Принц Шеннийский

– А его то зачем? Он отстрелялся... может я?!

– Нет, сегодня я хочу развлечься с ними...

– Если ты их попортишь, я расстроюсь, – предупредил Бруно с нотками настороженности.

– Не более чем они подпортили Николь, – иронично ответила та. – Принц?

– А я что? – возмутился я. Сижу никого не трогаю.

– Прислать тебе рабыню на ночь? – с тревогой произнес купец. Я не понял почему он сказал таким тоном.

– На свой вкус пришли, – буркнул я. Вскоре мы расползлись по своим покоям.

Меня проводили в шикарные апартаменты, там была огромная ванна и куча перин.

Вскоре, на пороге показалась девушка, подстриженная под мальчика, та, что встретилась мне в начале. Она была одета в тунику, через которую проступали ее торчащие соски. А разрезы по бокам обнажали великолепные спортивные бедра. Она была взволнована. Не успел я сказать и слова, как она присела на корточки, раздвинула ляжки, поставив на них руки и выгнув спину, посмотрела на меня с застенчивостью и виноватым выражением.

– Меня зову Филиса, хозяин, – пропела чувственно она. – Но ты можешь звать меня, как посчитаешь нужным...

Ну Бруно и жук, специально ее прислал, заметил мой интерес... А может боялся, что я попрошу Николь?!

После вечерних представлений хотелось только спать и мыслить. Но я решил оставить ее на ночь. Рабыня чуткая, настроение мое прочувствовала и поняла, что наседать не стоит. Забилась в углу и ждет, опустив голову…

– Что в тебе нашел Бруно? – спрашиваю ее я, утопая в шикарной мягкой кровати. Она сидит рядом, на самом краюшке. Когда она стояла в позе в углу комнаты, ощущалось, что в спальне я один. Поэтому я позвал ближе. Сейчас на вид она такая участливая, будто подруга пришла.

– Я самая красивая, – пожимает плечами Филиса. – А еще я танцую лучше всех. Хозяин желает посмотреть?

– Ну, покажи, – киваю я. Она, создавая ритм щелкающим языком, начинает исполнять представление. Сперва, я подумал, что девочка танцует неуклюже, но вскоре понял, что ошибся. Она возбуждает, стреляет игривым взглядом и движется, словно трахается с самим воздухом вокруг. Разошлась так, что начала выгибаться в невероятные позы. Восторг сам вырывался из моего рта. Я лицезрел сотни танцовщиц и повидал множество представлений. Но эта девочка просто богиня танца. Я завелся с пол-оборота. И лишь зрелище заставляло меня ждать... ждать окончания этой завораживающей игры сексуального тела...

– Ты хорошо танцуешь.

– Спасибо, хозяин.

– Я тебе нравлюсь? – вдруг выпалил я.

– Твое лицо обезображено, хозяин, оно отталкивает, – проговорила Филиса. Я мгновенно пришел в ярость. Над кроватью висела плеть. Я схватил ее.

Обнаженная Филиса спустилась с кровати и упала на четвереньки.

– Если хозяин желает наказать рабыню, она покорно примет наказание, – прошептала Филиса без единой нотки трепета.

Раздосадованный, я хлестнул ее по спине. Она вскрикнула и расстелилась на ковре, извиваясь как змея. Я хлестнул еще, снова крик.

– Пощади невежественную рабыню, хозяин, – прокричала она. С меня будто пелена наваждения слетела. Что я делаю?!

Я бросил плеть на пол. Рабыня продолжает лежать.

– Ты слабый, – прыснула она и рассмеялась.

Да, я бил не очень сильно. Не могу бить женщин... Но сейчас с очередной волной ярости я напал на нее снова. Семь, а может десять ударов я нанес. Она визжала и просила пощады, но я не мог остановиться. Пока не понял, что Филиса перестала реагировать.

Я испугался за нее. Перевернул, глаза закрыты, поднял на руки, уложил на кровать. Она открыла глаза и вдруг улыбнулась. Так улыбалась Глория, когда я выносил ее из пыточной комнаты герцога Дезранта.

– Рабыне нельзя врать, хозяин, – прошептала она. – Можно я скажу?

– Говори, – выдавил раздосадовано.

– Испытывая жалость к рабыням, хозяин показывает слабость.

– Ты считаешь себя умнее меня? – рыкнул я.

– Что ты, хозяин, я всего лишь рабыня. Хотела сказать, что твое сердце противоположно твоему образу. Уверена, ты был красивым, я могла бы влюбиться в прежнего тебя.

– Что еще скажешь, умник, подстриженный под мальчика? – съехидствовал я, откидываясь на кровать.

– Когда кричат, нет жалости. Если делают больно, не показывай этого.

– Кем ты была до рабства?

– Рабыня не может лгать. Хозяин уверен, что хочет знать это?

– Говори уже, – фыркнул я.

– Я была убийцей, – прошептала Филиса. Я вздрогнул. – Из Касты убийц. И Бруно был моим заказом. Но я не смогла это сделать, потому что он не кричал, когда ему было больно...

– И ты проявила жалость?

– Да.

– А он знает о твоей бывшей профессии?

– Конечно, и еще он знает, что любит меня.

– И поэтому побрил тебя на лысо? – усмехнулся я.

– Мы делаем больно, мы унижаем, мы испытываем терпение тех, кого любим. Ибо хотим быть для них особенными, хотим страдать, жалеть о содеянном, хотим боли...

***

Глава города вместе с герцогом Мериана прорвались на аудиенцию к полудню следующего дня. Невежливо было игнорировать их так долго, и я решил принять. Что мне только не предлагали. Самых отборных рабынь в дар, кучу зрелищ, гладиаторские бои в мою честь, какие–то соревнования на воде, чуть ли не массовый забег по пустыне. Но я отправил их прочь с любезной улыбкой. Завтра утром я собираюсь отправиться в Дорсен... Вечер. Пыльный знойный центральный рынок Билазоры. Я решил прогуляться, подышать «свежим» воздухом, развеять тоскливые мысли и поглазеть на рабынь. Побывать на Биларозе и не купить девушек, это как побывать в таверне и не выпить. Может, подберу себе красавицу, оставлю у купца на попечении.

Мы с Глорией, с тремя рыцарями и одним сопровождающим от Бруно гуляем между рядами. Переоделись в местные неприметные одежды, чтобы не приставали. Да мало ли не пырнули ножиком, или еще чего.

Глория довольная и свежая. Я слышал, что великан Гарик утром выполз из ее покоев на животе. А девушки так и остались в ее спальне. Что там творила с ними вальки, знать не хочу. Мне и Бруно хватило, я в нем разочаровался. Императрица, похоже, не знает в кого влюбилась, думаю, купец не прочь бы и ее в позу девственницы поставить да пожоще...

Всюду лавки, помосты с рабынями. Чувство замешательства сумел я подавить не сразу. Слишком давно я тут не был, и на женские голые тела реагирую с волнением. Даже после дома Бруно, улица это другое.

Люди ходят в основном в светлых одеждах, напоминающих бесформенные мешки, на голове тряпки, да капюшоны. Очень часто мелькают рабыни в ошейниках. Это признак того, что они имеют хозяина. В основном рабыни на привязи, но есть и те, что с корзинками или кувшинами в руках, бегут по скорым делам, спешат по поручениям. Рабская жизнь кипит и пахнет. Запахи тут всякие, с непривычки подташнивает. Одно дело просто запах пота и вонь фекалий, другое – когда примешиваются к этому ароматы цветом и пряностей.

– Купи меня, господин... прикоснись ко мне, господин, – то и дело чувственно раздается на пути. Вначале я реагировал. Девушки самого жалкого вида пытаются изобразить сексуальность. Те, что у столбов на привязи – товар мимолетный, плохого качества. Это проводник сказал. Еще он добавил, что так продают мелкие воры или купцы, что концы с концами сводят. Сами не появляются, а рабынь привязывают и ждут из–за угла заинтересованного.

Меня больше интересуют аукционы. Там презентуют эксклюзив. К центру рынка собираются крупные лавки.

У особо значительных сцен естественно толпится больше покупателей. Идет торг, объявляются лоты. Я резво устремился вперед. Меня заинтересовало большое скопление народа у одной солидной лавки. Тут помост побогаче, девушки выстроились разные. А то, куда ни глянь, в основном, темненькие, восточные девушки. На этом аукционе и купцы на вид побогаче и территория большая.

– У вас чутье мой господин, – прохрипел старый проводник. – Эта единственная лавка, где свежие рабыни с Вестерии.

– Прям свежак? – усмехнулась Глория, разглядывая на рабынь, стоящих сбоку сцены. Все без исключения обнажены. Товар только так и продается.

– Дело не мое, но несколько капитанов, что на Шенни с Вестерии летают, сюда по пути заскакивают, – деловито ответил тот и осекся. Понял проводник, что сдал принцу деятелей. Хотя полчаса лету особо ничего не решает. Вот хитрецы же. Наверное, и пассажиров цепляют. По пустыне мало кто вообще любит шастать, особенно кишащей ходжами и дикарями.

Мы прошли к самой сцене, аккуратно распихивая купцов. Помост высокий, в сторонке стоят девушки на продажу, закутанные в плащи, так купец создает интригу. Но взволнованные лица все равно видно, каждая особенная по–своему. Рабыни ждут своей очереди для демонстрации. Все улыбаются, излучают покорность и секс. Кроме одной единственной девушки. Я сразу ее приметил. Рыжеволосая стоит и плачет. Позади девушек виднеются морды надсмотрщиков, безучастно поглядывающих на показ очередной рабыни.

– Лот номер двадцать три! – объявляет сухощавый ведущий аукциона. – Рабыня из самих Валькийских джунглей! Двадцатилетняя девственница! Ей надоело лазать по лианам и пугать Дезрант, и она решила посмотреть, как тут у нас в славном городе Билазора!

На остроумие ведущего эмоций никаких. Все сосредоточены на товаре. Вышла совершенно обычная восточная девочка, разве что ляжки у нее накачены, будто с бревнами приседает по утрам. В остальном, ничего особенного.

– Да какая это валькийка, – буркнула Глория. – Ручонки слабые, где мышцы? Каждая вальки владеет луком, а у этой мышцы характерные не развиты. Фальшивка!!

Последнее слово она крикнула громко, до ушей продавцов точно долетело. Естественно никто там ничего не крикнул в ответ. Но по толпе зевак прошла волна сомнения.

– Ее звали Маша! – не вытерпел купец. – Дайте ей меч! Маша, покажи искусство боя. Богрус никогда не продавал лживый товар! Зачем меня оскорблять! Смотрите люди Билазоры!

Глория рассмеялась. Наши соседи покосились на нее. Вот делать нечего, внимание только привлекла, борзая.

Тем временем Маша на сцене начала размахивать палкой, выкрикивая боевой клич. Вышло забавно: голая девушка с накаченными ляжками показывает гладиаторские приемы, при резких атаках и молниеносных разворотах трясутся сиськи и жопа.

– Эта рабыня послужит вам хорошей телохранительницей, а для особых гурманов сможет осуществить самые сокровенные фантазии! – пропел аукционист. – Первоначальная цена один золотой рин! Кто даст один золотой?!

– Даже я ушла с молотка за три серебряника! – выкрикнула Глория. – Я! Истинная вальки. А это что за шут?!

– Я позову стражу, госпожа, не нарушайте порядок, – рыкнул со сцены ведущий. Я тыкнул Глорию в бок. И вдруг до меня дошло, эта сучка пьяна.

– Один золотой!

– Один золотой и серебряник!

– Два!

– Два!! – подхватил аукционист. – Кто даст больше?

– Два золотых и пять серебряников! – удрученно заявил кто–то из толпы. Будто уже купил, а с деньгами расставаться жаль.

– Два золотых и пять серебряников раз! – гаркнул аукционист.

– Пять! – выкрикнула Глория. Для меня это стало полной неожиданностью.

– Какого хрена Глория, – вырвалось из меня.

– Ваше величество, – покосилась на меня та с удивленной мордахой. – Я ваша рабыня?!

– Глория, ты нарываешься, – рычу я. – Куда нам девать эту гладиаторшу?!

– У Бруно оставим...

– Продано госпоже в туфлях рядом с одноглазым господином за три золотых рина! – ворвался злорадный крик ведущего. Глория скривилась. Меня вроде как оскорбили. Но не успела она опомниться, как девушку с помоста сразу подвели к нам два стражника. Подскочил ушлый на вид парнишка, сверкнул какой–то грамотой, мол он помощник купца и готов принять плату.

– Желаете провести первичный осмотр товара? – пискнул тот. Глория поморщилась, достала кошель и ссыпала ему три золотых монетки.

Рабыня опустилась на колени, принимая позу покорности.

– В подарок к товару почтенный Богрус вручает вам тунику под ее размер и ошейник без гравировки. Как видите, рабыня уже заклеймена обычным рабским клеймом. У нас есть самонаборные клейма, если желаете заклеймить еще, это обойдется...

– Достал уже, – гаркнула Глория. – Пшли отсюда...

Я посмотрел на Машу, видно, что рада хозяйке–женщине. Посматривает на Глорию карими глазками полными надежд. Я отмахнулся, пусть делает, что хочет. На корабле ноги этой Маши не будет.

– Может заскочим на мужской рынок? Купишь себе парочку Гариков? – с сарказмом произнес я.

– Одного достаточно, – прыснула Глория.

– Чего?!

– Бруно подарил мне Гарика и тех двух сучек. Они тоже теперь мои.

– Это за какие такие заслуги?!

– Ну, ваше величество, я позволила этому хмырю ночью посетить мои покои... Ревнуете?

– Еще чего, – буркнул я. А ревность–то кольнула. Ну вальки...

В это время на помосте показывает гибкость очередной «лот». Да не просто показывает, а вытворяет такое... шпагат, ноги себе на плечи, прогибы всякие. Девочка не щадя себя, демонстрирует свои возможности.

– Дочь бродячих артистов! – продолжает расхваливать ведущий. – Отец продал ее за долги! Посмотрите на эти позы, что она вытворяет!

Девочке лет восемнадцать, мелкая, груди практически нет. Все ее достоинства демонстрируются в гибкости. Вообще, тут каждая рабыня рекламирует себя, как может. Логика проста. Если тебя купят за высокую цену, то и относится будут, как к дорогой игрушке. У рабынь между собой это распространенная тема для бахвальства, объективная оценка, шкала. На Билазре это норма и естественность – понравиться и продаться подороже, угождать и лучиться счастьем. Но я не понимаю почему та рыженькая девочка продолжает хныкать. Некоторые девушки смотрят на нее с брезгливостью, есть те, кто поглядывают с сочувствием.

Гимнастка ушла за золотой рин. Глория посмотрела на свою рабыню, стоящую рядом на коленях. Маша явно довольна, что ее рекорд в пять золотых не побит.

Дальше пошли попастые танцовщицы. Их раскупали пачками.

Выпустили очередную рабыню, эта темненькая. Казалось бы, сейчас выпятит грудь или выпучит задницу, запоет, сальто там замутит. А та просто нахмурилась и показала всем язык. Толпа ахнула от такой дерзости. Купец Богрус подскочил с длинной увесистой плетью и начал хлестать ее. Та упала, стала извиваться и визжать. И тут всем стало ясно, что в ней особенного. Этот визг стал заводить толпу. Но с такой напускной непокорностью долго не протянешь.

Еще около часа пришлось ждать выхода рыженькой. С нее сдернули плащ только лишь, когда та вышла на середину сцены. Вернее, девушку туда насильно затащили.

Обнаженная, она попыталась прикрыться руками, но стражник нещадно ударил ее по кистям, смахивая ручонки с упругой груди, как листики с дерева. Рыженькая не стала реветь, а просто оскалилась в его сторону. Это выглядело так привлекательно и волнующе.

Когда она предстала во всей красе, толпа замерла. Я видел взгляды некоторых стариканов–извращенцев. Аукционист не спешил объявлять первоначальную цену. Он ждал, томил покупателей. Опытный ведущий, нагнетал обстановку.