Помоги проекту - поделись книгой:
11 февраля. Дни становятся длиннее. Чувствуется недалекая весна. Снова прибавка хлебной нормы. С сегодняшнего дня мы стали получать по восемьсот, рабочие — по пятьсот, служащие и иждивенцы — по триста граммов хлеба.
17 февраля. Целый день проходила командирская учеба. Отрабатывали на приборах приемы торпедной стрельбы. Приятно: я ни одной атаки не сорвал. По вычерченным графикам все торпеды попали в цель.
23 февраля. День Красной Армии. Настроение превосходное: обязательство выполнили — ремонт корабля закончен.
24 февраля. Телеграмма от жены: «прибыли в Ульяновск. Мать умерла в дороге. Бабушка отстала от поезда в Горьком. Я отморозила ноги, предлагают ампутировать обе ступни. Жду твоего согласия. Дети живы и здоровы. Целую. Лида». Холодный пот выступил на лбу. Пошел за советом к полковнику медицинской службы Тихону Алексеевичу Кузьмину. Мы его все уважаем. Знает он дело, не зря заслуженный врач РСФСР. Чудесный товарищ! Выслушал меня и продиктовал телеграмму Лиде — целую инструкцию, как и что делать. Все меры принять, но ноги сохранить!
26 февраля. Отрабатываем организацию службы на корабле. Проводим одиночные, частные и общелодочные учения. Люди не жалеют сил, чтобы довести до совершенства свое мастерство и общую слаженность экипажа. Провели общее собрание. Воля экипажа едина — скорее в бой, скорее отомстить врагу за страдания ленинградцев!
4 марта. Учеба все напряженнее. Калинин и Ильин целыми днями проводят занятия и тренировки, настойчиво и педантично, не выпуская из виду ни одну мелочь, готовят корабль к боевым действиям.
23 марта. Письмо от жены: здоровье улучшилось, начинаю понемногу двигаться (ну, Тихон Алексеевич, спасибо за консультацию!). Бабушку похоронила. Лида, значит, теперь одна с детьми. Как она управляется: ведь сама больная?
30 марта. Температура воздуха держится выше ноля. Теплый ветер. Весна стучится в дверь. Ленинградцы усиленно наводят чистоту в городе. Улицы и площади освобождаются от снега и мусора.
12 апреля. Авиационные налеты и артиллерийские обстрелы. Снаряды падают совсем близко, разрывы сотрясают корпус подводной лодки.
Получил письмо от Лиды: с ногами порядок.
16 апреля. В городе пошли первые трамваи. Их звонки для нас слаще любой музыки.
Ладожский лед прошел во второй половине апреля. Трудно было оторвать взгляд от сверкающих глыб. То и дело среди них попадались льдины со следами Дороги жизни — либо вешка, либо автомобильная шина, а то и разбитый кузов грузовика, угодившего под вражескую бомбу, В хаосе ледохода перед нашими глазами словно проходила героическая история борьбы за жизнь великого города, сжатого стальным кольцом блокады. Неоценимо значение этой ледовой дороги в обороне Ленинграда. Сколько мужества и самоотверженности потребовала она от тех, кто ее прокладывал и обслуживал.
К началу мая Нева полностью освободилась ото льда. Мы приступили к последнему испытанию — к отработке срочного погружения.
Срочное погружение — один из сложнейших и важнейших маневров подводной лодки. Обнаружив противника, мы должны в считанные секунды увести свой корабль с поверхности моря на глубину. От того, насколько быстро и безотказно осуществляется этот маневр, зависит прежде всего скрытность плавания подводной лодки. А скрытность плавания — основное тактическое преимущество подводного корабля. Чтобы лодка могла быстро погрузиться (и при этом не проскочить заданной глубины), она должна иметь совершенную конструкцию корпуса и механизмов, а каждый человек на лодке обязан уметь в любую минуту безупречно, четко, быстро и безошибочно выполнить все, что ему положено.
Впервые в истории Балтийского флота маневр срочного погружения подводникам приходилось осваивать на Неве. А условия здесь явно не подходящие: малые глубины и вдобавок быстрое течение. Не доглядишь, и лодка ударится о грунт, что грозит серьезными повреждениями.
Но как ни тяжелы были условия учебы, первая группа подводных лодок нашего соединения успешно выдержала все испытания и ее признали готовой к выполнению боевых заданий. В эту группу вошли «Щ-304» (командир капитан 3 ранга Я. П. Афанасьев), «Щ-317» (капитан-лейтенант Н. К. Мохов), «Щ-320» (капитан 3 ранга И. М. Вишневский), «Щ-406» (капитан-лейтенант Е. Я. Осипов), «С-7» (капитан-лейтенант С. П. Лисин) и наша «Щ-303».
Итак, скоро в море! Мы радуемся этому, хотя знаем, какие трудности и опасности нас ожидают.
Чтобы выйти в открытое море, нам надо форсировать Финский залив. Он узок — местами его ширина составляет всего двадцать миль (37 километров); мелок — глубины его не превышают шестидесяти метров, много банок, мелей, островов. Залив длинный — почти двести миль, и оба его берега заняты противником, который постарался до предела насытить водное пространство самыми различными противолодочными силами и средствами. Основу противолодочной обороны противника в Финском заливе составляют гогландская и наргенская позиции, являющиеся сплошным минным заслоном, который протянулся от северного до южного берега. Мины располагаются слоями, перекрывая залив на всю его глубину. Верхний ярус — гальвано-ударные мины — преграждает путь подводным лодкам в надводном положении. Средний ярус — антенные мины, взрывающиеся не только при непосредственном столкновении лодки с ними, но и в том случае, если она только коснется антенны — троса, удерживающего мину. Чтобы подводные лодки не могли преодолеть рубеж, как говорится, ползком, на брюхе, под первыми двумя ярусами располагается третий — дно залива усеяно магнитными и акустическими неконтактными минами, взрыватели которых реагируют на магнитное поле лодки или на шум ее винтов. Фарватеры и узкие участки залива враг перегородил противолодочными сетями.
И все эти рубежи охраняются кораблями, катерами, подводными лодками. Словом, противник сделал все возможное, чтобы запереть советских подводников в Кронштадте и устье Невы. Фашистское командование хвастливо заявило на весь мир, что ни одна советская лодка не выйдет в Балтийское море.
Что ж, с точки зрения обычных представлений о возможностях подводных лодок тех лет враг действительно предусмотрел все необходимое, чтобы обезопасить свои морские перевозки. Не предусмотрели гитлеровцы только одного — высоких моральных и боевых качеств советских моряков, их горячей любви к своей социалистической Родине, во имя которой наши люди готовы на любой подвиг.
В голодную и холодную блокадную зиму, под снарядами и бомбами балтийские подводники снарядили к плаванию свои корабли, вдумчиво освоили опыт кампании 1941 года. Особое внимание при этом уделялось способам борьбы с минной опасностью.
Усеяв залив тысячами мин, противник все же не чувствовал себя спокойным. В мае 1942 года для гарантии он произвел массовую постановку неконтактных магнитных мин в Невской губе, на фарватерах и рейдах Кронштадта. В течение нескольких ночей вражеская авиация сбросила в районе Кронштадта около ста пятидесяти магнитных и акустических мин. И лишь отличная организация противоминной обороны базы позволила нашим подводным лодкам выйти в море в намеченные сроки. Специальные наблюдатели следили за каждым самолетом, засекали место падения каждой сброшенной им мины. А затем уже тральщики, работая днем и ночью под вражескими обстрелами и бомбежками, расчищали фарватеры.
25 мая в боевой поход отправилась первая подводная лодка. Это была «Щ-304». Интересна ее история. В те годы, когда Советская страна по зову Коммунистической партии приступила к строительству большого флота, над которым сразу же взял шефство неутомимый комсомол, поэт Владимир Маяковский обратился к комсомольцам столицы: давайте соберем деньги на подводную лодку. Молодые москвичи горячо откликнулись на призыв своего любимого поэта. Необходимые средства были собраны, лодка построена, и имя ей дали «Комсомолец», а первый экипаж ее целиком состоял из представителей столичной комсомольской организации.
«Комсомолец» — подводная лодка типа «Щ» — по своему проекту сродни нашему кораблю. Да и по возрасту они одногодки. Шло время, люди на лодке менялись, но энтузиазм, который принесли в ее отсеки первые комсомольцы, передавался, как эстафета. И все мы, провожая «Щ-304» в первый поход 1942 года, были уверены, что дружный экипаж во главе с командиром Яковом Павловичем Афанасьевым с честью справится с любым делом.
А задача нашим товарищам выпала нелегкая: разведать вражеские противолодочные рубежи, найти в них проходы, сообщить все эти данные в штаб бригады, а после этого занять боевую позицию в западной части Финского залива между меридианами Таллина и острова Осмуссар.
Испытания для моряков «Щ-304» начались сразу же при выходе из Невы. В мирное время путь из Ленинграда в Кронштадт, особенно в хорошую погоду, — чудесная морская прогулка. А в войну этот путь стал страшно трудным и опасным. Стоило кораблю показаться на фарватере, как на него обрушивался огонь вражеских батарей из района Петергофа. «Щ-304» миновала опасную зону довольно удачно. Правда, один снаряд разорвался всего в трех метрах от лодки. Вышел из строя компас, перебило антенну. Но корпус корабля остался невредим. В первых числах июня подводная лодка покинула Кронштадт и взяла курс на запад. Пока она прокладывала путь для наших кораблей, мы томились на Неве.
По вечерам «щукари» — командиры лодок типа «Щ» — собирались у кого-нибудь в каюте на «Полярной звезде», обсуждали дела фронтовые и свои собственные. Как-то сидели мы с Димой Ярошевичем у нашего товарища капитан-лейтенанта Исаака Кабо. Вдруг открывается дверь каюты и входит Евгений Яковлевич Осипов, не в меру серьезный, задумчивый.
— В море иду. Получил боевой приказ, — говорит он.
Капитан-лейтенант Осипов всего лишь несколько месяцев командует лодкой. Нам понятно его волнение. До поздней ночи просидели мы с ним в каюте у Кабо, обсуждая боевые походы сорок первого года, предлагая свои советы на самые различные случаи.
Провожали «Щ-406» вечером 13 июня. Каждый из нас говорил Евгению Осипову на прощание теплые, дружеские слова, и, конечно, не было недостатка в самых искренних пожеланиях вернуться с победой.
И вот уже Осипов командует с мостика:
— Отдать швартовы!
Носовые швартовы отдают Кабо и Ярошевич, кормовые — мы с Гольдбергом, командиром нашего дивизиона.
«Щ-406» медленно отошла от «Полярной звезды» и вскоре исчезла из виду. В штабе мы узнали, что путь ее до Кронштадта протекал, как обычно, под артиллерийским обстрелом, но завершился без единого повреждения. Осипов мастерски провел лодку под огнем. Вскоре подводники распрощались и с островом Котлин, на котором стоит Кронштадт.
Теперь наша очередь...
Звезда на рубке
Наступил день, и штаб бригады придирчиво проверил боевую готовность «Щ-303». Флагманские специалисты убедились в высокой выучке каждого матроса и старшины, в умении офицеров руководить действиями подчиненных. Учеба кончилась. Предстоял суровый экзамен нашему мастерству, способностям, мужеству.
Нас перевели на автономный паек — усиленное питание, которое полагается подводникам в плавании. В городе, где еще ощущалась нехватка во всем, для нас нашли и шоколад, и какао, и сгущенное молоко. Люди быстро набирались сил после голодной зимы. Лица повеселели, особенно когда на лодку стали принимать боеприпасы, топливо, машинное масло и другое походное снаряжение.
Перед выходом в море командование устроило для экипажа корабля товарищеский вечер. Проводить нас собрались друзья, моряки других лодок. Мы устроили в честь гостей самодеятельный концерт. Матросы пели задушевные и исполненные мужества флотские песни, читали стихи. Пожалуй, самое сильное впечатление на всех произвело стихотворение Константина Симонова, где были строки:
Уж очень к месту оказались эти слова на прощальном вечере подводников!
Разумеется, сплясали традиционное морское «яблочко». Вечер прошел тепло, весело и запомнился надолго.
21 июня меня вызвали в штаб флота и познакомили с обстановкой в Финском заливе и на Балтийском море.
Вручили боевой приказ: подводной лодке «Щ-303» выйти в Балтийское море, занять назначенную позицию и начать боевые действия на коммуникациях противника.
Я не без тревоги думал о том, как поведет себя наша «старушка» в боевой обстановке. У каждой подводной лодки, как и у человека, свой характер. Даже однотипные, казалось бы, ничем друг от друга не отличающиеся, лодки по-разному ведут себя на волне, по-разному уходят под воду, всплывают и слушаются рулей. Я давно уже служил на «Щ-303» — сначала штурманом, затем помощником командира, теперь командиром — и хорошо знал ее маневренные качества. Но ведь это было до капитального ремонта, после которого помолодевшая «старушка» могла изменить свой норов. А ходовые испытания по полной программе нам так и не удалось провести — негде было. Проверять свой корабль нам предстояло сразу в бою.
Покинули мы Неву в поздний час. Но стояли белые ночи, светлые, прозрачные. Фашистские артиллеристы под Петергофом моментально засекли нас и открыли ураганный огонь. Снаряды рвались довольно близко. В отсеках все было подготовлено к тому, чтобы быстро заделать пробоины, в каком бы месте они ни появились. Поведение экипажа меня обрадовало. Как-никак это было для всех нас боевое крещение. Несмотря на яростный обстрел, моряки держались спокойно, не чувствовалось и признаков растерянности.
Впрочем обстрел продолжался не очень долго. Сопровождавшие нас катера поставили дымовую завесу, а береговые и корабельные батареи мощным огнем вынудили вражеские орудия замолчать. «Щ-303» благополучно добралась до Кронштадта.
Здесь лодка простояла несколько дней, тесно прижавшись к длинному пирсу береговой базы. 1 июля вернулась из похода «Щ-304», та самая, которую мы первой проводили в море. Мы от всей души радовались ее возвращению не только потому, что увидели своих товарищей здоровыми и невредимыми, но и потому, что приняли это как доброе предзнаменование для себя. Чего уж греха таить, подводники в тайниках души всегда чуточку суеверный народ.
Внимательно выслушали мы рассказ Якова Павловича Афанасьева. Ведь нам предстояло идти по его следам. Надо ли говорить, что каждое слово Афанасьева мне врезалось в память на всю жизнь. И я не могу удержаться, чтобы не познакомить читателя с подробностями похода «Щ-304».
Лодка отправилась в плавание, как я уже говорил, в первые дни июня. Ей пришлось буквально продираться через минные поля, словно сквозь густой кустарник. Не раз лодку преследовали и нещадно бомбили корабли противника. Корпус «щуки» из прекрасной стали выдержал все удары. Единственно, чего боялся командир, что из-за какой-нибудь слепой случайности не дотянет до той минуты, когда сможет передать в штаб радиограмму о фарватере, которым лодка форсировала гогландский и порккала-уддский рубежи, о минных полях и дозорных кораблях в Финском заливе. К счастью, все обошлось, донесение передали и приступили к «охоте».
15 июня при очередном осмотре поверхности моря Афанасьев увидел в перископ судно. Одновременно поступил доклад от гидроакустика, услышавшего шум винтов. Через три минуты командир снова поднял перископ. Сомнений не было — перед ним вражеский транспорт.
Подводная лодка пошла на сближение. Афанасьева несколько озадачило отсутствие охранения. Но вскоре он увидел два тральщика — они шли слева чуть впереди охраняемого судна.
Лодка все ближе подходила к намеченной командиром точке залпа. Изредка поднимали перископ, чтобы уточнить расчеты на стрельбу. Очень важно, как можно меньше времени держать перископ над водой, иначе можно испортить все дело — враг заметит угрозу, транспорт сразу отвернет в сторону, а корабли эскорта немедленно атакуют лодку. Чтобы экономить каждую секунду, Афанасьев перед подъемом перископа присаживался на корточки и, едва нижняя головка длинной стальной трубы появлялась из шахты, быстро откидывал рукоятки и тянулся вслед за окулярами вверх до тех пор, пока перед взглядом не открывалась поверхность моря. Затем короткий жест («Стоп поднимать!»), быстрый разворот трубы на цель, и через несколько секунд: «Убрать перископ!» За эти секунды Афанасьев успел определить дистанцию до цели и ее курсовой угол, а помощник командира по специальной шкале, кольцом охватывающей трубу перископа, — направление на цель, или, как говорят моряки, пеленг цели.
Атака складывалась хорошо. В нужный момент командир подал команду торпедистам, выстрелили из двух носовых аппаратов. Через семьдесят пять секунд раздался взрыв: одна из двух торпед попала в цель. Транспорт водоизмещением десять тысяч тонн, нагруженный войсками и боевой техникой, отправился на дно.
Немцы даже и мысли не могли допустить, что это дело рук советских подводников. Решили, что транспорт подорвался на случайной мине, и на всякий случай тщательно протралили этот район.
На следующий день «Щ-304» атаковала еще один крупный транспорт. Но на судне заметили следы выпущенных лодкой торпед и успели отвернуть. Афанасьев хотел потопить врага артиллерией и приказал всплывать. Но едва рубка «щуки» показалась над водой, как с транспорта открыли огонь из двух имевшихся на нем пушек. В дуэль вступать было рискованно. Пришлось срочно погрузиться.
В последующие дни лодку долго преследовали вражеские катера, от которых удалось оторваться, только сменив район плавания.
18 июня Афанасьев с большим трудом — по малым глубинам, ежеминутно рискуя нарваться на мину, — провел лодку на рейд Палдиски, рассчитывая там найти вражеские суда. Но увидел лишь три малых катера-охотника, на которые бессмысленно тратить торпеды.
Вернулись в район, где был потоплен транспорт. Снова лодку обнаружили вражеские корабли. Посыпались глубинные бомбы. Одна из них взорвалась очень близко, «щуку» сильно тряхнуло, и на глубине сорока метров она с ходу врезалась в затонувшее судно. Мало кто из подводников удержался на ногах. Командир тоже упал, больно ударившись головой. Моментально вскочил на ноги, хотя в глазах еще плыли радужные круги, и крикнул:
— Осмотреться в отсеках!
Почему-то эта команда даже в самой, казалось бы, безвыходной обстановке всегда действует на подводников ободряюще. Видимо, дело тут в том, что исходит она из центрального поста, а раз из центрального командуют, значит, лодка еще живет, значит, не все пропало, можно еще бороться.
Во всех отсеках, кроме первого, серьезных повреждений не оказалось. А из первого доложили, что от удара выбило несколько заклепок, разошелся шов прочного корпуса, в пробоину бьет вода.
Видимо, даже человеку, далекому от подводной службы, нетрудно представить себе, что значит мощная струя воды, врывающаяся под огромным давлением внутрь подводной лодки, находящейся на глубине. Деваться от нее некуда. Либо останови ее любой ценой, либо погибай. Безусловно, подводники всегда выбирают первое, чего бы это ни стоило каждому из них.
Услышав доклад из первого отсека, инженер-механик А. М. Крамаренко с молчаливого согласия командира бегом бросился туда. Ведь он на лодке самый знающий человек в вопросах борьбы за живучесть корабля, учил этому делу весь экипаж. Едва Крамаренко проскочил в отсек, дверь наглухо задраили, чтобы не дать воде распространиться по лодке. При этом ни у кого из моряков первого отсека даже мысли не возникло, что им самим отсюда не уйти, если не удастся заделать пробоину.
Торпедист И. Румянцев и трюмный В. Литвинюк пытались добраться до разошедшегося шва. Твердая струя воды отбрасывала их назад, но они снова и снова лезли к борту, стараясь срезать струю у самого основания деревянным клином, а затем закрепить его специальной распоркой. Инженер-механик был тут же — помогал, советовал, показывал.
Отяжелевшая лодка лежала на грунте. Вокруг рвались глубинные бомбы. Из первого отсека донесений не поступало. Минуты казались бесконечно длинными. Наконец Крамаренко доложил по переговорной трубе, что пробоина заделана.
Афанасьев с облегчением взглянул на часы и удивился: оказывается, времени прошло совсем мало, считанные минуты.
Инженер-капитан 3 ранга Крамаренко вернулся на свое место в центральный пост мокрым с головы до ног. Руки у него были в крови, под правым глазом темнел большой синяк. Но он был доволен, что с течью удалось справиться быстро и лодка в конечном счете набрала не так уж много лишней воды. Всплывать будет можно, а это главное.
Командир объявил благодарность участникам борьбы за живучесть корабля, отметил их мужество и хорошее знание дела.
А глубинные бомбы рвались уже далеко.
Ночью «Щ-304» всплыла и, получив по радио приказ возвращаться в базу, взяла курс на восток, в обратный путь через противолодочные заграждения. Однажды ее атаковала вражеская подводная лодка, но безуспешно: Афанасьев мастерски уклонился от торпед.
Вот что мы узнали из рассказа Якова Павловича Афанасьева, командира подводной лодки «Комсомолец», первой проложившей путь через Финский залив и открывшей счет боевых побед балтийских подводников летом 1942 года. Мы сделали главный вывод: опасностей много, но они преодолимы, топить врага можно.
С этим настроением и пошли в свой первый боевой поход.
Провожать нас собралось много друзей. Все мы, конечно, волновались, покидая базу. Волнение это у каждого проявлялось по-разному: у одного проскальзывало в острой матросской шутке, у другого в чересчур беззаботной улыбке, у третьего в долгом прощальном пожатии рук... Но вот прозвучала команда:
— По местам стоять, со швартовов сниматься!
Это было 4 июля 1942 года в 22.00...
На следующие сутки мы прибыли на рейд острова Лавенсари (ныне он называется Мощный). Этот небольшой, весь в зелени островок был тогда форпостом нашего Балтийского флота. Отсюда уходили советские подводные лодки к вражеским берегам. Здесь мы получили последние инструкции и сведения об обстановке в заливе. Моряки островного гарнизона последними пожелали нам счастливого плавания.
Финский залив форсировали в подводном положении. Всплывать даже для зарядки аккумуляторной батареи было чрезвычайно опасно. Ночью над заливом было почти так же светло, как днем, и подводную лодку на поверхности могли в любую минуту обнаружить дозорные корабли противника. Ох, уж эти белые ночи! Когда-то мы восхищались их непередаваемой красотой, воспетой Пушкиным. Теперь же подводники дружно проклинали этот немеркнущий свет, не суливший нам ничего, кроме беды.
Тревожная тишина воцарилась в отсеках, когда лодка вошла в зону минных заграждений. Много лет прошло с тех пор, но и сейчас еще помню, как командир отделения торпедистов Алексей Иванов по переговорной трубе доложил дрогнувшим, приглушенным голосом:
— По левому борту трение о корпус!
Скоро и мы в центральном услышали этот звук. Казалось, чья-то огромная рука ощупывала наружную обшивку лодки, скреблась в наглухо задраенные люки. Этот леденящий душу звук заставил окаменеть всех. Смертельная угроза нависла над нами.
Стальной трос — минреп, удерживающий мину на якоре, задел корпус лодки в районе носовых горизонтальных рулей. Корабль медленно продвигался вперед, и минреп уже терся об округлые борта — буди. У всех перехватило дыхание, лица покрылись потом, никто не мог вымолвить ни слова. Минреп продолжал пронзительно скрежетать, скользя вдоль борта к корме. Помощник командира и вахтенные центрального поста, вслушиваясь в этот скрежет, безмолвно поворачивали голову вслед за перемещающимся звуком, мечтая только об одном: чтобы минреп не зацепился за кормовые горизонтальные рули или винты.
Застопорили левый электродвигатель, чтобы стальной трос не затянуло в винт. Переложили руль влево. Томительное ожидание. Что будет дальше? Лодка медленно отворачивала влево и продвигалась вперед.
Наконец скрежет оборвался. Лица людей повеселели. Командир отделения трюмных, стоявший рядом со мной, облегченно вздохнул, словно с его плеч свалилась огромная тяжесть. Откровенно говоря, то же чувство испытывал и я.
Из двери радиорубки высунулась голова матроса Широбокова. Он весело подмигнул всем в центральном и, фальшивя, запел потихоньку:
Что же ты, моя старушка, Приумолкла у окна?
Все невольно улыбнулись. Только боцман косо посмотрел на Широбокова и выразительно показал палец, что означало: один наряд на камбуз — картошку чистить. За несдержанность!
Когда первая мина ушла за корму, вместе с ней как-то сразу ушел и страх перед невидимой нам опасностью. Много раз потом мы слышали скрежет по бортам, стопорили то левый, то правый электродвигатель, но такого леденящего душу ощущения, как в первый раз, пожалуй, уже никто из нас больше не испытывал. Мины мы «освоили», как сострил кто-то из офицеров.
Гогландскую позицию форсировали без происшествий. На траверзе маяка Вайндло обнаружили два малых судна. Тратить на них торпеды не стали: следовало поберечь для крупных судов. На вторые сутки после нашего ухода с острова Лавенсари, когда мы в надводном положении преодолевали линию немецко-финского сторожевого охранения, произошла первая встреча с неприятелем. Финские шуцкоровские дозорные катера и немецкие сторожевики беззаботно ходили с включенными отличительными огнями, так что мы могли своевременно определить их положение и, маневрируя, проскользнуть незамеченными. В эту ночь мы научились ценить малую заметность подводной лодки. На виду у нас, как призраки, быстро проплывали силуэты вражеских кораблей, причем иногда так близко, что мы опасались, как бы фашисты не услышали глухого стука наших дизелей или плеска волны, разбивающейся о выпуклую часть носовой надстройки. Но противник ничего не видел и не слышал.
Конечно, нам просто везло. Заметить нас могли в любую минуту. Но приходилось рисковать. Обязательно надо было несколько часов пробыть на поверхности. Мы не могли начинать прорыв второй вражеской позиции, пока не зарядили аккумуляторную батарею и не провентилировали отсеки.
Электричество и воздух! Они нужны нам прежде всего.
Без электричества лодка не может двигаться под водой. Если электродвигатели работают на очень малом, так называемом экономическом ходу, энергии хватить на семьдесят часов. Если же развить максимальную подводную скорость, то запаса энергии и на час не хватит.
Кроме того, аккумуляторная батарея дает ток для освещения и отопления корабля, приводит в движение насосы и множество других машин. А производить зарядку батареи мы могли только в надводном положении.
Только на поверхности моря могли мы освежить воздух в отсеках и пополнить запас сжатого воздуха, необходимого для продувания балласта и приведения в движение различных пневматических устройств (в частности, для выстреливания торпед). Того воздуха, который сохраняется в отсеках после пребывания лодки на поверхности, хватает для нормального дыхания людей всего на пятнадцать — двадцать часов. Если дышать становится трудно, мы прибегаем к регенерации воздуха. Особые устройства поглощают избыточную углекислоту, из специальных баллонов добавляется кислород. Но и регенераторных патронов, и кислорода в баллонах у нас не такой уж большой запас, мы их бережем на черный день, да и отработанный воздух очищается далеко не полностью, в отсеках скопляются вредные газы, люди начинают быстро утомляться, появляются вялость, безразличие, упадок сил. Вот почему нам приходится регулярно всплывать на поверхность.
Поздним вечером 11 июля мы шли в надводном положении. Было светло-светло. На голубом зеркале залива лодка, наверное, виднелась как на ладони. Но как ни опасно было оставаться наверху, мы довольно долго шли под деловитый перестук дизелей.
В ту ночь вахтенным офицером был М. С. Калинин. Он и сигнальщики пристально вглядывались в пустынную даль, понимая, что от их бдительности сейчас зависит все. Вдруг зоркие глаза Калинина заметили две темные точки, появившиеся над горизонтом.
Поделиться книгой: