Помоги проекту - поделись книгой:
Она кивнула.
— Норма Бортнич, — сказал Клавдий. — Двадцать девять лет, университетская преподавательница. Квантовая физика. Международный успех, статьи в рецензируемых журналах…
— Я же ее знала, — прошептала Ивга.
Отражение огней дрогнуло в ее глазах.
— Я ее знала… Блестящая, умная… По-настоящему добрая. Знаешь, бывают такие люди… Пристраивала бездомных собак… Помогала всем, даже без просьбы… Почему она?!
Клавдий вспомнил флаг-ведьму в колодках. Он просматривал позже ее странички в социальных сетях — и не мог узнать. Человека будто стерли ластиком, осталось воплощенное зло.
— На будущей неделе у нас ужин с Мартином, — сказал, чтобы ее отвлечь. — Он попросил, чтобы мы сами выбрали ресторан.
Ивга рассеянно кивнула:
— Спасибо, Клав.
Она обняла его, положила голову на плечо и закрыла глаза.
Тридцать лет назад Ивга впервые проснулась в одной постели с Клавдием Стражем, и было это в отеле, в Однице. Тому памятному утру предшествовало несколько мучительных дней: оба они пытались понять, не повторяются ли заново события, возвестившие приход Ведьминого века — эпидемии, мор, восстание ведьм и ответные самосуды. Не собрались ли ведьмы в рой, не маячит ли впереди чудовищная воронка, не пришел ли миру конец.
Ивге было восемнадцать лет, за последние полтора месяца она прожила целую жизнь и, пожалуй, повторила бы путь с начала — если бы не костер, приготовленный для Клавдия, и не воронка, ждущая Ивгу в конце пути. Один раз она смогла выбраться из этой воронки, но была уверена, что в другой раз не справится.
Тогда, тридцать лет назад, лето выдалось прохладным и пасмурным. Развилкой, которую Клавдий считал решающей, был концерт на стадионе в Однице. В прошлый раз Клавдий предотвратил здесь чудовищный теракт, панику на трибунах и «много-много парного мяса». Он добрался до ведьмы, и та покончила с собой — проткнула сердце серебряным кинжалом с витой рукояткой.
— Если она не появится на концерте — развилка пройдена, и мы не идем по кругу. Эта ведьма — ключевой свидетель. Дождешься меня, пока я слетаю в Одницу?
— Клавдий, — сказала Ивга. — Я с вами… с тобой.
Технический персонал глазел, позабыв о приличиях. Великий Инквизитор всегда был свободен в привычках, но возить служебным рейсом юную ведьму даже для него было слишком смело.
В Однице их встретила Федора, заместительница тамошнего куратора, властная женщина средних лет, и ее взгляд поразил Ивгу до глубины души:
— Почему она на меня так смотрит?
— Она думает, что ты моя любовница.
— Ты можешь сказать ей, что… нет?
— Уже сказал. Она не верит.
Узнав, что Клавдий с Ивгой идут на стадион, заместительница куратора взбеленилась еще больше: в ее картине мира Великий Инквизитор развлекал юную подругу на концерте суперзвезды, на лучших местах, для отвода глаз прикрывшись оперативным мероприятием, фальшивым, вымышленным. Взгляды, которые она бросала, и тон, которым она произносила самые простые слова, оставляли у Ивги тухлый привкус во рту. В конце концов Ивге захотелось, чтобы ведьма, которую они ждут, все-таки явилась, устроила катастрофу, и пусть Федора вопит от ужаса.
Переполненный стадион выл, орал, в перекрестке лучей явился всеобщий кумир, а Клавдий сидел, перейдя в оперативный режим, и хорошо, что Ивга смотрела на него глазами неинициированной ведьмы. Она помнила, как он выглядит, если взглянуть глазами действующей. И не хотела бы увидеть это снова.
Три часа шел концерт. Три проклятых часа, с перебивками, с группами «на разогреве», со все возрастающим градусом юной толпы. Клавдий сидел, раздувая ноздри, вслушиваясь в этот стадион, вглядываясь, внюхиваясь; оперативники в полной готовности ждали в автобусах у входов.
Наконец представление закончилось фейерверком. Люди стали выходить, организованно, секторами. Стадион пустел. Клавдий смотрел перед собой стеклянными глазами, Ивга боялась спросить и боялась пошевелиться.
Они остались на трибуне одни — если не считать оперативников в проходах.
— Вот и все, — сказал Клавдий. — Мы свободны. Ведьмин век отменяется.
Ивга не могла поверить очень долго. Последние дни она стояла на своей обреченности, как на льду, и, когда обреченность растаяла, Ивга провалилась, будто в омут.
Клавдий до глубокой ночи сидел в ее гостиничном номере, обняв ее, согревая, выравнивая дыхание. Окутывая спокойствием, заставляя расслабиться. Она задремывала в его руках и просыпалась. А потом потянулась и поцеловала его первый раз в жизни, почуяла вкус его кожи и поняла, что не может остановиться.
— Ты уверена? — спросил он хрипло.
Она была уверена. Ей хотелось жить. А он ведь был для нее очень важным, самым важным, она перевернула мир ради него. Было чудом, что его руки не превратились в пепел, его губы не стали прахом, Ивга не сделалась центром воронки в небе, она могла обнимать его и чувствовать под ладонями его старый шрам на спине и шрам на груди, и позволять ему касаться себя, и доверять, и растворяться в нем, и никогда она такого не испытывала, впрочем, опыт ее был ничтожен.
На другое утро она проснулась с ним в одной постели, в одном гостиничном номере, и, заметавшись, судорожно начала одеваться.
— Ивга? — спросил он, протирая глаза.
За окном едва начинался рассвет, а ведь было лето и светлело рано.
— Мне надо уехать, — бормотала она. — В Ридну. К тетке…
— Куда уехать?! Зачем? Я думал, ты останешься со мной…
— С тобой рядом нет места. Для таких, как я. Я была нужна для работы. Теперь все кончилось, я не нужна, я исчезну.
— Ивга, — он сел и поймал ее за руку, — выходи за меня замуж, пожалуйста. Будь моей женой.
— Так не бывает, — сказала она после паузы. — Это… нет, так не бывает. Это мезальянс, кто ты и кто я. Нет.
Ломая ногти, она зашнуровывала кроссовки.
— Прости, — сказал он упавшим голосом. — Я забыл, сколько мне лет. В твоем возрасте… не стремиться замуж за такого, как я, — нормально, естественно. Останемся друзьями, я помогу тебе, ничего взамен не требуя. Куда ты удираешь?!
Она обернулась и увидела, что он не шутит. Он выглядел убитым, расстроенным, растерянным — она понятия не имела, что он способен на такие чувства.
— Клавдий. — Она мигнула. — Вы… Ты что, серьезно?!
— Что — серьезно? — Он отвел глаза. — Прости, если тебя обидел.
— Я тебя люблю. — Она всхлипнула. — Я…
Ее прорвало, она бросилась к нему, обняла за шею и горько заплакала. Никогда она так глупо и взбалмошно не вела себя в его присутствии. Следила все-таки за собой, сохраняла достоинство.
— Я больше всего на свете хотела бы с тобой… остаться, — рыдала Ивга. — Мне все равно, сколько тебе лет, какое это имеет значение?! Но… это же… невозможно!
Он гладил ее по голове:
— Ты просто устала. Ты ужасно устала за все это время. Но теперь-то можно вздохнуть спокойно. Я, если честно, очень тебя люблю. Я бы мечтал быть с тобой. Никаких обязательств. Не хочешь принимать мою помощь — не принимай. Но я готов помочь тебе в любой момент, только скажи.
— Ты не можешь на мне жениться, я ведьма, как ты женишься на ведьме, ты же Великий Инквизитор?!
— Ивга, — сказал он ласково. — Ты этого хочешь? Или нет? Я не обижусь, не разозлюсь, я тебя не брошу. Просто скажи: ты выйдешь за меня замуж?
С тех пор прошло тридцать лет.
Она сидела в высокой траве, чувствуя запах как звук — тончайший звон. Чувствуя прикосновение как цвет — от изумрудного до янтарного. Над головой замерло солнце — умиротворенное, мягкое, отыскавшее покой в своем зените. Качались метелочки травы. Вверх по склону поднимались ее дети, и протягивали руки, и смеялись от радости. Все соберутся, все, никто не заблудится, никто не опоздает, потому что она любит всех своих детей одинаково.
— Заново Рожденная Мать!
От их голосов Ивга проснулась. Нащупала выключатель настенной лампы. Зажмурилась, когда загорелся свет. Ей захотелось проснуться еще раз.
Клавдий моментально открыл глаза — и встретился с ней взглядом. Сел на постели.
— Клав, это… это всё, — прошептала Ивга. — Спасибо, это была хорошая жизнь… Благодаря тебе…
— У тебя паническая атака?!
— Я видела сон. — Ивга закрыла руками лицо. — На Зеленом Холме… Это конец, ведьмы ждут свою мать, готовы объединиться в рой…
— Или ты просто видела сон. — Он обнял ее, прижал к жесткому горячему боку.
— Полный любви. К ведьминому роду. К своим детям.
— Сколько их было уже, твоих снов?! Ивга, — он отстранился, положил ладони на ее виски, заглянул в глаза, — роение ведьм выглядит по-другому. Это серия катастроф, серия, а не пара убийств. Это система явлений. Это восстание в полный рост. Когда упал самолет семь лет назад, все виделось гораздо хуже. Но и это не было пришествием ведьмы-матки.
— Меня нельзя оставлять в живых, — пробормотала Ивга.
— Тебя уже тридцать лет как нельзя оставлять в живых. Это что-то меняет?
— Ты сумасшедший. — Ивга закрыла глаза.
— Мы команда. — Он снова притянул ее к себе. — Мы отлично справляемся. Ты не проходишь инициацию, я тебя прикрываю. Так было раньше, так будет еще лет сто.
Она прижалась лицом к его плечу.
Совет кураторов начался с опозданием на полчаса, потому что регулярный рейс из Одницы по техническим причинам задержался. Когда Мартин вошел в зал, его демонстративно ждали. За овальным столом под тяжелой старой люстрой сидели кураторы округов Альтица, Рянка, Ридна, Эгре, Бернст и Корда — все в традиционных черных плащах. Пустовало два кресла — одно во главе стола, массивное кресло с высокой резной спинкой, другое — место куратора округа Одница.
— Да погибнет скверна, — сказал Мартин. — Прошу прощения. Меняли самолет.
Референт, сидевший за отдельным столом у окна, что-то пробормотал в переговорное устройство.
— Кто-то нарисовал хаос-знак на плоскости? — с улыбкой спросил Виктор, куратор округа Бернст, не упускавший случая всем напомнить о своем запредельном цинизме.
Авиакатастрофа, на которую он намекал, случилась семь лет назад и считалась самым массовым убийством, совершенным ведьмами за последние полвека.
— Нет, — сказал Мартин, потерявший в той катастрофе школьного друга. — Всего лишь неисправный сортир… Занесите наши реплики в протокол, пожалуйста, — он кивнул референту.
Виктор презрительно ухмыльнулся.
— Он летает только регулярными рейсами, — сказал Руфус из Ридны, обращаясь в пространство. — Никаких привилегий, человек из народа…
Руфус сделался куратором на пороге пятидесятилетия, и, хотя для большинства других такой пост был вершиной карьеры, считал себя несправедливо обойденным, а Мартина — выскочкой, понятно чьим протеже. Но Руфус был хорошим администратором, и все знали, что Великий Инквизитор позволяет ему чуть больше, чем другим.
Соня из Альтицы, крупная женщина с простым крестьянским лицом, протянула Мартину руку:
— Примите поздравления.
— Хотя всех нас поздравить не с чем, — сказала ее соседка, Элеонора из Эгре, столицы виноделия.
Вошел Великий Инквизитор. Кураторы поднялись, как того требовал протокол. Клавдий Старж приветственно кивнул, всем сразу и никому в отдельности, махнул рукой, предлагая садиться, и опустился в свое кресло:
— Начнем с подробного отчета. Прошу вас, куратор, — он посмотрел на Мартина.
Мартин снова встал.
Он составил письменный отчет через несколько часов после происшествия, при том, что эмоции душили его и погибших еще не похоронили. Глухой ночью он сидел в своем офисе, заполняя лист за листом, вспоминая подробности, когда приперся Ларри, полицейский комиссар, якобы за консультацией. На самом деле Ларри был пьян, и язык его заплетался:
— «Новая Инквизиция»… у них есть рациональ… ное зерно. Сегодня ты нянькаешься с ведьмами, завтра тебя режут, как свинью… Или проламывают голову… По правде, ну Март, ну преодолей свои… стерео… типы. Когда ведьмы звереют, их поздно ловить. Ты говоришь, профилактика, я говорю — за решетку. Ведьма — за решетку. И всё.
Мартин отчаялся выгнать комиссара и завершал работу под его горестное бухтение. К утру отчет был готов. Все сидевшие за столом давным-давно прочитали этот текст по несколько раз, но Великий Инквизитор счел нужным поднять Мартина и заставить все повторить, как школьника. Что же, Мартин будет душить их канцеляритом, пока они не взмолятся о пощаде.
— …обнаружив последствия активности ведьмы, создавшей с преступными целями многослойные мороки, и действуя в строгом соответствии с должностной инструкцией, оперативный инквизитор Эдгар Солон начал преследование и был атакован флаг-ведьмой из стелс-укрытия…
Великий Инквизитор наблюдал. Его взгляд переходил с лица на лицо, он оценивал настроения, причем не только относительно инцидента в Однице. Все сидевшие за этим столом были незаурядными людьми, каждый вел свою игру, у каждого были цели, планы, проблемы, которые надо было решить либо переложить на кого-то другого. За столом шла невидимая карточная партия. Мартин почувствовал себя лишним.
Он повторил отчет если не дословно, то очень близко к тексту. С огромной радостью он провел бы то же самое время в своем офисе, с какими угодно ведьмами, подальше от кураторов в черных балахонах. Только оказавшись одним из них, он понял, как часто талантливые люди идут в Инквизицию за карьерой, за властью, за легальным удовлетворением садистских наклонностей. И это было вполне чудовищное открытие.
— …Обезвредил ведьму, использовав стоп-знак, и впоследствии доставил ее в подвал Дворца Инквизиции. Что еще вы бы хотели услышать, господа?
Виктор из Бернста изобразил аплодисменты:
— Скоро на всех экранах: гонки по ночному городу, съемка без каскадеров, новое поколение кураторов не разменивается на мелочи вроде налаживания оперативной работы…
— Оперативную работу делает тот, кто может, — негромко заметил однорукий Елизар из Корды, много лет назад искалеченный ведьмой. — Или надо было позволить ей уйти?
— Должность куратора предполагает другие достоинства, — с отвращением сказал Руфус из Ридны, — нежели умение быстро бегать.
— Благодарю за лестную оценку моей работы. — Мартин слегка поклонился. — Еще вопросы?
— Спасибо, — сказал Клавдий Старж и снова пробежался взглядом по лицам. — У нас есть инициатива сразу от двух коллег, от досточтимого Руфуса и от Виктора…
— От троих, — сказал до сих пор молчавший Оскар из Рянки. — Я тоже подписал.
Поделиться книгой: