Акулова Мария
Самые разные — самые близкие. Книга 2
Я научу тебя любить
Пролог
— Сколько я тебе стоила?
— Аня… — Корней обратился предупреждающим тоном, ясно давая понять, что разговор в подобном ключе развивать не планирует. Но Ане было уже все равно.
— Сколько. Ты. Заплатил. Ей? Поч
— Успокойся, Аня. Пожалуйста. — Но на то он и взрослый, хладнокровный, продуманный. Если надо — сдерживается. Говорит спокойно, хоть и отрывисто. В отличие от нее — взбалмошной двадцатилетней мечтательницы. Хотя уже бывшей. Мечты кончились. Как и чудеса.
— Я спокойна. Просто хочу знать, сколько… — Аня же не унималась. Смотрела в глаза, давила. Сама думала, что напористостью, а по факту беззащитностью, которой была сейчас пронизана.
— Десять тысяч. Евро.
Корней произнес, сощурился. Аня же застыла на секунду, потом опустила взгляд, следом — голову. Думала, наверное, что так он не заметит, что по щеке скатилась слеза. Потом же потянулась сначала к одному плечу — стянула бретельку, потом ко второму, на миг поежилась, а потом расправила плечи, снова вскинула взгляд. Полный желания сделать еще хуже — то ли себе, то ли ему.
— Аня… — С уст Корнея слетело последнее предупреждение, но у Ани тормоза уже отказали — не помогло бы.
— Купил? Пользуйся.
Сарафан соскользнул к ногам.
Глава 1
Аня стояла у плиты, шепча себе под нос: «ну давай, родненькое… Давай… Ты у меня последнее…», вращая венчиком в кипящей воде.
Ей нужна была идеальная воронка. Чтобы потом получилось идеальное яйцо. Чтобы потом… Идеальный Бенедикт. Для идеального мужчины, который, несмотря на раннее время, уже во всю решает вечные рабочие вопросы.
Аня слышала, как Корней разговаривает по телефону, еще даже не выйдя из спальни.
Ему в ССК к десяти.
И очень хотелось, чтобы успел позавтракать, а не ограничился парой кофейных глотков, коротким поцелуем в губы и сказанным серьезным тоном:
Но чтобы успел — надо было постараться. Причем ей. Встать пораньше, прошмыгнуть на кухню, в десятый раз пересмотреть видеоурок, приступить к работе.
Соус и тост с беконом дались легко. А вот яйцо… Ане казалось, что она близка к провалу, хотя прошлый вечер посвятила репетициям и вроде бы даже начало получаться. Но сегодня — будто впервые. Вместо аккуратных мешочков — разметанное по кастрюле белое нечто… Просто перевод продуктов…
И с каждой минутой Ане становилось все тревожней, потому что Корней же выйдет… А у нее ничего…
— Малыш, пожалуйста… Очень надо… Не подведи…
Аня с замиранием сердца следила за тем, как яйцо из наклоненной ею пиалы булькает в воду — ровно в центр воронки, закручивается и… На девичьих губах победная улыбка, а еще хочется захлопать в ладоши, потому что наконец-то! Тот самый — аккуратный. Немного идеальный.
Но праздновать победу некогда, еще и рано. Потому что дальше нужно включить таймер и нормально достать, а пока самое время взять красивую тарелку, положить на нее тост…
— Привет. Почему встала так рано? — вздрогнуть, когда Корней обратится, выйдя из спальни, приближаясь к столу.
Проследить за тем, как он кладет телефон на угол острова, но не садится на стул, ожидая, что Аня подсуетится — сама обеспечит кофе, а обходит его, приближается…
И пусть они живут вместе уже больше двух месяцев, пусть месяц из них — учатся быть чем-то большим, чем просто вынужденные соседи, Аня все равно делает глубокий вдох, наполняя легкие запахом его туалетной воды… И чувствует вибрацию свой влюбленной внутренней струны…
Как только делает это — разом туманится взгляд, губы сами собой расслабляются, стремясь к улыбке, а руки тянутся к мужскому пиджаку, который сидит идеально и без ее попытки найти соринку и снять. Нет там соринок. Все в нем идеально. Как всегда.
А ее идеально наступает через секунду. Когда, чуть склонившись, Корней касается ее губ своими.
Не задерживается, переводит взгляд на плиту… Вздергивает бровь…
— Ты говорил, что любишь…
И Аня отвечает на незаданный вопрос, чувствуя, что опустившаяся на талию рука поглаживает — немного ткань футболки, немного кожу из-под нее выглядывающую…
— Спасибо.
Пусть с сожалением, но позволяет Корнею все же отойти, поставить чашку в машину, включить…
Молча вернуться к столу, все же сесть, разблокировать телефон, скользить пальцем по экрану, читая новости, делая маленькие глотки, давая Ане возможность закончить свой кулинарный эксперимент без излишнего внимания к процессу.
Которым она остается довольной…
Окидывает тарелку несколькими скептическими взглядами, пытаясь найти изъян, прежде, чем поставить перед Корнеем… Но не находит. Поэтому несет, опускает на стол, со скрипом двигает…
И снова замирает, ожидая реакции Высоцкого.
— Яиц в доме больше нет, я правильно понимаю? — который спрашивает вроде как серьезно, но Ане тут же хочется смеяться… И кивать, признаваясь.
— Долго не получалось просто…
Что она и делает, а в ответ получает дрогнувшие в улыбке губы, которые постоянно хочется целовать. Постоянно. И очень жалко, что нельзя.
— Нужно Ольге сказать, чтобы купила.
— Да. скажу. Но ты… Попробуй, пожалуйста. Мне кажется…
Аня не договорила, пожала плечами, опуская взгляд с лица Корнея на тарелку перед ним. Знала, что он врать не будет. Если получилось так себе — скажет честно. Но очень хотелось, чтобы все же похвалил. Не только за старания. За результат.
Аня с замиранием сердца следила, как он разрезает белок, мысленно выдыхала, когда желток канонически потек… Следила, как несет аккуратно отрезанный кусочек ко рту…
Жует… Делает глоток кофе… Кивает.
— Спасибо. Очень вкусно. — Произносит, а потом снова режет…
И тут уж Аня не сдерживается — начинает хлопать в ладоши, искренне радуясь своей маленькой победе.
Обходит Корнея, садится на стул рядом с ним, упирается босыми ногами в перегородку табурета под ним, ставит локоть на стол и без стеснения, не скрывая восторга, следит, как он завтракает. Вновь вернувшись к новостной ленте в телефоне. На его вопрос:
— А сама?
Отвечает переводом головы из стороны в сторону и вздохом… Не скажешь же, что ей для полноценной жизни нужна не еда, а возможность просто быть рядом с ним… Корней улыбнется только, головой покачает, произнесет привычное: «где ж ты такая взялась»… Не обидное, но заставляющее трепетать.
— Вечером в филармонию, значит? — еще несколько минут проведя в телефоне, Корней заблокировал его, допил кофе, устроил приборы на пустой тарелке, повернул голову, глядя на Аню с легким прищуром, она же активно закивала.
— Да. В семь начало. Успеешь?
— Надеюсь.
— Очень надо… — Аня посмотрела на Корнея с искренней просьбой, он хмыкнул, потом сам потянулся к ее лицу, снова поцеловал.
— Я понял, Аня. Если не случится форс-мажора. Вернусь домой к шести. Устроит?
— Да… — Аня же выдохнула ответ в шею, в которую успела уткнуться, пока не встал, соглашаясь разом на все.
Но знала, что на долгие нежности времени у него нет. Поэтому сама отстранилась, соскочила со стула первой, спиной чувствовала взгляд, когда хватала тарелку и чашку, несла к посудомоечной, слышала, что Корней тоже встает, кладет телефон в карман, делает несколько шагов в сторону коридора, произносит негромкое:
— Ноги обуй. Не лето.
И пусть звучит, как приказ, но Аня улыбается… Потому что это его забота. В ответ на которую всегда хочется одновременно вредничать… И подчиняться.
Закончив с посудой, девушка прошла на цыпочках по коридору. Остановилась рядом с мужчиной, набрасывавшим на плечи пальто…
Буркнула под нос:
— Разрешите исполнять…
Скользнула в тапки, чувствовала, что он услышал, знала, что хмыкнул. Застегнул, подошел со спины, чуть наклонился, касаясь носом кожи за ухом… Так, как Аня любила больше всего. И он это знал. Так, что простреливало по всему телу… И еще раз, когда вместо носа кожи касались уже губы.
— Разрешаю. А будешь много говорить — получишь по заднице. Ясно?
И пусть много Аня не говорила, но по заднице все равно получила. Ощутимый щепок, который заставил подпрыгнуть, ухватиться, обернуться, посмотреть увеличившимися глазами, потом с обидой… Начать тереть…
— Больно…
— Вечером поцелую, чтоб не болело. Пока.
И почти так же, как от прикосновений, от слов тоже становится жарко… Губы в улыбку, а мысли в сладкую вату…
Сам же Корней, как всегда, в момент опять становится внешне холодным, бросает взгляд в зеркало, берет портфель, проходит по Ане взглядом, кивает, выходит из квартиры…
Дверь в которую Ане за ним закрывает, прислоняется лбом к дереву… Закрывает глаза, выдыхает… И улыбается…
Ощущая небывалый подъем из-за того, что мечты иногда сбываются. И вот уже месяц как она — самый счастливый в мире человек.
И только когда сердце немного успокоилось, а место ощутимой «ласки» перестало ныть, вернулась на кухню… Взяла тарелку с парой неудавшихся попыток, сделала кофе себе… Села на любимое место Корнея, начала уже свой завтрак, позволяя мыслям уплыть далеко-далеко. В тот вечер, когда все началось по-настоящему.
В тот вечер месячной давности, когда Корней примчался домой с базы, чтобы увидеть в коридоре сумки, а Аню — сдавшейся, девушка меньше всего думала, что все может произойти так.
Выключила мобильный не затем, чтобы заставить его нервничать, а потому что думала наоборот — нервничать он не будет. Просто вернется, как и планировал. Она просто скажет ему, что решила… И он просто отпустит, как и обещал.
Но что сорвется к ней, что будет так зол, и так много скажет важного… Что развеет все сомнения разом… Это было для Ани полной неожиданностью.
Когда Корней уехал к Илоне, с силой хлопнув дверью, она осела на диван, закрыла лицо руками… И будто заново пережила. Каждый день с ним. Каждое его действие и слово. И стало невыносимо стыдно, потому что могла так легко повестись на злые слова женщины, которая, кажется, совсем его не знала, пусть и провела рядом куда больше времени, чем Аня…
На собственной шкуре испытавшая его холодность, но ею же прочувствовавшая и совсем другое — помощь, поддержку, заботу. Действительно не такую, как у большинства, но разве же от этого менее ценную?
Нет…
Ей было очень стыдно. За все. За мысли, за поступки, за слова. А еще очень страшно, потому что… Теперь-то Аня понимала — в разговоре с ней он сдерживался. Очень злился. Очень. Но сдерживался. А с Илоной как будет? Думала об этом и ёжилась… И ведь стоило бы испытывать злорадство — пусть сама не смогла дать отпор обидчице, но Корней точно сможет… Но у Ани не получалось. Ей просто хотелось, чтобы мужчина вернулся. Чтобы он вернулся и сделал вид, что сумок в коридоре не было. Что не было потери веры. Что не было глупых обвинений.
Но тогда ведь не было бы и слов, которые крутились на повторе в голове: «
Она сказала, что Корней живет в ее душе — и не солгала. Но и она, получается, живет… В мыслях. А может и в сердце тоже? Просто он этого не понимает еще… Мучается…
Оба мучаются. Но разве же так должно быть?
Не должно. Поэтому и выбор перед Аней не стоял. Она разобрала вещи до его приезда. Переоделась в домашнее, надеялась, что сможет немного успокоиться — но нет. Покончив с делами, курсировала по квартире, не находя себе места из-за волнения. Прокручивала в голове слова, которые должна сказать Корнею. Их было много. Все они касались того, как она неправа… Но стоило увидеть его, вернувшегося… Как все они разом вылетели из головы.
Корней двигался на нее, продолжая источать агрессию. И впору бы испугаться, отстраниться, убежать, но Аня понимает, что может помочь. Может впитать. Преобразить.
Поэтому позволиля холодному и злому вжать в стену, выбивая из легких воздух, смотрела в глаза… И увидела страх. Впервые в жизни. У него в глазах. Слышала его напряженное: «
Аня ответила, не чувствуя сомнений. Впрочем, как и в том, что все ее заготовленные речи — пшик. Ненужная бессмыслица. А нужно подать ему руку так, как он обещал подать ей над их общей пропастью. Дать понять, что там, где слаб он, она сильна.
Не боится, что сломает. Уверена, что выйдет. Просто… Она научит его любить. Или непросто, но научит. Главное, что теперь-то без сомнений — это возможно. Это нужно не только ей. Ему это тоже нужно. Чтобы понять себя. Чтобы вновь обрести возможность жить, спать, работать. Чтобы научиться жить в этой — перевернутой ею с ног на голову — реальности.
Немного успокоившись, они все же поговорили. У Ани осталось не так уж и много вопросов, но она их задала. Корней настоятельно попросил больше не повторять опыт с отключенным телефоном, Аня извинилась за него. Корней — за резкость.
О том, что происходило в квартире Илоны, Аня не спрашивала. Понимала, что Высоцкий все равно не расскажет — это их личные дела.
Она просто попала под перекрестный обстрел. Мужчина просто пообещал, что такое не повторится. Аня поверила. Она вообще поняла, что верит всему, что он говорит и делает. Прямой и жесткий. Сухой и тяжелый. Такой же, как его любимый аромат. Обволакивающий, настойчивый, плотный.
Сложный человек, но это для других, а для Ани теперь — наконец-то понятный. И по-прежнему безумно любимый. Впустивший в жизнь, позволивший пустить корни, просочиться в поры, лишить сна…
Аня миллион раз на протяжении месяца вспоминала те его слова, и каждый душа отзывалась болезненным кульбитом. Когда он позволит себе сказать что-то подобное — понятия не имела, да и допускала, что никогда. Но те слова уже принадлежали ей. Никто не заберет. Никто убедит, что незначительны.
И теперь у нее новая призма, через которую Аня смотрит на все. Придающая спокойствия. Забирающая сомнения. Позволяющая не просто тихонько мечтать, а планировать и надеяться. Никуда не спешить. Понемногу привыкать.