Помоги проекту - поделись книгой:
– Считалось, что естественный свет и вид на пейзаж тоже исцеляют.
– Может быть.
Элин смотрит ему за спину, и взгляд останавливается на маленьком стеклянном ящике, свисающем с потолка на тонкой металлической проволоке.
Подойдя ближе, Элин видит внутри серебристый флакон. Ниже надпись на французском и английском:
Элин поворачивается к Уиллу.
– Скажешь, это не странно? Вот так повесить эту штуковину здесь в качестве художественной инсталляции?
– Да все здание – одна большая инсталляция. – Уилл касается ее руки, и его тон смягчается. – Дело же не в этом, да? Ты просто нервничаешь, верно? Из-за того, что снова его увидишь.
Элин кивает и прижимается к нему, вдыхая знакомый, успокаивающий аромат его одеколона – базилик и тимьян с легким дымком.
– Прошло почти четыре года, Уилл. Все меняется, правда? Я понятия не имею, какой он.
– Понимаю. – Уилл крепко ее обнимает. – Но не терзайся этими мыслями. Ты приехала сюда и начнешь все сначала. Не только с Айзеком, но и с делом Хейлера. Пришло время подвести черту.
Уиллу легко так говорить, думает Элин. Он архитектор, каждый день начинает с чистого листа. Всегда создает что-то новое.
Именно это потрясло ее в их первую встречу. Каким… свежим он выглядел. Непресыщенным. Элин вряд ли когда-либо встречала такого человека – оптимистичного, воспринимающего жизнь с восторгом. Радующегося каждой мелочи.
В тот день, когда они познакомились, она вышла на пробежку. Закончила смену, которую провела главным образом за столом, разбираясь с бумагами, и решила пробежаться по берегу, от своей квартиры в Торуне до Бриксхема. Легкая пробежка в десять километров туда и обратно.
Остановившись на набережной у пляжа, чтобы сделать растяжку, она заметила у стены Уилла. Вокруг него в соленом безветрии висели клубы дыма.
Он готовил барбекю – рыбу, перцы и курицу, пахнущую кумином и кориандром.
Элин тут же почувствовала его взгляд. И буквально через минуту он обратился к ней с какой-то шуткой. Какой-то банальностью. «Похоже, мне полегче, чем вам». Элин засмеялась, и они разговорились.
Ее тут же потянуло к Уиллу. В его внешности было что-то необычное, что одновременно пугало и будоражило.
Неряшливые светло-русые волосы, строгие очки в черной оправе, синяя рубашка с геометрическим узором и коротким рукавом, застегнутая до самой шеи.
Не ее тип.
Но все встало на свои места, когда Уилл рассказал, что он архитектор. С горящим взглядом он поведал подробности – он занимается дизайном, в особенности зданиями смешанного назначения, обновляет набережные.
Он показал новый комплекс ресторанов и квартир вдоль набережной – не здание, а сверкающий белый круизный лайнер, вставший на якорь. Элин знала, что это творение завоевало награды, была торжественная церемония открытия. Уилл рассказал, что любит арахисовое масло и музеи, серфинг и кока-колу. Элин тут же поразило, с какой легкостью он все это говорит. Никакой обычной неловкости между незнакомцами.
Как поняла Элин, это потому, что он в ладу с самим собой. С ним ей не приходилось гадать – он был как открытая книга, и Элин тоже ему открылась, чего не делала уже давным-давно.
Они обменялись телефонами, и Уилл позвонил в тот же вечер, а потом и на следующий день. Никаких страхов. Никаких игр. Он задавал вопросы, сложные вопросы о полиции и опыте Элин.
Вскоре у Элин возникло чувство, что он видит ее не такой, какой она видит себя. Эффект был головокружительным: Элин захотелось стать именно такой, какой ее видел Уилл.
С ним она открыла много нового. Ходила в галереи, музеи, подпольные винные бары у пристани Эксетера. Они говорили об искусстве, музыке, идеях. Покупали толстые книги с красивыми обложками и действительно их читали. Выбирались на выходные куда-нибудь в глушь.
Она не привыкла к такому. До этого момента ее жизнь была откровенно бескультурной: телевизор субботними вечерами, дешевые журналы. Жаркое. Паб.
Но ей следовало знать, что это долго не продлится, что в конце концов настоящая Элин выйдет наружу. Одиночка. Интроверт. Та, которой проще убежать, чем протянуть руку.
И в какой-то мере ее злило, насколько новый образ держался на соплях, все те несколько месяцев, пока у них получалось. Если бы Элин знала, что все висит на волоске, настолько близко к краху, то держалась бы за Уилла крепче.
Всего за несколько недель все изменилось и разом закрутилось в водовороте. Матери перестали помогать лекарства. У Элин появился новый босс и сложное дело.
Не выдержав давления, она, как обычно, закрылась, отказалась рассказывать о своих чувствах. И тут же ощутила едва заметную перемену в их отношениях. Теперь Уиллу не хватало ее общества, и он не понимал, в чем дело.
И тут же перестали работать границы, которые Элин установила в их отношениях, а он поначалу с радостью принял – ее личное пространство, независимость и нежелание присоединяться к нему иногда по вечерам.
Элин чувствовала, что Уилл исподволь ее проверяет, как ребенок теребит шатающийся зуб: то работа допоздна, то отпуск с друзьями. Больше ночей в разных квартирах. Чувствовала, что он недополучает то, что привык от нее получать, и ищет этому замену. Обязательства. Уверенность. Уилл хотел, чтобы их жизнь стала общей.
Нарыв вскрылся полгода назад. В их любимом тайском ресторанчике Уилл спросил, не хочет ли она съехаться, найти квартиру для них двоих.
Учитывая, что они встречались уже больше двух лет, звучало вполне разумно. Но Элин нашла какие-то отговорки, хотя и знала, что его терпение не безгранично. Ей нужно принять решение. Время на исходе.
– Элин…
Она поворачивается и охает.
Айзек.
Он здесь.
7
Адель в страхе пытается встать на колени.
Хватка на лодыжках ослабевает. Адель слышит сопение и лихорадочный шепот, но никаких извинений, которые показали бы, что все это лишь случайность.
Нет. Кто-то затаился во мраке. Поджидал ее.
В голове роятся вопросы, но Адель отбрасывает их. Нужно вырваться. Убежать.
Адель с усилием встает и бросается бежать. Она не смеет оглянуться. Взгляд прочесывает чернильную тьму вокруг.
Думай, Адель, думай.
Возвращаться в отель не вариант. У двери придется выуживать карточку-ключ, это слишком долго. Ее догонят.
В лес.
Если она доберется до леса, до темного полога деревьев, то сможет оторваться. Адель бежит со всех ног вверх по пологому склону и слышит за спиной топот и дыхание.
У нее преимущество – она знает дорогу, гуляла здесь летом. Тропа лениво петляет по лесу, через бегущие вниз по склону ручьи, несущие в долину талые воды ледника.
От главной тропы ответвляются боковые. Летом они служат велодорожками.
Стараясь оторваться от преследователя, она сворачивает на одну из них.
Адель бежит по тропе, в крови бурлит адреналин, сапоги утопают в снегу. Через несколько минут в груди уже колет, дыхание становится быстрым и судорожным, но преследователь отстал. Она его больше не слышит.
Через двадцать метров она следует плану – сворачивает влево, огибая скопление елей, и ныряет в тень. Пот щекочет спину под пальто. Адель боится даже дышать.
А если он заметит следы на снегу, которые выведут прямо на нее? Адель может лишь надеяться, что их скроет снегопад, сугробы у камней и поваленных ветвей отвлекут внимание.
И в конце концов Адель слышит, как преследователь пробегает мимо, слышит топот чьих-то ног по снегу. Она разворачивается и мчится обратно по тропе, теперь по ответвлению справа. Оглядывается, пытаясь понять, где преследователь, но видит только деревья и снег. Лес слишком густой.
Раздвигая ветви руками, Адель осторожно пробирается между деревьями. Ей холодно. И тут она замечает какое-то движение слева. И смотрит в ту сторону.
На нее накатывает волна облегчения – это всего лишь прыгающий по сугробу сурок. Он отряхивает шерсть от белых хлопьев, замирает, глядит на Адель и бросается в лес.
Но она замечает еще одно движение. Еще один звук.
На этот раз приглушенный кашель.
Проклятье! Ее обнаружили.
Мозг работает в лихорадочном темпе.
Хижина… которую отель использует как сарай. Она прямо внизу, параллельно дорожке. Если пройти еще несколько метров, там можно спрятаться. Хижина может быть заперта, но вдруг…
И снова раздается чье-то дыхание.
Спокойствие, твердит себе Адель. Ты уже близко.
Она пятится.
Тишина.
Медленно выдыхая, она решает, что пора двигаться.
И медленно идет вниз. Взгляд ищет хижину сквозь прогалины в ветвях, но ничего не находит. Только бесконечный лес и снег.
Адель беззвучно матерится. Наверное, она поднялась слишком высоко. Слишком далеко от главной дорожки. И это совершенно другая тропа…
Глаза щиплет от слез. Это все снег. Вот почему она ошиблась. Он скрыл все приметы: знакомые камни, пеньки, поляны. Нужно вернуться на главную дорожку. Туда, откуда она пришла.
Услышав треск сломанной ветки, Адель резко оборачивается.
Перед ней стоит фигура. Фигура без лица.
Адель щурится, и от слез зрение размыто. Наверное, ей привиделось, думает она, вытирая слезы. Вот в чем дело. Видимо, она просто прилегла на кровать в последнем номере и задремала…
Но когда зрение проясняется, Адель понимает, что это не сон, не галлюцинации в полудреме.
У человека нет лица, потому что на нем маска.
Сбоку она напоминает хирургическую: щеку пересекают тонкие завязки, стянутые на затылке, но впереди все гораздо сложнее. С холодком страха Адель понимает, что это больше похоже на противогаз – от носа ко рту идет толстая гофрированная трубка. Очень своеобразный противогаз… Огромный, полностью закрывающий лицо. Адель ничего не удается под ним рассмотреть.
Человек идет вперед, к ней. У Адель подгибаются колени.
Не сбежать. Она больше не может бежать.
8
Элин каменеет. Все это неправильно. Ей не следовало приезжать.
Айзек делает шаг вперед, явно колеблется, но потом все-таки заключает ее в объятия.
Элин потрясенно вздрагивает. Волосы Айзека касаются ее лица – длинные темные кудри до шеи. Он и пахнет иначе: табаком, незнакомым мылом.
Прикусив губу, Элин закрывает глаза. Слишком поздно. На нее обрушиваются воспоминания.
Айзек отстраняется и встречается с ней взглядом, в его глазах странная смесь эмоций.
Любовь? Страх? Невозможно сказать. Элин больше не может читать по его лицу, слишком много времени прошло. И от этой мысли у Элин ноет сердце – ведь он единственный оставшийся родственник, и все же такой чужой.
Он откашливается, трет пальцами уголки век у слезной железы. Такой знакомый жест, ведь у него экзема. Все детство были воспаления. Обострения провоцировались разными причинами: жарой, синтетической одеждой, стрессом.
– Мы увидели, как с фуникулера сходят пассажиры. Лора была уверена, что вы на нем не приедете, но я решил проверить.
– В результате мы сели на более ранний поезд, – выдавливает слова Элин и смотрит куда-то в пространство. – А где Лора?
– Пошла к своему боссу, поговорить насчет вечеринки. Скоро будет.
Айзек поворачивается к Уиллу:
– Рад наконец-то встретиться.
Он энергично трясет Уиллу руку, а потом наклоняется, слегка приобнимая и трижды похлопывая Уилла по спине. Типично мужской жест, но в то же время грамотный ход. Легкое внедрение в личное пространство и проявление доминантного поведения.
Уилл, как всегда, улыбается с дружелюбным видом:
– Я тоже рад знакомству. И поздравляю. Отличная новость…
– Могу только повторить то же самое. Ты сделал невозможное, правда?
Уилл неловко мнется:
– Ты о чем?
– Об Элин.
Поделиться книгой: