Рыцари монстры и роботы

Я, естественно, не такой талантливый инженер, как мой отец, но часто помогаю односельчанам в починке разных бытовых приборов. Все, конечно, на соплях держится, откуда нам взять детали на замену? Леплю из подручных средств, проволоки, веревки, смолы и воска. Приборов по пальцам пересчитать, только у особо зажиточных они. Энергии дефицит. У нас один кусочек эренни на всю деревню, за него платим налоги, с него и берем энергию. У нас с отцом особый пай, мы же мастерская, ну и льготы всему селу за нас тоже перепадают.

Наша деревня заканчивается наблюдательной вышкой. Тут дежурит бдительный старичок, если что не так, сразу сигнальный огонь зажжет, чтобы оповестить лорда. Я махаю ему рукой, он кивает в ответ. Если до полночи не вернусь, дозорный меня не пустит, придется лезть через забор. Хорошо, что есть пара лазеек.

Впереди показался лесок, ухабистая тропинка, слева полянка, из–за пригорка гонят сельское стадо коров. Бегут рогатые, вымя в разные стороны трясутся, некоторые животные успевают минировать на пути, одна вон встала в позу, писает, бесстыжая. Треск кнута, как гром среди ясного неба, коровы, что поближе к пастуху помчались с особой прытью. Поздновато сегодня возвращаются. Усмехнулся, опять Ким задремал, коровы разбежались, долго собирал, влетит ему от старосты.

Успел уйти от бегущего на меня стада, нырнув в низенький лесок. Тут все уже местная детвора оборвала, вплоть до травы. Ни грибочка, ни ягодки не осталось, еще на стадии созревания и зелености все подчищается. Этот лес место моего детства и самый безопасный в округе. Тут иногда даже муж тети Вари прячется. Ну, это если у него возникает порыв сбежать навсегда к другой бабке, до леска успевает доползти. Однажды пришлось помогать в поисках. Местные мальчишки, что играли в прятки, выдали пьяного с потрохами.

Семь минут быстрого шага и новая деревушка. Маленькая, пять домов тут и пять семей. Все из–за речки и колодца, а иначе смысла тут селиться нет. Дальше леса уже дикие, наш лорд не особо разбрасывается патрульными отрядами. А в последнее время говорят, что разбойники зачастили. Погнали их видимо из прежних мест. Лето ведь, разгар охоты лордов. Даже сейчас, если прислушаться, можно уловить собачий лай.

На крыльце стоит отец Илены дядя Герман. Густые брови нахмурены, хочет казаться строгим, как всегда. Мол, смотри пацан, мои брови наблюдают за тобой, когда ты с моей доченькой. Ух, укушу...

– Здравствуйте, дядя Герман! – кричу еще издалека.

Из дома выглядывает мама Илены тетя Ивона. Вот она всегда намекает на сватовство с Иленой. Постоянно девчонка красная как рак, после ее словечек, а я что? У меня тоже щеки разгораются.

Герман кивает, с пояса его мясистые руки ложатся сверху на заборчик.

– У меня гидронасос полетел, – бурчит Герман. – Завтра, послезавтра жду.

Это приказ, и ни как иначе. Куда им всем без меня. Я растянулся в улыбке, за Илену готов им тайный кабель от эренни нашего села к его дому провести. У этой деревушки нет такой энергии, только дрова да горючее масло, что торгаши проезжие возят.

Сердце замирает, когда из дома выпрыгивает розовощекая Илена в бежевом платье, чуть не сбивая с ног маму. Проворно ныряет мимо меня, и вот, тапки уже засверкали в сторону леска. Платье задирается на ветру, демонстрируя белые панталончики, все это совершенно не сочетается с коричневыми тапками, а распущенные волосы, цвета меди летят, будто из мчащейся девушки полыхает огонь. В руках у нее корзинка с нашим ужином. Что–то очень–очень вкусное!

Продолжаю стоять напротив ее родителей, жду одобрения пуститься ей в след. Герман кивает, снова хмуря брови. Он очень дорожит своей дочерью, и я его понимаю. Она самая–самая.

Срываюсь, как гончий пес, мчусь следом за своим сорванцом в платье. Раздается ее задорный визг, почувствовала погоню и сразу ускорилась. Не планирую хватать ее на дороге. На глазах родителей мы всего лишь дети, невинные и ни о чем не помышляющие. А вот в лесу от меня ей не убежать... там мы обнимемся и поцелуемся. Ведь не виделись целый день!

Настигаю Илену среди деревьев. Обнимаю ее за талию и пытаюсь поцеловать. Она отстраняется и отталкивает, хмурясь.

– Фу, грязнуля! Снова прям с мастерской сорвался. Пошли в речке купаться тогда.

– А ужин? – жалобно спрашиваю и делаю прямыми свои бровки, Илена сразу сдается. Быстро целует меня в губы с застенчивым видом и опущенными глазами.

Мы присаживаемся на траву. Лес будто оживает вокруг, стрекочет и поет. Он ведь это для нас делает. Наблюдаю за ней, мне уютно и невероятно хорошо, чувствую ее заботу. Расстилает тряпичную скатерть, достает ароматный хлебушек, котлетки, сыр и пирожки. Самая главная тайна – это пирожки. Илена сама их стряпает. Поглощение вкусного ужина происходит со скоростью не евшего месяц. Пирожки оказываются с яблоками.

Илена терпеливо наблюдает за мной своими зелеными и завораживающими глазками. Мы знаем друг друга с самого детства, с самого начала, с первого дня, как я появился в деревне. Последние месяцы она другая… она изменилась, ее глаза стали жечь меня. Девушка похорошела. Отец умело прячет ее от местного лорда, если увидят такое сокровище, сразу заберут в замок. Этого боюсь больше всего.

– Покушал, грязнуля? – смеется Илена, расстилаясь, нежась на траве и раскидывая свои медные волосы. – Теперь благодари!

Ее последнее заявление – это что–то новенькое. Набрасываюсь сверху, смотрю на нее. Свет в лес проникает плохо, особенно вечерний. Она в полумраке, такая... такая особенная. Тяжело дышит, смотрит как–то иначе. Смущаюсь, целую ее в приоткрытый ротик, затем в лоб и отступаю, укладываясь сбоку. Девушке мало, а я думаю, что пока хватит. Это тебе за «грязнулю», с неким умилением приходит такая мысль. Кроны деревьев сейчас темные, хорошо скрывают нас от внешнего мира и даже от Великих, что живут на звездах. Мои глаза начинают выискивать проворную рыжую белку. Этот зверек знает, своих кормильцев в лицо. Но почему–то сейчас прячется.

– Пошли купаться, – вскакиваю, как ни в чем не бывало.

Илена поднимается, изображая похожую непринужденность. Ей шестнадцать, я на год старше. Чтобы пожениться, надо ждать следующего лета. Она все понимает, берет меня за руку, и мы идем к реке. У нас там особое местечко, закрытое, среди зарослей камыша. Даже детвора о нем не знает. В воде у нас особое таинство.

У опушки она отбегает от меня, с живым восторгом набрасываясь на ромашки.

– А вот мне сегодня Ким цветы подарил, – заявляет вдруг она.

Злюсь. Вот, значит, почему он так задержался, проныра! Хочу обидеться, но что–то во мне говорит, надо быстро исправляться. Ищу глазами яркие цвета среди зелени. Может, успею насобирать букетик. Глупо...

– Он мне редких цветов нарвал, – продолжает сорванец, собирая ромашки. – Из дикого леса.

– Вот герой–то, – язвлю, пытаясь показать свое безразличие. Но меня это коробит. Для Илены цветы из дикого леса это подвиг.

– А из сада лорда не хочешь цветов? – заявляю вдруг. От этой глупой мысли самому становится страшно.

Девушка смеется и начинает резко драпать к реке, размахивая букетом.

На этот раз не спешу. Мне обидно, что она приняла цветы от пастуха. Она моя. А Киму хочется гадость какую–нибудь сделать. Ухлестывает за моей Иленой, гаденыш. Фиг я к его бабке пойду свет чинить, не дождется...

Илена уже снимает платье, а я сбрасываю тапки, штаны и рубаху, снимаю часы. Она в одних панталонах, робко прикрывает грудь, посматривая на меня, не спешит разворачиваться к воде. Я в трусах, тороплюсь вперед, потому что смущению уже нет предела. Что со мной сегодня? Заходу в речку, течения в этой заводи практически нет. Вода теплая и ласковая, ил просачивается сквозь пальцы ног, горячий такой. Девичьи руки неожиданно обнимаю сзади, Илена прижимается. Ее твердая грудь упирается мне в спину. Чувствую это, девушка прижимается сильнее. Букеты, пастухи и прочая шелуха теперь отлетает, есть только она и я.

Мы погружаемся дальше. Сорванец начинает плескаться. Веселимся, визжим, как маленькие. Или притворяемся, что нам весело и что мы дети. Все не то, потому что думаю о ней по–другому. Она выходит из речки первой, попал ей в глаза водой, теперь не до игры. Следую за ней и смотрю за ее движениями. Мокрая ткань прилипла к ее телу. О Великие, она такая прелестная, такая свежая и чистая, словно родниковая вода. Девушка оборачивается, руки опущены, но мокрые волосы, доходящие до пояса, прикрывают ее грудь, насколько это возможно. Увожу взгляд. Заметила.

– Ага! – рассмеялась Илена. – Нравится моя фигура? То–то же! Любуйся издалека!

Мгновенно надумаюсь. Вот мы и стали взрослые.

Закат не пропустили, как и всегда. Сижу за спиной Илены, мои руки обнимают ее талию, ладони лежат на животике, а девичьи ручки накрывают их сверху. Она запрокинула голову, медные волосы не дают высохнуть моей рубашке. Нам хорошо, это наша заводь, наш вечер, наш мирок с запахом камыша.

– А что если меня заберет барон? – говорит вдруг она. Я невольно вздрагиваю.

– А ты этого хочешь?

– Если я буду не девственница, он меня не заберет.

От ее заявления прихожу в замешательство.

– У твоего отца могут случиться неприятности из–за этого.

– Мне все равно, это моя жизнь, не хочу, чтобы какой–нибудь старый лорд трогал меня, лучше уж умереть, уйти в Запредел!

– Что ты такое говоришь! – осекаю, а она сжимает мои ладони своими. – Накличешь призраков!

– А ты видел когда–нибудь Запредел? – продолжает о своем Илена. Она всегда была упрямой девочкой. А стала капризной девушкой.

– Да, – отвечаю сухо, в груди начала пульсировать боль. Детские воспоминания, которые не стереть из памяти.

– Расскажи, какой он.

– Он, как смола, – бормочу. – Черный, идеально ровный, до самого неба. Он как отвесная скала, обрыв. Он пожрал половину Рэи и выжидает. Это сама смерть. Вошедший туда, не возвращается. Я же говорил тебе об этом, мой ожог, забыла?

Она трогает мой шрам на правой ладони, изучает его.

– Ты говорил, что получил этот ожог, когда коснулся Запредела… почему выжил?

– Однажды видел, как человек входил туда. Пока он полностью не скрылся, он был жив, – отвечаю уклончиво.

Шрам полученный мною в детстве никак не связан с Запределом. Это моя тайна, которую не знает даже отец. Что–то внутри не дает сказать правду никому, и я лгу, нагло и нескладно.

– Но если заглянуть туда, – продолжаю я. – То уже не хочется возвращаться. Так рассказывали, не думаю, что это просто выдумки.

– Получается, ты жил рядом с Запределом, – прерывает она. – Оттуда не вырывались дафы?

– Нет, там река, дафы не могут пересечь Великую Аэ, так старейшины утверждают.

– Давай убежим туда, где ты жил раньше? Давай смоемся в Западный Орос? Ты мастер мехаров, тебя везде возьмут, любой лорд тебя примет! А я... я...

– Ты будешь служанкой у лорда, – заканчиваю ее мысль. Чувствую, как она злится.

– А если, – начинает и замолкает.

Ее горячие ладони настойчиво накрывают мои и поднимают выше живота. Мои руки ложатся на ее упругую грудь. Чувствую ее твердые кончики через тонкую ткань. Мы дрожим. Я напряжен, а она замерла настолько, насколько возможно во время дрожи, мягкие ладони Илены не хотят отпускать мои. Чувствую, как колотится ее сердце. Никогда раньше не трогал ее грудь. А сейчас не могу отпустить... Смущенные, мы не можем сказать ни слова. Вечер прекрасен, сверчки и лягушки уже завели свою балладу.

Все же пересиливаю себя и убираю руки. Ей стыдно, чувствую, что она слегка перегнула палку. Мои ладони перекидываются на примятый камыш. Илена молчит. А во мне нарастает что–то звериное, мужское, новое. Желаю узнать Илену, познать в ней женщину. Я люблю ее и хочу признаться в этом. Но шорох в камышах заставляет вздрогнуть нас обоих.

Синий свет ударил прямо в глаза.

– Оп–па–на! – восклицает мужской голос, совершенно мне не знакомый, и я вскакиваю.

Мне страшно. Конное ржание будоражит душу, о Великие! Тут рыцари?! Барон пришел за моей девушкой?!

Илена взвизгнула. Ее кто–то схватил и через мгновение заткнул рот. В сумерках вижу очертания людей, их много. Несколько человек спешивается, двое других подхватывают под уздцы их лошадей. Фонари тускнеют. Хочу отступить на шаг, но что–то очень острое упирается мне в спину. Это лезвие шпаги!

– Без глупостей крестьянин, – раздается грозное предупреждение за спиной. Замираю в оцепенении.

– Что тут у нас? – врывается в шорохи камыша певучий мужской голос.

Это один из тех, кто спешился. Мужчина в широкой шляпе. Лиц не разглядеть. Но я рассмотрел их одежду. Они не рыцари. Среди них женщина, она тоже слезла с лошади.

Илена мычит. Ее щупает мужчина в шляпе. Не могу ничего сделать, тут их десяток, и в меня упирается сталь. Но гнев нарастает, борясь со здравомыслием.

Резким движением рук мужчина разрывает ткань, обнажая ее тело. Она вырывается, стряхивая чужую ладонь у рта, и визжит. Хлесткая пощечина прерывает крики.

– Прыткая сучка, – смеется женщина. По голосу она кажется мне взрослой. Тем временем с Илены срывают оставшуюся одежду. У меня подкашиваются ноги, в одно мгновение я обессилел.

– И очень даже ничего! – восклицает мужчина в шляпе, протягивая свои мерзкие лапы к телу девушки, затем поворачивается ко мне в пол оборота. – Вы тут развлекались? Эй, крестьянин, вдул уже ей?

– Нет, – вырывается из меня дрожащий голос. Позади кто–то хрипло засмеялся.

– Фигура отменная, телосложение такое сейчас редкость, – комментирует третий подошедший к Илене. Меня колотит от страха, уже не могу это скрыть. – Мордашка милая. Девочка, сколько тебе лет?

Вместо ответа она снова визжит. Ей затыкают рот.

– За девственницу Морган даст в три раза больше, – говорит женщина. – Надо проверить. Если не чистая, отдадим ребятам Глока и свалим отсюда. Задешево хлопотать нет смысла. Да и Морган ждать долго не станет.

– Только быстро, – бросает мужчина в шляпе. – Не хватало нам сигнальных костров еще!

В моей груди что–то оборвалось. Ее валят на камыши, подходят еще двое. Илена брыкается, как может. Но их уже пятеро. Ее прижали к земле. Женщина подошла, присела и стала высматривать что–то с фонариком.

– Морды, ноги, раздвиньте пошире, – гаркнула женщина и добавила шепотом. – Тише девочка, тише, просто посмотрю, не волнуйся.

Я готов сейчас разорвать ее голыми руками, но страх сковал мои мышцы. Илена мычит, ноги развели, руки тоже, даже живот придавили, чтобы не двигалась вообще. Она продолжает мычать, чувствую, как разрывается ее горло, она уже охрипла.

– Да ты взмокла малышка, – хихикает женщина. – Чем бы вы тут не занимались, но мы успели вовремя.

После этих слов она выпрямляется и уходит. Илену поднимают, она больше не сопротивляется и не кричит, я не вижу ее лица. Мне ужасно стыдно, что не смог ничего сделать, мне жаль, что бессилен. Камыши поднимаются впереди меня, закрывая ее, вокруг только камыши… силуэты растворяются в камышах. Солнце уже село за горизонт. Делаю шаг и падаю от неожиданно настигшей слабости. В животе горячо. Трогаю его, размазываю ладонями что–то липкое, недоумевая, почему это льется из меня. Теперь холод, кружится голова. Мир без Илены меркнет.

***

Мирэ

Боль. Познание этого мира много звезд назад началось с боли. Не моей, чужой. Чувствовала что–то у другого существа, и оно назвало это болью. Я пробудилась вновь и ищу это существо. Но все, что мне отчетливо известно это – боль.

Я Мирэ. Во мне это отразилось, как понимание себя. «Я – Мирэ», сказало во мне,«я единственная и одна». Этот мир есть в моем отражении, когда–то пришла сюда, но сейчас иное время. Все вокруг такое же, но и другое. Сущности другие, не те, что познавала раньше.

Учусь. Умею ходить, как существа на земле, могу летать, как существа в небе. Но тот, кого ищу, был внизу, он двигался, как земные существа, ему было больно, как им.

Иду. Звезда светит сквозь облака, озаряет этот мир и дает мне силы. Я искала существо через боль, но не нашла, нужен другой способ познания. Этот не оправдал себя.

– Девочка? – говорит голос. Иду дальше, это не тот голос, что нужен мне. – Девочка?! Ты потерялась?! Позволь, помогу?!

Настойчивость рождает раздражение. В мыслях этого голоса – маленькая девочка, помощь, долг, честь, рыцарство, рыцарский конь, турнир, прекрасная баронесса, а еще он голоден и спешит. Могу вернуться к боли. Но что–то останавливает. Он желает помочь, это ощущение, оно, как и боль, от того первого… от того, которого ищу.

Являю перед собой источник голоса. Существо говорящее сидит на другом существе, они оба смотрят на меня. Мысли... Чувствую их, он, что мыслит – рыцарь, под ним – конь. А Мирэ для него страх и ужас. Почему? Он напуган, как те существа, что боялись боли. Я сделала ошибку, надо было остаться маленьким существом, что он назвал девочкой. Возвращаюсь в прежнее состояние.

– Я Мирэ, – говорю. Рыцарь и конь мчатся от меня. Но я рядом, повторяю громче: – Я Мирэ! Помощь?! Что значит помощь?!

– О Великие! – кричит рыцарь. – Сгинь! Черный Запредел! Сгинь исчадие зла!

Чувствую, что голосов теперь много, и они хотят, чтобы я превратилась в ничто. Вижу еще рыцарей. Они смотрят на меня, боятся и хотят сделать мне плохо.

Возвращаюсь к боли...

Звезда уходит, света становится меньше. Слабею… В состоянии существа по имени «девочка» иду дальше. Мне понравилось быть в этом состоянии. Я скопировала его после пробуждения из прежних образов.

Слабость усиливается, нужно ждать звезды. Уже много раз ждала звезды, она всегда возвращается.

Чувствую, что недалеко горит огонь. Знаю, что это такое. Огонь связан с тем, кого ищу. Иду к нему. Существа сидят вокруг огня. Их голоса говорят, что это лес, вокруг деревья, поваленные бревна, сейчас ночь, а завтра они пойдут на охоту. Они называют себя людьми и охотниками… Учусь, слушаю их и познаю мир их видением. Пытаюсь понять смысл их существования. Они не видят меня, может не пугать их? Помню свою прежнюю ошибку. Но не хочу прятаться.

– Я Мирэ, – говорю, выходя к огню. Они замерли, боятся.

Да что на этот раз сделала не так?! Я – девочка, существо, как они.

– Сгинь, черный Запредел! – снова меня боятся и хотят превратить в ничто. Я осознаю свою ошибку, мой голос не как их голос.

– Я Мирэ, – снова повторяю уже голосом девочки.