– И сколько этот ваш компьютерный гений берет за свою работу?
– Что вы, Дмитрий Андреевич, какие могут быть деньги?! – резко взмахнула правой рукой старшая сестра. – Он же у нас в хирургии лежит!
– Что-то я не припомню такого бойца на обходе? – наморщил я лоб. – Он в какой палате лежит?
– В девятой! Только его на вашем обходе не было, он, тогда как раз в штаб документы с отделения относил.
– Дмитрий Андреевич, – травматолог добродушно улыбнулся, – видите ли, у нас здесь есть группа солдат и матросов, которые работают в госпитале. Числятся больными, а мы ведем на них истории болезни.
– А-а-а, понимаю, – протянул я, – сачки, значит? Не хотят служить?
– Ну, почему сразу «не хотят служить»? – перестал улыбаться травматолог. – По большому счету никто из современных призывников не желает служить, за редким исключением. И я их понимаю, почему они должны за спасибо целый год впахивать на министерство обороны?
– А как же долг перед Родиной? – я с вызовом посмотрел Павлу Сергеевичу в его честные голубые глаза. – А если война? Кто нас тогда с вами защищать станет?
– Да бросьте вы кидаться избитыми фразами, – спокойно выдержал мой тяжелый взгляд доктор Князев. – Я сам ВМА заканчивал и не понаслышке знаю об армейской службе. В армию, равно как и на флот, люди должны идти сугубо добровольно, а не из-под палки! Иначе – бардак! Они вон сейчас всего какой-то год служат, а дедовщина все равно существует в войсках и процветает. Год! Деды, блин! Вот они и пытаются закосить по-всякому, лишь бы не в части находиться!
– А здесь, простите, позвольте с вами не согласиться! Я сам служил, еще тогда в Советской армии, и про дедовщину знаю не по рассказам бывалых. И компетентно могу заявить, что в тех частях, где офицеры борются с дедовщиной, она сходит на нет!
– Так в том-то и дело, если борются! А в большинстве случаев офицерам откровенно наплевать на солдат и они закрывают глаза на то, что творится в подразделениях. Поэтому я за контрактную армию!
– У-у-у, господа, в какие дебри вы сейчас залезли, – с улыбкой прервала наш спор Елена Андреевна. – Вернитесь на землю! Это уж не нам решать, какая у нас армия будет – по призыву или по контракту. Нам нужно вот в данный момент решить проблему с бумагами, – она многозначительно посмотрела на возвышающуюся на моем столе кучу. – Поэтому я предлагаю привлечь Володю.
– А разве это правильно – привлекать для этой цели больного солдата?
– Да он уже три месяца как здоров!
– Три месяца? – я перевел взгляд на старшую сестру. – Он что, у вас три месяца работает?!
– Ну, во-первых, – Елена Андреевна слегка обиделась, – тут так все делают! Раньше были специальные солдаты из числа хозобслуги, которые прямо проходили срочную службу в госпитале. Но теперь их сократили, а обязанности-то их остались, и нам приходится самим как-то выкручиваться. Вот подбираем толковых парней из числа больных и продляем им истории болезни. Фактически они числятся больными, а практически выполняют разного рода работу. А во-вторых, если вам что-то не нравится, то печатайте сами!
– Дмитрий Андреевич, – вновь заговорил травматолог, – не берите в голову! Начальство в курсе наших маленьких хитростей, с командирами частей, откуда прибыли эти бойцы, контакт налажен. Вы поймите, что без таких ребят тяжело. Старшина отделения, компьютерщик, дневальный, на КПП, даже санитар в операционной – это все из команды выздоравливающих.
– Так они тут у нас, глядишь, и дембель встретят, – обронил я.
– Так и замечательно! Мы потом вместо них новых ребят наберем. Свято место – пусто не бывает! Они нам пользу приносят немалую. Их же в армию призвали, а там уже неважно, где служить – тут или в части. Вот, к примеру, у нас извечная проблема – в операционной уже много лет подряд нет санитарок. Никто не хочет идти на такую нищенскую зарплату. Кому прикажете мыть инструменты, операционную и помогать на операциях?
– Ладно, – я устало махнул рукой. – Может, в ваших словах и есть доля правды. Пускай этот самый Володя займется документацией, не возражаю!
– Займется! – расцвела старшая сестра. – Только ему нужно показать, что конкретно нужно исправить. Вы разберите пока документы, а я его сейчас позову.
Елена Андреевна и травматолог вышли из кабинета, я вновь устремил свой потухший взор на бумажную груду. Как тут можно во всем разобраться? Тяжело вздохнув, принялся без особого энтузиазма разгребать шелестящую кучу.
Володя оказался долговязым субтильным юношей с бегающими хитрыми глазками на скуластом лице. Без предисловий он взял быка за рога, шустро отсортировав все документы на три кучи в порядке их значимости. Начал вносить изменения с наиболее важной кучи – папок по боевой подготовке. Мой рабочий день закончился в 17:00, а компьютерщик, удобно расположившись в кабинете старшей медсестры у ее компьютера, продолжил работу над документами. Довольный так удачно разрешившейся проблемой, я спокойно отправился домой…
Беспристрастный звук телефонного звонка вырвал меня из объятий Морфея ровно в шесть часов утра.
– Это доктор Правдин? – поинтересовался встревоженный женский голос. И, получив ответ, четко отрапортовал: «Удар ноль семь! В госпитале объявлена боевая тревога! Вам надлежит как можно быстрей явиться в отделение и занять место согласно боевому расчету! Вы – начальник эвакуационной хирургической бригады! Остальные члены уже оповещены!»
– Есть! Принял! – четко по-военному ответил я, положил трубку и… спокойно перевернулся на другой бок. Как ни крути, а мне еще оставался час до намеченного мной подъема…
– Норматив на отлично – сорок минут после получения сигнала тревоги! – вместо «Здравствуйте» с ходу выпалил мне в лицо стоящий у ворот КПП малознакомый холеный подполковник Комаров в полевой форме с какой-то синенькой толстой тетрадкой в руках. Я видел его один раз, когда устраивался на работу, возле здания штаба, где он что-то обсуждал с Волобуевым. Как я понял, он был представителем головного госпиталя. – Судя по адресу, вы живете всего в пяти кварталах отсюда!
– А кто вам сказал, что я ночевал дома?! – лихо парировал я его напрасный выпад. – Время сейчас на часах восемь пятьдесят. Рабочий день у меня с девяти ноль-ноль. Я на работу прибыл вовремя! Какие у вас еще могут быть вопросы к гражданскому лицу?
– Дежурный врач вам передала сигнал ровно в шесть утра! Вам надлежало явиться через сорок минут или сообщить, что вы задерживаетесь! – не унимался подполковник, пропуская мимо ушей мои объяснения.
– Я по дороге попал под бомбежку! Чтоб уцелеть, пришлось зарываться в землю! – без тени смущения вдруг заявил я обалдевшему проверяющему и, сжигаемый сзади его испепеляющим взглядом, твердыми шагами проследовал в отделение.
– Я сейчас подымусь к вам в хирургию! Готовьте документацию! – словно тяжелый дротик, пульнул мне в спину он последние слова.
Володя порадовал – вся документация по боевой подготовке была исправлена и распечатана и еще носила тепло перегревшегося принтера. О том, что сей подвиг дался ему нелегко, свидетельствовали его красные воспаленные глаза. Я поблагодарил компьютерного гения и отправил его спать. Наскоро провел утреннюю конференцию, где выяснилось, что дежурная смена грамотно среагировала на сигнал тревоги: опустили на окнах светомаскировку, выслали на КПП дополнительный наряд, закрыли все входы-выходы в отделение, выставили дополнительных дневальных.
Теперь осталось дождаться проверяющего и показать ему документацию, где в одной из таблиц карандашом было вписано, во сколько кто прибыл. Оказалось, что почти все сотрудники хирургического отделения явились лишь к самому началу рабочего дня. Но, правда, и все они жили куда дальше меня.
– Так-так! – постукивая остро отточенным карандашом по крышке письменного стола, начал просмотр документов развалившийся в моем кресле подполковник Комаров. – Посмотрим, как тут у вас с документами!
– Я заведующий всего второй день, – напомнил я, усевшись рядом на жесткий стул.
– Я в курсе, – кивнул Комаров. – У меня нет полномочий вас наказывать, я только выявляю недостатки, а вы их потом устраняете. Где у вас журнал учета рабочего времени?
– Вот! – быстро выудила из кипы на столе и сунула под нос проверяющему какую-то толстую тетрадь помогающая мне старшая сестра. – Все заполнено!
– Хорошо-хорошо, – пробежал глазами все исписанные страницы подполковник и поднял свои водянистые глаза на меня. – А журнал тренажей оказания экстренной помощи?
– Вот!
– Журнал тренажей отработки видов боевой тревоги? Журнал учета прибытия и убытия военнослужащих? Журнал учета перевязочного материала? Журнал учета медоборудования? Журнал…
– Вот! Вот! Вот! Вот!
Три часа невозмутимый подполковник въедливо изучал выложенные перед ним журналы. Три часа, не разгибаясь, он искал недоделки, делая какие-то пометки у себя в секретной тетради. За это время в операционной выполнили две плановые операции. Увы, без моего участия!
– Ну, что ж, – Комаров потянулся в кресле, поворачивая затекшее туловище в разные стороны. – Так вроде неплохо!
– У нас всегда все хорошо, – поспешила заверить его Елена Андреевна. – У проверяющих претензий не бывает!
– Верю-верю! А где у вас «Журнал учета журналов»?
– Что? – я посмотрел на подполковника широко раскрытыми глазами, не зная, то ли он чего-то напутал, то ли сейчас издевается за мое утреннее поведение.
– Пожалуйста! – старшая сестра уже отточенным движением подала вспотевшему проверяющему еще один, не замеченный мной, заботливо укутанный в прозрачную пленку небольшой журнальчик, сделанный из общей тетради.
– Ага! – победно вострубил подполковник. – А вот это уже серьезное замечание будет! Я понимаю, вы там даты исправили, у вас поменялся заведующий, начальник, они не успели еще везде расписаться. Ладно! Распишутся! Но вот тут! – он ткнул толстым волосатым пальцем в последнюю страницу. – У вас указано, что числится тридцать восемь журналов, а я насчитал тридцать девять! Не вписан журнал учета дополнительных полдников для больных! А вот это уже серьезный залет! И я буду вынужден доложить о нем вышестоящему начальству!
– Но мы только на днях получили приказ завести такой журнал! – попыталась оправдаться старшая сестра.
– Ничего не знаю! – Комаров громко захлопнул тетрадь и впервые за все время плотоядно улыбнулся, обнажив редкие зубы. – Залет!
– Журнал учета журналов, – все крутилась у меня в голове необычная фраза. И не ведал я еще того, что через год цифра в нем вырастет до пятидесяти трех.
Шел второй день моей работы в Военно-морском госпитале…
Строить будем?
Три недели моего заведования на новом месте пролетели как один день. Скупое на тепло петербургское солнце уже успело растопить остатки грязного снега и основательно подсушить растрескавшийся местами асфальт. Отзвенела сосулистая капель, оголив знаменитые петербургские крыши, крытые оцинкованной жестью и формирующие узнаваемый на многих популярных фотографиях местный пейзаж. Скованные январским морозом реки и каналы зримо подернулись черными крупными пятнами проталин на явно гибнущем льду. День различимо прибавил в часах, и уже собираясь по утрам на работу, отпала нужда зажигать свет.
В один из таких светлых и солнечных дней начмед Горошина оставил меня после общегоспитальной утренней конференции, и, простите за тавтологию, взял да и огорошил меня:
– Дмитрий Андреевич, я попрошу вас сегодня отдежурить по госпиталю вместо заболевшего доктора Ассениз.
– А что с ним случилось? – внутренне холодея от навалившейся напасти, больше для проформы, чем из любопытства, спросил я.
– Не с ним, а с ней, – с милой улыбкой на гладковыбритом щекастом лице поправил меня майор. – Доктор Ассениз – женщина. Не знаю, что-то с животом. Не робейте вы так, Дмитрий Андреевич! Ну, я вас очень прошу, как начмед – выручите коллегу.
– Да, я с удовольствием! – я с трудом растянул губы в глупой улыбке, удивляясь, как это мне удалось сделать. – Только вот беда, я никогда еще не дежурил по военному госпиталю. Я так понимаю, что дежурный врач в ночное время один во всех лицах?
– Почти так. В реанимации есть свой дежурный врач, но он отвечает только за свое отделение, – уже искренне, от души улыбнулся начмед, видя, что я не собираюсь идти на попятную. – После семнадцати ноль-ноль и до девяти утра дежурный врач по госпиталю тут царь и Бог в одном лице! Да не тушуйтесь вы так! Ничего сложного в дежурстве нет. Главное – это контроль за камбузом, личным составом, прием вновь поступивших и наблюдение тяжелых больных в отделениях. В реанимации, повторюсь, есть свой врач.
– Прием? Контроль? Камбуз? А это как?
– Все просто. Вы в определенное время идете на камбуз, так у моряков называется кухня.
– Я знаю, что такое камбуз.
– Хорошо. Затем каждые два часа обходите территорию госпиталя и по своему усмотрению посещаете все отделения, но не меньше трех раз за ночное дежурство, и не менее шести раз за выходной день, если доведется когда дежурить. Отделений, как известно, у нас шесть: хирургия, терапия, неврология, инфекционное, кожное и реанимация. При посещении вы обязаны построить весь личный состав отделений, за исключением офицеров, прапорщиков и военнослужащих срочной службы, и сверить их со списком, осмотреть, чтоб все были побриты, подшиты и в уставной форме одежды. Все вновь поступающие больные осматриваются вами в приемном покое, заполняются истории болезни, и назначается лечение. Все относительно просто. Обо всех ЧП немедленно докладывать мне и начальнику госпиталя. В 21:00 и в 08:00 доклад по телефону. Так же мне и Волобуеву. Это так, вкратце, в общих чертах. В 16:00 подойдете в штаб ко мне в кабинет для подробного инструктажа. А для начала в 12:00 на камбуз – снимать пробу. Нужно проверить приготовленную на обед пищу. Заведующая столовой Елена Петровна Хвощ подскажет, как правильно снимать пробу. Вопросы есть?
– Есть! А как я назначу лечение терапевтическим, неврологическим и инфекционным пациентам, если, мягко говоря, я не особо сведущ в этих дисциплинах?! Я как-никак по специальности врач-хирург.
– Я помню, что вы хирург, – надул свои упитанные красные щеки Горошина. – Но и тут ничего проблемного не усматриваю. Там, в приемном покое, есть специальные папочки, где написано примерное лечение больных с теми заболеваниями, что поступают к нам в госпиталь в экстренном порядке. Как правило, к нам везут ограниченное количество нозологий. Дмитрий Андреевич, давайте все остальное после, сейчас я очень тороплюсь, начальник вызвал на совещание в штаб, – резво опередил меня майор, видя, что я снова пытаюсь задать ему очередной каверзный вопрос.
Без пятнадцати двенадцать я попытался открыть тяжелую стальную дверь с крупными золотыми буквами на красном прямоугольнике, складывающимися в завораживающее слово «камбуз», расположенную на первом этаже центрального корпуса. Дверь не поддалась, я повторил усилие. Затем громко и с силой постучал по железу кулаком.
– Чего так тарабанишь?! По голове себе лучше подубась! Вон же звонок висит, – высунулась из-за двери часть женской головы в виде рыжеватых волос и ткнула грязным коротким пальцем куда-то сбоку от двери. Там прилепилась малюсенькая синяя кнопочка, почти сливающаяся с такой же синей краской на стене.
– Теперь буду знать, – согласно кивнул я, – позвольте войти?
– Чего надо? – рука с грязным пальцем исчезла, дверь широко распахнулась, и передо мной предстала во всей своей красе обладательница коротких пальцев: невысокая женщина без возраста в замызганном сером переднике до колен и усталым лицом с всклоченными, отдающими ржавчиной волосами.
– Добрый день, а я сегодня дежурный врач. Вот прибыл на пробу.
– Ой, так вы дежурный доктор! Извините! А в графике стоит Ассениз. Проходите! Елена Петровна, тут дежурный доктор пришел! – завопила она уже кому-то в глубину камбуза.
Заведующая столовой оказалась атипичной на вид представительницей общепита. В моем сознании уже прочно укрепилось, что заведующая столовой – это всегда такая крупная тетка пудов на восемь с солидной попой, которую не скроет ни один халат, и с высоким накрахмаленным колпаком из-под которого кокетливо выбиваются закрученные на бигудях крашеные волосы. Елена Петровна Хвощ разрушила сложившийся стереотип. Передо мной вдруг возникла стройная интересная дама, довольно ухоженная и с неплохим маникюром. Рабочий халат сидел на ней, словно деловой костюм, и радовал глаз безукоризненной белизной и отсутствием выпирающих форм. А отутюжен куда лучше моего.
Елена Петровна радушно встретила меня и живо ввела в курс дела. Сейчас мне надлежало вооружиться ложкой и вилкой да отведать на вкус подряд все блюда, приготовленные в тот день, а после взвесить порции на специальных весах и сравнить их вес с меню-раскладкой. Затем заполнить специальный журнал, подписаться и… основательно отобедать в специальной комнате. Из всего вышеперечисленного мне понравилось только последнее наставление.
В сопровождении дежурного повара я проследовал в варочный цех. Помещение, где готовили еду для больных военнослужащих, сияло чистотой и являло собой образец кухонного порядка. Быстро подойдя к первому пищеварочному котлу – этакой огромной кастрюльке на несколько десятков литров, повар заученным движением откинула массивную крышку в сторону, ловко увернулась от обжигающей струи пара, выпущенной наружу, и огромным черпаком загребла содержимое.
– Вам в тарелку плеснуть или ложкой пробовать станете? – остановила она дымящийся черпак над котлом.
– Ложкой, – вздохнул я, беря в руку столовый прибор, поданный помощником повара – немолодой уставшей женщиной с красными от хронического недосыпания глазами. – Вкусно! – оценил я предложенный гречневый суп.
– Соли не много? – настороженно поинтересовалась автор.
– В самый раз, – улыбнулся я, отдавая ложку ее ассистенту.
– Там еще второе и блюда на девятый стол, – улыбнулась в ответ женщина. – Попробуете?
Я вежливо отказался, сославшись на занятость, так как ходьба по кругу в столовой с никелированной ложкой в руке как-то плохо у меня ассоциировалась с работой врача-хирурга. Однако заведующая столовой ну никак не желала, чтоб я так просто покинул варочный цех. Еще надлежало взвесить порции.
– Давайте вы уж сами, – настойчиво попросил я, всем своим видом давая понять, что это занятие мне совсем не по нутру. – У вас все же богатый опыт, а я в этом деле дилетант.
– Требуют, чтоб дежурный врач контролировал, – мило так улыбнулась Елена Петровна.
– А я и не отказываюсь. Кладите на весы, а я рядом постою.
– Вот, – повар Ирина аккуратно опустила на чашу весов пару рисовых биточков. Дождалась, когда стрелка перестала дрожать и… достав фотоаппарат-мыльницу, уверенно навела на них объектив.
– Ба? – удивился я. – А это еще зачем?
– Щелк! – ярко вспыхнула вспышка, и биточки остались запечатленными на экране вместе с замершей стрелкой весов. – А мы все приготовленные блюда фотографируем и отсылаем по электронной почте в головной госпиталь, дежурному офицеру.
– Вы это сейчас серьезно? – я с нескрываемым любопытством посмотрел на стоявшую напротив заведующую столовой.
– Абсолютно серьезно! – кивнула в ответ мадам Хвощ и, убрав биточки, поставила на весы тарелку, наполненную дымящимся гречневым супом. – Борьба с хищениями!
– И как, успешно?
– Да, у нас и раньше краж никогда не было. А теперь их не может быть в принципе.
– Хм, однако довольно оригинальный способ бороться с хищениями, – я задумчиво посмотрел на весы и тарелку с супом. – Надо же до чего додумались.
Следом на весы угодили девятый диетический суп для диабетиков, рисовая каша для пятого стола и… Дальше я просто отвернулся, давая понять, что остальной процесс мне стал неинтересен. Неожиданно в варочный зал медленно вплыла среднего роста женщина с броской внешностью. Броской ее делала огромная смачная бородавка, надежно прилепившаяся на кончике носа, которую я поначалу принял за севшую туда отдохнуть муху.
– Так, живо тащите все назад на весы! – тоном, не требующим возражения, прошипела женщина. – Почему меня не дождались?!
– Так это, Вероника Егоровна, – замялась заведующая столовой, – дежурный врач уже здесь. Мы и начали.
– Какой дежурный врач?! – дама с мухой на носу презрительно смерила меня быстрым взглядом с головы до пят. – Вы что, забыли, что сегодня среда?!
– Так дежурный врач уже пришел, мы…
– Почему не дождались меня?! – грубо прервала ее оправдания Вероника Егоровна.
– Подождите. Я ровно в двенадцать начал снимать пробу. В чем тут криминал? Разве не я за нее отвечаю? – Я попытался прийти на помощь работникам столовой.
– Вы! Вы! – закивала Вероника Егоровна, гипнотизируя меня выростом на носу. – Но сегодня среда! А, как известно, по средам и субботам я всегда проверяю столовую!