– Я скажу тебя. Да, скажу! Подойди ко мне – правда нуждается в тишине, – поёт мама и подзывает взрослую высокую дочь. Дочь послушно подходит к матери. Мать запускает ладонь в своё карман и вытаскивает одурманенный платок. – Прости! – она резко кладёт отравленный платок на нос и бросается на дочь. Дочь падает в объятия матери. – Я знала, придёт тот день, когда мне дьявола не удержать. Он проник с листом или же оком дракона, что руку обожгло? Может, меня часто не было, чтоб следить за ней? Доченька моя, ты во всём права, я была слаба, чтоб справиться и с Солнцем, и королём, а потому смогла сразить лишь короля насмерть. Так я уберегла тебя, меня… А потому никто предательством не спалит наши мирные сердца. Я уберегу тебя, доченька моя. Мне придётся сделать это, чтоб зажить с тобой счастливо. Я готова застелить дверь. Никто не удержит нас. Никто не тронет нас. И нужды не будет в этом. И этот мир не тронет. И когда-нибудь, когда лихорадка спадёт и душа вернётся в тело белое, ты поймёшь меня. Ты поймёшь меня. И простишь! А эти нужно сжечь – они растлители душ! Я соблазнилась на слова, на сказки, что должны были защищать тебя. Я не увидела врага в собственном доме! Элли, ты слышишь меня? Мне пришлось сделать это. Ты простишь меня? Ну, спи, спи, дорогая. Когда проснёшься – ничего не будет. Это будет сон. Это будет сон. Всё будет сон!
Действие V
– Ты рада дорогая? Теперь мы будет всегда с тобой, – стоят лотки под фитолампами. Там растут овощи. Элла на кухне и смотрит на мать, готовящую еду. – Вот мой подарок тебе на День Рождения!
– День Рождения? – переспрашивает Элла и прикасается к шее. – Я уснула и мне снился такой сон…
– Какой же сон?
– А что было вчера?
– Такой же день как и позавчера. А почему ты не в праздничной одежде? Я думала, ты очень хотела пирог на восемнадцатилетние. Прости, но мука закончилась, а потому я могу приготовить лишь сладкий суп.
Элла кивает и идёт в зал.
– Ничего не понимаю.
Элла смотрит на одной единственную дверь. Она была заколочена как и все окна.
– Теперь мы будем всегда вместе, – доносится из кухни голос мамин.
– Подарок… на День Рождения? – Элла касается досок. – Почему? Это сон или правда?
Элла идёт в свою комнату, включает свет в ней и смотрит на забитое, как на кухне, окно.
– Считать всё сном или нет? Страшным сном… Не сном! – кричит Элла и подлетает к окну. И ударяет в доски кулаком. Она опускается на колени, ногти застревают в дереве. Из голоса доносится взволнованный голос мамы. – Со мной… всё хорошо! – через силу говорит Элла. – Просто то было сном, – и переходит на шёпот: «Только даже там ты ничего не сказала мне. Ни на один вопрос не дала ответ».
В квартире тихо. Мама спит. Из кухни в детскую идёт Элли, в её руках кухонные приборы для готовки: ножи, половники, щипцы. Она заходит в комнату, подходит к окну:
– Всего шаг или сон. Всего шаг – и всё будет сном. Восемнадцать лет я дрожала. Всего шаг или сон – что выберешь, Элли… нет, Элла? Это твой выбор. Останешься с мамой или сразишься с драконом? – поёт Элла. – Восемнадцать лет я ждала этот день! Я могу сделать выбор, как делала каждая принцесса: спустить косы или простить ложь мамы. Умереть от её руки или в чудовище признать лжеца и самого его убить? Решай, Элла. Настал тот день, когда нет никаких преград и никаких черт на листах книг. Только чистый лист впереди, чтоб написать свою собственную сказку. Всего шаг или вечный сон? Так пусть сожжёт меня! А там впереди… лист, кленовый лист! Я узнала!
Элла поддевает ножом доски и начинает их распарывать. Она давит на ручки, она поддевает доски пальцами в них и начинает тянуть на себя, разрывая связь между стеной и деревом. Она дёргает, ломает доску за доской и кладёт их на пол как можно тише. Остались верхние доски, а за ними старые трухлявые занавески, через дыры которых проникал белый свет шариков на чёрном потолке.
– Не замирай. Ещё посмотришь! – торопит себя Элла, пододвигая к подоконнику стол, стулья и даже кровать. Она забирается на них и отрывает последнюю доску. Затем срывает занавес и бросает его на пол. И перед глазами Элла возник страшный тихий мир домов под белыми шарами – звёздами, которые совсем не походили на те, что были нарисованы в старой книжке.
Элла открывает окно и оказывается перед свежим незнакомым ветром. В мгновение ока аромат листьев клёна, что росли во дворах домов, неба и незаметных драконов наполняет квартиру. Элла делает вздох и улыбается. Её одежду, её волосы, её тело – всё обнимает ветер. И он же проникает в лёгкие.
– Вот мир драконов, ведьм и дьяволов. Вот он, напротив меня. И в каждом вижу свет, электрический свет, – говорит она о свете в окнах многоэтажных домов. – Во-от он мир, в который каждый день ходила мама. Ми-и-ир, которого боялась. И вот дракон-Солнце, – шепчет, замечая, как чёрное небо начинало отдавать оранжево-фиолетовым. – Вот тот мир, который скрывали занавесы! Всего шаг – и это не будет сном. Всего шаг! – во весь голос поёт Элла.
– Элли, что ты там делаешь? – кричит мать, забегая в комнату дочери. Дочь стоит на подоконнике, а у него пишущий стол, стулья и кровать, чтоб было удобно снести деревянную завесу.
– Собираюсь сразиться с драконом! – храбро отвечает Элла. Она берёт со стола нож. – Ты со мной? Или нет, мама?
– Спускайся! – мать несётся к дочери, взбирается на стол. – Вернёмся назад. Ты подумала, что произойдёт, если выпрыгнешь из окна? Я всю жизнь берегла тебя. Я боялась за тебя и вот ты здесь!
– Отпусти на подвиг меня. Я лучше умру на розах, чем от твоего тапка.
– Сколько глупости в голове! – хватает мать за руку дочь, второй отбивает нож. Он падает. Мать пинает его, тот скатывается на пол. – Дракон уже твою душу забрал, – мать хватает за плечи дочь, смотрит в её глаза. – Посмотри на меня. Я же так люблю тебя. Ты выбираешь дракона, а не свою любимую болеющую маму? Элли вспомни, как нам было хорошо! Мы пели песенки, помнишь? Пусть всегда будет мама, пусть всегда будет мама! А ещё разглядывали картинки, рисовали и играли с тобой. Я помню твой первый вздох, твоё первое слово – «мама», как ты пошла, как ты впервые заплакала. Каждый твой день, сколько у тебя волосков, твоя любимая еда и твой цвет – я знаю всё. Мы связаны полностью, одной пуповиной. Я люблю тебя больше всего на свете.
– Я тоже люблю тебя, мама, – улыбается со слезами на глазах Элла. Мама уже готова увести её с площадки, как внезапно Элла вырывается и хочет прыгнуть из окна, как мать отталкивает дочь, поскальзывается и успевает схватиться лишь за карниз, перед тем как совсем вывалиться. Элла вскрикивает, подлетает к матери и хватает её за руку, а второй держится за окно, чтобы не выпасть. – Мама! Мама!
– Не бросай меня. Как только я заползу, больше не будет никаких геройств. Я обниму тебя. Я прижму к себе. И мы обе будем спасены, Элли! Элли! – зовёт, плачет и шепчет мать. Элла смотрит на маму, и у самой текут слёзы. – Мы всегда будем с тобой. Всегда. И даже умрём вместе!
Карниз из-под матери сваливается. Мать виснет лишь на руке дочери. Дочь поднимает на мгновение голову и в её лицо ударяется луч рассветного Солнца. Элла делает вздох и снова обращается к матери. Девушка делает рывок и выдыхает:
– Но себя я люблю больше. Прости. Чтобы я жила, тебя придётся отрезать.
Элла разжимает руку и отворачивается. Женщина летит вниз и разбивается.
***
Элла встаёт и смотрит на сияющее Солнце, что начинает извергать тепло и наполнять им тонкую фигуру.
– Режь пуповину. Разрезай.
И тогда обретёшь крылья и улетишь, куда захочешь.
Режь пуповину. Разрезай.
Сначала она была символом жизни, а затем стала ядовитой связью.
Режь пуповину. Разрезай.
Каждый должен отделиться, чтобы свою жизнь прожить.
И как бы ни было мучительно больно – режь пуповину. Разрезай…
Тогда только стены рухнут и на их обломках выстроятся новые.
Режь! Режь! Тогда постигнешь Солнце!