелькали фразы. Ну вот, известность получил, даже с кличкой, но она меня совсем даже не трогала. Мне потребовалось два дня и шесть раз сменить транспорт, свой я не использовал, чтобы добраться до места дислокации штаба дивизии. Пока в штабе меня оформляли, а туда же где и раньше числился, в разведбат, мной занялось политуправление дивизии. Радио они не слышали, моё выступление, а вот нагоняй им по линии партии за то, что упустили моё воспитание, прилетел очень горячий. Поэтому разговаривая в основном матом, старший политработник дивизии и пытался меня вернуть в официальную колею службы, а то развёл, понимаешь, махновщину. Запретили трофеи мне собирать. Ага, прям послушался. А командовал дивизией некий полковник Козырь, я его знал, пусть и не так хорошо. Тот был заместителем командира дивизии с начала войны. После головомойки у политруков, мне ещё это же предстоит пережить в части, от командования батальона, выяснил, что моя белобрысая пропала при прорыве из Смоленского котла. Кстати, узнал, как её зовут. Аня Беликова. В тему фамилия. Там почти весь медсанбат был потерян, при прорыве. На данный момент дивизия бои не вела и пополнялась маршевыми ротами в тылу.
Меня оформили, хотя зачем, я итак числился в дивизии, но прежде чем направится к месту службы, до расположения разведчиков было километров шесть, я решил посетить комдива. Заглянул в штаб, но того там не было, один из бойцов комендантского взвода шепнул по секрету где полковник. За шоколадку. Доехал на велосипеде до местной речки, где в тени ивы комдив рыбачил на поплавковую удочку, тот тоже любителем оказался. В стороне у кустарника «полуторка» с бойцами, охраняли комдива, новички, поступили на службу после того как меня отправили в госпиталь, но обо мне слышали, пустили. Подойдя, велосипед я заранее убрал, чтобы вопросов по нему не было, и обратился к Козыреву:
— Товарищ полковник, хотите генерала получить? — тут я на миг задумался, как-то двусмысленно звучит и добавил. — В обеих смыслах, в прямом и переносном.
— Ты кто такой?
— Красноармеец Ростислав Батов. Разведбат, сегодня вернулся после награждения в Москве, из госпиталя.
— Да-да, помню, читал что там пришло в политуправление дивизии. Был уже у них?
— Да, получил головомойку. Да не страшно, собака лает, ветер дует. Работа у них такая. Так что, товарищ полковник, насчёт моего предложения?
— Позабавил. Говори, что хочешь, послушаю, — не отвлекаясь от поплавка, там клевало, сказал Козырев.
— Мне нужен приказ от вас добыть ценного пленного в звании генерала, иначе покинуть расположение дивизии не смогу, это дезертирство, а мне нужно чистое личное дело. Я отправляюсь в тыл к немцам и добываю генерала. Это будет первый пленённый вражеский военачальник. Вам за него надеюсь дадут генерала. Ха, генерала за генерала. Ну а вы меня за это представите к званию Героя Советского Союза, повод-то есть.
— Любопытно. В принципе, я ничем ни рискую, но тебе-то зачем это? И про Золотую медаль можешь не говорить. Что за повод?.. Хм, краснопёрка.
Поделиться книгой: