Переселение

Она посмотрела на Ванхемпи. Тот упрямо молчал, но, наконец, не выдержал.

— Знаю, наверное.

— Скажешь нам? — она подошла ближе, заглянула в его большие, желтые зрачки, — Мне скажешь?

Ванхемпи тяжело вздохнул.

— Вам все равно не уйти. Этот, — он кивнул на майора, — Хромает. А за тобой отец отправит лучших воинов. Они найдут вас прежде, чем вы доберетесь до места, и я ничем не смогу им помешать, даже если захочу. Отец просто запрет меня в пещере, когда узнает, что я потерял тебя. Вообще, до свадьбы к тебе слишком много внимания. А вот после… После — другое дело.

Чернаков двинулся к нему хромающей походкой.

— Может тебе доломать все-таки руку, а?

— Успокойся, Вадим. Он прав. И ты это прекрасно знаешь.

Чертыхнувшись, майор раскидал ботинком угли, затоптал их.

— Прав, прав… Но это же не значит, что ты обязана к ним вернуться?!

Наташа думала, наморщив лоб. Она смотрела то на офицера, когда-то едва не посадившего ее в тюрьму, а потом спасшего от смерти, то на юношу с неизвестной планеты, который должен был сторожить ее ради своенравного отца, но теперь готового рискнуть ради нее всем.

— Я вернусь в пещеры. А ты, Вадим, иди вперед. И не спорь со мной! Может, Ванхемпи даст тебе провожатого, если у него есть верный человек.

Сын вождя кивнул.

— Отлично. Найдешь путь к верхним уровням — не жди меня, уходи. Я догоню потом. Пусть только закончится эта проклятая свадьба…

* * *

Барабанный бой, петляя между скал, запутывая того, кто мог бы попытаться определить его источник, разносился на много километров вокруг. Майор обернулся, замер, стараясь перевести дыхание. Провожатый подгонял его — мальчишке хотелось скорее вернуться домой, туда, где сейчас празднество и веселье. «Не для всех оно, веселье это». Вадим сжал зубы, двинулся дальше.

Большая пещера освещалась красным светом дюжины факелов. Где-то снаружи, за тяжелой ширмой, еще гуляли, поднимали бокалы с ягодным вином… Но здесь, казалось, воздух становился вязким, поглощал звуки извне. А может, Наташе это только казалось.

Набедренная повязка на ней была сплетена из белых лепестков болотного цветка, все тело разрисовано цветными красками. Она надеялась, что вино поможет притупить ощущения, сделает ее менее восприимчивой к тому, что происходит, но хмель никак не желал кружить ей голову.

Девушка позволила уложить себя на большой настил, покрытый пестрой, лоскутной тканью. «Для него это лишь ритуал. Просто ритуал». Почему-то вспомнилась Земля, далекие студенческие годы. Зеленый первокурсник, с которым первый раз… Наташа закрыла глаза.

Сопротивление

Вадим помнил, как много дней назад они с Наташей падали в пропасть, провалившись в одну из вентиляционных шахт верхних уровней. Сейчас ему предстояло подняться на эту высоту пешком, опираясь на больную ногу.

Парень, который привел его к тайному ходу, ушел сразу, не проронив ни слова. Похоже, это место ему не нравилось. «Да и я от него не в восторге!» — признался себе майор. Лаз, скрытый густой растительностью, заросший мхом, пришлось открывать рывками, опасаясь, что заржавевшая ручка вот-вот оторвется от дверцы. Но все обошлось, Вадим проник внутрь и уже не стал заботиться о том, чтобы закрыть за собой дверцу — пусть свежий воздух хоть немного разбавит затхлую атмосферу этого подземелья.

Он долго шел на ощупь, иногда включая фонарик — на пару секунд, чтобы посмотреть, где находится. Но картина всегда была одинаковой: каменные стены, бетонный пол, сводчатый потолок. И уходящий вперед тоннель, окончание которого карманный фонарик высветить не мог.

Наконец звук его шагов, эхом отражающийся от стен, изменился. Казалось, что впереди появилось препятствие. Вадим зажег свет и увидел лестницу. Словно огромное сверло, она ввинчивалась в потолок и уходила наверх. Тот ли это путь, который приведет его обратно, на верхние уровни, он не знал, но выбора не было — надо подниматься!

Останавливаясь лишь на короткие передышки, майор продвигался все выше и выше — шаг за шагом, пролет за пролетом. Ему бы никогда не подняться на самый верх, но в лестничной шахте, уже со второго уровня, работала локальная гравитация. Она была меньше стандартной, не тянула вниз слишком сильно.

Пару раз пришлось сесть на металлические ступеньки, чтобы подольше отдохнуть. На втором привале он заметил, что сквозь повязку проступило красное пятно: рана открылась. Вадим выругался, но продолжил подниматься. Лучше не тянуть время, не ждать, когда кровотечение прекратится, чтобы через пять минут после этого все равно разбередить рану.

Последние пролеты он преодолел на остатках сил. Заставлял себя ставить одну ногу, потом другую, сморщившись от боли, и опять все сначала. Опустив голову, тяжело дыша… Ударился лбом о железо. Остановился, посмотрел вперед. Лестница упиралась прямо в запертую дверь. Мозг послал организму сигнал о том, что путь окончен, и, потеряв стимул, тело ослабло, будто из него вытащили стержень. Чернаков свалился на ступеньки, закрыл глаза. Сознание еще пыталось цепляться за окружающий мир, но быстро проиграло. Вадим отключился.

В забытье ему мерещилось, что лестница исчезает и он снова падает вниз, все глубже и глубже… Очнулся в холодном поту. Его лихорадило. Майор понимал, что ранение не прошло для него даром, но сейчас было не до этого. Надо идти дальше!

Дверь с засовом, таким же ржавым, как там — в кустах, во внутренней части станции. Не церемонясь, он несколько раз пнул засов ногой. Тот поддался, скрипнул. За дверью знакомый коридор: узкий, с кабелями и трубами вдоль стен. Но знаком он лишь по своему виду — они, эти катакомбы верхних уровней, все похожи друг на друга. Где именно он находится, майор сказать не мог.

Он остановился в раздумье. Вспомнил про Наташу. «Ей пришлось многим пожертвовать ради того, чтобы двести тысяч колонистов получили шанс обрести новый дом. Ради того, чтобы я сейчас шел к ним, а не сидел в доме Фолкора, или, того хуже, в пещере какого-то дикаря. Вместо меня в пещере она… Сможет ли сбежать? Пойдет ли следом?».

Повернул направо, руководствуясь лишь внутренним инстинктом. Через час понял, почему они ни разу не натыкались на этот выход к лестнице, хотя по приказу капитана большая часть катакомб тщательно обследовалась.

Коридор был изолирован от остальной части верхних уровней! Вадим помнил, что с той стороны много раз видел двери без ручек, без намека на замки. Тогда они даже не пытались вскрыть эти проходы, и не в последнюю очередь из-за таинственных знаков, намалеванных красным. Кто знает, что они означали? Радиацию? Безвоздушное пространство? Зону высокого давления? Сейчас бы Наташка прочитала! Но тогда было решено не соваться и гражданских близко не подпускать.

Он прислушивался, прижимая ухо сначала к одной двери, потом к другой. Пару раз ему показалось, что он слышит голоса. Но потом были другие запертые проходы и за ними не было слышно ничего. Наконец, за очередной металлической створкой он ясно различил журчание человеческой речи! Да, нашел!

С этой стороны ручка и замок были, можно попытаться открыть. Но кто его там встретит? И как? Нет, на рожон лезть не стоит. Надо попробовать выйти из коридора там, где тихо.

Он вернулся назад, нашел одну из дверей, за которой ничего не было слышно. Приложив немало усилий, повернул защелку. Чернаков сразу понял, где оказался. Обитаемые зоны верхних уровней он знал хорошо — профессия накладывала свой отпечаток. «Это же Фактория, окраина нашего поселения!».

Здесь жили самые бедные колонисты, простые работяги. И здесь же сосредоточено несколько предприятий, из-за которых местный люд и так район и прозвал.

«Так даже лучше. Нашего брата жандарма на Фактории встретишь нечасто, а в испачканной, местами рваной одежде, я вполне сойду за своего. Если лицо лишний раз не показывать».

Он знал, что ему нужно. Точнее — кто. Врач. Не из команды, гражданский. Как его? Краснов? Нет, Красавин! Как-то раз Вадим отпустил его, не став шить экстремизм. Хотя, надо признаться, в высказываниях доктор не стеснялся. Наверное, майор тогда почувствовал, что нужный это человек, не будет от него проку за решеткой. А вот на воле…

Внутреннее время, если верить часам у районной комендатуры, близилось к полуночи. Гореть оставили лишь каждый четвертый фонарь, народу на улицах, которыми, по сути, являлись тоннели и коридоры, почти не было. Вадим добрался до места незамеченным, постучал в дверь. Поначалу никто не отзывался, но Чернаков был настойчив: постучал еще раз, и еще. Раздались едва слышимые шаркающие шаги.

— Кто?

— Откройте, мне нужна помощь!

Тишина.

— Пожалуйста.

Дверь приоткрылась, Красавин настороженно посмотрел на бродягу с перевязанной ногой.

— У меня с девяти утра прием.

— Вы меня не узнаете?

Врач взглянул внимательнее, поправил очки на носу.

— Черт побери. Заходите! Да живее…

Они сидели в маленькой комнатушке, служившей Красавину одновременно и гостиной, и кухней, и, видимо, приемной. Вадим вытянул больную ногу, перетянутую свежим бинтом, под которым был антисептический гель. Под мышкой он держал градусник, в правой руке кружку синтетического чая.

— Ерунда это все, — майор кивнул на градусник, — Я и так вам скажу, что температура есть и она высокая. Это сейчас не главное.

— А что главное? — врач собирал инструменты, убирал их в сумку, — То, что вы рассказали? Про другой мир внутри станции? Вы — жандарм?

— Какая разница, кем я был в прошлой жизни? Все это позади, сейчас надо о другом думать!

— Разница в том, милый человек, что вы, как никто другой, должны понимать, что в идеологии капитана никакого другого мира не существует. Только этот! И точка! А если мы с вами, сдуру, устроим… Нет — попытаемся устроить революцию, то не доживем и до утра.

— Не мы с вами. Я знаю людей, офицеров. Они мои друзья и для них честь не пустой звук. Если вы… — он замялся, понимая, какую ответственность возлагает на врача, какой опасности его подвергает, — Если вы приведете их сюда, я уверен — вместе мы сможем что-то организовать. На это уйдет какое-то время, может, несколько дней.

Он взял ручку, вырвал из докторского блокнота листок и поверх рецептурного бланка стал писать адреса и фамилии.

* * *

Свадьба, праздник, бой барабанов и омерзительная ночь при свете дюжины факелов — все это действительно было для Таркеина, светлого йохтая, лишь ритуалом, торжественным обрядом. Он верил, что забрал часть силы Темного Человека, заполучив его женщину. Но совсем не собирался жить с ней, как с женой.

Наутро Ванхемпи отвел Наташу в ее пещеру. Он старался не смотреть на нее, был хмур и немногословен. Хотел тут же выйти, но она его остановила.

— Ты ведешь себя так, будто это я в чем-то виновата.

Сын вождя заставил себя посмотреть девушке в глаза. Долго ничего не говорил, потом выдавил:

— Нет, — слово вышло глухим, тяжелым, словно упавший камень, — Я виноват. Должен был…

Он отвернулся.

— Теперь уже ничего не исправить!

Ванхемпи вышел из пещеры. Наташа пошла следом, но ее остановил один из воинов. С ненавистью сверкнув глазами, она вернулась в место своего заточения. Где-то там, наверху, где небесное око заглядывает в зал с бассейном, щебетали птицы. Солнечные лучи старались пробиться в недра мрачного пещерного города и звонкие детские голоса говорили о том, что жизнь продолжается.

Наташа сжала кулаки, прикусила губу. Нет, она не собиралась оплакивать свои потери. Она думала про Вадима: как он там, добрался ли? Получится ли у него хоть что-нибудь? И когда она сможет уйти следом? Каждая минута пребывания в подземном мире терзала ее изнутри, сжигала унизительными воспоминаниями о том, что пришлось пережить.

Ей пришлось заставить себя успокоиться, изобразить безразличие, а потом даже, как это ни ужасно, благодушное настроение. Она изо всех сил старалась притупить бдительность конвоиров, усыпить их внимание. Даже если Ванхемпи, который теперь избегал ее, не поможет, она сама найдет возможность сбежать! Быть чьим-то талисманом, свидетельством украденных колдовских сил, Наталья решительно не собиралась.

Через несколько дней воины перестали следить за ней так же пристально, как раньше. Порой даже у пещеры никто не оставался и она могла одна, без присмотра, выходить на прогулку в большой зал. Впрочем, это было днем, когда вокруг и без того полно внимательных глаз, поэтому она не рисковала пытаться бежать. Вот если бы ее оставили без внимания ночью…

— Светлый йохтая хочет тебя видеть, — на пороге стоял один из охранников, ожидая, когда Наташа поднимется и пройдет мимо него.

«Что еще надо этому мерзкому отродью?». Она вымученно улыбнулась, вышла из пещеры. Узкие ступеньки вниз, косые взгляды у бассейна, тяжелая ширма. Свет факелов вызвал у нее приступ тошноты. На несколько мгновений она закрыла глаза, призывая свой организм успокоится. Потом взглянула на сидящего вождя. Он поманил ее рукой, указал на место рядом. Наташа села.

— Я не чувствую изменений, женщина Темного Человека.

Ей очень хотелось съязвить по этому поводу, но она сдержалась.

— Каких?

— Ты знаешь! Нельзя забрать чужие силы и не почувствовать этого. Может, мы сделали что-то не так? Или недостаточно?

«О, уж скорее не так, чем недостаточно!».

— Я не знаю, что можно еще сделать.

— Не знаешь?!

Он вскочил, заставил встать и ее, схватив за шею. Прижал к холодной стене.

— Не знаешь? — повторил шепотом, — Сейчас я покажу. Мы будем делать это каждый день, столько раз, сколько потребуется, чтобы я ощутил изменения.

— Да ты просто тупой фанатик! Я никакая не жен… — она захрипела, потому что ее горло сдавила зеленая ладонь.

Таркеин расправился с ее набедренной повязкой, развернул девушку к себе спиной. Воспользовавшись тем, что он оставил ее шею в покое, Наташа закричала.

— Отец!

У входа в пещеру стоял Ванхемпи, из-за его спины выглядывали двое взволнованных воинов с пиками.

— Убирайся, отпрыск!

— Отец, ты не должен так поступать. Ты — светлый йохтая!

— Выведите его отсюда! — прикрикнул Таркеин на воинов.

Те не повиновались. Они переглянулись и остались на месте, а Ванхемпи прошел на середину пещеры.

— Это мои люди, отец. Они будут делать то, что я прикажу. А теперь отпусти чужестранку, она этого не заслужила.

Пораженный вождь отпустил Наташу.

— Вот как? Твои люди? Среди моего народа нет воинов, не подчиняющихся мне! И если сейчас они не выполнят приказ, завтра их тела унесет большой канал! А ты будешь заперт в глубине скалы до тех пор пока не одумаешься и не принесешь извинения.

— Наташа, иди сюда, — спокойно сказал Ванхемпи.

Она не стала заставлять просить себя дважды: подхватила набедренную повязку и, надевая ее на ходу, подошла к сыну вождя. Если бы она имела дело с людьми, то была бы уверена, что Таркеин в эту секунду побагровел от гнева. Но красными на его зеленой, морщинистой коже, были только отблески факельного огня. Он вытянулся, поджал губы. Молча наблюдал за тем, как Ванхемпи уводит Наташу.

Они вышли из пещеры, быстро прошли по тоннелю, ведущему на улицы. Сзади их прикрывали все те же двое воинов.

— Он пошлет за нами погоню! — взволнованно сказала она.

— Не сразу. Сначала будет разбираться — кому теперь может доверять, а кто слушается меня. Я чувствовал, что этим кончится, — мрачно изрек Ванхемпи, — Последние дни собирал верных людей и сейчас нам главное дойти до лагеря, который мы разбили неподалеку. Там мы будем в безопасности!

Наташа не знала, что ответить.

— Прости… Все из-за меня. Теперь ты против отца и ваше племя разорвано на части. Это… война?

Он кивнул.

— Но ты ни при чем. Его поведение было недостойно светлого йохтая.

Едва дождавшись беглецов, воины Ванхемпи снялись с места и двинулись дальше, за речку, где было большое открытое пространство, гарантирующее, что к ним ни с каких сторон не смогут подойти незаметно. Сын вождя собрал много людей, но все же их было меньше, чем у отца. Оставалось надеяться на злость и веру в то, что правда на их стороне.

Сутки восставших никто не беспокоил. Потом пришел посланник от Таркеина. Он пообещал милость вождя всем воинам, если они выдадут его сына и чужестранку. В противном случае всех их ждет смерть, невзирая на кровное родство и брачные узы. Ванхемпи усмехнулся, снял с шеи семейный герб, вырезанный из кости, бросил его посланнику.