Богиня в стоптанных туфлях

— И не только о Джудит, — Холмс ответил ей мягкой улыбкой. — Не только миссис Трефьюсис будет спокойнее и более склонна к сотрудничеству оттого, что рядом её старая подруга. При вас и другие свидетели будут вести себя намного более расслабленно, чем при сыщике. Бьюсь об заклад, вы неоднократно использовали в своих расследованиях образ наивной женщины, которой всего-то и хочется нового материала для сплетен.

— Не стану спорить, мистер Холмс, — рассмеялась миссис Хадсон. — В таком случае, я, с вашего позволения, пойду собираться.

Она ушла к себе, а Холмс набил трубку и закурил, думая, как забавно, наверное, выглядит со стороны его команда. Доктор, ничего не смыслящий в полицейском деле, стайка мальчишек-оборванцев, лондонские нищие, теперь ещё вдова-домовладелица… Миссис Хадсон упомянула богиню — но Холмс не верил в богинь. Они не в состоянии навести порядок в мире, лишь вчера сойдя с небес — они ведь не разбираются, как здесь всё устроено. В отличие от домовладелиц, всезнающих мальчишек и Шерлока Холмса.

* * *

Ситтафорд встретил гостей туманом. Из-за низкой видимости воздух казался плотным, и чудилось всякое — будто ближе к земле туман превращается в длинные пальцы и ощупывает дорогу, заползая во все углубления и неровности, а откуда-то сверху за тобой наблюдают внимательные, очень любопытные глаза. Джейн поёжилась. Неудивительно, что в такую погоду совершаются преступления, тоска же душу вынимает.

— Дома, наверное, уже растопили камин, — негромко заметил доктор Уотсон. Джейн благодарно улыбнулась.

— Да, вы правы. Огонь весело танцует на поленьях, и можно протянуть к нему руки…

Мистер Холмс, кажется, не слышал их слов. Он всматривался в туман, будто пытался разглядеть Ситтафорд, расслышать неясный шёпот, рассказывающий обо всех здешних тайнах. Ужасно интересно, что он видит? Какие картины проносятся в его воображении?

— Ситтафорд-хаус, должно быть, вот там, — словно услышав миссис Хадсон, произнёс знаменитый детектив, протягивая руку вперёд. — Проводник говорил, от него в две стороны тянутся коттеджи, один из них я, кажется, вижу. Поразительно густой туман.

Он уверенно зашагал вперёд, и им осталось лишь следовать за ним. Джейн пару раз оступилась, доктор поддержал её. Наконец дорога закончилась у ворот большого дома.

Громада Ситтафорд-хауса была хорошо освещена: сквозь туман смутно виднелись жёлтые пятна окон. Шерлок Холмс решительно постучал, и не прошло и пары минут, как двери распахнулись. На пороге стоял смуглый мужчина в занятной шапке-феске и одежде, позволявшей предположить в нём слугу.

— Моё имя Шерлок Холмс, — немедленно обратился к нему детектив, — а это мои спутники, миссис Хадсон и доктор Уотсон. Мы приехали из-за убийства капитана.

— Проходите, — слуга посторонился, и они один за другим прошли в дом: сначала Холмс, потом Джейн, потом доктор Уотсон.

Здесь действительно было очень светло. Горели люстра, лампы, свечи — по-видимому, обитатели дома всерьёз задались целью не оставить ни одного тёмного угла. На полу лежал большой ковёр с индийскими узорами, весело потрескивали дрова в камине, тахта и несколько кресел выглядели очень уютно и манили к себе. Жутковатый туман сразу вылетел из головы; Джейн крутила головой, рассматривая охотничьи трофеи, развешанные по стенам.

— Здравствуйте, джентльмены, — раздался голос откуда-то сверху. Джейн взглянула в ту сторону: по лестнице спускался высокий грузный мужчина, держа в руке свечу. — О, и леди. Вы, прошу прощения, кто? Я сначала подумал, что из полиции, но с вами дама…

— Моё имя Шерлок Холмс, я частный детектив, — мистер Холмс вежливо поклонился. — Это мои спутники, миссис Хадсон и доктор Уотсон. А вы, надо полагать, полковник Росс? Ваша походка выдаёт вашу рану, она, должно быть, беспокоит вас в такую погоду?

— Чёрт возьми, беспокоит — это не то слово! Проклятое колено, столько лет прошло, а оно всё не уймётся. Хорошо, мистер Холмс, а здесь-то вы что делаете? Я никаких частных детективов не приглашал, мне, признаться, полиции хватает с головой, и ещё этот писака, будь он неладен…

— Полковник, это тётушка пригласила, — раздалось цоканье каблучков, и по лестнице сбежала юная особа, довольно коротко, по последней моде, стриженая брюнетка в белом платье, с наброшенной на плечи кремовой шалью. — Мистер Холмс — известный в Лондоне человек, он наверняка поможет найти убийцу и оправдать моего бедного Джеймса. Здравствуйте, мистер Холмс, я Эмили Трефьюсис, — она подошла к нам и уверенно протянула Холмсу руку. Тот крепко пожал её.

— Рад знакомству с вами, мисс Трефьюсис. Разрешите представить вам моих помощников, миссис Хадсон и доктора Уотсона. Надеюсь, мы с вами сможем поговорить. Полковник, и с вами тоже.

— Да я могу поговорить, мне не жалко, особенно если малышка Эмили этого хочет, но предупреждаю: не доверяю я вашему брату. Вы вечно норовите взять деньги и исчезнуть с горизонта, так ничего и не выяснив. Все ваши уловки мне прекрасно известны, ясно?

— Я никоим образом не претендую на ваши деньги, полковник, — холодно отозвался Холмс, — в данный момент я лишь хочу осмотреть место преступления и выяснить, как, когда, в какой позе было найдено тело и что находилось рядом с ним. Ваши проблемы со скачками меня никоим образом не касаются.

— Какие ещё проблемы со скачками? — ощетинился полковник.

Холмс пожал плечами.

— Я навожу справки о деле и людях, имеющих к нему отношение, заранее.

— Вас дезинформировали, — отрезал полковник и пристроил свечу на каминной полке. Он явно принёс её именно для того, чтобы поставить здесь.

Холмс хотел ответить ему, но смолчал.

— Простите, сэр, — не удержалась Джейн, — а зачем вам столько света?

Полковник Росс поджал губы.

— Местная традиция, мэм. Что-то связанное со злыми духами, откровенно говоря, никто уже и не помнит тех глупых суеверий, из-за которых мы всё это делаем. Пойдёмте, я отведу вас в кабинет. Его там… он там умер.

Джейн с интересом рассматривала полковника. Он был человеком видным — высокого роста, со строгим, пронизывающим взглядом серых глаз. Суровый военный — или моряк, он ведь служил во флоте? Старый холостяк, наверное, женоненавистник, иначе вряд ли жил бы в доме у капитана. Однако недовольства по поводу пребывания рядом мисс Трефьюсис не высказывает. Кстати, что она здесь делает? Джудит ведь говорила, что девушка убита горем и не выходит из комнаты. Надо бы разузнать.

Эмили тоже пошла следом за ними. Доктор Уотсон чуть посторонился, пропуская её вперёд, и Джейн, воспользовавшись случаем, улыбнулась ей.

— Меня зовут Джейн, — шёпотом сказала она. — Джудит сказала мне, что вы расстроены из-за Джеймса.

— О, да, ужасно! — девушка тяжело вздохнула. — Он такой идиот, ну как можно быть настолько… настолько… неудачником? Влипнуть подобным образом — да это же просто уму непостижимо!

Джейн с интересом посмотрела на юное создание.

— Да уж, что и говорить, время для визита ваш молодой человек выбрал весьма неудачно.

— Есть на свете люди, которым не везёт, есть неудачники и есть Джеймс. Капитан действительно не жаловал его, и в общем за дело, но такое невезение… — Эмили покачала головой.

— Мисс Трефьюсис, мне ужасно любопытно, почему вы здесь? Джудит сказала, вы из комнаты не выходите…

— Разумеется, не выхожу! — энергично кивнула девушка. — Здесь столько всего, за год не разобраться! А я должна.

— Разобраться? — уточнила Джейн.

— Конечно. Я ведь хочу спасти Джеймса. Джейн, я, — она понизила голос, — я расследую это убийство. Ну, раз уж больше некому. Полиция арестовала Джеймса и больше ничего не делает, а я так не согласна.

— Как интересно! — прошептала Джейн, и в этот самый момент полковник заявил:

— Вот кабинет, проходите.

— Скажите, полковник, — немедленно спросил Холмс, — сюда можно попасть как-то ещё? Потайной ход, секретная дверца, отдельный коридор для прислуги?

— Только если подняться на второй этаж по задней лестнице, из людской. Но всё равно на втором этаже выйдете в этот же коридор.

Кабинет был совсем небольшим, как будто его оборудовали в какой-то кладовке. Все вошедшие насилу разместились в нём, причём мисс Трефьюсис уселась на подлокотник кресла, доставшегося миссис Хадсон, а мистер Холмс и полковник остались стоять — полковник у двери, а Холмс у стола.

— Он сидел вот здесь, — недовольно буркнул полковник, показывая рукой, — вот в том кресле, где сейчас доктор.

Холмс тут же подскочил к креслу, жестом попросил Уотсона подняться.

— Как оно стояло?

Полковник Росс ответил сразу:

— Чуть отодвинутое от стола, будто он хотел встать.

— Хотел встать или садился? Могло ли быть, что он только что сел и ещё не придвинул кресло к столу? — полковник задумался, наморщив лоб; Холмс пояснил: — Вот представьте, он встаёт из кресла, отодвигая его, принимает гостя, садится обратно, возможно, приглашая гостя присесть, но не успевает придвинуть кресло — такое могло быть?

— Не знаю. Он просто сидел в немного отодвинутом кресле, ровно сидел, так что за столом в такой позе ему было бы неудобно. Голову уронил на грудь.

— Руки?

— Что руки?

— Как лежали его руки?

— На подлокотниках. Да, точно: на подлокотниках, как будто он именно что собирался встать и опёрся на них.

— Мне нужно увидеть тело, — заявил Холмс, рассматривая пол возле кресла.

— Прямо сейчас? — саркастично уточнил полковник. — Так оно в морге, представьте себе.

— Нет, не прямо сейчас. Скажите, а это пресс-папье, которым его убили, или что это было — где оно лежало?

— На столе. Вот здесь, — полковник показал рукой, — почти возле самой его головы. Как будто его стукнули, потом бросили эту чёртову подставку и ушли.

Холмс поскрёб ногтем пол возле кресла.

— Что ж, здесь я всё осмотрел, доктор Уотсон, можете сесть обратно. Полковник, будьте так добры, расскажите нам о капитане. Что он был за человек? Насколько я понял, в Ситтафорде его очень уважали.

Джейн украдкой посмотрела на доктора — так и есть, он поднял на своего друга изумлённый взгляд. Обычно мистер Холмс был куда резче с людьми, позволявшими себе обидные слова в его адрес. Сейчас же он будто не замечал неприязни полковника.

— Всё-то вам надо знать, — пробурчал здоровяк, машинально протирая рукавом столешницу. — Он был… Особенный он был, вам, штатским, не понять. Штатские вечно обращают внимание на ерунду — как одевался, что любил на обед, сорил ли деньгами… Нет, не сорил. Не так их у него было много. Он исполнял свой долг, всегда, попрекнуть его нечем.

— А пытались попрекать? — осведомился Холмс.

— Ещё как! То он плох, потому что не женится. То — потому что не дал денег дураку Брэкстенхоллу, упокой Господи его душу, на очередную его дурацкую затею. Покойник просил в долг, да все же знали, что он никогда не отдаёт долги. Потом вдруг придумали, будто он вот-вот уедет в Лондон на некое мифическое повышение, но не говорит никому, чтобы не просили его составить протекцию. Понятия не имею, кто запустил этот мерзкий слух.

— Под ним не было совсем никаких оснований? Никакого неправильно понятого разговора, например?

— Да полная белиберда! Только идиоты вроде местных кумушек да частных детективов могут придавать вес подобным глупостям, которые вырастают на ровном месте, как грибы после дождя! Джозеф ушёл в отставку и едва сводил концы с концами. Иногда публиковал в местной газетёнке отрывки из своих мемуаров, чтобы было на что угля на зиму купить.

— Понятно. А его племянник?

— Сын сестры, — полковник произнёс эти слова недовольно, как будто сестра покойного нанесла ему несмываемое оскорбление. — Она вышла замуж за какого-то пройдоху, меньше чем через год его труп выловили из сточной канавы. Но ребёнка он ей заделать успел. Она, правда, угодила в психиатрическую лечебницу, за ней там вроде бы присматривал третий из их семьи, младший брат, он был врачом. Что с ней стало, я не знаю, и брата того много лет уже не видел, а вот племянничек объявился довольно быстро. Всё пытался денег из Джозефа выудить. Очень обижался, что этот форт не сдаётся.

— Думаете, это он убийца?

— Думаю, что больше некому. Да, мальчишка не похож на человека, способного хоть на какой-то поступок, ему бы юбку носить, ей-Богу. Но больше некому, и всё тут. Не о чем говорить. И расследовать нечего. Эмили, мне жаль.

Холмс подошёл к окну, отдёрнул штору, выглянул. Постоял немного, снова задёрнул штору. Джейн не надо было проделывать всё это, чтобы убедиться: знаменитый детектив не увидел ничего, кроме тумана.

— Он всегда вечером сидел в кабинете?

— Да, мемуары писал. Каждый день, кроме воскресенья.

— В какое время?

— С шести вечера до десяти или одиннадцати. Иногда засиживался до полуночи, но редко. Тогда я приходил и напоминал ему, что пора ложиться спать. Разумеется, в день убийства Джозеф пришёл сюда позднее, ведь часть вечера он провёл у Брэкстенхоллов.

— Вы не помните, когда он ушёл?

— Около семи. Может, в начале восьмого. Послушайте, мистер Холмс, я не пойму, зачем все эти расспросы? Дело прозрачно, как слеза младенца, вам на нём не заработать.

— Я не был бы так уверен в этом, полковник, — Холмс покачал головой. — Впрочем, вы, разумеется, можете оказаться правы. Случайно.

— Ну, знаете!.. Вы провели в Ситтафорде меньше часа, а уже имеете смелость строить предположения, вам не кажется, что это слишком?

— Строить предположения — моя работа, полковник. И не могу не отметить, что если бы вы хоть иногда занимались этим, вам не пришлось бы распродавать конюшню. Будьте благоразумны, не продавайте Цезаря, он ещё будет брать призы. Я прошу прощения, но нам надо идти, скоро стемнеет.

— Да ладно уже, — буркнул полковник, — оставайтесь в доме. Комнат здесь хватает, а я не людоед какой, выставлять вас на улицу в такую погоду.

— Благодарю. В таком случае…

— В таком случае, мистер Холмс, я хотела бы поговорить с вами, — уверенно вмешалась мисс Трефьюсис. — И, разумеется, с миссис Хадсон и доктором Уотсоном. Вы не откажете мне в этой любезности, пока Ахмет приготовит вам комнаты? Мы могли бы поговорить у меня.

— Разумеется, мисс, я буду очень рад вас выслушать, — живо отозвался Холмс. И посмотрел на Джейн, словно хотел сказать ей: «Ваш выход!»

Комната Эмили Трефьюсис, куда они направились вчетвером — полковник, недовольный тем, что его не позвали, гордо удалился к себе, — раньше была кабинетом или маленькой гостиной, наспех переделанной в гостевую спальню. По крайней мере, узор на обоях значительно лучше сочетался с обивкой тахты, стоящей в нише, чем с кроватью. Если говорить совсем откровенно, кровать в интерьер не вписывалась совершенно. Равно как и пузатый секретер, и стол с большим количеством ящиков, и кресла на витых ножках, стоящие вокруг изящного журнального столика, на котором, должно быть, сервировали чай.

Холмс, по-видимому, пришёл к тем же выводам, что и Джейн: бегло оглядев комнату, он спросил Эмили:

— Что здесь было раньше?

— Кабинет. Потом капитану Тревеллиану отчего-то взбрело в голову перетащить письменные принадлежности в ту каморку, где мы только что были, но здесь остался архив — там его просто некуда деть. Капитан попросту запер ящики с бумагами, решив, что гости не станут покушаться на черновики его мемуаров.

— Но вы, я смотрю, покусились? На ящиках явные следы взлома.

— Естественно, я покусилась! Мне надо доказать всем, что Джеймс невиновен, а для этого необходимо найти убийцу.

— И вы ищете его в этих бумагах? — озадаченно спросил доктор Уотсон.

— Я ищу врага капитана Тревеллиана. Понимаете, пока что я не могу понять, кому и зачем было его убивать. Ни у кого, кроме Джеймса, нет мотива. Но так не бывает. Взять, к примеру, меня. Если подумать как следует, у меня есть мотивы на убийство половины жителей Ситтафорда. Просто я не рассказываю об этом всем подряд. Наверняка и у Тревеллиана были враги, или по крайней мере недоброжелатели. Мы с Чарльзом пытаемся отыскать их.

— С Чарльзом? — переспросил Холмс.

— Да, это… забавная история, я сейчас вам расскажу. Располагайтесь, где вам будет удобно, а я попрошу, чтобы сюда принесли чай. Боюсь, мой рассказ будет долгим.

Индус Ахмет принёс чай, и Эмили, поухаживав за гостями, начала рассказывать. Говорила она спокойно, уверенным тоном, как будто неоднократно обдумала всё сказанное.

— Мы с Джеймсом познакомились ещё детьми, и так случилось, что наши отношения стали довольно тёплыми. Он многое рассказывал мне, делился сокровенным. Наверное, я знала о нём больше, чем другие. Дядя Джозеф всё время говорил ему, что надо быть сильным, уметь противостоять ударам судьбы, которые сломили его мать. Джеймса пугали эти разговоры; может, он и правда унаследовал впечатлительность матери, а может, с ним просто слишком много говорили об этом, но в результате жизнь казалась ему жуткой, наполненной кошмарами и непреодолимыми трудностями, которые рано или поздно его обязательно уничтожат. Он пытался искать поддержку у дяди, но безуспешно: тот раз за разом отталкивал его, повторяя, что Джеймс должен жить своим умом. Отношения у них складывались сложные: капитан Тревеллиан отказывался помогать Джеймсу, но требовал от него уважения, регулярных визитов и гордости за то, что в их семье есть такой вот он, Джозеф Тревеллиан. Вместе с тем ни о матери его, ни об отце в доме не говорилось ни одного доброго слова. Думаю, вы не раз сталкивались с такой манерой воспитания.

Холмс молча кивнул. Джейн вздохнула.

— Всё это часто кончается печально, — с сочувствием произнесла она. — Знаете, напротив моего дома жила одна такая семья, вдова и двое сыновей. Покойный отец семейства был военным и погиб где-то в Афганистане. Его представили к награде, его вдова, миссис Хорнби, очень гордилась им, считала героем и постоянно ставила сыновьям в пример. Сами же сыновья осыпались упрёками, провозглашались никчемными, недостойными памяти отца. В конце концов старший, Майкл, не выдержал такого обращения и сбежал из дома. Некоторое время о нём ничего не было слышно, потом ходили слухи, будто кто-то из соседей видел его в чрезвычайно бедственном положении. Сейчас он служит проводником на железной дороге, я видела его своими глазами и говорила с ним. Жизнь его трудна, он во многом нуждается, но и под страхом голодной смерти не хочет возвращаться в дом к матери. А младший сын, Роберт, согласился с тем, что он ничтожество, и прожигает жизнь, не делая ничего, ни к чему не стремясь. У меня сердце сжимается, когда я вижу его, всегда с опущенной головой, неряшливо одетого, в несвежей рубашке.