Купидон с жареным луком

И эти люди – я имею в виду сотрудников полиции – еще жалуются, что добропорядочные граждане им не помогают! Тут и захочешь помочь, даже попытаешься это сделать – с открытым сердцем, со всей душой, – а тебе в эту открытую душу цинично наплюют!

– Ну и ищи его сам! – сказала я выключенному телефону, адресуясь к Митяю и имея в виду пропавший ларец, благополучно переждавший легкий шухер с его неактивными поисками на клумбе и, возможно, уже покинувший ее вместе с той неизвестной личностью, которая, сама того не зная, составляла мне компанию в цветочных джунглях…

Утром я проснулась с твердым намерением безотлагательно взяться за работу и закончить уже статью. В конце концов, что за глупость, расхлябаность и безответственное увлечение деревенскими тайнами? Кормит-то меня древнейшая профессия – журналистика, а не устное народное творчество!

Я умылась, покормила кота, сгрызла печенье и, прихватив большую кружку с крепким кофе, отправилась в свой кабинет – на чердак. Отличное место для добровольно-принудительной работы! Окошко маленькое и показывает только кусочек неба, так что засматриваться не на что, звуки с улицы практически не доносятся – ничто не отвлекает.

Главное, не дать проскользнуть в чердачный кабинет Шуруппаку: он чересчур азартно возится в хламе, который я, нерадивая хозяюшка, просто сдвинула к стенам, а разбирать не стала. Ну, неохота мне его разбирать, этот чужой бардак! Копаться там, сортировать, по лестнице сносить… Было бы чердачное окошко побольше, я бы прямо в него все повыбрасывала да со двора на помойку отправила.

Но освобожденный от барахла просторный квадрат пола я намыла до блеска! Поместила там стул, стол, лампу, ноутбук – организовала прекрасное рабочее место. Осталось разве что ножки стула к полу привинтить и приспособить к ним цепи с кандалами, чтобы приковывать себя к месту и работать, работь, работать, а не болтать и сачковать, как я это люблю и умею.

В общем, я заставила себя отвлечься от деревенского детектива и погрузилась в не столь захватывающую, но по-своему драматическую историю региональных застройщиков. У них после карантина темпы роста продаж новостроек сильно просели, даже льготная ипотека не помогает…

С бедами застройщиков я разбиралась часа три. Шура несколько раз приходил под дверь: сначала только скребся с намеком, потом начал подавать голос, и тон его становился все более скандальным. Я непоколебимо сидела и работала – умею, если надо, вкопаться крепко, как телеграфный столб.

Но кот не сдался. Он ушел из-под двери, выбрался из дома, запрыгнул на козырек навеса над крыльцом и оттуда пополз по стене к чердачному окошку, как Том Круз в роли суперагента по отвесной скале. Я узнала об этом, когда решила выяснить, что за странное глухое бумканье доносится до меня с улицы.

Бумкал кот, срывающийся с бревенчатой стены на покрытый толью навес. Это было завораживающее зрелище, и я наблюдала его, позабыв о своих трудах, минут пять. За это время упорный кот предпринял три неудачные попытки совершить восхождение по стене и столько же раз с нее свалился.

В процессе подъема рыжий перс походил на здоровенную и поразительно целеустремленную мохнатую гусеницу, а при падении превращался в меховой мяч. Старая толевая крыша при этом постепенно превращалась в подобие корыта, обещая в скором времени вовсе провалиться.

Я поняла, что рискую остаться без навеса над крыльцом.

И без кота, если он не прекратит убиваться об него.

Статья, на счастье Шуры (и наше с навесом), была уже практически готова. Я дошлифовала заголовок и лид, сохранила файл и отправила его рекламному менеджеру, принесшему этот заказ, для согласования с заказчиком.

А поскольку этим менеджером была моя подруга Лизка, я сразу же позвонила ей и отрапортовала:

– Лиза, статья про новостройки у тебя в почте!

– Супер, я буду через пять минут! – так же на подъеме ответила мне подруга и отключилась.

– Где она будет? – с подозрением спросила я отклеенный от уха мобильник.

Меня терзали смутные сомнения…

Я закрыла ноутбук, выключила лампу, покинула свой чердачный кабинет и вышла на крыльцо, поборов порыв приставить руку козырьком ко лбу и посмотреть в конец улицы – не пылит ли там зеленый «Матис» Лизки, нежно называемый хозяйкой «лягушонка-коробчонка».

Я, конечно, не забыла, что приглашала подругу навестить меня в сельской местности, но при этом помнила, что дату встречи в пампасах мы с ней не согласовывали.

С шумом и треском по маршруту «навес – подоконник – перила – крыльцо» проскакал Шуруппак, рыжей молнии подобный, встал передо мной, хлеща себя по бокам пушистым хвостом, и гневно выпучил круглые глаза. После этого он выдал целую скрипучую тираду – кажется, обматерил меня на кошачьем языке.

– Я так больше не буду, – пообещала я, наклоняясь и подхватывая сердитого зверя на руки. – По крайней мере, в ближайшее время. У меня пока никаких заказов нет, поэтому новых трудовых подвигов не предвидится.

– А вот и я! – донеслось с улицы. – Не ждали?

Кот замер, глянул одним глазом поверх моего плеча и начал бешено вырываться. Я отпустила его, и он стремительно унесся в глубь дома, скрипя когтями на крутых поворотах.

Кто-кто, а Шура Лизку точно не ждал. Он никогда ее не ждет и не радуется их внезапным встречам. Однажды Лизка бестактно пошутила, что из Шуры выйдет превосходный меховой воротник, и даже имела дерзость примерить моего кота к своему пальто. С того момента Шуруппак ей не доверяет.

– Кисуля, ты куда? Я тебе рыбки привезла! – вскричала Лизка, потрясая высоко поднятой авоськой.

Но кисули уже и след простыл.

Я спустилась с крыльца и открыла подруге калитку:

– Привет, заходи. Могла бы и предупредить, что приедешь.

– Я же написала тебе в мессенджер, ты разве не видела? – Лизка вручила мне авоську, в дырки которой выпирали углы пакетов и бутылочные горлышки, отчего раздувшаяся сетка несколько напоминала шотландскую волынку. – Ты тут совсем забыла о благах цивилизации, да?

Подружка поднялась на крыльцо и огляделась.

– А что, очень миленько. Эти бревенчатые стены, резные ставни, все такое аутентичное… Я привезла тебе бри, тофу, грана падана, рукколу, кешью, сибаса, кавьяр и шираз!

– Ни словечка не понял! – восхищенно произнес знакомый голос.

Мы с Лизкой обернулись.

– Это кто? – строго спросила она меня в четверть голоса.

Даже, может, в одну восьмую: максимально конспиративно.

– Это Дмитрий Палыч Синеглазов, здешний участковый, – торжественно представила я Митяя.

И, поскольку Дмитрий Палыч без приглашения вошел в мой двор, как в свой собственный, я сочла нужным пояснить, чтобы Лизка не подумала – я не только домик в деревне, но и мужика аутентичного себе завела:

– Мы, кстати, родственники, Дмитрий Палыч мой двоюродный брат.

– О! Так вы местный шериф?! – Лизка оглядела Митяя сверху, сошла с крыльца и мягкой поступью индейца двинулась вокруг него. – Женат?

– Не-не-не… Не надо! – Митяй уже явно жалел, что заскочил ко мне так некстати. Он было попятился: – Ладно, Ляся, я попозже загляну…

– Не-не-не! – Скво Лизка ловко заарканила беднягу и потащила на крыльцо. – Нам тут как раз не хватает третьего, не пить же вдвоем, в нарушение классики жанра!

– Не вырывайся, – посоветовала я родственнику.

У Лизки не вырвешься – она рекламный менеджер с пятнадцатилетним стажем. Очень эффективный продажник, от нее еще ни один клиент без оплаты не уходил.

– А что делать? – отворачиваясь от Лизки, тянущей его в дом, спросил Митяй.

Я пожала плечами:

– Лучшей тактикой было бы сразу упасть и прикинуться мертвым, но теперь уже поздно.

– Точно? – Митяй попытался обмякнуть, но Лизка тут же притиснула его к дверному косяку, причем подперла собственным телом, а оно у нее фигуристое. – Ах-х-х…

– Лиза, ты задавишь Митю. – Я протолкнула скульптурную группу в сени и там оттащила в сторону подругу-кариатиду.

Я шепнула ей:

– Полегче давай! Деревенские мужики к такому натиску непривычные.

– А не откроете ли вы нам, любезный Дмитрий Палыч, бутылочку шираза? – Лизка тут же сменила пластинку. – Выпьем по рюмочке за встречу, за знакомство, я, кстати, Елизавета Николаевна, можете звать меня просто Лизаветой…

Я тихо хмыкнула. Это свое «Елизавета Николаевна» Лизка без устали перекраивает сообразно ситуации: кому-то она Элис, кому-то Элиза, Лизхен или Бетти. Одному богатенькому дяденьке, фанату йоги и правоверному вегану, помнится, даже Веточкой представилась, чтобы больше понравиться.

Мое имя подружка, впрочем, тоже видоизменяет разнообразно и порой до неузнаваемости. Я у нее и Алиска, и Лиса, и Аля, и даже иногда Али.

– Я вообще-то не употребляю… – Митяй посмотрел на бутылки в авоське и честно договорил: – …незнакомые мне напитки. К тому же я сейчас за рулем и при исполнении. Алиса Юрьевна, разрешите вас на минуточку!

Мы вышли во двор, и Митяй, опасливо поглядывая на окно, приоткрывшееся как бы само по себе, нашептал мне:

– Ты поосторожнее давай. Двери-окна закрывай, проходной двор тут не устраивай.

– Да Лиза – моя лучшая подруга, мы сто лет знакомы! – возмутилась я почудившимся мне намекам.

– Да, вижу, что баба в возрасте и с опытом…

За окном гневно ахнули.

– …но я не про подругу твою, – договорил Митяй. – Тут Соколов пропал.

– Что значит – пропал? – уточнила я, не став спрашивать, какой Соколов. Ясно же, что не директор музея из моей телефонной книжки. – Ты его разве не посадил еще?

– Сажает суд! И еще бабки – петрушку с морковкой на грядках! Я его только задержал, потому как была ориентировка на беглого, а Соколов этот очень уж подходил, – досадливо объяснил участковый. – Плюс он проник в твое жилище, но ты же заявление не написала, пришлось его отпустить…

– Так Буряков же написал! По поводу пропажи шишака! – напомнила я.

– Так он когда написал? Соколова уже отпустили! Теперь вот кинулись искать – а нет его! По месту жительства не явился!

– А где у него место жительства?

– В райцентре. Улица Коммунаров, двадцать пять, квартира семь. Соседи говорят, давно его не видели. Конечно, давно: он же два года отсидел.

– Так, подожди. Ты полагаешь, что Соколов по-прежнему где-то здесь и мне следует его опасаться? – Я вычленила главное.

– Не исключаю такой вероятности.

– А я исключаю. Вот ты меня вчера не дослушал, хохмить начал, а я хотела тебе сообщить, что ночью кто-то шарился в той клумбе с фонарем. – Я кивнула на цветочные заросли. – И, судя по тому, что шарился он там недолго, искомое нашел быстро. Думаю, твой Соколов уже тю-тю – смылся из нашей деревни вместе с украденным шишаком в цивилизованный мир.

– Ну, я только за Пеструхино отвечаю. – Мое сообщение участкового не расстроило, а даже обрадовало. – В цивилизованном мире его другие ловить будут. Но я тебя предупредил: поосторожнее давай. – И он опять покосился на окно, видно, правильно оценив мою подругу, как женщину крайне опасную.

Я пообещала, что буду осторожна, и Митяй укатился – сначала на своих двоих со двора, а потом в голубую даль на «девятке».

– Почему ты раньше не говорила, что у тебя есть неженатый брат походящего возраста? – попеняла мне Лизка, когда я вернулась в дом.

Подруга уже сама откупорила бутылку, нарезала сыр и красиво рассыпала по нему орехи.

– Где у тебя бокалы?

– Не сыпь мне соль на рану. – Я открыла кухонный шкафчик и достала два стакана. – Это вместо бокалов.

– Граненые! Легенда совкового общепита! – восхитилась подруга. – Откуда?

– От прежних владельцев дома. Они тут кучу разного барахла оставили, теперь все мое. – Я разлила прославленное австралийское вино по легендарным советским стаканам.

– Я обожаю барахолки! – Лизка закатила глаза. – Однажды на блошке в Париже купила настоящую серебряную ложку всего за два евро, представляешь? А ты это наследие сельских сквайров разобрала уже или пока только стаканы оприходовала?

– Как хорошо ты меня знаешь! – восхитилась я и подняла стакан. – Ну, за дружбу!

– И за любовь! – добавила Лизка и, поставив стакан, с пристрастием поинтересовалась: – Кажется, твоему родственнику я не очень понравилась?

– Что ты! Он ушел под сильным впечатлением, – успокоила я ее. – Не удивлюсь, если сегодня ночью он увидит тебя во сне.

«Не удивлюсь также, если сон этот будет кошмарным», – добавила я про себя.

Зачем расстраивать хорошего человека? Лизка умная, сильная, добрая и недурна собой, но ей не везет с мужиками. Впрочем, кому с ними везет…

После второго завтрака с вином – Лизка предложила считать его ланчем, как заведено у сельских сквайров, правда, совсем в другой стране, – подруга потребовала вести ее на прогулку. Ей хотелось пасторальных видов, колоритных типажей и милых жанровых сценок.

В принципе, эту программу можно было выполнить и перевыполнить одним походом в магазин-лабаз – там Лизавета не только насмотрелась бы, но и наслушалась много чего, – но мне не хотелось, чтобы глупые сплетни про бац-бац с моим участием ушли в большой мир. А Лизка как каждый хороший рекламщик-продажник гиперобщительна и в режиме «по секрету всему свету» в два счета разнесет деревенские сказочки максимально широко.

Поэтому я предложила подруге переобуться в аутентичные калоши и повела ее гулять по огородам. Виды там имелись: за огородами тянулись коричневые и желтые поля, перемежающиеся зелеными рощицами, и затейливо петляла серо-голубая речка, подобраться к которой можно было по живописному глинистому оврагу.

– Ну чем не Большой американский каньон? – восхищалась Лизка, размеренно шагая по упругой глинистой тропке меж красно-коричневых откосов в полтора человеческих роста.

Мои запасные калоши оказались ей великоваты, и подруге приходилось следить, чтобы не расстаться с ними: упругая глина под ногами так и норовила Лизавету разуть. Дважды ей это даже удалось, и оба раза я заботливо возвращала подруге потерянную калошу. Лизка радостно хохотала и говорила, что она прям как Золушка, только деревенская, и спрашивала, где тут у нас тыквы растут, хотелось бы, мол, и их как-то адаптировать в нашу сказку.

Для тыкв был еще не сезон, но угроза потери резиновой «туфельки» сохранялась, поэтому я, шагая вслед за Лизкой, внимательно смотрела под ноги.

И вдруг встала как вкопанная, заметив знакомые следы. Это были отпечатки тех самых чоботов, с явления которых в мой милый деревенский дом все и началось! Я не могла ошибиться: насмотрелась на такие же грязные следы, пока отмывала их с пола. К тому же размерчик у обувки был редкий – сорок восьмой, наверное.

Следы незабываемых чоботов тянулись не к деревне, а от нее, значит, мой брат-участковый напрасно за меня волновался – подозрительный гражданин Соколов Пеструхино уже покинул. И сделал он это совсем недавно! Я присела и пальчиком потрогала глину. Еще не сухая! Точно, след свежий. Утренний или ночной.

– Аля, ты чего там? – Лизка, заметив, что на ее болтовню никто не реагирует, наконец оглянулась и побрела обратно ко мне. – Что тут у тебя?

У меня было много чего – большой набор противоречивых чувств: облегчение от того, что опасный «хтось» убрался подальше, опасение, что ушел он не с пустыми руками, обида, досада и вишенкой на этом слоеном торте – жгучее любопытство.

– Ого! – Лизка оценила размер наследивших чоботов. – В этой деревне живут великаны? Знаешь, мне всегда нравились мужчины баскетбольного роста!

– Тебе нравятся мужчины любого роста, – напомнила я, разгибаясь и оглядываясь в поисках хоть какой-нибудь подсказки.

Что мне делать? Неужели оставить все, как есть – пусть Соколова и пропавший шишак ищут те, кому положено, как сказал Митяй?

– Тут ты права, – согласилась Лизка и загрустила. – Габариты мужика не так важны, был бы человек хороший, да где ж его найти…