Хомяк в совятнике

- Ого!

- А что делать? - словно оправдывался Сергей, - Это раньше в ДОСААФе было - халява, плиз, только заплати взносов двадцать копеек, да на газету "Советский патриот" подпишись. А сейчас что? Керосин денег стоит, техника стоит, инструкторам тоже хавать надо. Как вообще еще клубы живут непонятно. Хотя сейчас вроде оживают - буржуям это дело в кайф, деньги тратят охотно. В хороший день тут - "Мерс" на "Мерсе", что ты.

- Это сколько же Лаэрт выкладывает за всю компанию-то?

- Ну, не совсем за всю - ребята и сами платят, кто может. Да он еще дядюшку приноровился обдирать.

- Это как?

- Д а в нарды! Он, понимаешь, игрок. Ну, и Лаэрт - не промах. Дядька уже себя сколько раз проклинал, а ничего с собой поделать не может - азарт, что ты хочешь! А Лаэрт его общелкивает, как лоха - он же чемпион Степанакерта, не хала-бала.

- Там что - соревнования по нардам проводятся?

- А ты думал! На Кавказе шеш-беш, как бейсбол в Америке. Вот и сейчас посидел он с дядькой вечерок - и наиграл на пару прыжков для всей компании. Да плюс себе выходной выиграл в базарный день, да плюс дядькину "Газель" на весь день. Не прыгал бы - давно бы квартиру на Кутузовском купил. А он - как новый купол появится или из снаряжения что-то навороченное - сразу берет, а свое ребятам дарит. Ты не смотри, что у него джинсы драные - "Джигит может бит абарванэц, но оружие должен бит в сэрэбрэ! " С ним по соседству, кстати, Мося тоже подрабатывает.

- Тоже на рынке?

- Ну. Но он - только в свободное время, а так он студент. Филолог. Ну, кто еще. Витька весной из армии вернулся, сейчас в метро работает, помощником машиниста. Вадька - менеджер в какой-то парфюмерной конторе. Паша - учитель, труды преподает. Зинка - барменша. А Юрка с Геркой - строители. Бетонщики. Такая вот компания. Как возможность прыгнуть появляется, созваниваются - и сюда.

- Как их жены-то отпускают?

- А что - жены? Тебя же отпустила?

- Моя сейчас в отпуске, в доме отдыха, - беспечно отозвался я. И тут же вдруг почему-то вспомнил, как Ленка весной мыла окна. В старенькой футболке и Светкиных джинсовых шортах она была совсем как девчонка, а солнце ломилось в распахнутые окна и зажигало ее пушистые волосы. И я вдруг понял, что здорово по ней соскучился.

- А Паша с Юркой часто и жен сюда привозят, и детвору, - продолжал Сергей, - Остальные пока свободные, у них этот вопрос пока не стоит....

- И ты свободный?

- И я...

- Что так?

- Да так, - пожал Сергей плечами и чуть заметно погрустнел, - Не получается пока. Ну что, пошли?

- Идем.

Сергей закинул на плечо макет парашюта и мы зашагали к складу.

- Тут ведь понимаешь, какой парадокс получается, - задумчиво говорил Сергей, - Жениться надо как можно позже, когда уже на ноги встал как следует, так? А детей заводить - как можно раньше, чтоб понимать друг друга могли, пока дистанция возрастная не слишком велика, я так думаю. А вот где эта золотая середина? И как встретить кого надо, вовремя?

- Что, и не пробовал ни разу? - неловко попытался пошутить я.

- Э. Мама правильно говорит - все у меня не как у людей. Раз в жизни влюбился - и то в замужнюю. Я в Новосибе тогда работал, после Бауманки.

- И что?...

- А что - что? Она мужа любит и все у них путем. Чего соваться-то? Пошел к военкому, попросил в армию призвать. Просто так-то из той конторы не уедешь. Тот удивился, но сделал - нормальный мужик оказался. А после армии уже здесь вот.... Давай поторопимся, еще к Пилюлькину зайти надо.

- Куда надо?

- Ну, к врачу, на осмотр. Положено так, не волнуйся.

Молоденькая кругловатая врачиха Люда была похожа на какого-то глупенького, испуганно-удивленного совенка. Маленький полуоткрытый ротик, широко распахнутые, постоянно мигающие глазки, крошечные пальчики, нервно сжимающие грушу тонометра. Измерив мой пульс, она очередной раз хлопнула короткими ресничками и вдруг хихикнула:

- Как у зайчика....

- А ты не дразнись, деловая колбаса, - вступился за меня Сергей, - У всех так вначале, подумаешь.

- Прыгнуть-то можно? - хмуро спросил я, остатками самолюбия прогоняя трусливенькую надежду на строгость медицины.

- Можно, можно... - безжалостно шмякнула она синим штампом по моей анкете. Все. Придавила она эту надежду своим штампом, как паршивого клопа. Доктор Менгеле, блин.

Предполетный осмотр. "Портос" ощупывает меня и осматривает, словно породистого кобеля на собачей выставке. А у меня вдруг совсем пропал страх перед прыжком. Его напрочь вытеснил другой страх - при всем честном народе обмочить штаны. Нет, ну вот ведь приспичило - словно ведро пива выдул и арбузом закусил! Ч-черт, не утерплю ведь!...

- Серега, - затравленно шепнул я, - отойти можно?

- Что такое? - заботливо склонил он кудлатую башку.

- Ну, надо... - чуть не плача, стиснул я колени.

- А-а, ясно. Михалыч, мы сейчас, ладно? - Сергей выразительно повел бровью.

- Э-э, салаги... - проворчал Портос, - Валяйте, в темпе только. Потом опять мне покажетесь.

И я торопливо засеменил в сторону, слыша за спиной ворчанье инструктора в том смысле, что наберут, дескать, детей в армию, а ты с ними мудохайся.... Черт, да куда же приткнуться-то?! Хоть бы один разнесчастный кустик! Чувствуешь себя на этом поле, как муха на столе, бл-лин!!

- Саня, стой! - догнал меня Сергей, - Куда ты почесал-то? Еле догнал.

- Ну как куда?! - взвыл я, - Хоть бы будку какую поставили!...

- Да брось ты, какая будка? - Сергей стремительно расстегивал мои карабины - Валяй, чего там... Все свои.

Оххх.... Боже ж ты мой, сколько определений счастья придумали за две тысячи лет философы и поэты, но вот хоть бы один из них сказал, что счастье - это УСПЕТЬ! Отдуваясь, я вытер выступившие сладкие слезы и застегнулся. Сергей заботливо застегнул опять мои карабины и мы резво поспешили к ребятам, которые уже направлялись к темно-зеленому "Антону".

С трудом закидывая непослушные ноги на ступени красного трапа (мешал запасной парашют), я вскарабкался на борт. Озираясь, присел на вогнутое дюралевое сиденье у двери и через штаны ощутил его металлический холод, от которого сами собой ознобно передернулись плечи. И вместе с холодом опять вполз в меня тягучий тошнотный страх. Начал мелко колотить противный озноб, я стиснул зубы, чтобы они перестали подло постукивать.

- Саня! - удивленно окликнул меня Лаэрт, - У тебя чо такой нос белий?!

Все как по команде уставились на меня. Дети, все посмотрели на Сашу Волобуева! Волобуев, тебе стыдно?

- А у тебя он чего такой длинный? - огрызнулся я и мне сразу же стало неловко.

- А ты не знаишь? - радостно откликнулся Лаэрт, не обратив внимания на мое хамство, - Ко мне вчера на ринке один дамочка такой подходит и спрашиваит: "Молодой человек, а это правда, что у кого нос балшой, у того и там, - кивнул он себе на штаны, - тоже балшой? " Я говору: "Канэшна! " Гордо так гавару! А потом ее спрашиваю: "А правда, что если у женшины рот балшой, то и там тоже балшой? " Она сразу губы вот так сделал, - (он втянул щеки и изобразил губами куриную гузку) и говорит: "Eй, е не знею! "

Заржали так, что заглушили рокот ожившего двигателя. Зинка, не переставая давиться смехом, дотянулась до Лаэрта и ловко, по-кошачьи, съездила ему кулачком по шлему. Тот вскинул ладони: дескать, а чего такого? Я то-тут при чем? Потом вытащил из нарукавного кармана пачку "Орбита" и принялся всех угощать. Всучил пару подушечек и мне: "Бери-бери, уши меньше закладывать будет".

Момент взлета я пропустил, хоть и поглядывал поминутно в окошко, наполовину задернутое капроновой шторкой. Разбег "Антона" мне показался очень долгим, потом вдруг начало мягко, но ощутимо закладывать уши и я понял - летим.

Не знаю, то ли мозги в разреженной атмосфере начинают по-другому работать, то ли перепсиховал я в тот день, но у меня началось какое-то раздвоение сознания. Один я понимал, что такого со мной просто быть не может. Я - нормальный, рядовой обыватель, который аккуратно ходит на работу и не путешествует никуда дальше тещиного огорода. И такой человек не должен и не может находиться здесь, в тесной дюралевой каморке с двумя рядами круглых окошек, в компании молодых психов. А второй я меж тем остановившимся взглядом следил, как Сергей прицепил карабин моего вытяжного фала к тросу, как ребята неторопливо и обстоятельно готовились к прыжку. И невольно, как под гипнозом, я повторял все их действия. Вот Зинка тронула лямки, двинула подбородком вправо-влево, внимательно осматривая поблескивающие у нее на плечах замки отцепки. И я вслед за ней проделал то же самое, хоть на моем парашюте и замков-то таких не было. Витька подергал пряжку грудной перемычки - я машинально продублировал.

Мо Ася снял шлем и внимательно заглянул внутрь. Убедившись, что и это я добросовестно собезьянничал, китаец с совершенно серьезным видом постучал шлемом себя по лбу. Разумеется, стукнул себя по лбу и я - черт его знает, традиция у них такая, или что... Короче, стукнул. И чуть не подавился жвачкой от взрыва хохота - купили, сволочи!

Но мозги от этого почти встали на место. Внезапно дважды тявкнула сирена и загорелся желтый плафон над дверью. Сергей деловито открыл дверь, ухватившись за трос, высунулся наружу, глянул вниз - борода его бешено затрепетала. Глянул на меня, улыбнулся, показал знаком: поднимайся, мол. Что, у ж е?! Вмиг вспотели ладони, я судорожно вытер их о штаны и прерывисто вздохнул. До сих пор не могу понять, как мои ватные ноги умудрились распрямиться и донести меня до двери. А тут еще одна беда подоспела - ни с того, ни с сего взбунтовался кишечник, распираемый газами. Чертова физиология! Не хватало еще опозориться. Ведь бабахну сейчас так, что все окошки тут повышибает! Последними остатками самолюбия стискивая зубы и все остальное, я шагнул к двери.

Сергей ободряюще подмигнул мне и положил руку на плечо. Я попытался улыбнуться в ответ - только криво оскалился. Вот она, дверь. Приподнятый порожек в заклепках. А голова, как ни странно, вовсе не кружится. Высота совсем не такая, что из окна десятиэтажки. Спокойная и даже не очень-то и пугающая. Словно карта внизу расстелена. Даже притягивающая...

Елки зеленые, а ведь внизу, на земле людей мучает куча разных проблем нелады с любимыми, маленькая зарплата, грызня начальства. Там эти проблемы кажутся огромными, закрывающими собой весь белый свет. А отсюда, с высоты, перед открытой дверью, все эти невзгоды кажутся такими крошечными, что их просто не разглядеть... Я невольно приободрился и лихо выплюнул жвачку в дверь. Белый комочек долетел до обреза двери и исчез. Не упал вниз, не отлетел в сторону - просто исчез. И в тот же миг исчезла вся иллюзорная безмятежность там, за бортом - я просто физически ощутил и бешеный ветер, и сумасшедшую бездну, от которых меня отделял только тонкий слой дюраля.

И тут же неумолимо рявкнула сирена, зеленый плафон вспыхнул, словно глаз киношного Вия.

- Паш-шел! - гаркнул мне в ухо Сергей и хлопнул по плечу.

Нет!!! Словно могучая рука уперлась мне в грудь, отталкивая от двери. Сердце ломилось сквозь ребра. Я задыхался. Не мо-гу!!

- Ну! - бешеным весельем сверкнули глаза Сергея, - Давай, Саня!

Почти точно так же крикнул мне тогда Ленька... И, как в тот далекий день, не успел я уже ни подумать, ни зажмуриться - просто рванулся вперед. Налетевший ледяной поток ударил по ногам, подбросил их вверх, выбил слезы из глаз и слюну изо рта, размазал по лицу. Крутнулся горизонт, дыхание остановилось. И в тот момент, когда я понял, что мне пришел конец, все кончилось.

Оглушила тишина. Ветерок легко касался пылающих щек. Туго натянутые стропы контрабасными струнами тянулись вверх, к такому надежному, к такому красивому круглому куполу с тремя ровными щелями (в первый момент я обмер порвался?! И тут же вспомнил - нет, так и должно быть. ) Далеко внизу золотой сказкой сияла земля. И я был совсем один в пронзительно синем океане неба!

Внутри меня сорвался какой-то предохранитель и я заорал на все небо " О sole mio", которую не мог толком выучить тридцать лет назад в школьном хоре. А сейчас - откуда что и взялось, даже ни разу не сбился! Упоенный и обалдевший, я бездарно прошляпил момент приземления - земля налетела откуда-то сбоку, грубыми мазками мелькнули перед глазами поздние ромашки, ощутимо садануло по ступням, по боку, ударил в нос тревожный запах полыни. Купол протащил меня пару шагов и погас.

Нервно похохатывая, я поднялся (коленом раздавил сухую коровью лепешку - плевать! ) и дрожащими пальцами расстегнул карабины. Кое-как собрал парашют, запихал его в переносную сумку и сел на нее, мягко-пузатую, теплую. Смог. Сумел ведь, а? Сумел.

Особенно вкусно курилась сигарета, возбуждение потихоньку спадало, и все равно было здорово. По какой-то странной ассоциации все это напомнило мне первый любовный акт. Боишься, трясешься, ждешь чего-то невероятного, а вот случилось - и вроде ничего такого особенного. Хотя и приятно, и здорово, но ничего такого сверхъестественного, любой сможет. И в то же время сладкое чувство приобщенности к п о з н а в ш и м.

Так я сидел на мягкой сумке, со вкусом покуривал, осеннее солнышко пригревало мою лысинку, а надо мной плавали в синеве разноцветные "матрасы" спортивных куполов. И я с тихой гордостью думал, что потом в жизни будет много всякого. Скорее всего, плохого будет больше, чем хорошего. Но все равно, эти вот минуты у меня никто не отнимет.

На пункте сбора ребята встретили меня одобрительными воплями и хлопаньем по спине. Это я телепался с парашютом на горбу через все поле, а они на своих "матрасах" подлетели сюда, как ласточки. Ну и пусть. Мой "дуб" - тоже парашют классный.

- Ну что? - окинул взглядом компанию Витек, - Поздравлять будем?

- Да уж поздравили, вроде, - улыбнулся я, - Спасибо...

- Э. По-настоящему-то еще не поздравляли. Давай, Санек. Становись, оскалил он свои зубы в каннибальской ухмылке. Блендаметовские рекламщики при виде такой ухмылки обрыдались бы.

- Как становиться? - встревожился я, - Вы чего, люди?!

- Серый, ну ты че - человека в курс не ввел, что ли? - искренне удивился Витек, - Всю службу завалил, инструктор, называется...

Серей со смехом подхватил мою пузатую сумку с парашютом, подал Витьке одну длинную матерчатую ручку, за вторую ухватился сам.

- Традиция такая, Сань, - вроде как боевое крещение, не боись...

- Так что делать-то? - со смехом принял я правила игры.

- Ну это... - ухмыльнулся он, - Рачком становись, короче - как перед отделением. Приготовиться!!! - вдруг сотряс он окрестности сержантским рыком.

И я послушно принял заданную позу, с опаской косясь в тыл.

- И-и!... - подал команду Витек, и вся компания хором начала скандировать: - Пятьсот один!... Пятьсот два!... - а Витек с Сергеем начали раскачивать мою парашютную сумку.

На счет "пятьсот три" они со всей дури влепили сумкой по тому самому месту, о котором вы сейчас подумали. Сумка была хоть и мягкой, но увесистой - почти пуд, между прочим. А когда ее раскачивают две такие вот лошади... В общем, отлетел я, как ядро, метра на три и плюхнулся, под общий хохот, в какую-то свежевырытую яму. Какого черта она тут делает?!! - это я уже вопил про себя, отплевываясь от рыхлой земли и вцепившись в ногу обеими руками. Лодыжку словно огнем обожгло. Черт, неужели сломал? Глупо-то как, а.

- Сань, ты чего? - склонились все над ямой, - Вылезай!

- Ага, сейчас, - попытался я встать. Черт, больно-то как...

- Ох, блин! - Витька спрыгнул в яму, помог мне выпрямиться, - Сань, мы не нарочно!

- Да ничего, ничего... - подсаживаемый снизу и подтягиваемый сверху, я выбрался из ямы. Меня усадили и принялись дружно жалеть и извиняться.

Толстушка Люда ловко разула меня (мысленно я порадовался, что надел новые носки), мягкими но сильными пальцами ощупала ступню.

- Вывиха нет, растяжение, - успокаивающе ворковала она, бинтуя мою ногу, которая начала понемногу опухать, - Дома троксевазином помажьте и рентген сделайте на всякий случай.

- Люд, - тронул ее за рукав Лаэрт, - Пашу тоже посмотри, а?

- Что у него? - забеспокоилась Люда, - Тоже нога?

- Нэт, глаза, - испуганно прошептал Лаэрт.

- Что с глазами? - совсем встревожилась докторша, - Где он?

- Вон, укладывает. Они у него после прижка совсем разный стал, слушай!

- Че-го?! - распахнула Люда совиные глазки, - Что ты мне голову морочишь!

- Нэ веришь - сама посмотри! - оскорбился джигит, - Я тебе сказал, ты врач, сам думай! - и он гордо отвернулся.

Торопливо закончив перевязывать меня, Люда заспешила к Паше, флегматично "листающему" свой купол. Глядя ей вслед, компания повалилась кто куда и принялась беззвучно давиться хохотом.

- Чего это они? - обалдело спросил я Витьку.

- Да они у Пашки с рожденья разные, - плача, кое-как объяснил он, Один зеленый, второй карий. Щас бедная Люда офигеет... Айда, приколемся.

Бедная Люда суетилась вокруг Пашки, словно испуганная курица перед цыпленком. Правда, "цыпленок" был супербройлерным.

- Паша, - испуганно просила она его, - Дай-ка я тебе пульс померяю...

- На, меряй, - протянул ей Паша лапу, - Жалко, что ли?

- Паша, - врачиха терялась все больше, - А как ты себя чувствуешь?

- Нормально чувствую, - пожал тот плечами, - Чего это ты на меня так смотришь?

- Пашенька, - Люда растерялась совсем уже окончательно, - Ты прости, а... У тебя глаза вообще какого цвета? - еле пролепетала она.