Он заскочил в салон и рванул с места, наяривая на ходу не желающей закрываться дверкой. Нас снова окатило пылью.
— Одно радует, что пыль эта экологически чистая. — Я сплевал захрустевший на зубах песок.
— Мне кажется, я его немного напугал, — решил Апанасий.
— Не немного, — усмехнулся я. — Как он удивится, когда его встретят остальные наши, как раз четверо. Что он будет думать о том, что видел? Решит, что мы космические засланцы или вражеские засранцы? Надо поспешить, пока агронома не свели с ума.
Мы дошли до вершины холма, на которой стоял тригапункт. Отсюда открывался хороший панорамный вид на многие километры до горизонта. Я посмотрел соколиным взором на округу и вскоре разглядел одиноко бредущую фигуру. Апанасий радостно узнал в ней свою Камилу и завопил с вершины, как слон в брачный период. Камила услышала его и сменила направление.
Апанасий рванул к ней, а я пока пытался найти остальных. И вскоре увидел теряющийся на изумрудном одеяле озимых пикап агронома и точки вокруг него. Это явно были люди, хотя с такого расстояния даже модифицированный глаз не мог определить достаточно точно. Я побежал следом за Апанасием. Он достиг Камилы, которая еле тащила ноги, отвыкнув от нормальной гравитации, и поднял ее на руки. Нам всем нужен был отдых и спирт, чтобы пройти акклиматизацию. Прямо универсальная формула при смене климатических поясов и планет.
— Привет, Гордей, — поздоровалась с плеча Апанасия его возлюбленная.
— Привет. Нам туда, — я показал направление, в котором видел машину агронома. — Как прошло приземление?
— Нормально, но планетка у тебя неприветливая. Но ногах стоять тяжело, едва выбралась, какая-то мелкая тварь больно укусила меня в руку. Пришлось снова забираться в капсулу, чтобы не подхватить заразу.
— Это же природа. Здесь все кого-нибудь кусают, едят и все такое. Это вам не стерильные подворотни космических станций. В том-то и прелесть моей планеты, что она натуральная. Адаптируемся и заживем на всю катушку. И никому до нас дела не будет.
— Скорее бы добраться куда-нибудь, да прилечь, — посетовала Камила, не утруждающая себя даже ходьбой.
— Ты устала, солнышко? — заботливо поинтересовался Апанасий.
— Да. У меня кружится голова.
— У нас у всех кружится. Мы как домашние коты, отвыкли от бездонного неба над головой, — пояснил я. — Вот вестибулярный аппарат и шалит.
— Апанасий, поставь меня, пойду сама, — попросила здоровяка подруга.
— Уверена? — переспросил он.
— Да, опускай.
Апанасий опустил ее на землю. Камила встала осторожно и посмотрела вокруг одним глазом, как человек в подпитии, пытающийся сфокусироваться.
— Я прежде никогда не была ни на одной планете, только на станциях. Часто видела имитацию каких-то природных мест, но сейчас понимаю, насколько они были куцыми перед настоящими просторами. Здесь нет такой плотности растений, как там, но масштаб впечатляет.
— Потому что это поля, на которых люди сеют культуры. Это, — я указал вокруг нас, — называется пары, отдыхающая от посевов земля, восстанавливающая плодородие. Тут траву скашивают, чтобы не расплодились сорняки. А вон та зеленая полоска впереди, это озимые, скорее всего, рожь или пшеница.
— Здорово, хотя половину не поняла.
— Поживешь, поймешь. Отправим вас с Апанасием в колхоз какой-нибудь. Ты будешь работать дояркой, а Апанасий скотником. Разведете хозяйство, нарожаете полную горницу детишек, мал, мала, меньшая, а мы будем приезжать к вам из города на шашлыки.
— А что делает скотник? — поинтересовался Апанасий.
— Быкам хвосты крутит, — пошутил я.
— Зачем? — спросил он на полном серьезе.
— Ладно, шучу я. Просто болтаю, чтобы дорога короче казалась. Жизнь в деревне своеобразная, вам, скорее всего, не понравится.
— А где понравится? — спросила Камила.
— В городе. Она больше напоминает устройство жизни на космических станциях. Те же клетушки-квартиры, та же суета, дом-работа, работа-дом, выходные, пролетающие на сверхсветовой скорости. Зато в отпуск закрыл квартиру и уехал, в отличие от деревни, где осталось хозяйство, требующее ежедневного ухода.
— А я мечтаю пожить так, чтобы знать наперед, что лет пять с места не сдвинусь. Устал, от смены обстановки, — поделился Апанасий.
— Поживем-увидим, что можно будет предложить под твои запросы.
До ржаного поля у нас ушло полчаса. Айрис, Трой и Киана увидев нас, направились навстречу. Агронома с ними уже не было.
— Добро пожаловать на Землю, пришельцы, — поприветствовал я идущую навстречу тройку. — Земной вам поклон.
Айрис ускорила шаг и бросилась в мои объятья, целуя меня в соленое от пота лицо.
— Не могу поверить, что мы здесь, — произнесла она и часто заморгала мокрыми от слез глазами.
— Я тоже. Есть ощущение нереальности. Пока не увижу подъезд родной квартиры, не признаю, что на Земле.
— А как мы в нее попадем? Взломаем? — спросила Айрис.
До сего момента я не задумывался об этом, воодушевленный одним ощущением возвращения.
— Ключи от квартиры есть у родителей. Придется вначале заявиться к ним.
— Это же правильно, Гордей. Даже если бы у них не было ключей, все равно стоило показаться вначале им. Они же твои родители и, наверное, что только не думали после твоего исчезновения.
— Они вполне могли не заметить его, — предположил я. — До твоего появления я нечасто созванивался с ними. Только после больницы стал почаще заезжать. Кстати, куда делся агроном?
— Мы его напугали. — Засмеялась Киана. — Айрис с ним общалась, а мы не понимали ни слова. Трой взял, да и спросил у нее, о чем они болтают. Он опешил и скоренько смотался. Как бы не проболтался.
— О чем он может проболтаться? О том, что видел иностранцев на полях своего колхоза? Или пришельцев? Здесь за такое могут и в дурдом отправить, — успокоил я ее. — Самое многое — с женой поделится и вместе решат хранить эту тайну, чтобы не пугать народ. Айрис, а ты не спросила у него, как далеко до города?
— Конечно, спросила. До трассы пять километров, а до города сто двадцать.
— Сто двадцать? Вот это мы промахнулись, — удивился я.
— По космическим меркам ерунда, — успокоил меня Трой. — В пределах погрешности.
До трассы мы дошли пешком. А там поймали едущую в город «буханку» с двумя рыбаками. Непередаваемое амбре из запаха рыбы и тяжелого перегара оставило у моих друзей неизгладимое первое впечатление о земном транспорте. Выбрались мы из него с огромным облегчением у указателя моей деревни.
— Воняло, — произнес вслед машине Апанасий.
— Это был запах свободы и романтики в представлении взрослого мужчины, — пояснил я.
— Наверное, я еще не дорос до этого понятия, — произнес Трой.
Мы прошли через лесополосу, отделяющую деревню от трассы. На улице вечерело. К деревне в облаке пыли подгоняли стадо. Над всей округой стояло непрерывное мычание и редкие щелкающие удары пастушьего кнута, удерживающего строй стада.
— Кто это? — вылупив глаза на коров, спросил Апанасий.
— Коровы. Крупный рогатый скот, — ответил я. — Источник молока и мяса.
— Они такие… большие? — удивился он. — Я думал, домашние животные размером с собаку.
Как раз мимо нас пробежала пастушья овчарка, завернув в стадо норовистую первотелку, пытающуюся сбежать с чужим быком. Наши друзья из космоса смотрели на происходящее, привычное для меня действо, с видом верующих, узревших библейское чудо. Вслед за овчаркой проскакал на лошади пастух, обдав нас запахом конского пота. Он коротко кивнул, узнав меня. Я махнул ему рукой.
Апанасий стоял, бледный, как смерть.
— Что с тобой? — испугался я за его состояние.
— Когда он побежал на меня, я подумал всё, конец, растопчет и съест.
Я рассмеялся во весь голос.
— Это же лошадь, она ест только траву, как и коровы.
— А выглядит так, как будто питается Апанасиями на ужин, — поддержал товарища Трой. — Неслабое такое получилось знакомство с твоей станцией.
— Деревней, — поправил я. — Но станция у нас тоже есть. Если родители приветят нас, завтра оттуда поедем в город. Ну, надо идти к ним. — Я почувствовал волнение, предполагая, что мое исчезновение могло сильно напугать их.
Мы прошли задами, мимо навозных куч и сложенного в большие ометы свежего сена. Я знал, что мои родители теперь не дома, а в сарае. Мать собирается доить коров, а отец подсыпает им в ясли дробленку. Я оказался прав. Отец стоял у деревянного забора, отгонял от себя мух и смотрел, как мать доит корову на летней карде. Он бросил в нашу сторону короткий взгляд, отвернулся, а потом, видимо осознав, что в толпе есть я, повернулся снова.
— Гордей. Мать, смотри, твой сынок-раздолбай приехал, — произнес он негромко, но я понял, что он сказал по губам.
Мать поднялась и посмотрела на меня.
— Ребята, вы подождите здесь, а ты, Айрис, идем со мной, типа знакомиться, — я взял ее за руку.
Айрис выдохнула и пошла.
— Привет, родители, — стараясь выглядеть так, будто ничего не произошло, поздоровался я. — Папа, мама, — указал я Айрис на своих родителей. — А это моя девушка, про которую я вам рассказывал. Ее зовут Айрис.
Моя мама разволновалась, а отец, напротив, смотрел и не шевелился, будто окаменел.
— Очень приятно, — произнесла Айрис и протянула отцу руку.
Тот, конечно, не знал, что делать с руками подруг сына, просто потряс ее за пальчики.
— Коль, ну что ты стоишь, проводи их в дом, я сейчас управлюсь и приду, — мать принялась тереть руки о видавший виды передник.
— Мам, пап, с нами друзья, — я кивнул в сторону компании. — Можно им тоже.
— Конечно, сынок, зови, — инициативу знакомства взяла в свои руки мать, как я и думал.
Отец, менее коммуникативный, стоял и смотрел на нас. Я махнул нашей компании, вокруг которой стали собираться соседские куры, чтобы они подходили. А когда дошло дело до знакомства, я вспомнил, что у них странные для нашего уха имена и они ни черта не говорят по-русски.
— Они канадцы, — соврал я. — По-нашему ни бум-бум.
— Только по-канадски, — удивилась мать.
— Нет такого языка, — буркнул отец. — Какого они тут забыли?
— Пап, это наши друзья. Попытайся хотя бы выглядеть дружелюбнее. Запоминайте, это Трой, это его девушка Киана. Это Апанасий и его подруга Камила, — названные мною друзья по очереди протягивали отцу руку. Тот пожимал каждую.
— Апанасий? — переспросил он.
— Да, а что, распространенное в Канаде имя.
— Ясно. Значит, так, иностранцы, тубзик у нас на улице, вот он, дверь держится рукой. Туалетной бумагой пользуйтесь, только убедившись, что на ней не сидят осы или пауки. Переводи, сынок.
— Не буду, пап. Сами разберутся. Проводи нас в дом. Мы уже много часов ничего не ели.
— Коль, ты слышал, ребята голодные, — поторопила мать отца. — Идите, а я вам сейчас парного молока принесу, а потом сепарировать поставлю и сливок к чаю.
— Ладно, мам, — я приобнял ее, пахнущую парным молоком.
Мы прошли во двор через сарай. Нам пришлось пригибаться, чтобы не расшибить головы о низкие дверные проемы. В сарае стояла духота и шум от жужжащих мух, которые мгновенно напали на нас, целясь в рот и глаза.
— Гордей, я такое себе даже представить не мог, — поделился Трой. — Это так необычно. Столько животных.
— Что он там лопочет? — поинтересовался отец.
— Удивляется, какое большое у вас хозяйство.
— Скажи ему, что есть еще гуси, но они на пруду.
Я рассказал Трою про гусей, но он понятия не имел, что это за птица. Отец провел нас в беседку.
— Дома жарко, — объяснил он. — Лучше здесь. Гордей, иди дров в поленнице набери и печь растопи. А я пойду из холодильника кастрюлю щей принесу.
— Хорошо, пап, сейчас разожгу. Можно у тебя кое-что спросить?
— Спрашивай.
— У тебя алкоголь есть?
— Нет, мать ругается.
— Не мог бы ты принести хотя бы бутылку самогона или водки. Очень надо.
— Что, буржуи с похмелья болеют?
— Да.
— Ладно. Раз такое дело, мать одобрит. Пойду пару бутылок у соседки займу.
Он ушел. Айрис пошла со мной к поленнице.