– Нет, никто. – Мерритт водрузил шляпу на место и миролюбиво сложил ладони на луке седла. – Губернатор Дэвис выгнал всех, кто поддерживал Конфедерацию, а новых людей не поставил. Иногда, правда, появляются военные. Думаю, кто-то из них недоволен.
– Возможно. – Капитан достал моток веревки, натянул между деревьями и начал развешивать одеяла для просушки.
– Как думаете, напечатают гравюры с нашими портретами?
– Понятия не имею.
Подняв голову, капитан Кидд увидел, что Джоанна спряталась в тростнике на противоположном берегу озера и из убежища наблюдает за развитием событий. Удивительно: при необходимости девочка могла двигаться абсолютно бесшумно. Среди сгущавшихся теней она казалась босоногим привидением с пышной копной волос. Метелки тростника раскачивались над головой, надежно скрывая ее от посторонних взглядов.
– Значит, так, – заключил Мерритт Хоррелл. – Как только приедете в город, сразу заходите в салун «Жемчужина». Есть еще один, называется «Великий Запад», но вы приходите в «Жемчужину» и там читайте свои новости. О том, как мы преследовали ненавистного краснокожего, как ловко убивали мексиканцев и так далее. Несмотря на тупую государственную политику Дэвиса.
– Надеюсь, не станете возражать, если я немного опоздаю?
– Ничуть, сэр. Приходите в любое время, когда вам удобно. Если люди не захотят слушать, как вы читаете про нас, то скатертью дорога. Двери открыты, никого не держим.
Однако капитан Кидд никуда не пошел, а остался сидеть возле повозки. Около девяти по его охотничьим часам донесшийся из города шум сообщил, что, скорее всего, братья Хоррелл уже изрядно пьяны. Звуки музыки и крики долетали даже до озера, так что капитан просто наблюдал за окружающим миром и прислушивался. Ощущал запах табака. Следил за Пашой: конь отвлекся от важного дела – поедания травы. Поднял голову и посмотрел в ту сторону, где учуял сородичей, однако звать не стал. Капитан заметил огонек папиросы. Братья Хиггинс выполнили данное обещание охранять его и Джоанну. Очевидно, собирались дежурить ночь напролет, по очереди. Сам капитан Кидд даже не прилег: несколько часов просидел, прислонившись спиной к колесу, с револьвером в руке и еще до рассвета отправился в путь.
Глава 18
Они поехали на юг и наконец-то оказались в холмистом краю. Здесь стояла тишина. Капитан Кидд ехал верхом на Паше. Спину Фэнси под упряжью прикрыл подобием попоны из одеяла, а за пояс помимо револьвера сунул большой мясницкий нож. Теперь в случае нападения можно будет быстро посадить Джоанну на попону и перерезать упряжь, чтобы умная Фэнси унесла девочку подальше от опасности. Возможно, пока разбойники будут грабить повозку, им удастся уехать далеко.
Как правило, команчи нападали с севера: приходили со стороны Ред-ривер, по открытой засушливой местности вокруг Лампасаса. Пыль, которую поднимали лошади, распространялась на много миль вокруг, поэтому воинственное племя старалось держаться подальше от городов и фортов. На юге, среди холмов, не составляло труда найти укрытие и воду. К тому же разбросанные по местности фермы находились далеко друг от друга. Команчи не просто любили холмистый край: они испытывали животную страсть мародеров, ибо здесь можно было творить любые бесчинства, не опасаясь отпора со стороны военных.
Долина за долиной, гребень за гребнем из-под колес повозки «Целебные воды» мир уходил за голубой горизонт. На вершинах капитан Кидд старался держаться у края дороги, чтобы никто не смог его заметить. То и дело останавливался и проводил в неподвижности по пятнадцать – двадцать минут, присматриваясь и прислушиваясь в поисках признаков жизни. Близкое соседство мародеров мог выдать даже сердитый лепет потревоженной белки. Полет грифов тоже сообщал об обстановке: траектория в виде туго закрученной спирали означала, что где-то неподалеку есть падаль – труп животного или человека; а внезапное резкое пикирование любопытных и жадных птиц подсказывало, что поблизости появилось что-то новое, необычное.
Джоанна тоже внимательно смотрела по сторонам. Не играла в «колыбель для кошки», не пыталась сочинять наивные английские фразы. Даже надела ненавистные башмаки и положила у ног дробовик. Капитан тоже проявил осторожность: зная, что табачный дым далеко распространяется по округе, ни разу не закурил любимую трубку, зато постоянно принюхивался, не принесет ли ветер запах чужого табака. Напрасно. Ветер окончательно стих. С вершин холмов капитан внимательно смотрел на верхушки деревьев по обе стороны дороги – виргинских и крупноплодных дубов, растущего в оврагах орешника гикори – поскольку в безветрие любое движение предупредило бы о постороннем присутствии. Но ничего заслуживающего внимания не происходило, поэтому повозка «Целебные воды» продолжала путь.
Капитан держал в руке поводья Фэнси. Стоянку покинули рано утром, когда звезды указывали направление с востока на запад. Время от времени попадались брошенные фермы и маленькие хижины с каменными ограждениями; некоторые были сожжены до основания.
К северу от реки Льяно возвышались горы из красного и розового гранита, а в долинах покачивались красные метелки лиатриса, синели поляны голубого люпина, светились желтые огни ратибиды колоновидной, чаще называемой мексиканской шляпой. В холмистый край пришла пора цветения. На радость лошадям, вокруг росла свежая трава и пробивался нежный мох – любимая пища белохвостых оленей. По ночам приходил кольцехвостый опоссум с шестнадцатью полосами на хвосте, ушами, как у летучей мыши, и глазами размером с конский каштан, осторожно поднимал с земли просыпанные лошадьми зерна кукурузы и лапками, совсем по-человечески, отправлял в рот. А потом зверек бесстрашно устраивался на краю освещенного костром пространства, и Джоанна нежно признавалась ему в любви на языке кайова.
Возле одной из покинутых хижин капитан остановился и вошел в жалкие развалины. Увидел разбитую посуду, разорванную одежду, куклу без головы. Ножом извлек из стены две пули пятидесятого калибра и бережно положил на подоконник. На память. Все вокруг оплакивало пропавшую жизнь и любовь – совсем как в Джорджии, где он вырос. Еще недавно здесь тоже радовались и горевали люди. Их память с любовью хранила воспоминания. Плеск брошенного в ведро с водой ковшика и глухой стук, с которым он касался дна. Вечерняя тишина. Разросшаяся над окном плеть душистого дурмана, таинственные завораживающие тени. Запах только что родившегося теленка, пробивающаяся сквозь распахнутую заднюю дверь длинная полоса света. Знакомая тропинка к конюшне, протоптанная еще чьими-то дедом и отцом – та самая, шагая по которой, они подзывали лошадей. Как легко идти с ведром в руке мимо деревьев, между привычными постройками, между детством и зрелостью, между невинностью и смертью! Давным-давно знакомая тропинка, сердечный трепет при звуках ответного ржания. Долгим прохладным вечером после тяжелого трудового дня каждую лошадь сразу узнаешь по голосу, и сердце сладко тает, замедляет ход, теряет конкретные очертания. Лошади, лошади… все пропало в огне.
Однажды таким же тихим вечером путники спустились с холма к ручью в том месте, где прозрачная вода пробивалась между огромными изогнутыми скалами. В слоистом песчанике образовалась глубокая пещера, над которой нависали гигантские раскидистые деревья. Там, где сквозь песчаник сочилась вода, пышными светло-зелеными букетами рос папоротник адиантус. В природном тоннеле пахло водой, мокрым камнем и травой. В глубине пещеры стояла крошечная бревенчатая хижина – хранилище для продуктов. Капитан заглянул внутрь и увидел выдолбленные в камне емкости для кувшинов с молоком, квадратный водоем для сыров и, возможно, металлических кастрюль для хранения мяса. Вода была очень холодной.
В выбоинах скапливалась чистая, прозрачная влага. Неподалеку капитан увидел в камне углубление размером с ванну. Откуда-то издалека, с вершины холма, доносились крики, правда, не удавалось разобрать, на каком языке. Капитан долго стоял неподвижно и прислушивался. Спустя некоторое время крики смолкли и больше не повторялись.
Как бы то ни было, а Джоанну следовало вымыть с мылом. Поэтому он спрятал повозку в маленькой низине, которая вела к ручью большего размера. Выпряг Фэнси и наполнил торбы зерном. Отвел лошадей в глубину укрытой густой листвой узкой долины, дождался, пока они съели корм, и оставил в надежном убежище. Здесь животные проведут ночь в безопасности, хотя из-за привязи утром сладить с ними будет трудно. Но даже несмотря на препятствия, отпускать лошадей свободно пастись не хотелось: слишком велик риск их потерять.
Капитан Кидд вернулся к источнику и сел спиной к водоему, предоставив Джоанне купаться в холодной прозрачной воде. Оставшись в подаренных «злой водяной леди» из Дюрана панталонах и сорочке, девочка осторожно, без брызг и плеска, погрузилась в воду. Ручей бесшумно понес по течению мыльные пузыри. Сам капитан умылся и побрился. Потом они развели в печке огонь и быстро приготовили ужин, а чтобы не привлекать внимания, тут же закрыли все заслонки и погасили пламя. Ели молча, постоянно прислушиваясь. Вооруженные отряды бандитов действовали по собственным законам и жили в собственном мире, где условности цивилизованного ведения войны не признавались. Старик и девочка были легкой добычей, ибо в конфликтах с индейцами гражданских лиц не существовало. Поужинав, капитан и Джоанна устроились в хижине, где мягко журчал ручей. Здесь можно было скоротать ночь и даже немного поспать под убаюкивающее бормотание воды.
Над источником нависали два огромных виргинских дуба, время от времени роняя в поток листья. Новые листья – маленькие и твердые – падали, словно монетки, и медленно вытесняли те, которые попали в воду раньше.
Через окно капитан увидел, как задрожала склоненная ветка, а листья посыпались мелким дождем. Он затаил дыхание. Сначала показалось, что огромное дерево утратило слабую связь с берегом и вот-вот рухнет: как-то раз ему довелось такое видеть. Джоанна проснулась, подошла и встала рядом, чтобы тоже посмотреть в окошко.
От толстой ветки отделилась человеческая фигура и медленно, словно паря, полетела вниз. Полет выглядел настолько удивительным, что, казалось, продолжался вечно. Худощавый юноша с длинными светлыми волосами все падал и падал, одной рукой держа над головой лук и колчан со стрелами. В лунном свете его волосы развевались, подобно золотому облаку, а характерная прическа выдавала индейца из племени кайова: с одной стороны пряди были коротко острижены. Вот, наконец, он упал в воду, взметнув фонтан хрустальных брызг, и, по-прежнему держа оружие над головой, уверенно поплыл к берегу.
Капитан Кидд направил дуло револьвера в окно. Вода отбрасывала на лицо синие тени. Выдаст ли его Джоанна? Окликнет ли молодого пленника и его товарищей, которые прятались где-то неподалеку, на скале? Станет ли эта ночь для него последней? Ведь ей так хотелось вернуться в племя кайова, к привычной, ставшей родной жизни. К людям, которых она считала своими, чьи боги стали ее богами.
Капитан обернулся, заглянул в голубые глаза. Девочка положила ладонь на его руку и коротко покачала головой. Спустя мгновение с дуба один за другим спрыгнули еще три человека, точно так же потревожив покой воды, и поплыли к берегу. Бесшумные движения кайова. Тихое бормотание. А потом все четверо исчезли.
Возможно, двое в хижине только что чудом избежали смерти: смерти от стрелы, от красоты, от ночи.
И они отправились дальше на юг, в Кастровилл. Проехали через Фредериксбург – маленький, затерянный среди холмов городок: осажденный, нервный, не способный защититься. Население почти целиком состояло из немцев. Капитану приходилось слышать, как эту крошечную частицу Германии называли Фриц-тауном. Широкая главная улица позволяла проехать рядом трем-четырем экипажам и словно приглашала всадников скакать галопом и стрелять направо и налево.
Вечернее солнце медленно и беззвучно проливало на главную улицу красный свет. Показались огни отеля, под копытами Фэнси взметнулась пыль. Как обычно, капитан снял две комнаты, а также оплатил ванны и стирку. Услышав от хозяина отеля имена нового постояльца и его маленькой спутницы, вокруг зеленой повозки тут же собрались любопытные. Еще бы: девочка была той самой Джоанной Леонбергер, которую выкупили из индейского плена за немецкие серебряные монеты. О серебре жителям города рассказал дед Бьянки Бабб, тоже недавно вернувший внучку с индейской территории. Земляки, в свою очередь, предупредили его о странностях похищенных детей. О том, что те не любят белых людей и даже, возможно, принимают какие-то таинственные снадобья, из-за чего взгляд у них становится стеклянным.
Капитан предложил почитать газеты, хотя понимал, что слушателей соберется очень мало: немногие жители города настолько хорошо знали английский язык, чтобы воспринимать текст на слух. Да и вообще здесь слабо представляли скрытый за холмами мир и понятия не имели, какие события происходят в далеких странах. И все-таки выступление помогло бы Джоанне немного освоиться среди людей, поскольку ей предстояло сидеть у двери и собирать монеты. Чем меньше народу придет, тем лучше: сегодняшнее чтение носило тренировочный характер. Капитан развесил объявления и получил разрешение выступить в церкви. Спросил, сможет ли кузнец починить обод на колесе, но услышал, что городского кузнеца недавно убили по дороге в Керрвилл.
В комнате у Джоанны они поужинали каким-то немецким блюдом, состоявшим из лапши, мелко порезанной баранины и сливочного соуса. Пойти с девочкой в ресторан капитан все еще боялся из-за ее непредсказуемых манер. Однако Джоанна удивила: аккуратно разложив на коленях салфетку, старательно работала вилкой и ловко отправляла еду прямо в рот.
– Чоенна холошо?
– Думаю, нормально, – сдержанно одобрил капитан Кидд.
Она с шумом втянула в рот лапшу, так что хвостик шлепнул по носу.
– Джоанна!
Девочка рассмеялась так искренне и весело, что на глазах выступили слезы, а потом убрала с лица волосы и снова принялась за еду. Вскоре капитан сдался: отказался от намерения держаться строго и позволил себе просто насладиться ужином. Давно не приходилось есть что-нибудь хорошо приготовленное, а уж тем более приготовленное с молоком или сливками.
– Часы, – напомнила Джоанна.
Он достал часы из кармана и открыл.
– Через тридцать минут, – пояснил, показывая циферблат. – Начало в семь.
– Это когда маленький на семь, а большой тут, на двенадцать?
– Верно, дорогая, – ответил капитан. Дал ей в руки полотенце, вывел в коридор и показал в сторону ванной. – Иди, умойся.
В Народной церкви, служившей одновременно храмом, залом для собраний, а при необходимости даже фортом, капитан Кидд посадил Джоанну возле двери, а рядом на тумбу поставил банку из-под краски.
– Монеты, – произнес внятно и поднял руку. – Сиди здесь. – Вышел на улицу, тут же вернулся, сделал вид, что видит ее впервые, и спросил: – Десять центов?
Девочка сразу поняла и ткнула пальцем в банку.
– Монета! – проговорила она строго, уверенно.
В тот вечер капитан читал газеты Восточного побережья, а Джоанна так серьезно и ответственно исполняла обязанности казначея, словно ждала этого момента всю жизнь. Маленькая девочка в клетчатом платье, с ровными белыми зубами и заплетенными в косы золотыми волосами встречала каждого входившего пристальным взглядом голубых глаз, указывала на банку и строго напоминала:
– Монета. Десять центов.
Внезапно из глубины памяти всплыло еще одно немецкое слово: стоило кому-то пройти мимо, не заметив ее, как она громко окликала:
–
Капитан поднялся на кафедру. Его выступление вновь обрело живость и радостную бодрость. Голос зазвучал молодо и упруго. Он с улыбкой прочитал забавные истории об индийских женщинах, никогда не называвших имен своих мужей, о странных телеграфных сообщениях, и вдруг вспомнил, как скучно и однообразно текла жизнь до тех пор, пока в Уичито-Фолс его заботам не поручили грязную дикую девочку. С удовольствием увидел, как маленькое личико расцветает смехом всякий раз, когда смеются окружающие. Хорошо. Смех полезен для души и для здоровья.
Потом они вместе вернулись в отель, и капитан уложил Джоанну в постель в ее комнате. Девочка сладко зевнула и пробормотала:
– Большой лошадь, маленький лошадь.
Провела ладонями по одеялу, снова зевнула и мгновенно уснула. Зная, что утром она проснется на полу и все же радуясь прогрессу, капитан на цыпочках вышел из комнаты. Возле его двери лежала старательно завернутая в узелок выстиранная и отутюженная одежда. Утром они отправятся в путь опрятными, цивилизованными людьми. Удивительно, как быстро Джоанна принимает новый мир, как легко отступают еще недавно казавшиеся непреодолимыми препятствия. Капитан долго сидел под лампой и выбирал в газетах не привязанные к конкретным датам статьи: например, сообщения о химических открытиях и астрономических чудесах. Альфонс Борелли обнаружил астероид и дал ему имя Лидия. Граф Россе подсчитал, что температура луны равна пятистам градусам по Фаренгейту. Подобные известия всегда нравятся слушателям. Он приготовил дорожную одежду: старую, но свежевыстиранную клетчатую рубашку, чистые носки, ботинки со шнурками. Впереди лежали сорок миль на юг по дикой местности, до города Бандеры. Если их убьют и снимут скальпы, тела обнаружат окровавленными, но аккуратно одетыми.
Капитан разобрал револьвер, почистил и снова собрал. Составил список необходимых вещей: «фураж, мука, патроны, мыло, бекон, свечи». На миг задумался и добавил: «вера, надежда, милосердие».
Глава 19
Наконец приехали в город Бандеру, где на лесопилке работали польские иммигранты, а на улице собирались в длинную вереницу запряженные волами грузовые повозки, чтобы вместе отправиться в Сан-Антонио и при необходимости по дороге общими усилиями отбиться от индейцев. Огромные волы шли по главной улице по шесть-восемь животных в упряжке и при каждом шаге, словно прислушиваясь к какой-то тяжеловесной внутренней музыке, мерно качали головами. Несмотря на многочисленные опровержения, поселенцы по-прежнему считали, что воинственные краснокожие нападают только в полнолуние. Сейчас луна убывала, и жители Бандеры верили в призрачную безопасность.
Капитан Кидд выяснил, что местный кузнец загружен работой: подковывает волов, ремонтирует стяжки, выбивает на наковальне болты с квадратными подголовками. Надежда на ремонт треснувшего обода в очередной раз растаяла. Ничего не поделаешь, придется еще немного потерпеть.
Капитан арендовал торговое здание под названием «Дэвенпорт». За час чтения удалось собрать сумму, достаточную, чтобы проехать оставшуюся часть пути до Кастровилла. Он внимательно перечитал газеты, вылавливая последние крохи новостей. Например, о том, что Техас снова приняли в Союз. В свете фонаря надел очки и начал выступление. В городе Цинциннати создана первая профессиональная бейсбольная команда – новое слово в спорте. Ада Кепли стала первой женщиной, получившей диплом юридического колледжа. Продолжается строительство моста с острова Манхэттен в Бруклин. Символом Демократической партии выбран осел. В Лондоне, на улице Стрэнд, открылся театр водевиля: шокирующая демонстрация женских прелестей на сцене.
К этому времени Джоанна уже окончательно избавилась от страха перед толпой белых людей: спокойно сидела возле двери и протягивала каждому входившему банку для денег. Капитан знал, что девочка воспринимает монеты не столько как средство платежа, сколько как боеприпасы. Она заглядывала в лицо каждому новому человеку, а если кто-то пытался проскользнуть, не заплатив, цепко хватала за рукав и требовала:
– Десять цент! Чоенна стлелять!
Хотя слова оставались непонятыми, смысл высказывания сомнений не вызывал.
Холмы скрылись за спиной, уплывая все дальше до тех пор, пока не превратились в неровную темную линию на горизонте. Постепенного входа в холмистый край и плавного выхода из него не существовало. Спустившись с горы, путешественники сразу оказались в прерии – обширном пространстве, где росла только жесткая, короткая трава. По вечерам ветер приносил сюда мягкое дыхание Мексиканского залива и нижнего течения реки Рио-Гранде, ароматы мескитовых деревьев, пальм из Ресака-де-ла-Пальма и даже пушечный дым тридцатилетней давности. Капитан знал, что это останется с ним, как осталось все, что он делал прежде: оседланные лошади, ночи с Марией-Луизой, работа печатного станка, ставни в доме Бетанкуров, умирающий на его руках капитан. Телеграфные провода памяти не теряли ни единого сообщения. Странно, очень странно. Мягкий солоноватый южный ветер шевелил гриву Фэнси.
– Кеп-дан?
– Да, Джоанна?
– Моя кукла.
Капитан Кидд на миг задумался и ответил:
– Куклу ты оставила на берегу Ред-ривер.
– Да. Она смотлит на тот белег. Смотлит, смотлит. – Девочка разжала руки и положила их на колени ладонями вверх. – Ты читать Кастловилл? Я говолить десять цент?
– Нет, Джоанна. Больше читать не будем. – Почему-то сердце предательски дрогнуло. – Никогда, дорогая.
Девочка придвинулась ближе и положила маленькую руку в сгиб его локтя.
– Да.
– Нет. – Капитан показал вперед. –
Джоанна почувствовала приближение чего-то плохого, страшного, одинокого. Тот, кто сидел рядом на козлах, оставался единственным близким, почти родным человеком. Сильным, мудрым, добрым. Они вместе воевали. Ради него она ела вилкой и носила ужасно неудобные платья. Так что же не так? Наверное, она плохая. Повозка катилась по унылой плоской местности. Вокруг росли мескитовые деревья, кусты, а время от времени встречались возделанные поля. Путников обгоняли белые люди в разных повозках. Треснувший железный обод издавал звук, похожий на очень медленное тиканье часов.
–
– Привыкнешь, – произнес он твердо. – Я получил немалые деньги и пообещал вернуть тебя родственникам. Значит, должен сдержать слово.
–
– Поступить иначе было бы бесчестно, стыдно. Нет, не хочу хлопать.
Девочка так низко опустила голову, что пышные волосы, словно занавес, закрыли лицо и колени. Она поняла интонацию, ощутила жесткость руки. Где-то впереди жили чужие белые люди, которых звали дядя и тетя. Она едва их помнила, но ехала к ним жить. Это как-то можно было понять, но вот куда же поедет, что будет делать
С дороги направлением север – юг они свернули на дорогу в Сан-Антонио и среди вспаханных полей направились на запад. Работавшие на земле люди оборачивались и удивленно смотрели вслед экипажу с надписью «Целебные воды».
Кастровилл представлял собой скопление каменных домов с высокими крышами. Среди них попадались и двухэтажные особняки с галереями и высокими окнами. На балконах женщины трясли одежду и выбивали ковры, беззастенчиво осыпая головы прохожих пылью и мусором. Город напоминал гравюры с изображением европейских деревень, вот только вместо пышных цветов и кустов во дворах росли кактусы и мескитовые деревья. Однако, как и в Европе, жители изо дня в день работали в поле. В первый день апреля капитан расстался с брезентовой курткой и сейчас ехал в рубашке с закатанными рукавами и брюках на широких подтяжках. Здесь, внизу, на равнине, было очень тепло, так что каждое дуновенье ветерка радовало. При всех сложностях он все-таки сумел довезти девочку целой и невредимой и даже сохранить лошадей.
Миновали постоялый двор и мельницу на реке Медина, среди диких зарослей ореха пекан. Почти три акра занимала семинария ордена Непорочной Девы Марии, а улицы вели ту размеренную, чинную жизнь, которую горожане привезли с собой из Эльзас-Лотарингии. Большой склад семенной компании Хута казался темным и мрачным. Привязанный сзади Паша поначалу окликал других лошадей, но скоро устал: сородичей оказалось слишком много.
Капитан Кидд без особого труда выяснил, что Вильгельм и Анна Леонбергер жили в пятнадцати милях к западу, в общине под названием Д’Ханис. Там же, возле церкви Святого Доминика, были похоронены родители и младшая сестра Джоанны. Он ни словом не обмолвился ни о семье девочки, ни о том, что везет ее из плена. Сразу сбежалась бы толпа с пирогами, перинами и одеялами. Мальчишки принялись бы свистеть, девочки с любопытством разглядывать лишенное выражения лицо, а взрослые начали бы приставать с разговорами на эльзасском диалекте. Капитан просто продолжил путь по плоской пыльной дороге на запад и вскоре увидел на горизонте высокую колокольню и крышу церкви Святого Доминика.
Подъехав, он остановился возле могил, снял шляпу и, как учили в далеком детстве, приложил ее к груди. Джоанна равнодушно взглянула на памятники с плачущими ангелами, тут же отвернулась и принялась смотреть вокруг – на прирученную, возделанную землю и тяжеловесные каменные здания.
– Это снова Даллас? – спросила она уныло. – Здесь плохо. – Спокойная, собранная, девочка решила попробовать еще один, последний раз. – Здесь плохо. Пожалста, Кеп-дан, пожалста.
– Нельзя, дорогая. – Капитан поднялся на козлы и взял поводья. – Поверь: нельзя, и все.
Подняв голову и глядя на плоскую равнину, Джоанна продолжала стоять возле могилы. Кайова считали мужество главным спасительным средством. Кайова никогда не просили, не умоляли, не требовали. Она знала, что если станет совсем плохо, можно будет отказаться от еды и уморить себя голодом. Молча вытерла мокрое от слез лицо и вскарабкалась в повозку.
В грустном молчании путники поехали по сухой, освещенной солнцем местности, особенно жаркой в полуденные часы. Клик, клик, клик.
Вскоре на дороге показался всадник, и капитан Кидд обратился с просьбой:
– Сэр, буду признателен, если согласитесь оказать любезность. Готов заплатить, сколько скажете.
– Что же именно надо сделать?
Одетый в белую рубашку и темный жилет местный житель легко, свободно сидел на танцующей лошади, а сзади к седлу был приторочен шерстяной сюртук. Капитан Кидд – человек незаурядной внешности, явный американец, да еще в повозке с золотыми буквами и следами пуль на бортах, вызвал немалый интерес.
– Укажите путь к ферме Вильгельма и Анны Леонбергер, а потом поезжайте вперед и предупредите, что Джоанна Леонбергер, дочь Яна и Греты, вернулась из четырехлетнего плена у индейцев кайова.
Пару мгновений всадник переводил взгляд с капитана на девочку, которая смотрела безучастными голубыми глазами – холодными, как делфтский фаянс.
– Боже милостивый! – внезапно воскликнул он, обращаясь к небесам. Так и не указав путь, развернул лошадь и галопом помчался по дороге. Капитан успел заметить, что за церковью Святого Доминика гонец свернул на юг. Из высокой травы вылетали птицы, а справа вдоль дороги тянулась неровная линия холмов, откуда они только что спустились, – далекая и обманчиво мирная.
Наконец по длинной прямой дороге они подъехали к ферме Леонбергеров. Капитан первым ступил на землю и подал руку Джоанне. Девочка снова окаменела и побледнела, став белой, словно кость. Не поворачивая головы, взглянула на хозяйство родственников. Солидный каменный дом с длинным, вдоль всего фасада, крыльцом, которое в Техасе называли галереей. Забор, куры, разнообразные сельскохозяйственные инструменты, конюшня, мескитовые деревья, собаки, палящее солнце. Всадник, которого капитан отправил вперед, стоял, с улыбкой сжимая поводья, и в упор смотрел на Джоанну. Никто не произнес ни слова, только собаки окружили незнакомцев и принялись грозно лаять.