Помоги проекту - поделись книгой:
Она сидела в кресле посреди просторной гостиной их дорогого номера. Рядом на ковре лежали мокрые туфли. Топилась печка среди теплой влажной весны, но Янине по-прежнему было холодно.
— Мы должны спать. Завтра на рассвете за мной прибудет карета.
— За вами? А я, разве я не должна…
Янина закрыла глаза.
— Илли, я хотела бы поменяться с тобой местами. Чтобы ты поехала во дворец, а я осталась.
— Но как же? — Глаза, похожие на фасолины, заблестели. — Единственный раз в жизни! Оглашение невесты принца! И это вы!
Дуэнья вдруг вскочила и пустилась танцевать по комнате, устраивая ветер кружевами. Потом обрушилась на пол перед Яниной, разметав широченную юбку:
— Умолите их, чтобы меня взяли! Я ваша наперсница, я обязательно должна там быть!
— Они боятся, что ты распустишь язык, — призналась Янина.
— Ни за что!
— Илли, что я могу сделать? — вырвалось из самой глубины, откуда-то от солнечного сплетения, твердого, как рыбий костяк. — Я ничего не решаю — ни своей судьбы, ни твоей.
— Вы ведь будете королевой…
Янина глубоко вздохнула и задержала дыхание.
— Ты говорила с поэтом?
— Да. Он согласился приехать к вам в поместье и жить там так долго, как вам заблагорассудится.
— Придется отказать ему, — сказала Янина после длинной паузы.
— Вот еще! Пригласите его во дворец!
— Илли, ты же умная, — Янина посмотрела на печку, выложенную голубенькими изразцами, на красные щели заслонки. — Ты же умная девушка, зачем ты расстраиваешь меня и говоришь ерунду?
Часы за окном, на городской башне, отрывисто пробили час.
За ширмой, в закутке, предназначенном для умывания, потихоньку остывала вода в огромной кадке. Янина сама зажгла керосиновую горелку и забралась в кадку, не снимая тонкой сорочки.
Через пять минут стало тепло, через шесть Янина поняла, что скоро сварится, и попросила Илли погасить горелку. Сняла через голову мокрую сорочку и выстирала ее тут же, в кадке. Эта рубашка, тоньше паутины и крепче железного листа, с изнанки была расшита узором, как письменами, либо письменами, как узором. За много лет Янина привыкла, что рубашка высыхает на ней: стоит растереться полотенцем, а потом надеть отжатую рубаху — и через несколько минут, глядишь, она уже сухая.
Часы за окном пробили три.
— Мы должны спать, — повторила Янина и ощутила, к своему удивлению, что глаза слипаются.
На другое утро она не очень-то отличалась от множества претенденток, явившихся на церемонию. Девушки, чьи бесконечные родословные волочились за ними, как хвосты, пребывали в волнении: почти каждая вторая была настолько глупа, чтобы верить в свою счастливую звезду и надеяться на трон. Многие плохо спали этой ночью. Красные глаза и бледное лицо Янины никого не удивляли в этой компании.
Карета прибыла в семь. Янина, голодная и сонная, села на кожаные подушки и через пятнадцать минут уже была во дворце. Там, неведомо как, оказалась в длинной комнате, похожей на выдолбленный изнутри ствол громадного дерева. Чужие горничные, портнихи, служанки завертелись вокруг, как бабочки у фонаря, сняли с Янины ее собственное платье, привезенное из поместья для церемонии, и надели другое — проще, жестче, с тугим корсетом, и Янина не могла понять, чем это новое платье лучше старого, которому любящая тетка отдала немало времени, сил и фантазии.
Менять сорочку Янина категорически отказалась. Впрочем, видно было, что ее затейливая рубашка поразила портних: такой работы даже они, кажется, давненько не видели.
Янину поставили перед зеркалом, на руки надели перчатки, доходившие до локтя. Потом портнихи и горничные вдруг разбежались, как мыши от скрипа двери, и появился король.
На нем было — Янина мельком разглядела — нечто праздничное, невыносимо золотое, роскошное и вместе с тем воинственное. Шляпу он походя швырнул на стул. Старшая горничная плотно затворила двери, король оглядел Янину критически, по-деловому, будто расценивая ее шансы не расплющиться под ударом молота.
— Губы ярче, — сказал кому-то через плечо. — Прическу выше. У вас полчаса на все. Протяните руки вперед.
Последние слова относились к Янине. Она не сразу, но вытянула руки в перчатках, и король быстро, как будто всю жизнь этим занимался, стал насаживать на ее пальцы кольца и перстни.
Он вытаскивал их из парчового мешочка на поясе. Все они надевались сразу и сидели как влитые. Король неразборчиво бормотал над ними, иногда касался камней — все они были блеклые, невыразительные, мышиного и молочного цвета. Четыре кольца на правую руку, четыре перстня — на левую.
— Опустите руки.
Янина повиновалась.
— Внимательно слушайте, что я вам скажу. Вы будете стоять на своем месте среди невест, когда объявят ваше имя. Ничего не изображайте — ни радости, ни удивления. Просто выйдите вперед, вам покажут дорогу и усадят рядом с принцем. Чем меньше чувств отразится на вашем лице, тем лучше.
Он помолчал, будто проверяя, запомнила ли она урок.
— Кольца будут сыпаться с вас, — сказал он очень тихо. — Ни под каким предлогом не замечайте этого. Не поворачивайте головы. А чтобы их подбирать… вы ведь понимаете, что это несовместимо с вашим достоинством?
— Да, ваше величество.
— Отлично.
— Король решил, и королевский совет подтвердил, и королевский суд одобрил. Невестой принца Новина избрана, из прочих достойных, дева, ведущая род от Железной Горы, знатная, чистая, безупречная. Имя ее сейчас будет оглашено в этом зале, имя ее…
Девушки на подиуме перестали дышать.
Они стояли, расставленные распорядителями, как цветы или кегли — чтобы каждая была видна отовсюду и чтобы вместе это благоухающее шелковое великолепие складывалось в единую, безупречного вкуса композицию. Они стояли, нарочно не глядя друг на друга. Девицы из Хлебного Клина помещены были в самом центре, а Янина — в первом ряду, снизу, справа. Глашатай замолк, претендентки задержали дыхание, и приглашенные придворные, чиновники, землевладельцы замерли в своих креслах, и партер — огороженный тройным кольцом канатов и стражников заповедник для городской толпы — затих.
В партер пускали по золотым пропускам, Янина знала. Этих людей, счастливцев, которые всем — и соседям, и детям, и внукам — расскажут про сегодняшний день, отбирали едва ли не тщательнее, чем самих претенденток. Вот виднеется над толпой кудрявая голова первого городского поэта — он здесь, он получил приглашение, в то время как парень, обделенный победой на вчерашней «схватке языками», торчит снаружи… Или вообще уехал из города.
Толпа вдруг взвилась. Закричали, зашумели, реденько захлопали. В ту же секунду массивный золотой перстень на ее правом указательном перстне сделался очень тяжелым и соскользнул с перчатки.
На нее смотрели.
Всеобщее внимание ударило, будто мокрой тряпкой в лицо, и Янина инстинктивно выпрямила спину. Вот оно что; ее имя уже назвали. Она прослушала собственное имя в устах глашатая. Напрягся и соскользнул перстенек с мизинца, но среди всеобщего крика, среди неискренних поздравлений, с которыми обратились к ней ближайшие соседки, звука падения не было слышно: звона золота о мраморный пол.
Она оказалась впереди, на краю подиума, неведомо как. Двое гвардейцев и двое распорядителей, потом двое придворных брали ее под руки и передавали друг другу, будто вазу. Под ногами оказались ступеньки, Янине не пришлось даже шагать — ее аккуратно снесли вниз. Еще два кольца сорвались с пальцев. Никто, кажется, не заметил.
«Меня проклинают, — поняла Янина, и тонкая рубашка прилипла к спине. — Меня страшно клянут сейчас, в эту самую минуту, те, кто хотел быть на моем месте или рядом».
В тумане, который окружал ее, прояснилось лицо короля. Он смотрел безо всякого выражения — даже статуи, бывает, смотрят благожелательно или с презрением, потому что их творцы хотят, чтобы статуи походили на людей. А король в эту минуту был похож на чурбан — на грубое деревянное пугало, которое крестьяне выставляют на околицу, чтобы прогонять от поселка злых духов.
Потом она увидела принца.
Принц встал ей навстречу. Он был полноватый, мягкий, очень бледный, на лбу бисером поблескивал пот. Глаза у принца были не похожи на королевские — большие, навыкате, светло-голубые, тускловатые. И в этих глазах Янина прочитала страх.
Принц протянул ей руку и помог сесть в кресло рядом с собой. Его рука была в перчатке, с единственным перстнем на правом указательном пальце. И, на мгновение ощутив эту ладонь в своей, Янина поняла: на руку принца нельзя опираться. Как нельзя опереться на воду.
…Нет, если водить веслом по воде — можно удержать лодку, готовую перевернуться. На воду можно опираться — если сильно и размеренно грести. Но если ты тонешь — рука пройдет сквозь воду. Нет опоры. У принца руки холодные, это чувствуется даже сквозь тонкую замшу перчатки.
Чего он боится?
Она сильнее выпрямила спину, будто желая дотянуться макушкой до потолка. Играла музыка. Что-то размеренно говорил глашатай. Какие-то люди появлялись перед Яниной и принцем, приседали, и кланялись, и говорили. «Нас поздравляют, — поняла Янина. — Поздравляют меня. Значит, я в самом деле невеста принца и это не дурацкая шутка».
Чтобы отвлечься, она стала думать о доме. О песчаном пляже в самой чаще леса, где дубовые стволы вдруг расступаются, открывая озеро. Она купалась там в своей тонкой сорочке, потому что мать, умирая, велела никогда не снимать ее. Янина и не снимала. Разве что в бане, на несколько минут.
Ей поначалу даже не было странно, что сорочка растет вместе с ней.
Там, на песке, ходят жуки с красными спинами. Лебеди не боятся людей, смотрят на свое отражение. Они живут на озере только затем, чтобы ежеминутно глядеться в зеркало. Приятно видеть лебедя. Хотя, если вдуматься, зеркало воды отражает куда более красивые вещи: за своими затылками лебеди видят небо, на закате и на рассвете, видят облака, подсвеченные косыми лучами, воздушные шары, пролетающие из столицы в далекие земли, стаи ласточек…
— Госпожа, пора.
Ее подняли из кресла, она не сопротивлялась. Вероятно, король может быть ею доволен: она провела церемонию почти с таким же бесстрастным лицом, как и он сам.
Рядом был принц Новин, она чувствовала. Принц оступился на ковре и чуть не упал, его поддержали.
— Идти? — услышала она его сдавленный, очень несчастный голос. — Уйти?
— Еще немного, ваше высочество. Еще совсем немного осталось. Его величество будет вами доволен…
Они сделали широкий круг по очищенному для этой цели подиуму и удалились в широко раскрытые, как пасть, обрамленные бархатом двери.
В полумраке коридора сила, давившая на Янину последний час, резко ослабла. Она посмотрела на свои руки: колец и перстней не осталось совсем.
Рядом послышался странный ноющий звук. Она обернулась. Принц часто дышал, на его голубых глазах выступили слезы.
— Сейчас, сейчас, — расталкивая немногочисленных слуг, откуда-то появился человек в малиновом домашнем халате, взял принца за руку, не обращая внимания на Янину. — Сейчас, уже все, пойдем.
Человек в малиновом халате увел принца, за ними закрылась дверь и задернулась портьера, и Янина на каких-то несколько минут оказалась в коридоре почти одна — слуги были заняты делом, вчетвером сворачивали огромный ковер, и Янина отошла, чтобы не мешать.
Появилась вдруг простая и легкая мысль, что теперь, когда представление закончено, она может возвращаться домой. Может даже позвать с собой поэта. Как весело было бы ехать вместе, открыть окна или даже забраться на козлы, поэт читал бы стихи, он явно не из тех, что смущаются, да и Янина чувствует к нему симпатию…
— Где стража?!
Янина содрогнулась. Король возник, по своему обыкновению, неожиданно и ниоткуда, и на лице у него была такая ярость, что Янина втянула голову в плечи.
Выскочили два гвардейца, огромные и грузные, как ломовые лошади.
— Я — велел — не отходить — от нее — ни на шаг?! Не оставлять — ни на секунду?!
Гвардейцы лишились дара речи. Янина выпрямила спину:
— Ваше величество, я не оставалась одна ни на секунду, потому что…
— Закрой. Рот, — сказал король, не глядя на нее. — И не смей открывать, пока я не позволю. Никогда.
Позже она узнала, что Илли и опекуншу со всем имуществом, кучером и экипажем в тот же день отправили обратно в Усток — с официальным письмом тетке, с поздравлениями, но без приглашения ко двору.
Янина не открывала рта. Никогда и никто не разговаривал с ней грубо. Впрочем, еще вчера, в карете с глумливыми и гневными лицами на стенах, она поняла, что жизнь ее отныне станет совсем другой.
Она молчала. Ее переодели в дорожное платье, накормили — она почти ни к чему не притронулась — и усадили в карету с плотно закрытыми окнами. Карета была старая, дребезжала и трещала, на ухабах грозя развалиться.
Янина ухитрилась немного подремать. Во сне ей виделось лицо принца, лицо человека, который должен был стать ее мужем. Бисеринки пота на лбу и слезы на глазах. Он походил на мальчика, который страшно боится сделать что-то не так и навлечь на себя гнев воспитателя.
Прежде она жила в провинции, ничего не зная о придворной жизни. Говорили, что принц ведет себя замкнуто и очень скромно, редко показывается на людях — только на официальных церемониях, которыми пренебречь невозможно. Значит ли это, что принц — мечтательная тонкая натура? Что он проводит дни в раздумьях или над книгами? Или он болен? На его лице, когда закончилась церемония, Янина видела страдание. Тот человек в малиновом халате — врач? Но почему он в домашнем — в день праздника?
Она вспомнила короля и почувствовала, что отчаяние близко. Отчаяние — гадина, подползает, будто змея по водостоку, и лишает сил, разума, воли. А воля — это последнее, чем Янина готова была поступиться.
Она стала думать о доме. О том, как обрадуется тетка. Ведь она точно обрадуется и будет горда. Соберет пир. Приедут все соседи. Станут пить, петь и воображать себе Янину на троне, Янину-королеву…
«Рано или поздно король умрет, — подумала Янина со спокойной жестокостью. — Тогда я… тогда мы с принцем будем свободны. Никто не посмеет грубить мне».
Она посмотрела на свои руки и тут же вспомнила о перстнях. По затылку будто провели холодной серебряной ложкой: там, откуда она только что уехала, ее ненавидят и желают смерти. Еще вчера ее никто не знал — а сегодня готовы перегрызть шею. Так хочется сказать им: подавитесь. Забирайте корону, деритесь за нее, только оставьте меня в покое, дайте посидеть одной на песчаном пляже посреди леса…
Карета остановилась. Опустилась подножка. Незнакомый лакей с поклоном подал Янине руку.
Три дня она говорила только в случае крайней необходимости. Изволит она дичь или рыбу на ужин? Рыбу. Изволит она пожестче перину или помягче? Помягче. Место, куда ее поселили, было похоже на очень удобную тюрьму: маленький замок с крошечным внутренним двором, часовые на стенах и даже, кажется, пушки над воротами. С момента прибытия в замок Янины никто из его обитателей наружу не выходил: благо продуктов было припасено достаточно, и даже рыба имелась живая — в огромном садке с водорослями.
На третий день привезли платье.
Янина даже приблизительно не знала, когда будет свадьба. Платье оказалось сшито по меркам, снятым в день выбора невесты, и повисло на теле, как мешок: Янина похудела за три дня. Портные пришли в замешательство и тихо переговаривались, до Янины доносились обрывки реплик:
— Точно, точные мерки, у меня документ есть…
— Да хоть сравнить с тем платьем, что было на ней во время церемонии…
— …ничего не докажешь. Когда он
— Тихо! Ушивай. Должны управиться. Шлейф хорошо лежит, и ладно…
Янина стояла, как манекен. Из зеркала на нее смотрела черная и худая, убитая горем невеста. Краше в гроб кладут…
— Что за мешок вы на нее надели? — послышался голос.
Поделиться книгой: