Боевой 1918 год

– С Волги. Почти все земляки. Так что сейчас вот до Ростова доберемся, а дальше и до Царицына доедем.

Тут нашу содержательную беседу прервали какие-то вопли, раздававшиеся с улицы, подходящей к вокзалу. Сначала было непонятно, что там происходит, но потом я разглядел толпу человек в двадцать и лошадь, к которой что-то было привязано. Толпа была вооружена, а когда они подошли ближе, стало понятно, что к лошади привязан человек. Судя по всему, уже труп, так как безмолвно волочился за коняшкой, не подавая признаков жизни. Какая-то баба взвизгнула:

– Ой, люди, что деется. Убили! Как есть убили!

Из толпы ей ответили:

– Цыц, дура! Ентот поп супротив савейской власти замышлял. Вот теперича и ответил за всё!

Мы с усатым, глядя на эту картину, одновременно выматерились. Он даже дернулся в сторону священника, но я его тормознул:

– Не надо. Ему уже все равно, а сам ляжешь. Они сейчас, под свой кураж, любого пристрелят. Кстати, не знаешь, кто это?

Парень сплюнул:

– Красные. А какие, точно и не скажу. Их нонче столько разных развелось… Эти больше, по замашкам, на эсеров либо на анархистов похожи. И морячок, вона, у них за главного. А морские все анархисты.

– Хм, а чего не большевики?

– Можа и большаки. Но вряд ли. Тех мало и они, хоть немного, понятие дисциплины имеют. Эти же…

Усатый опять сплюнул и, внезапно протянув руку, представился:

– Федор Потапов.

Пожимая жесткую ладонь, ответил:

– Чур.

Потапов удивился:

– Эвона как! Это имя или фамилия?

– Это все вместе. Память у меня отшибло, вот что помню, то и говорю.

– Да-а… сильно тебя, браток, потрепало. Сам-то из местных?

Я отмахнулся:

– Какой там! Сегодня только сюда пришел. На днях в Ростов собираюсь двинуть.

Федор, оглядев меня от сапог до папахи, предложил:

– Так можа вместе двинем? Мужик ты вроде правильный, так что присоединяйся к нам!

Хмыкнув, ответил:

– Я к вам или вы ко мне, жизнь покажет. А так конечно! Спасибо за приглашение.

После чего распрощался с новым знакомым и двинул на ночлег. Там проснувшийся студент сообщил, что заскакивал Кузьма Михайлович, который обещал прийти завтра, после обеда, и просил, чтобы я был на месте. Согласно «угукнув» в ответ, рассказал ужаснувшемуся студенту про священника и, не обращая внимания на его причитания, завалился спать.

Наутро, перекусив трофейными дарами с хутора, я собрал оставшиеся скоропортящиеся продукты и потопал обратно на вокзал. Глянулся мне Потапов и поэтому решил, что если с комиссаром чего-то не получится, то поеду с солдатской компанией. Ну а если получится, то попробую убедить Лапина взять их с собой.

Бойцы никуда не делись, да и Федор, встретив очень даже приветливо, познакомил с остальными. Ребята оказались с одной дивизии. И возраст у всех был приблизительно одинаковый – примерно двадцати пяти лет. Потапов только чуть старше. Двое семейные, прочих оженить не успели. Деревенские. При этом усач оказался целым старшим унтер-офицером. А еще двое – Демид и Мартын – были просто унтер-офицерами. Остальные рядовые и один ефрейтор. Погоны, разумеется, у всех были сняты. А вообще мужики хозяйственные. И на вокзале расположились грамотно. И оружие напоказ не выставляют, чтобы лишних вопросов не возникало. Винтовки-то вон – в тючок упакованы да мешками прикрыты. То есть, если что, огрызнуться могут нехило. Тем более что все окопники и со стволами обращаться за годы войны научились очень даже хорошо. Про винтовки я понял, когда, усевшись на совместный перекур, оперся на что-то характерно жесткое. Похлопав по мешку, удивленно произнес:

– Ну вы, блин, даете. Очень серьезно к возвращению домой подготовились. Еще бы пушку с собой прихватили…

Рыжий Мартын шутливого тона не принял, пояснив вполне серьезно:

– И на хрена нам в деревне пушка? А тут, ежели набегут, такие как вчера, завсегда будет чем их приветить…

Я уже хотел было ответить, что сила они, пока держатся вместе, а в одиночку любого сломать смогут, но не успел. Через пути снова двигалась вчерашняя толпа. В этот раз они даже держали подобие строя, направляясь куда-то в сторону окраины. Потапов ругнулся и как-то тоскливо сказал:

– Ну вот… Похоже, и до офицерья добрались…

– До какого еще офицерья?

Унтер пояснил:

– Да я слыхал, что там дальше лазарет есть. Белые, когда четыре дня назад убегали, его забрать не успели. Ну и оставили сколько-то пораненных да дохтура с санитарами. Дохтур еще и местных пользует, а те ему за это продукты носят на прокорм.

– А почему думаешь, что они с ранеными что-то делать собрались? Может, просто посмотреть хотят, что там и как?

– Угу… такой толпой и с такими рожами… Да и сам посуди – вот придут они. Начнут над офицера́ми глумиться. Те молчать не станут. А там слово за слово и…

Потапов обреченно махнул рукой. Я же, представив эту картину, неожиданно озлобился. Да ну на-фиг! Если вчерашнему попу помогать было поздно, то сейчас еще поглядим, чья возьмет! Ухватив студента одной рукой за грудки, прошипел:

– Скачками беги в штаб. Ищи Лапина. И скажи, что если он вот эту хренотень не остановит, то я лично его шлепну! Из-под земли найду и завалю! Понял??!!!

Бурцев, пуча глаза, судорожно кивнул и сорвался пуганым зайцем. А я быстрым шагом двинул в сторону, куда скрылась толпа. Вслед крикнули:

– Чур, ты куда? Охолони! Убьют ведь!

На этот вопль я лишь отмахнулся и перешел на бег. Угу… убьют. Как же! Я ведь не собираюсь там грудью на амбразуры ложиться. Попробую «товарищей» на пальцах развести. Если не получится, что же… У меня два «люгера», которые в помещении гораздо сподручнее винтовки. Да к каждому по запасной обойме. До прихода комиссара продержусь. Лапин производил впечатление нормального человека и в пресечении подобного беспредела должен помочь. Ну а если он с ними заодно… Блин. Тогда все очень плохо, и придется прорываться с непредсказуемым результатом. Конечно, благодаря подаркам Сатихаарли сила и реакция у меня уже сейчас лучше, чем у обычного человека. Но пуля-то дура… Ладно. На месте разберемся. Тем более что уже почти дошел.

Лазарет представлял собой небольшое одноэтажное здание с флигелем. Двор окружен штакетником. Вот в этом дворе сейчас стояли и галдели человек пятнадцать с винтовками. Вчерашнего матроса не видно. Значит, часть уже зашла внутрь. Я прошел прямо ко входу, распихивая при этом людей. Те начали возмущаться:

– Эй! Ты чаго пихаишьси? Ты ваще кто таков?

Не останавливаясь, представился:

– Я, уполномоченный ГубКома, товарищ Чур! Кто старший?

Какой-то рябой мужичок в пальто, раскорячившись в проходе, сурово дыхнул перегаром:

– Доку́мент давай!

Я ощерился:

– Ты чо, не понял? Сказано – я ТОВАРИЩ ЧУР! Ты глухой или калишный? Съе**л с дороги, мля! Будет еще каждая мандавошка с меня документы требовать! Бумагу старшему показывать буду!

Общие взаимоотношения внутри этих ухарей мною были просчитаны верно, и я не удивился, когда рябой, беспомощно оглянувшись, подался в сторону. Пихнув его плечом, прошел внутрь.

Ну что – лазарет как лазарет. С десяток коек. Пять заняты. Стоит (судя по козлиной бородке) доктор. Его подпирает мужик в халате. Наверное, санитар. Тут же еще четверо. Матрос с каким-то белесым парнем в кожанке и два бойца. Появление нового персонажа прервало их беседу, и матрос, окидывая меня недовольным взглядом, хмурясь, процедил:

– Кто таков? Чего надо?

Ухмыльнувшись, ответил:

– Вот мандат. Я – уполномоченный ГубКома. Пришел от товарища Лапина, осуществлять контроль соблюдения социалистической законности.

Матрос от такого пассажа аж тряхнул головой, после чего вчитался в мои бумаги и недоуменно протянул:

– Агитатор?

– Ты, браток, внимательнее читай. И уполномоченный, и агитатор.

Оппонент завис, а я удивленно подумал: надо же! Они ведь с утра уже бухие! А этот, в бушлате, судя по глазам, еще и закинулся чем-то сверху. Полирнул самогончик допингом. Чего же мне так на наркош-то везет? Мореман наконец-то отлип:

– А чо я тебя не знаю?

– Я только вчера прибыл. Ну что, товарищи? Займемся?

Матрос несколько удивился:

– Чем?

– Что значит «чем»? Вы сюда для чего пришли?

– Ну дык понятно – недобитков порешить. Чтобы не отравляли воздух своим смрадным дыханием! Чтобы свет революции…

Водоплавающий сбился на лозунги, но я его прервал:

– Верно мыслишь, товарищ! Полностью с тобой согласен! Белых надо уничтожать, всегда и везде! Сколько раз увидел беляка, столько раз его и убей! Только вот эти, – я кивнул на побледневших раненых, – уже не белые.

– Как так «не белые»? Вон тот, возле окна, цельный деникинский капитан! Мне это доподлинно известно.

Я фыркнул:

– Капитаном он был до того, как пулю получил. А сейчас просто ранбольной, без всякой социальной принадлежности.

После чего, перейдя на доверительный тон, предложил:

– Сам подумай, браток, – нам же на хрен не нужно, чтобы озверевшие «благородия», при первой возможности, раненых революционных товарищей в лазаретах резали в отместку? Так что плюнь ты на этих убогих. Они пока очухаются, уже и война нашей победой закончится!

Матрос заколебался, и все бы у меня получилось, если бы не влез его белесый спутник. Не меняя постного выражения лица, он отчетливо сказал:

– Этто провокаттор…

И потянулся к кобуре.

Вот что мне было делать? Доказывать, что белобровый лабус не прав и я не провокатор? Нет, ребята. Не та ситуация. Слово сказано, и оправдывающийся не имеет шансов. Поэтому, завопив во всю глотку в ответ:

– Да ты деникинский шпион! Я тебя узнал!

Начал стрелять быстрее, чем противники изготовились к бою. Бах-бах-бах-бах! После чего бросок в коридор, и там еще три выстрела по стоящим в дверях. Да уж, к тому, что враг начнет стрельбу с двух рук, они явно не были готовы. Теперь – быстрая оценка ситуации. Доктор застыл соляным столбом. У раненых глаза стали, как у рака – на стебельках. Так… этих мудаков было около двух десятков. Семеро уже лежат. Считай, треть завалил. Но это было самое простое. Те, на улице, сейчас очухаются, и станет мне солоно.

В этот момент снаружи раздался редкий ружейный залп, а потом затарахтел пулемет. Я было пригнулся, но через секунду понял, что стреляют не по мне. Да и вопли, раздававшиеся с улицы, какие-то слишком панические. Потом пулемет замолк, и знакомый простуженный голос предложил поднять руки и сдаваться. В противном случае угрожал (если говорить образно) сделать с противником то, что Содом не делал со своею Гоморрой. Подивившись образности и многообразию русского языка, осторожно высунул нос за дверь. А там было лепо. Потапов, со своей великолепной шестеркой, принимал капитуляцию красных. Мартын, лежа за каким-то смутно знакомым ручным пулеметом, контролировал процесс. Федор, заметив меня, приглашающе махнул:

– Ты как, Чур? Живой? Не подранили?

Оглядываясь, подошел к ребятам. Действительно, спецы. Один залп, четыре очереди и всё. В наличии имеется семь пленных. Судя по стонам, возле колодца есть еще пара раненых.

Подойдя ближе, молча протянул руку бывшему унтеру и, крепко пожимая ладонь, спросил:

– А чего это вы так? Вроде и не собирались?

На что Потапов совершенно неинформативно, но очень эмоционально выдал:

– Да просто задолбало это всё! Сколько ж можно! – и улыбнувшись, добавил: – Ну и ты нам глянулся. Не бросать же теперича. Вместе ведь до Ростова катить думали.

Я понимающе хмыкнул и отвлекся на пулеметчика:

– Мартын, а что это у тебя за агрегат?

Тот, любовно оглаживая оружие, пояснил:

– Ну дык, ружье-пулемет Мадсена. Не видал, что ль?

– Может, и видел. Только не помню… Хе! А говорил, что пушка в деревне не нужна!

– Да кака же это пушка? Это оченно нужная и полезная в хозяйстве вещь.

Поржали, а потом занялись насущным. Потапов, правда, порывался уходить из этого поселка побыстрее, напирая на то, что покрошили мы представителей какой-никакой, но власти. Я же, сходив в санчасть, принес свой мандат и объявил, что аз есмь власть! Документ, правда, обзавелся круглой дыркой и кровавым потеком внизу листа, но функций своих не утратил. Федор удивился, а я пояснил, что уполномоченным агитатором стал только вчера. И если мои руководящие «товарищи» будут иметь что-то против уничтожения банды (а как еще называть этих пьяных ушлепков?), то они мне вовсе не товарищи. Тогда мы уйдем. И хрен нам кто помешает, потому что красных непосредственно в поселке осталось человек пятнадцать. Так что вряд ли они станут дергаться.

Глава 7

А потом, в ожидании появления других представителей власти, мы занялись пополнением боеприпасов, перетаскиванием раненых с улицы в лазарет и легкой мародеркой. Самое смешное, что злодейский мореман, принявший пулю в грудь, оказался жив. Выходит, он под такой «балдой» был, что, наверное, даже болевого шока не получил и, как следствие – до сих пор дышал. Кивнув на него несколько пришедшему в себя доктору, я предложил заняться пациентом.

– И не надо так морщиться. В конце концов, вы клятву Гиппократа давали. А вон еще двоих несут. Так что теперь в вашей санчасти будет полный комплект бывших идейных противников.

Врач, протирая очки, недоуменно поинтересовался:

– Почему «бывших»?

– Да просто я сомневаюсь, что они будут ночами ползать по другим койкам, с целью придушить оппонента. Ведь все лежачие. У них максимум только разговаривать получится. Зато как весело здесь станет!

Доктор пробормотал: