Помоги проекту - поделись книгой:
– М? – запахивая слишком легкое для промозглой погоды пальто, не способное ни согреть, ни помешать влаге, блондинка изобразила почти искреннее недоумение, на которое Потап не повелся. И картинно выставленной ножкой в черном чулке в сетку также не впечатлился.
– Что ты совесть не находила, в принципе, я и так в курсе, – Егор не буравил девушку тяжелым взглядом, не менял тон с шутливого на серьезный, только почему-то липкий страх удушливой волной проник Леночке в кровь и железным кулаком стиснул внутренности. – Книжица. Красивая. С бежевыми бусинками. Интересная.
– Ты не посмеешь, – маска кокетки съехала моментально, обнажая смятение, испуг и злость вперемешку с боязнью открыто напасть на того, кто был априори сильнее.
– Семенова, ты же не хочешь, чтобы твои грязные секреты стали достоянием общественности? – Потапов злорадно усмехнулся, кожей впитывая растущую панику фифы и припечатал, разглаживая несуществующие складки на идеально отутюженной рубашке: – Вику не трогай.
Внятного ответа не последовало, зато Леночка продемонстрировала такой спринт на шпильках, что впору было уверовать: девушка тренируется каждые выходные до седьмого пота. Иначе, как объяснить ту грацию, с которой блондинка перепрыгивала огромные лужи в абсолютно непредназначенной для таких марафонов обуви?
Долго предаваться триумфу блондин не стал, направившись в другой пункт назначения. Чтобы душевно побеседовать с еще одним раздражителем, пока настроение соответствовало проснувшимся членовредительским порывам.
– Хороший-мальчик-Миша-Резников-который-любит-водное-поло? – пренебрежительно бросил Егор, развалившись на стуле и окидывая взглядом заставленный тарелками с борщом, тремя котлетами, пюре, салатом, булочками и двумя стаканами с компотом поднос. – Ты кушай, кушай, плавание много энергии отнимает. Как и ухаживание за чужими девушками, да?
Новенький замер, не донеся ложку до рта и исподлобья покосившись на светившегося превосходством Потапа. До смерти раздражавшего Резникова снисходительной манерой общения, белозубой голливудской ухмылкой и небрежно расстегнутой на несколько пуговиц рубашкой.
– Вы с Викой? – невнятно проблеял Михаил, отчего-то теряясь в обществе хамоватого блондина и напрочь забывая, что можно съязвить в ответ, послать собеседника длинным маршрутом или решить возникшие разногласия при помощи кулаков. Тем более, что физическими данными Резникова природа не обделила.
– Вместе. Пять баллов за сообразительность, возьми с полки пирожок, – ложь легко слетела с губ Потапова, растекаясь тягучей истомой по телу и не вызывая никакого внутреннего дискомфорта. Вопреки ожиданиям, называть Вику своей было… приятно и естественно.
– Извини, не знал, – сгорая от стыда и мечтая убраться как можно дальше от Потапа, Миша встал вместе с нагруженным подносом и клятвенно пообещал: – я к ней больше не подойду.
Задумчиво провожая спину так быстро сдувшегося противника, Егор остался наедине с осознанием, что никогда бы не отказался так легко от невероятной девушки, как Смирнова.
Глава 16
Вика
– Кого хороним? – услышав звук тяжелых шагов, в коридор выплыла Курочкина. Бегло изучила мое хмурое лицо, сделала выводы и приготовилась в зависимости от обстоятельств внимать, поддерживать и проклинать.
С пончиком в одной руке и с чашкой какао в другой, Милка, судя по всему, забила на диету, смирившись с перспективой появления парочки лишних килограммов в районе бедер и талии. Иронизировать по этому поводу не хотелось совершенно. Хотелось пончик, два литра кофе и в плед. Мягкий, пушистый плед, в бело-бежевую клетку с растрепавшимися нитками на углах.
– Мою любовь к людям, – буркнула я, роняя безнадежно испорченную сумку на пол и саркастично уточняя: – имевшую и без того катастрофически маленькие размеры.
– Что, с докладом не выгорело? – сочувственно поинтересовалась соседка, откусывая кусочек от политого шоколадной глазурью лакомства и вызывая у голодной меня приступ обильного слюноотделения.
– Через пять минут. На кухне. И воду в турке поставь на огонь, – хлопнув себя по лбу и поняв, что кое-что забыла, заискивающе попросила: – пожалуйста.
Метнулась в спальню, надевая растянутые, но горячо любимые серые байковые штаны и такой же джемпер. Закатала рукава, чтобы не мешали, убрала волосы в высокий хвост и отправилась чистить мозги лучшим из изобретенных способов.
Когда на душе бушевали ураганы, а личную жизнь штормило, как в девятибалльный шторм, я хваталась за остро наточенный нож. И не для того, чтобы отрезать кому-нибудь провинившемуся (или не дай бог себе) ухо, а чтобы сотворить мясо по-французски, нежнейшее куриное филе в сливочно-сметанном соусе или, на худой конец, сварганить цезарь домашнего приготовления.
– По итогу дня в активе – «отлично» у Литбермана и требование отстать от Егора. В пассиве – непригодная к дальнейшему использованию сумка, кошелек и залитые чернилами конспекты, – подробно докладывала притихшей на табуретке Миленке, шинкуя злой лук и глотая соленые слезы, катившиеся по щекам.
– Семенова постаралась? – Курочкина сердито нахохлилась, с грохотом опуская полупустую кружку на стол. – Стерва!
– Да, оно и к лучшему, Мил! – крутанув нож в воздухе, вертикально воткнула его в доску и тыльной стороной ладони вытерла мокрые глаза. – Мы с Егором все равно не пара. Тем более, меня Резников на свидание пригласил.
– Новенький? – Курочкина мгновенно оживилась, подавшись вперед и обращаясь в слух.
– Ага. Отличник. Спортсмен, – только вот почему-то положительные качества парня в моем исполнении звучали, как отборные ругательства. И, честно признавшись самой себе, я тяжело выдохнула: – скучный он. Зато безопасный. Такой не разобьет сердце.
Что думает Миленка о переведшемся к нам из далекой Сибири Резникове, выяснить не удалось из-за раздавшейся трели дверного звонка. Заставившей нас подскочить и наперегонки мчаться встречать Олю, которая должна была вернуться с вечеринки в честь дня рождения Игната с морепродуктами, бутербродами с красной икрой и фирменным тортом.
К вящему разочарованию, на пороге нас ждала не Никитина с деликатесами, а курьер из службы доставки, облаченный в униформу отвратительного ядовито-желтого цвета в слегка потертой кепке, съехавшей набок.
– Курочкина Милена Станиславовна? – получив необходимую подпись на экране планшета, парень вручил Милке роскошный букет из множества лилий. Я же согнулась пополам, предвидя громкое, оглушительное…
– А-а-апчхи! – и я понимала, что пытавшийся загладить проступок Веселовский хотел как лучше, но получилось у него как всегда. Именно на эти резко пахнущие цветы у нашей пышечки была дичайшая, непереносимая аллергия.
– Убери это немедленно! – взвизгнула подруга, двумя пальца держа злосчастный веник на максимально возможном расстоянии от своего носа и изо всех сил превозмогая подступающий чих.
Стоило мне только выхватить это бронебойное оружие охмурения у нее из рук, как соседка скрылась в ванной, кляня на чем свет стоит одного не слишком умного индивида. С завидным воодушевлением сочиняя, куда сокурсник может засунуть себе этот очаровательный гербарий.
– Милк, может, дашь ему шанс? – спустя пятнадцать минут мы сидели на кухне, взглядом гипнотизируя духовку, в которой медленно подрумянивалась пицца с ветчиной, грибами и сыром. Подруга хмурилась и недовольно сопела, периодически потирая все еще чесавшуюся переносицу.
– Смирнова, ты, что с дуба рухнула? – Курочкина перекрестилась, опасливо взирая на меня округлившимися от удивления глазами. Как будто я предложила ей расчленить труп Семеновой и спрятать его у нас в спальне.
– А что ты теряешь? – реакция подруги на любое, даже самое невинное упоминание Пашки была слишком бурной. Да и я слепотой никогда не страдала, отмечая румянец, окрасивший щеки Милки, когда она в лицах показывала ожесточенную дуэль Веселовского и торта. Окончившуюся безоговорочной победой кондитерского изделия.
– Он безрассудный, невоспитанный, ветреный, – перечисляла Курочкина, распаляясь и активно размахивая руками, как экзорцист во время обряда. Единственное, уточнять, из кого изгоняют демонов, то ли из меня, то ли из отсутствовавшего у нас в квартире Пашки, я не стала.
– И тебе понравилось общаться с ним в «Тиндере», – обронила ненароком, поднимаясь и украдкой поглядывая на настенные часы в виде совы с огромными удивленными глазами-блюдцами. Показывавшими, что Резников должен был позвонить добрых полтора часа назад, но обещать жениться не значит жениться, верно?
– Смирнова, даже не начинай, – насупилась Милка, ковыряя красным ноготком потертую скатерть и не замечая, как я, всего на полминуты завладев ее мобильным, отправила Веселовскому сообщение. Невзирая на возможные последствия в виде цунами, молний и ливня с градом на мою бедовую голову.
– Хорошо, хорошо. Уползаю, – с чувством выполненного долга, я добровольно сдалась, оставляя подругу наедине с беспокойными думами и наполовину готовым ужином: – Пиццу вытащишь? Ну а меня до утра не кантовать, в случае пожара выносить первой.
И нет, угрызения совести по поводу набора Миленкой лишнего веса меня не мучили, потому что спать хотелось больше. Отставив в сторону тревожные мысли и сумбурные события минувшего дня, выпившие все соки из моей усталой тушки. Наплевав на перетекший в противостояние с пакостями конфликт с Семеновой. Не парясь о том, что вроде бы неплохой новичок не сдержал данного слова. И не жалея о том, что вопреки зарождавшемуся глубоко внутри притяжению, я оттолкнула Потапова. Правда, последний забывать о себе не давал.
Брошенный на кровати телефон пиликнул оповещением, заливая подушку ровным голубоватым свечением и демонстрируя одну короткую фразу, набранную Егором: «Ты должна мне поход в клуб».
Глава 17
Вика
Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля... *[1]
Смена в «Карамели» началась буйно, с огоньком и дымом, окутавшим серой завесой кухню. От такого безобразия я закашлялась и застопорилась в дверях, силясь продрать глаза и убедиться, что не сплю. Потому что верить в шеф-повара, меланхолично уронившего голову на руки и сгорбившегося на неудобной табуретке посреди этой вакханалии, получалось с трудом.
– Назаров! У тебя мясо горит! – тронула Петьку за плечо, пробираясь через нагромождение коробок с полуфабрикатами к плите. На которой свиной окорок не то что горел, он полыхал синим пламенем, только обычно деловитому и не в меру саркастичному кулинару было все равно. Что вкуснейшее мясо через пару минут превратится в непригодные для употребления, совершенно несъедобные угольки.
– Ушла, – пробормотал Назаров, по-детски обиженно уставившись на меня своими огромными васильковыми глазами. И вынуждая лихорадочно соображать, не завалялось ли на дне сумки чупа-чупса или шоколадной конфеты, дабы немного развеселить этого великовозрастного оболтуса.
Тряхнула головой, избавляясь от смешных в своей нелепости мыслей и ликвидируя последствия локализованного пожара. С тяжелым сердцем отправила подпаленные копчености в мусорку, сковородку бросила в мойку и поскребла затылок, гадая, что привело Петьку, всегда державшего рабочее место в чистоте, а подопечных – в страхе, в такое плачевное состояние.
Причина душевных тревог и терзаний Назарова влетела на кухню спустя минут десять после того, как я проветрила помещение и сунула в руки грустившему Петру большую бадью с травяным чаем. Анечка, та самая стажерка, несмотря на субтильный внешний вид и кажущуюся безобидность, нападки шефа сносила стойко и увольняться не собиралась. Непременно источая позитив и демонстрируя вежливость, от которой сводило зубы, независимо от словесных вывертов, употребляемых Петькой в ее адрес.
– Караул! – окинув пепелище критичным взором, резюмировала девушка, покусывая ровными белыми зубками кончик неизменной тугой косы. – Нам через полчаса открываться, а тут полный ... армагеддец.
Повергнув меня в абсолютный шок, Назаров принял тряпку из пальцев Анечки радостно, можно сказать, с благоговением. И с небывалым рвением принялся натирать посуду, горы которой перемывала неунывающая стажерка.
Ущипнула себя за ладонь, убеждаясь, что произошедшее – самая настоящая быль, а не плод моего больного воображения. Хмыкнула, выдохнула и помчалась переодеваться, не подозревая, что цирк только начинается.
– А с каких пор у нас посторонние через служебный вход шастают? – мой сакраментальный вопрос повис в воздухе, будучи нагло проигнорированным Аней и Петей. Сцепившимися не на жизнь, а на смерть в попытке доказать, чья вариация соуса бешамель лучше. Поэтому я, развернувшись к проникшему на чужую территорию вражескому лазутчику, присвистнула от удивления при виде очаровательного букета из белых тюльпанов и насыщенных, темно-фиолетовых ирисов, завернутых в простую бумажную упаковку. – Вау!
– Нравятся? – Егор, в темных джинсах и темно-синем свободном свитере, с широкой ухмылкой на губах выглядел до того самоуверенно, что захотелось его стукнуть. Сильно. Пару раз. Чтобы в следующий раз имевшееся у блондина чувство собственной важности если не исчезло целиком, то хотя бы уменьшилось вполовину.
– Цветы же не виноваты, – бережно забрала протянутый букет, чтобы поставить красоту в вазу с водой. – Что их принес балбес.
– Я вообще-то мириться пришел, – укоризненно сообщил блондин, опираясь на пошатывающийся шкаф с разнообразной утварью и невзначай добавляя: – Леночка тебя больше не тронет.
– А вот с этого момента поподробнее, – не отвлекаясь на грохот, раздавшийся за спиной и свидетельствовавший о новой фазе кулинарного противостояния, приблизилась к Егору, ища ответы в смеющихся серых глазах.
– И Резников, кстати, тоже, – не будь дурой, сложила разрозненные части пазла, понимая, почему вчера не позвонил новенький. И, растеряв весь свой хваленый самоконтроль, перевернула содержимое вазона на голову Потапу, негодуя от того, что один наглый, непробиваемый субъект снова потоптался по личным границам, не удосужившись поинтересоваться моим мнением.
– Смирнова, солнышко, – нарочито ласковые интонации, промелькнувшие в бархатном голосе Егора, непрозрачно намекали, что излишне самонадеянной официантке пора линять. Быстро, срочно и, желательно, на другой конец земного шарика.
Так что, споро растеряв весь воинственный запал, я с блеском выполнила сто первый прием каратистов, дзюдоистов и прочих не лишенных умственных способностей личностей. Иными словами, схватила поднос и позорно сбежала в зал к клиентам. Отчетливо осознавая, что за совершенную шалость все равно рано или поздно придется платить.
– Здравствуйте, меня зовут Виктория, и я буду обслуживать ваш столик, – сегодня судьба баловала меня не только курьезными инцидентами. У залитого солнцем окна расположилась Маргарита Бельская – известная певица, кумир тысяч подростков, ходячая неприятность и моя хорошая подруга по совместительству. С которой нас объединил молодежный студенческий форум и яркая неприязнь, вспыхнувшая к невыносимой профкомовской активистке Маше.
– Вика? – вопросительно изогнула тонкую бровь Ритка, выстукивая подозрительно знакомую мелодию аккуратными ноготками нежного кораллового цвета по деревянной поверхности. На стуле рядом с приятельницей ерзала девчушка лет девяти с двумя косами медного цвета, одетая в ярко-оранжевый свитер крупной вязки и черные джинсы с болтающейся сбоку металлической цепочкой.
– Не спрашивай, – я обреченно закатила глаза к потолку, пытаясь унять участившееся дыхание и не замечать тяжелого, обжигающего взгляда, сверлившего мою спину.
– Ты собиралась познакомить меня с воспитанной девушкой, отличницей, получающей стипендию, и все свободное время просиживающей за книжками в библиотеке? – сидевший по другую руку от Марго широкоплечий брюнет, облаченный в простую черную толстовку с капюшоном, огляделся по сторонам и, разведя руками, с притворной печалью заключил: – увы, ее здесь не наблюдается.
Юмор парня мы с Бельской оценили, заливисто хохоча в унисон и заражая весельем окружающих. Вдоволь насмеявшись, я вытерла выступившие на глаза слезы и заговорщическим шепотом произнесла, как будто посвятила в подробности государственной тайны.
– Слухи о правильности некоторых отличниц сильно преувеличены, – Антон, так звали Ритиного спутника, одобрительно мне подмигнул и притянул к себе Бельскую, по-хозяйски расслабленно поглаживая ее предплечье, отчего разомлевшая девушка разве что не замурлыкала.
Я же, проглотив завистливый вздох, поплелась к распашным дверям, где меня ждал злой Егор, со стекавшими по его лицу струйками воды и с белыми тюльпанами, грустно свисавшими с высокого лба. Мирно спавшая до этого момента совесть встрепенулась и пребольно укусила, заставив пожалеть о глупом, опрометчивом поступке.
Хоть Потапов и загородил практически две трети всего прохода, я умудрилась просочиться на кухню, куда за мной и последовал хмурый, шумно сопевший блондин, наверняка лелеявший план безжалостной, но, в общем-то, заслуженной мести. Долго выдерживать красноречивое, гнетущее молчание моя трепетная душенька отказалась, активно подталкивая проштрафившуюся персону к скрестившему на груди руки парню.
– Не смотри на меня так, – пробормотала виновато, поднимаясь на цыпочки, забирая несчастные цветы и передавая Егору сухое махровое полотенце. – Да, мне стыдно.
Мысли Потапова по поводу моего корявого извинения так и остались загадкой, потому что первым из подсобки вылетел взъерошенный Назаров со съехавшим набок фартуком. А следом за ним выскочила хрупкая Анечка, вооруженная тесаком немаленьких размеров и неугасимой жаждой догнать шеф-повара и объяснить ему, сколько чайных ложек мускатного ореха надо добавить в «бешамель».
Совершенно не привыкший к подобному обращению Петька, ранее передвигавшийся по своим владениям исключительно медленно и вальяжно, сейчас походил на слона в посудной лавке. В трех соснах ориентировался плохо и препятствий в лице каких-то там официанток не видел в упор.
Посему столкновение двух разнонаправленных тел было неизбежно, как наступление Апокалипсиса после пришествия его Всадников. И если масса этого самого туловища позволила Петру устоять на ногах, то я отскочила от Назарова, словно упругий резиновый мячик. И с удвоенной скоростью устремилась навстречу белой кафельной плитке в голубой цветочек. Поскользнувшись на луже кока-колы, разлитой кем-то чересчур инициативным, кому я пожелала отправиться на свидание с голодным гризли в тайгу.
Конечно, Потапов попытался меня удержать, но уж больно траектория падения была непредсказуемой, так что на пол мы сверзились вместе. Егор приземлился на спину, распахнув спасительные объятья, и не иначе, как чудом, поймал плотно зажмурившую веки меня.
– Нет, я, конечно, люблю сверху, но и так тоже сойдет, – самодовольно ухмыльнулся блондин, вгоняя меня в жар то ли двусмысленностью фразы, то ли теплыми ладонями, уверенно спустившимися вдоль позвонка к талии.
– Егор! – избавиться от надежного захвата, вызывавшего бурю эмоций от стремления скорее сбросить с себя наглые руки до желания попробовать, как целуется троечник, раздолбай и общеизвестный бабник, не представлялось возможным.
– Заеду за тобой завтра в семь, – безапелляционно сообщил Потап. Ну а я обреченно уткнулась лицом ему в грудь, прекрасно понимая, что он не успокоится и не отступит. А, если сильно приспичит, так вообще вытащит меня в "Метлу" прямиком в неглиже.
Глава 18
Егор
– Потап, а ты точно в ночной клуб собрался, а не на прием к английской королеве? – Веселовский окинул друга скептичным взором, взгромоздившись на спинку дивана и крепко прижимая к себе огромного плюшевого медведя с кокетливым розовым бантом на правом ухе.
– Иди ты… Курочкину на свидание звать, – огрызнулся Егор, расстегивая стальные пуговицы серой рубашки и бросая ее на кресло, увеличивая стопку не выдержавшей критики одежды. Поморщился, устало потирая шею и выуживая из шкафа тонкий черный свитер с широким воротом, самые обычные черные джинсы и темно-синие найки * с неоновой оранжевой полосой сбоку.
– Мне уже кажется, что сердце Снежной Королевы и то проще растопить, чем договориться о чем-то с этой Курочкиной, – Пашка жалобно уставился на приятеля, зарываясь пятерней в отросшие волосы, торчавшие в разные стороны в совсем не художественном беспорядке. – Потап! Ну, будь человеком, а! Выбери любую другую девушку…
– Разговорчики в строю, – отрезал блондин, зарубив чужие, не успевшие окрепнуть надежды на корню. – Привык, что достаточно цветов, максимум – конфет, и девочка растаяла? А ты придумай что-нибудь нестандартное.
Поделиться книгой: