Дилемма Флаэрти

Lord Weller

Дилемма Флаэрти

Диск красного карлика впечатался в белёсое небо. От жары и духоты першило в горле, перехватывало дыхание. Губы распухли и растрескались. Ободранные пальцы дрожали и не слушались.

— Ты слыхал, Арт, на днях должен какой-то важный чувак приехать. Похоже, что из комиссии по помилованию, — Хорик задрал растянутую футболку, обнажив впалый живот, протёр потное лицо. — Коди с кем-то трепался, договаривался о чём-то.

— Что-то они рано в этот раз. Обычно в конце года приезжали.

— Да, какая разница! — Хорик с силой загнал долото в щель между острыми выступами. — Главное, есть шанс вырваться отсюда!

— Мне это не поможет.

Вспыхивая серебристыми прожилками, под ноги просыпалась тёмно-серые куски породы. Я присел и начал собирать добычу в мешок. Мы с Хориком нашли в этом ущелье отличную жилу сотрозиума и теперь с лёгкостью выполняли план. Работать приходилось меньше, а я мог получить запчасти для флаера. Для меня, бывшего военного пилота, сделали послабление — разрешили использовать старенького «летуна». Но его приходилось чинить самому: перебирать движок, ставить заплатки на проржавевший фюзеляж, подтягивать тросы рулей управления.

— Почему? Неужели ты не хочешь убраться отсюда? — предсказуемо воскликнул Хорик. — Знаешь, здесь долго не живут. Это я тебе точно говорю.

Да уж, чего зря болтать языком. За время, проведённое на рудниках, сумел оценить по достоинству своенравный характер Исладуса. Летом — изнуряющий зной и пыльные смерчи. Зимой — пронизывающий до костей холод, от которого лопается эмаль на зубах, штормовой ветер и ледяная крупа с небес. В двадцать втором веке на Исладусе обнаружили залежи сотрозиума, вся ценность которого состояла в том, что встречается он в миллион раз реже алмаза. В чью-то светлую голову пришла гениальная мысль создать здесь колонию для особо опасных преступников. Одним выстрелом — двух птичек. Перевоспитание негодяев на благо общество и бесплатные руки для работы на рудниках. Сдохнут — не жалко.

— Ну, соврёшь, что раскаялся, что тебе очень жаль. Глядишь — срок сократят, — Хорик на мгновенье застыл, и по худому лицу проскользнула мечтательная улыбка.

— Не поможет. Они проверяют всех на МРТ-сканере. Когда человек врёт, у него в мозгу активизируется больше участков, чем когда говорит правду.

— Мамма миа, и откуда ты все это знаешь?!

— Ну, недаром же я академию закончил, — хмыкнул я. — Даже диссертацию успел защитить. По двигателю Алькубьерре.

— Альку… чего? — его и так длинное лицо вытянулось ещё больше.

— Двигатель, для которого создают деформацию пространства: растягивают сзади звездолёта и сжимают перед ним. Правда, для этого нужна отрицательная энергия…

— Дьявол, и такого умного парня здесь гноят? — перебил он меня. — А я только колледж сумел закончить. Да и то с трудом. Мой старик заставил. А уж дальше пойти — мозгов мне не хватило. Твою ж мать, а это ещё кто?

Я резко обернулся и инстинктивно сжал в руке кирку.

На фоне серых в пятнах лишайников скал прорисовался тёмно-синий флаер с белой стрелой на боку. Оттуда выскочили трое: рослый мордатый мужик и двое его подручных: долговязый, сутулый парень с унылым длинным лицом, и коротышка с лысой и кажущейся огромной головой.

— Корльф, — голос Хорика задрожал, он отступил за мою спину.

Лениво загребая ногами серую пыль, амбал медленно подошёл к нам.

— О, какие люди! Артаир Флаэрти и Хорик Юрстен! Ты смотри, сколько собрали. И всё вам одним? Нехорошо. Нельзя быть такими жадными. Боги велели делиться.

— Вначале поцелуй меня в задницу, — предложил я спокойно.

— Не надо, Арт, — горячий шёпот Хорика обжёг мне ухо. — Отдадим им половину. Как в прошлый раз. Иначе они нас… В общем, живыми не уйдём.

— Ну, долго я буду ждать? — сжимая и разжимая кулачищи, пробурчал бугай.

Я решительно шагнул вперёд и со всей силы толкнул Корльфа в грудь. Он пошатнулся и, не удержавшись, отступил назад. Глазки, глубоко утопленные под щетинистыми надбровными дугами, широко раскрылись, а на лоснящейся морде отразилось нескрываемое изумление.

— Ты чего творишь, Флаэрти? Смерти захотел?

С трудом увернувшись от просвистевшего рядом здоровенного кулака, я отпрыгнул в сторону. Встал в боевую стойку, поджидая противника. Корльф, несмотря на свою мощную комплекцию, в мгновении ока оказался рядом. Развернувшись всем корпусом, замахнулся. Я успел пригнуться, а когда выпрямился, врезал Корльфу в нижнюю челюсть. И тут же бросился бежать.

— Ты куда?! Сволочь! Трус!

Тяжёлое сопение за спиной нарастало. Сердце колотилось у самого горла, ноги стали ватными. Всё ближе, ближе. Кажется, я уже ощущал на спине горячее дыхание Корльфа.

Собрав все силы, перемахнул через неглубокий овраг.

Корльф лениво прыгнул на дно, но тут же увяз по колено в густой серой пыли. Нелепо взмахнув руками, попытался приподнять ногу.

Из-под нависающего края стремительно вылетела темно-серая гадина, обвилась тугими кольцами вокруг Корльфа, выпустив длинные острые шипы, пронзила жертву насквозь. Несчастный не успел даже вскрикнуть, как его тело начало сдуваться, будто из него потихоньку вытравливали воздух.

Ну и мерзопакостное зрелище, скажу я вам. Я отвернулся, не в силах видеть этого. А когда взглянул вновь, всё было кончено. Тварь исчезла в норе, оставив на дне оврага лишь маслянистую багровую лужицу.

Я с облегчением выдохнул и направился к белому, как мел, Хорику.

Когда проходил мимо подручных Корльфа, застывших с перекошенными физиономиями, долговязый вдруг отшатнулся, словно от меня пахнуло дьявольским зловонием. Ноги подломились. А коротышка, быстро-быстро перебирая ножками, бросился улепётывать в сторону флаера. Через мгновенье длинный догнал его. Флаер взвился вверх, задрав нос, сделал крутой разворот, исчез в низкой дымке.

Не обращая внимания на застывшего на манер фонарного столба Хорика, я стал упаковывать сотрозиум в мешки.

— Ты знал, что там живёт чилопода! — встрепенулся Хорик.

В глазах горел ужас. Но вдруг почудилось, он боялся не страшного чудища, которое утащило Корльфа, а меня.

— Да, знал, — я защёлкнул металлические замки ремней.

— Ублюдок! — сжал кулаки Хорик. — Почему не сказал мне? Не предупредил?! Почему?! — его лицо страдальчески перекосилось.

— Если бы ты знал, то обосрался бы от страха и не стал бы помогать мне сотрозиум добывать.

Он коротко, со всхлипом, задышал, словно хотел заплакать. Вытер глаза рукавом.

— Ладно, Хорик, не расклеивайся, — я потряс его за плечи. — У меня выхода другого не было. Не хочу, чтобы кто-то мною командовал. И никому спуску не дам. Пошли.

Мы молча пересекли каменистое дно каньона и начали подниматься по тропинке, петляющей в кустах макадамий, усыпанных крупными сиреневыми цветами. В воздухе разливался их пьянящий аромат, от которого кружилась голова.

Фьють! Мимо проскользнуло сероватое тело. Но я успел разглядеть большую ящерицу, смахивающую на дракончика с перепончатыми крылышками по бокам.

— А, смотри, гуппи-бурро, — Хорик вышел из ступора. — Давай гнездо найдём. Яичницу сделаем.

— Ну да, обольёт вонючим секретом — век не отмоешься.

Вонючий секрет меня не волновал. Я перестал воровать у маленьких дракончиков совершенно по другой причине.

Как-то я залез в гнездо и унёс всю кладку. Но, разбив одно из яиц, нашёл там розового детёныша, похожего на спящего ангелочка. У меня закололо сердце от жалости, и я отнёс оставшиеся яйца обратно. Большая гуппи-бурро сидела над гнездом, словно ожидая моего возвращения. Я осторожно приблизился, опасаясь, что она стрельнёт в меня ядовитой слюной. Но она отползла в сторону, не сводя круглых глаз, в которых казалось, застыла боль утраты. Аккуратно выложив бежевые в зелёную крапинку кругляши в маленькую ямку, застланную голубоватой травой и тонкими веточками, я отошёл. Гуппи-бурро обвилась вокруг, скрыв яйца под своим телом. Выпуклые немигающие глаза затуманились, и я увидел в них настоящую благодарность. И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что гуппи-бурро неразумны!

— Ну вот, пришли, наконец.

На краю плато, похожий на изящную стрекозу, гордо возвышался флаер.

— Подожди, — Хорик схватил меня за рукав. — Смотри — там, на хвосте, что-то блестит. Раньше такого не было.

— Да все там было, я лентой замотал. Ты просто не видел.

Я шагнул, протянул руку. Шлёп! Сверху свалилось что-то тяжёлое и мохнатое. Оглушил разряд невероятной силы. Показалось, что от нестерпимой боли лопнут глаза. Успел лишь услышать первую часть витиеватого мата Хорика и отключился.

Когда сознание прояснилось, я приподнялся на локте и обнаружил напарника. Подпрыгивая со злобными воплями, он колошматил по грязно-белому комку лопатой.

С трудом поднявшись на ноги, я подошёл ближе. Хорик, тяжело дыша, бросил осуждающий взгляд:

— Говорил тебе — не лезь сразу. Тут бальсеноптера паутиной все обвила.

Я грязно выругался. Это ж надо быть таким раззявой! Так беспечно проворонил очередного хищника. Balsenoptera Electricus по-научному. Чем-то смахивает на огромного мохнатого паука, ткет паутину, тонкую, но прочную как сталь. Я уже встречался с таким раньше, а сейчас варежку разинул.

— Ты вести-то сможешь?

— Смогу, — буркнул я, забираясь за штурвал. — Садись давай. Не успеем вернуться — башку нам оторвут.

Хорик вздрогнул, юркнул змейкой на сидение пассажира, прекрасно понимая, что моя последняя фраза не была метафорой. Я захлопнул фонарь. Мотор заурчал, как довольный кот, прошла вибрация по корпусу флаера, он послушно взмыл вверх.

Каньон с острыми зубьями скал сменился на унылую каменистую пустыню, поверхность которой пошла пятиугольными трещинами неправильной формы. Взгляд машинально выхватил внизу обломки другого флаера — коварный Исладус не прощал ошибок. Раскалённый воздух рождал миражи или создавал коварные «воздушные ямы», куда флаер проваливался, как в бездну.

В долине, меж заросших буйной зеленью гор проложила извилистый путь река, отливающая темно-синей сталью. Иногда я прилетаю сюда. Это место напоминает Землю, где я родился и вырос. Люблю бродить здесь в одиночестве, погружаясь в ностальгию. Но никогда не забываю, что даже цветы с алыми, золотыми и фиолетовыми шарами, пронизывающие изумрудный ковёр, и насекомые, похожие на шестикрылых бабочек, могут убить.

Показались грязно-белые тазики спутниковых антенн на административном здании. За ним — ровные ряды бараков, окружённые по периметру толстой высоченной стеной. Внезапно оглушила тишина. Мотор заглох. Но разум работал чётко и ясно. Аккуратными движениями рулей управления повёл машину на посадку, наблюдая краем глаза за высотомером и скоростью. И мягко посадил флаер на бетонку.

— Ну, ты даёшь, — Хорик трясущимися руками отстегнул привязной ремень и вылез наружу. — Не полечу с тобой больше.

— Да куда ты денешься? — я ободряюще похлопал его по плечу.

Начал сгружать мешки на конвейерную ленту через люк в высокой каменной стене.

— Привет, Арт!

Подошли двое: у блондинистого заморыша на руке зловеще расползлось светло-коричневое пятно меланомы. А его напарник, верзила с широким простоватым лицом, всё время кашлял, громко отхаркивался и сплёвывал комки красной слизи. Тоже не жилец.

Наконец со скрипом отъехала створка, и я сделал шаг внутрь. Разделся, бросил одежду в открывшийся в стене люк. И так голым, даже не пытаясь прикрыться, вступил в следующий отсек. Пробежал оранжевый луч сканера. Холодными манипуляторами роботы равнодушно ощупали тело, влезли в рот, нос, прямую кишку.

В следующем отсеке, выложенном потрескавшейся бежевой плиткой, обрушился ледяной дождь, заставив сжаться в комок. После душа поджидала выстиранная и высушенная одежда. В нос шибанул запах дешёвого мыла.

Ужин. Свет проникая сквозь покрытые пыльными разводами окна столовой, расчерчивал бетонный пол решёткой. Взяв на раздаче по миске с мерзкой жратвой, вместе с Хориком мы уселись за стол.

Но шум за спиной заставил подскочить на месте.

Двое что-то не поделили — кряжистый мужик с кудлатой бородой и тощий рыжий парень сцепились, от души мутузя друг друга. Когда клубок тел оказался рядом, я не выдержал и вскочил. Схватив драчунов за шиворот, со всей силы растащил в стороны.

— Вы спятили? — прошипел я. — Сдохнуть решили?!

В дверном проёме нарисовался охранник — плотный низкорослый дядька. Выпирая сквозь голубую рубашку, на брючный ремень вывалилось объёмное пузцо. Ножкой в ботинке из светло-коричневой кожи он постукивал в такт то ли мелодии, звучащей в его голове, то ли создавая музыкальное сопровождение. И наблюдал с хитрецой во взоре за нами. А я, замерев от ужаса, ждал, что он достанет пульт управления. Ошейники взорвутся, наши головы, подскакивая как мячи, с глухим стуком разлетятся в стороны. Из шей, пульсируя, фонтаном начнёт хлестать алая кровь, заливая пол.

Я видел это много раз. Но на этот раз могу и не увидеть.

Но тут с лица охранника сползла ухмылка. Он проронил лишь одну фразу:

— По местам, ублюдки.

Развернувшись, степенно ушёл, заложив руки за спину, покачиваясь в такт своей мелодии.

На дрожащих ногах я добрался до места и плюхнулся за стол, уткнувшись в миску с мерзкой коричневой жижей.

После окончания ужина я почти выполз из зала. Желудок тотчас же свело судорогой, вывернуло наизнанку на чахлый кустик с сиреневыми цветочками. Прыснула во все стороны стайка серых зверушек, юркнув в щель под фундамент.

Вытащив фляжку, я сделал пару глотков отвратительно тёплой воды, закашлялся.

Вот уже звезды заплакали с высокого купола неба, поманили за собой в сверкающую бездну. Оставляя лишь таинственные силуэты, густая бархатная синева скрыла убогие бараки, здание столовой и глухой бетонный забор.

Нахлынули воспоминания, утащили в болезненный омут.

Мы сидим с Тодри в нашем любимом маленьком кафе. Со стеклянного купола на нас смотрят мириады звёзд, существующих и уже погасших, но чей свет все ещё летит через Вселенную. И так хочется сказать: «Среди звёзд есть одна, которая затмевает всех…»

Я знал её с детства, но относился свысока к девчушке, младше на целых пять лет. Голенастый журавлёнок со смешными косичками, торчащими по краям большой круглой головы, разбитые коленки, бородавки на руках с обгрызенными ногтями.

Но когда вернулся из галактической академии пилотов в чине младшего лейтенанта, всё изменилось: я увидел очаровательную девушку с обжигающим синевой глазами и водопадом тяжёлых пепельных волос. И понял, что пропал.

* * *

Я проснулся в нагретой за ночь постели. Палило июльское солнце, прорываясь сквозь полупрозрачную занавеску, заливало всё золотистым жаром. Тодри спала на спине рядом, закинув руку за голову, позволяя солнечным зайчикам бесстыдно ласкать её пухлое плечико, округлости грудей с розовыми сосками.

Нависнув сверху, я провёл языком по ложбинке от того места, где под левой ключицей темнел маленький бугорок — родимое пятнышко; между грудей к припухлому животику.

Она вздрогнула, выгнулась. И вдруг вся как-то резко напряглась. С силой обозлённой тигрицы отшвырнула меня прочь, сбросив с кровати.

Вскочила на ноги, и, прикрывшись простыней, отбежала за спинку:

— Вы кто такой? Как вы сюда попали?

Она дышала тяжело, прерывисто, в глазах — туман безумия.

— Тодри, это я, Арти. Успокойся, пожалуйста, — нежно, как испуганному ребёнку, сказал я, протягивая руки.

— Я вас не знаю… Отойдите от меня…

И вдруг тряпичной куклой обмякла, без сил опустилась на пол. Прижала руку к лицу и так горько зарыдала, что перехватило горло от жалости.

Я присел рядом, обнял её, стал гладить по спине, мягко целовать в шею, волосы.

— Я… не помню тебя, не помню, как тебя зовут, — сквозь всхлипы прорывались слова. — Не помню, где я…