Помоги проекту - поделись книгой:
Отшвырнув канистру, он кинулся к двери, на бегу повернулся, выхватил зажигалку, щелкнул, бросил — Эгле видела, как зажигалка летит и на лету трепещет огненным язычком. Модель «Пикник», не гаснет на сильном ветру, после нажатия кнопки три секунды держит пламя…
Зажигалка исчезла, зажатая в чьем-то кулаке. Снаружи грубо орали голоса: «На землю! Лежать! Руки за голову!»
Инквизитор выпрямился, сжимая в ладони мертвую зажигалку.
Взяли четверых, один без сознания, Мартин сломал ему челюсть. Плюс камера с оперативными материалами. Плюс жертва, в шоке, но живая и относительно здоровая; он не чувствовал боли ни в разбитом лице, ни в обожженной ладони. Эйфория, адреналин, звон в ушах.
Ларри, полицейский комиссар, находился одновременно во дворе, где прошло задержание, в доме, где обнаружили жертву, в машине, где работал компьютер. Набегавшись, подошел к Мартину и жадно закурил:
— Вообще-то я не очень люблю ведьм. Но сейчас даже мне хочется запереть ублюдков в доме и кинуть спичку.
— Не курил бы ты здесь, — сказал Мартин.
Комиссар поспешно затушил сигарету:
— Ну и дерьмо… Ты везучая скотина, у меня слов нет. Просто нет слов, только ругательства, и то однообразные…
Завибрировал телефон. Опуская руку в карман, Мартин уже знал, кто звонит. У отца была нечеловеческая интуиция.
— Что там у тебя?! — отрывисто спросила трубка.
— Взяли «Новую Инквизицию», — сказал Мартин разбитыми губами. — Только что. Девушка жива.
Коротенькая пауза, которая дорого стоит.
— Ты как?
— Меня убили и съели.
— Немедленно полный отчет!
В его голосе звучала сталь, но и что-то еще, отчего Мартин почувствовал нежность.
— Это полицейская операция, патрон. Не инквизиторская. Но отчет я подготовлю и пришлю.
Жертва, завернутая в одеяло, сидела в машине «Скорой». Час назад он видел ее в клубе, колючую, злую, экстравагантно-яркую: замысловато уложенные сиреневые волосы, молнии из глаз, высоченные каблуки — непривычный атрибут, дань моменту. Теперь она сидела, опустив голову; рядом суетилась медсестра.
— Жду, — сказала трубка. — И, пожалуйста… никаких брифингов. Никаких пресс-конференций. Засекретить все наглухо, я свяжусь с полицейским начальством…
— Патрон, я же не идиот, — отозвался Мартин укоризненно.
Жертва в «Скорой» подняла голову и посмотрела на Мартина; лицо у нее было как у мраморной статуи, трагическое и умиротворенное, а в глазах медленно, нехотя рассеивалось отражение смерти.
— Мартин, — сказал отец в трубке. — Я тебя… поздравляю. Спасибо.
Полицейские машины отъезжали одна за другой. Последней уехала «Скорая», без сирены и мигалки, по-деловому. Подергивалась на ветру желтая ленточка ограждения, будто ей было холодно и страшно, как многим этой ночью.
В полиции с ней обходились ненормально, неестественно бережно. Медицинский эксперт проявил столько такта, сколько было возможно в этой ситуации. Когда Эгле наконец раскисла и разрыдалась, ее не попросили взять себя в руки, как следовало ожидать, а привели к ней психотерапевта, и это ее парадоксальным образом отрезвило.
Нет, она не нуждается в терапии. Да, она согласна записать номер горячей линии. Да, она поняла, что все услуги по реабилитации оплатит окружная Инквизиция, а адвокат… какой адвокат?!
Было девять часов утра, в полицейском управлении менялась смена. Эгле сидела в кабинете, одетая в новый, с бирками, спортивный костюм, который специально для нее откуда-то привезли, точно по размеру. Она расписывалась на бумажных протоколах и на сенсорных платах, еще раз и еще. Следователь глядел на нее, как на младшую сестру, потерянную в детстве.
— Адвокат свяжется с вами, когда вы отдохнете. Вы точно отказываетесь от госпитализации? Вы уверены, что вам не нужна дополнительная помощь? Подпишите еще вот здесь… Вашу гостиницу мы продлили на два дня, дату вылета перенесли соответственно, это на случай, если вам станет хуже или у нас возникнут вопросы. Вот ваш смартфон, банковские карточки, документы, проверьте, все ли на месте…
Он помолчал, потом доверительно потянулся к ней через стол:
— Журналисты…
— Нет, — сказала она и содрогнулась.
— …не в курсе. Дело засекречено. Вы понимаете…
— От меня никто ничего не узнает, — сказала она твердо. — Об этом можете не просить. Я бы дорого дала, чтобы забыть… все.
— Спасибо. — Он вздохнул с облегчением. — Будет суд, через несколько месяцев. В закрытом режиме. От вас много не потребуется, адвокат все сделает за вас… И когда мерзавцы сядут пожизненно, вы сможете все забыть.
— А они сядут пожизненно? — спросила Эгле с сомнением.
— К тому все идет. — Следователь улыбнулся, немного нервно, будто понял, что сказал лишнее. — Мой телефон у вас есть. При любых вопросах, сомнениях…
— Спасибо. — Эгле помолчала. — Могу я узнать… этот человек, инквизитор, — как его зовут?
— Его? — Следователь замялся. — Видите ли, Инквизиция — не полиция, у них свои правила… Если он не давал мне полномочий разглашать… я, к сожалению, ничем не могу вам помочь.
— Просто имя!
— Зайдите к ним на сайт, — сказал следователь, понизив голос. — Только… я вам этого не советовал.
Она отперла дверь номера, из которого выходила меньше суток назад, собираясь на церемонию и твердо веря, что вернется со статуэткой. Она вернулась с бинтами на запястьях, полустертой надписью на животе и чудом уцелевшей промежностью. В новом спортивном костюме, разумеется, и в тапочках.
В номере прибирались, постель была идеально застелена, зеркала сверкали. Эгле сбросила спортивный костюм на пол и еще раз приняла душ; надпись масляной краской до сих пор угадывалась на коже: «яицизивкнИ яавоН».
Закутавшись в махровый халат, она босиком прошла в комнату и открыла свой ноутбук. Поисковый запрос: «Новая Инквизиция». Или даже так: «Новая Инквизиция. Одница».
«Страница удалена». «Ссылка неактуальна». «Страница удалена». Как интересно. Погружаясь дальше и дальше, проходя с одного сайта на другой, Эгле копалась, будто курица в куче мусора, уверенная, что зерно найдется, найдется, найде…
«Внимание: шокирующий контент». Напугали, ага. Вопит антивирус, блокируем всплывающее окно…
Открылась запись, сделанная дрожащей камерой в полутемном помещении. Человек в черном балахоне, с капюшоном, закрывающим лицо, спарывал одежду с незнакомой молодой женщины, прикованной наручниками к кровати. Голос, измененный модулятором, глухо звучал за кадром:
— Инквизиция умерла. Великая традиция борьбы, охоты, наказания — все в прошлом. Это сделали вы, ведьмы, вы растлили Инквизицию, вы разложили ее изнутри… Но рано радоваться.
Реакция была такой острой, что Эгле едва успела добежать до ванной: ее вырвало в раковину и частично на блестящий мраморный пол.
Она заставила себя вернуться. Закурила. Долго думала, смотреть дальше или нет. Глубоко вдохнула и вернулась к ноутбуку.
— Ты ведьма, — бубнил голос за кадром. — Ты зло, ты грязь, наказание будет суровым…
Стоп-кадр, крупный план, надпись «Новая Инквизиция» на голом животе. Сцену изнасилования Эгле прокрутила, закрыв глаза и убрав звук. В самом конце ролика появился дом, пылающий от основания до флюгера на крыше.
— Ведьма, знай, что тебя ждет твой костер. Ты язва, ты проклятие, мы Новая Инквизиция. Мы придем за тобой.
Эгле докурила. Выпила воды, вытерла холодный пот со лба. Набрала в поисковике: «Окружная Инквизиция Одницы. Официальный сайт». Прошла по ссылке «Сотрудники»: оперативный состав, технический состав, аналитики, эксперты…
«Куратор округа Одница верховный инквизитор Мартин Старж».
Он смотрел на нее с экрана с таким видом, будто рекламировал турагентство, а не возглавлял инквизиторскую службу крупнейшего в стране округа. В мантии, но со сброшенным капюшоном. С жетоном на груди. Эгле поразилась, каким разным может быть его лицо: в клубе он был высокомерным и вполне отвратительным. В заброшенном доме — озверевшим. На официальном фото казался милым, как плюшевый мишка. Светло-русые волосы, живописно небритые щеки, карие с прозеленью глаза, насмешливый взгляд. Сколько ему лет, тридцать с небольшим? И на кураторской должности? Вот это карьера у парня; Старж… Неудивительно. Известная фамилия. Яблочко от яблони; Эгле нашла номер на странице и подтянула к себе гостиничный телефонный аппарат.
— Здравствуйте. Спасибо, что обратились в Инквизицию округа Одница. Если вы ведьма и вам нужна немедленная помощь, нажмите один. Если вы хотите узнать расписание приемов…
Эгле нажала единицу.
— Горячая линия, — сухо сказала женщина на том конце связи. — Звонок может быть записан. Назовите вашу проблему.
— Мне надо говорить с Мартином Старжем.
— У вас срочная проблема?
— Да. Мне надо говорить с Мартином Старжем.
— Верховный инквизитор на приеме завтра в своем офисе с десяти утра. Вам будет оказана помощь немедленно, при помощи оперативной бригады. Назовите вашу проблему.
Эгле положила трубку.
В четырнадцать лет она пришла становиться на учет в районный отдел Инквизиции, в небольшом городке провинции Ридна. Там не было ни панелей с видами природы, ни аквариума, ни матового стекла на стойке приемной. Там регистратор, крикливый толстяк, насмехался над ней. Там на скрипучих скамьях вдоль стен часами маялись перепуганные, униженные женщины.
В центральном инквизиторском офисе Одницы холл с мягкой мебелью был почти пуст. Пожилая дама листала глянцевые журналы, девушка-школьница не отрывала глаз от смартфона. На стойке сидела женщина в офисном костюме, с легким макияжем на профессионально-доброжелательном лице. Эгле положила на мрамор учетную карточку, регистраторша привычным движением поднесла к документу сканер:
— Вы хотите встать у нас на учет? К сожалению, на этом участке нет мест. Я предложу вам список других офисов в городе и округе.
— Я хотела бы обсудить этот вопрос с верховным инквизитором.
— Я отправлю ему ваши документы, — сказала регистраторша с большим сомнением, возвращая карточку Эгле. — Подождите, пожалуйста.
Эгле села в мягкое кресло; девушка мельком глянула на нее поверх телефона — и снова опустила глаза. Эгле почувствовала, как берутся корочкой губы: это место, похожее на приемную частной клиники, не могло ее обмануть. Инквизиторская контора, Эгле видела их немало; не имеют значения ни мебель, ни экраны, ни электронная очередь, ни кофемашина в углу: сквозь них в ее воображении проступают скрипучие скамьи, щелястый пол, древние бюллетени на стенах — «Ведьма, помни, общество не отказывается от тебя…» Место страха, унижения и несвободы. Эгле захотелось встать и уйти, и она бы смалодушничала через несколько секунд, но регистраторша, глянув на экран компьютера, посмотрела поверх матового стекла:
— Эгле Север? Вас приглашают.
И бронированная дверь, ведущая из приемной вглубь помещения, открылась.
Инквизитора и ведьму разделяло тонкое стекло, испещренное вязью — разновидность изолирующего знака. Эгле впервые встречала такое новшество в инквизиторском кабинете: трогательная забота о самочувствии посетительницы.
Она увидела Мартина Старжа впервые с момента, как в увозящей ее «Скорой» закрылись двери. Тогда он стоял во дворе дома, чуть не ставшего ее костром, и говорил по телефону. Светили фары полицейских машин и единственный фонарь на столбе; рваная тенниска инквизитора была залита бензином и кровью, лицо разбито в котлету, правый глаз заплыл. Эгле тогда пыталась поймать его взгляд и поймала — но только на секунду.
Теперь он сидел на рабочем месте в темных очках. На опухшей скуле ясно виднелась пара швов, но в целом он выглядел гораздо лучше, чем можно было ожидать после такой мясорубки. Капюшон черной хламиды лежал у него на плечах. Выражение лица: играю в покер.
Полминуты они смотрели друг на друга. Потом он показал ей часы на запястье — жду, мол. Ты тратишь мое время.
— Я видела в сети ролик «Новой Инквизиции», — сказала Эгле.
Он замер, как стоп-кадр, потом откинулся на спинку кресла:
— Его должны были выпилить.
Эгле пожала плечами: не рядовая, мол, затея, убрать из сети информацию после того, как та расползлась.
— Спасибо, — сказал он, подумав. — Это важно. Я приму меры. Что еще?
— Я хочу об этом поговорить.
— У вас отличный адвокат, психотерапевты на выбор, неограниченные возможности для «поговорить». А у меня рабочий день. Люди ждут.
— Ты спас мне жизнь, — сказала Эгле. — И… ты все видел. И я видела эти кадры. Что, совсем нечего сказать?
Выражение его лица не изменилось, насколько она могла судить, глаз-то все равно не было видно. Подумав секунду, он взял со стола лист бумаги и ручку.
— Если у вас больше нет вопросов, — начал медленно, одновременно что-то царапая на листке перед собой, — и учитывая, что ваша регистрация не нуждается в обновлении… Думаю, вам следует обратиться в Инквизицию по месту жительства.
Он приложил к стеклу записку:
Она почувствовала себя глупо. Он скомкал бумажку и махнул ей рукой — иди, мол.
— До свиданья, — пробормотала Эгле, совершенно растерянная.
Он замахал энергичнее, предлагая ей немедленно выметаться из кабинета и не тратить его драгоценного времени.
— Вообще-то, я ждал поощрения, — сказал полицейский комиссар Ларри. — Вместо этого меня грозят отдать под суд, если случится утечка информации. Признавайся, это твоя крыша в Вижне прессует мое начальство?
Мартин пришел в управление к трем, официально — чтобы дать показания, на самом деле — за новой информацией. То, что он выяснил, не удивило его, но оставило скверный осадок на душе. Спокойно уйти не дал комиссар — потащил в кабинет, пропахший сигаретным дымом, усадил в кожаное кресло, которое, как всем было известно, служило комиссару и массажером, и койкой для дневного сна, и начал изливать на чужую голову раздражение, опасения, надежды и обиды:
Поделиться книгой: