Помоги проекту - поделись книгой:
Во многих случаях в детском возрасте имело место психологическое или физическое насилие. Психологическое насилие отмечалось в двадцати трех случаях и обычно заключалось в унижении ребенка. Ниже один из объектов исследования описывает, как в шестнадцатилетнем возрасте он перестал мочиться в постель:
У большинства убийц в детстве были сложные отношения с матерью или отцом или они не могли найти общего языка с отчимом. Также эти дети часто становились свидетелями или жертвами насилия.
Физическое насилие упоминалось в рассказах о детстве тринадцати преступников. Как сказал один из них: «Мои родители разрешали семейные разногласия криком и рукоприкладством».
Сексуальный опыт
Нас особенно интересовали случаи посягательства на половую неприкосновенность в детском возрасте, поскольку ряд исследователей считает это важным фактором развития в дальнейшем сексуальной агрессивности.
Изучение особенностей развития личностей этих 36 убийц показало наличие у них сексуальных проблем, насильственных действий и навязчивых сексуальных фантазий в детском и подростковом возрасте (см. табл. 2.3). Поскольку зрелище полового акта или акта насилия может оказать сильное воздействие на ребенка, мы интересовались наличием подобного опыта у объектов нашего исследования. В девяти случаях мужчины были свидетелями сексуального насилия; еще в девяти — шокирующего сексуального поведения родителей; в одиннадцати случаях убийцы были очевидцами шокирующего сексуального поведения родственников или знакомых («Я застукал свою подружку с приятелем в голом виде»).
СЕКСУАЛЬНЫЙ ОПЫТ ДЕТСКИХ ЛЕТ
Убийц также спрашивали о случаях травм половых органов (потребовавших хирургического вмешательства) или заболеваний, передающихся половым путем (ЗППП). Шестеро из них сообщили о наличии ЗППП в подростковом возрасте («Я подцепил триппер во время своего первого опыта с проституткой») и прочих инцидентах, включая самоповреждение половых органов в виде наказания за «дурные мысли» и сбривание волос на всем теле «в целях чистоплотности». Связанные с сексом стрессогенные ситуации имели место у девятнадцати преступников и включали негативную реакцию родителей на мастурбацию, оскорбления в связи с гендерной идентичностью и/или обнаружение гомосексуальных наклонностей в подростковом возрасте.
На вопрос о предыдущем опыте насильственных действий сексуального характера двенадцать из двадцати восьми ответивших мужчин (43 %) сообщили, что подвергались им в детстве (в возрасте от года до двенадцати); девять (32 %) подвергались им в подростковом возрасте (от тринадцати до восемнадцати лет) и десять (37 %) — во взрослом. Психологически травмирующие случаи прямого сексуального принуждения имели место как в семье («Еще ребенком я переспал со своей матерью», «Отец насиловал меня с четырнадцати лет», «Мой сводный брат попытался изнасиловать меня»), так и вне ее («Когда мне было то ли семь, то ли восемь, в городе меня снял какой-то мужик»), а также во взрослом возрасте в тюрьме.
Во взрослом возрасте сексуальный опыт этих убийц часто ограничивался фантазиями, аутоэротизмом или сексуальным самоудовлетворением. Хотя двадцать из них смогли назвать возраст, в котором впервые получили оргазм от секса по согласию, они не сообщали о случаях длительных сексуальных связей со сверстниками. Так, один мужчина, имевший богатую историю мастурбации на девиантные фантазии с подросткового возраста, в последний год обучения в колледже посчитал себя «слишком старым, чтобы оставаться девственником», и начал ходить к проституткам.
Почти половина испытуемых сообщили о развившейся у них во взрослом возрасте сексуальной аверсии[4]. Более трех четвертей опрошенных признали наличие у них опасений и проблем, связанных с сексом. Больше половины назвали себя сексуально безграмотными; почти 70 % считали себя сексуально неполноценными; 56 % сталкивались с сексуальной дисфункцией; 30 % были озабочены размером своих гениталий. Многих волновали другие проблемы сексуального характера («Думаю, я не такой, как все»); некоторые предпочитали секс только с трупами женщин. У интервьюеров возникло подозрение, что у большинства из шестнадцати мужчин, не сообщивших о возрасте первого сексуального контакта по обоюдному согласию, вообще никогда не было полового акта не по принуждению.
Анализ связи между принуждением к сексу в детском и подростковом возрасте и возникновением сексуальных проблем показывает, что подвергшиеся сексуальным домогательствам с большей вероятностью (в порядке убывания разницы) сообщали о конфликтах на почве секса (92 % против 40; p = 0,01[5]), сексуальной дисфункции (69 % против 50) и сексуальной неполноценности (77 % против 60). В части сексуальной безграмотности различий почти или совсем не было.
В иерархии сексуальных интересов преступников преобладали визуальные стимулы. На первом месте была порнография (81 %, или 25 ответов из 31), следом шли компульсивная мастурбация (79 %), фетишизм (72 %, или 21 из 29 ответов) и вуайеризм (71 % или 20 из 28 ответов). Реже упоминались связывание, эксгибиционизм, сексуальный контакт с животными, непристойные телефонные звонки, фроттеризм[6] и переодевание в женскую одежду.
Анализ связи между принуждением к сексу в детском и подростковом возрасте и сексуальными практиками показывает, что подвергшиеся сексуальным домогательствам с большей вероятностью (в порядке убывания разницы) сообщали о сексуальных контактах с животными (40 % против 8; p = 0,06), сексе со связыванием (55 % против 23), фетишизме (83 % против 57), совершении непристойных телефонных звонков (36 % против 15), эксгибиционизме (36 % против 21), просмотре порнографии (92 % против 79), фроттеризме (27 % против 15) и переодевании в женскую одежду (18 % против 7). В части вуайеризма различий почти или совсем не было.
Трое преступников самостоятельно заявили о том, что с 12-летнего возраста практиковали гипоксифилию (удушение во время полового акта). В одном случае мужчина рассказал о своих сексуальных фантазиях (начавшихся в возрасте 4–5 лет), которые он интенсифицировал путем мастурбации с одновременным прокалыванием нижней части живота булавками, перочинными ножиками и рыболовными крючками. Однажды в возрасте 13 лет он совершил суицидальный жест, выстрелив себе в живот из пистолета 38-го калибра.
Роль сексуального насилия и отношений в семье
Мы сравнили убийц, подвергшихся сексуальному насилию, с убийцами без подобного опыта с учетом следующих факторов семейных отношений: (1) эмоционально-социальное качество отношений испытуемого с его матерью; (2) эмоционально-социальное качество отношений испытуемого с его отцом; (3) родитель, занимающий доминирующую позицию в воспитании; (4) социально-экономическое положение семьи; (5) постоянство места жительства и (6) состав семьи. Исходные данные для анализа были получены от 24–28 убийц.
Таким образом, наши результаты подтверждают тезис Хирши (1969) о том, что нормальные родственные связи, традиционные занятия, жизненные цели и приверженность традиционным ценностям понижают вероятность делинквентного (антиобщественного) поведения среди молодых людей. Хирши установил, что привязанность к родителю в значительной степени связана с сопротивляемостью делинквентности.
ЗАВИСИМОСТЬ СЕКСУАЛЬНОГО НАСИЛИЯ ОТ ФАКТОРОВ СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ И СОСТАВА СЕМЬИ
Наше исследование показало также, что вместо раскрытия себя в соответствующих возрасту интересах и занятиях в подростковом возрасте убийцы погружались в собственный мир агрессивно-сексуальных фантазий. Нетрудно заметить, что фантазии ребенка, первоначально призванные помогать ему справляться с издевательствами и тяготами домашней жизни, постепенно перенаправляют его из реального мира в его собственный, где можно осуществлять полный контроль насильственными методами. Эти фантазии становятся критически важными для ребенка, а впоследствии и для мужчины. Однако это не фантазии о побеге в лучшую жизнь, часто свойственные детям, восстанавливающимся после сексуальных надругательств или жестокого обращения. Эти мужчины не компенсировали пережитую в детстве агрессию идиллическим мировосприятием или творчеством. Напротив, их энергия сосредоточилась на фантазиях об агрессии и контроле над другими, втайне имитирующих издевательства над ними самими и отождествляющих их с агрессором. Как сказал один из убийц: «Никто не потрудился выяснить, в чем была моя проблема, и никто не знал о моем воображаемом мире».
Поведенческие индикаторы
Мы считаем поведение и жизненный опыт важными индикаторами того, что будет мотивировать убийцу в дальнейшем. В рамках данной работы нами были изучены эти факторы, которые мы назвали поведенческими индикаторами действий по отношению к другим в связи с возможностью их влияния на акты агрессии со стороны объектов исследования. Для анализа поведенческих индикаторов использовался контрольный список симптомов и поведенческого опыта (см. табл. 2.5). Контрольный список был создан на основе стандартного опросника, используемого в социально-психологических исследованиях, с включением индикаторов преступного поведения и мышления, полученных из опыта изучения преступности профайлерами ФБР. Однако читателю следует помнить, что многие из этих поведенческих симптомов не имеют строгого определения или возможности измерения. Например, не существует метода количественной оценки модели мастурбации[7].
Такие факторы, как сексуальные отклонения и пережитое в детстве сексуальное насилие, оказывают значительное влияние на формирование личностей убийц.
ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ ИНДИКАТОРЫ ЛИЦ, СОВЕРШАЮЩИХ УБИЙСТВА НА СЕКСУАЛЬНОЙ ПОЧВЕ, ДЛЯ ДЕТСКОГО, ПОДРОСТКОВОГО И ВЗРОСЛОГО ВОЗРАСТОВ
В чисто описательных целях мы используем для классификации поведенческих индикаторов термины «внешние» и «внутренние». К внутренним особенностям поведения относятся присущие данному индивиду образ мыслей и жизненный опыт. Мечтательность, компульсивная мастурбация и замкнутость — внутренние поведенческие индикаторы, наиболее устойчиво наблюдавшиеся на протяжении трех периодов развития убийц. К внешним особенностям поведения относятся те, которые могут наблюдаться другими людьми. Наиболее часто упоминавшиеся из них — патологическая ложь, нежелание подчиняться, воровство, жестокость по отношению к детям и агрессивные действия, направленные на взрослых.
Интервью с 36 осужденными преступниками, совершившими убийства на сексуальной почве, позволили получить более глубокое представление именно об их внутреннем мире. Как указывалось в предыдущей главе, мы считаем, что этот мир содержит установки, убеждения и обоснования относительно подробностей совершения убийства. Такие установки и убеждения подпитывают фантазии, не позволяющие преступнику связать себя с жертвой каким-либо позитивным, сочувственным или эмпатическим образом. Напротив, убийца постоянно прибегает к фантазиям для построения конструктов и убеждений, оправдывающих жестокость и умаляющих их воздействие на жертву.
Результаты деятельности
Изучение показателей деятельности этих убийц выявило еще один парадокс. Несмотря на их ум и способности, они часто показывали низкие результаты в учебе, работе и воинской службе. Степень успешности во всех этих областях не соответствовала их потенциалу (см. табл. 2.6). Многие преступники с детских лет ощущали себя неудачниками. По всей видимости, в конечном итоге они компенсировали низкую успешность именно фантазиями, в которых имели полный контроль над всем.
Хотя уровень умственного развития подавляющего большинства этих преступников позволял им хорошо учиться в школе, в начальных классах некоторые из них оставались на второй год. Один убийца с показателем IQ 112 сказал следующее:
Во втором классе я не успевал, потому что оказался необучаемым. [Родители] меня хотели вообще из школы забрать. Хотели, чтобы я сидел дома и работал на ферме. Но потом я сразу перескочил в третий класс, потому что сдал экзамены за весь второй, и там что-то у меня шло отлично, а что-то — вообще никак. В арифметике я был силен, а с грамматикой ничего не получалось.
Только треть испытуемых показывали среднюю или выше средней успеваемость в средней школе, а 22 учились плохо или очень плохо. Большинство среднюю школу не закончили.
Кроме того, мужчины часто упоминали об отставании в учебе в связи с детским ощущением собственной неполноценности. Как сказал один из убийц:
Со своим образованием я подзадержался. Когда я попал в тюрьму, там со мной сидел один университетский профессор. Он и научил меня толком читать. Времени не жалел, помогал мне с гласными. Засиживался со мной, не относился как к какому-то тупому малолетке. Разговаривал со мной так, будто я ему ровня.
РЕЗУЛЬТАТЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
В дополнение к школьной успеваемости мы изучили успехи испытуемых в работе. Несмотря на уровень умственного развития, позволяющий заниматься квалифицированным трудом, большинство преступников имели небогатый опыт работы даже на позициях, не требующих наличия квалификации. Только 20 % из них когда-либо имели постоянную работу. Так, послужной список одного преступника за три года, предшествовавших его аресту за тройное убийство, выглядел следующим образом: мясник (восемь месяцев), продавец/разносчик товаров (пять месяцев), несколько временных работ (восемь месяцев), радиомеханик (три месяца), безработный (десять месяцев), мастер по ремонту телевизоров (два месяца).
Не отличалась успешностью и воинская служба. Только четверо из четырнадцати служивших в армии были уволены с положительной характеристикой. Один из них относит зарождение своих девиантных фантазий к периоду после увольнения из армии.
Мои детские и подростковые фантазии сильно отличались от тех, которые появились после возвращения из Вьетнама. В тех, которые были в подростковом возрасте, я бывал всего лишь жертвой и только после Вьетнама начал фантазировать, как выплескиваю ярость и гнев на внешний мир, женщин и общество.
Двое мужчин были уволены на общих основаниях, трое — по нежелательности дальнейшего прохождения службы, и еще двое — по медицинским основаниям. Одно из увольнений в запас последовало в результате «явно выраженной агрессии по отношению к женщинам». В данном случае командование решило уволить мужчину в запас, поскольку сочло вероятной причиной этого тяготы военной службы. Как ни прискорбно, но впоследствии агрессивность этого мужчины вылилась в убийство нескольких женщин.
В заключение
При оценке социального окружения и главных событий детства объектов нашего исследования целесообразно рассматривать их с точки зрения важности для формирования предпосылок преступного поведения в дальнейшем. Наличие определенных талантов, которые обычно способствуют положительному развитию и достижению жизненного успеха, не отвратило этих людей от убийства. Напротив, они были полностью поглощены своими личными и семейными проблемами. Можно ли утверждать, что именно эти проблемы обусловили склонность к человекоубийству во взрослом возрасте? Подобные причинно-следственные связи труднодоказуемы, однако разумно предположить, что неудовлетворительное социальное окружение включает также и внешних интервентов в лице учителей, сотрудников органов по работе с несовершеннолетними и врачей-консультантов, к которым направляют для обследования проблемных детей. Примечательно, что 25 из этих 36 мужчин в детском или подростковом возрасте проходили психиатрическую экспертизу или подвергались принудительному лечению. Многие люди, включая родителей, не уделяли должного внимания поведению мальчика, бездействовали и руководствовались ложными представлениями о развитии детей (например, «дети есть дети»).
Со временем основанные на негативных установках стереотипы мышления и взгляды развивались и перерастали в безусловное оправдание насилия над людьми.
Большинство убийц имеют схожие поведенческие паттерны на протяжении своего развития, а также отличаются отсутствием успехов в учебе, работе и военной службе.
3
Потребность убивать: стереотипные реакции
Ответы 36 исследованных нами убийц на фундаментальный вопрос о том, что послужило толчком к их первым убийствам, показали, что для группы в целом были характерны: (1) продолжительное добровольное существование в собственном воображаемом мире; (2) увлеченность мыслями о насилии и фантазиями сексуальной направленности. В преддверии первого убийства эти фантазии в основном концентрировались на умерщвлении. Фантазии же, появлявшиеся после первого убийства, часто концентрировались на совершенствовании навыков маньяка.
С недавнего времени роль мыслей и фантазий в мотивах и поведении подозреваемых лиц изучается в контексте насильственных преступлений, особенно убийств на сексуальной почве. За последние двадцать лет роль садистских фантазий была объектом внимания целого ряда исследований (Brittain, 1970; Reinhardt, 1975; Revitch, 1965, 1980; Westet al., 1978), в частности, Маккалох и коллеги (1983) предположили, что акты садизма прямо связаны с фантазиями и что фантазии определяют поведение.
Анализируя информацию, почерпнутую из наших интервью с убийцами, мы попытались увязать количественные данные с показаниями самих убийц о наличии у них агрессивных мыслей и фантазий, направленных на сексуализированную смерть. Результаты свидетельствуют о том, что такие паттерны мышления сформировались на ранних этапах жизни и существовали в контексте социальной изоляции.
Центральная роль фантазирования в процессе формирования мышления у этих мужчин отмечена в высказывании одного из них: «Всю свою жизнь я понимал, что в конечном итоге буду убивать». Она заметна и в высказывании родителя одного из испытуемых: после осуждения сына за фетишизированный разбой он высказал опасение, что переменчивость настроений и замкнутость доведут того «до чего-то действительно ужасного и трагического».
Современные представления о стереотипах мышления как о факторах стереотипов поведения (Beck, 1976) в сочетании с исследованиями садистских фантазий (Brittain, 1970; MacCulloch et al., 1983; Ressler et al., 1985) служат основой нашей гипотезы о том, что фантазирование является фундаментом мотивации к убийству на сексуальной почве.
Роль фантазий
В фантазиях маньяка убийство является своего рода компенсацией. Поскольку эти преступники считают, что имеют право на все что угодно и что жизнь к ним несправедлива, фантазия становится для них отдушиной и местом, в котором можно самовыражаться и властвовать над другими людьми. Занимая центральное положение в жизни этих людей, фантазии становятся их личным и ярким представлением об объективной реальности.
Как заявил один из убийц: «Убийство — очень реальная штука… Нужно сделать все необходимое, чтобы остаться непойманным». Он разграничивает сам акт человекоубийства и последствия его устоявшихся фантазий о насилии и причинении смерти. Его слова говорят о том, что после совершения убийства преступник должен справляться с реалиями, образующимися в результате его поступка, что запускает процесс дальнейшего развития мира его фантазий. Это явление будет рассмотрено в главах 4 и 5, посвященных этапам убийства.
Что именно порождает мысль об убийстве? Под мыслями понимаются идеи, являющиеся результатами работы головного мозга, получившего стимулы извне (Gardner, 1985). Мечтание определяется как любая когнитивная деятельность, свидетельствующая о переключении внимания с некой конкретной задачи на что-либо еще (Singer, 1966). Согласно нашему определению, фантазия есть тщательно продуманная идея, являющаяся предметом глубокой озабоченности, закрепившаяся в эмоциях и уходящая корнями в мечтания. Обычно фантазия переживается мысленно, хотя индивид может осознавать присутствие образов, чувств и внутреннего диалога. Некоторые люди осознают только мысли, некоторые — только чувства. Как у взрослых, так и у детей фантазирование является нормальным способом создания воображаемой ситуации и осуществления контроля над ней.
Однако уровень развития фантазии у разных индивидов может различаться и обычно основывается на способности человека идентифицировать определенные мысли как мечты, формулировать их содержание и воспроизводить в памяти. Сингер (1966) отмечал, что 96 % взрослых предаются мечтам несколько раз в день, а по замечанию Береса (1961), фантазии могут и замещать действия, и подготавливать почву для них. Садистские фантазии могут иметь место у самых разнообразных групп людей (MacCulloch et al., 1983). Скольким людям удается воплотить их садистские фантазии и в каких условиях это может происходить, неизвестно, но Шлезингер и Ревич (1980) предупреждают, что нарастание фантазии до точки непереносимого стресса открывает путь к действию.
В то время как в научной литературе принято считать, что психологические мотивы насильственных преступлений коренятся в травмах, обидах и/или сверхстимуляциях раннего детства, мы думаем иначе. Мы предполагаем, что этих мужчин мотивировал на убийство их способ мышления. Их модели мышления формировались постепенно, в соответствии с приобретаемым опытом детских лет жизни. Так, ребенок, которого бьют его родители, приучается ожидать побоев от любых взрослых и находиться в постоянном ожидании удара. Он может мечтать (фантазировать), что на помощь ему приходит некто, способный проучить взрослых. Это может приносить облегчение, поскольку в фантазиях его защищают. Кроме того, при побоях ребенок может психологически отдаляться от боли. Перед лицом обидчика он может бравировать своей властью над болью: например, принимать побои не защищаясь и не отводя глаз. С помощью фантазии ребенок может повышать или понижать степень ужаса происходящего. Развитие такой модели мышления необязательно означает, что ребенок вырастет домашним насильником, наш пример лишь иллюстрирует роль фантазий и процесс их формирования.
В следующем разделе мы описываем значение мыслей и фантазий как среды, в которой убийство является нормальным и оправданным. У исследованных нами убийц налицо проявления в раннем возрасте фантазий, порождающих агрессию и садистские идеи. Эти фантазии реализуются в домашнем кругу и в играх со сверстниками. Некоторые из них принимают форму устойчиво повторяющихся паттернов, которые впоследствии находят свое выражение в моделях убийства.
Развитие фантазий на ранних этапах жизни
В раннем возрасте фантазии находят свое выражение в играх детей. По мере развития ребенка его навык владения языком и фантазия развиваются. Детские фантазии обычно позитивны и способствуют его научению через однотипные представления и образную репетицию действий. В наших интервью с преступниками особенно примечательным было именно отсутствие воспоминаний о позитивных детских фантазиях. Остается неясным, действительно ли таких фантазий не было или же положительные детские воспоминания преступников терялись в пучине негативных взглядов и поступков? Говоря о развитии фантазирования в детском возрасте, важно помнить, что не все дети реагируют на свою среду агрессивными фантазиями и не все они воплощают их в действие и становятся убийцами. Преступников отличает именно фантазирование с полной самоотдачей и тайной верой в реальность своих фантазий. В нижеследующем примере руководство школы отдавало себе отчет в чрезмерной мечтательности ребенка, но никто не озаботился проработкой содержания этих фантазий с мальчиком:
Я стыдился таких мыслей [о родных] и подавлял их, враждебность нарастала и нарастала, а потом выстреливала фантазиями… В школе они могли бы обратить на это внимание, я ведь настолько уходил в свои мечты, что мне всегда замечание в дневник записывали… А мечтал я о том, чтобы уничтожить всю школу.
Сексуализация детских фантазий
Свидетельства наличия у исследованных нами 36 убийц детских сексуальных фантазий были получены от родителей, воспитателей и самих преступников. Сюжетные схемы их детских игр интерпретировались как выражающие доминантные фантазии. Некоторые преступники вспомнили свои игры и фантазии латентного[8] и пубертатного периодов. Родители предоставили информацию о фантазиях дошкольного возраста. В одном случае мать вспомнила, как обнаружила своего трехлетнего сына с ниткой, один конец которой был завязан на его пенисе, а другой был зажат ящиком письменного стола. Такое поведение предполагает, что это был не первый инцидент подобного рода, и указывает на циклическое фантазирование сексуального и аутоэротического характера. Кроме того, представляется наиболее вероятным, что первоначально подобным вещам ребенка учит кто-то из старших, и в данном случае мы считаем, что это была его няня. Таким образом, можно видеть, как совсем маленький ребенок перенес фантазию на свою игру в отсутствие няни.
Агрессивные составляющие детских фантазий
Рассказы убийц об их любимых играх детства, особенно в латентном возрасте, указывают на повторяющиеся воплощения базовых агрессивных фантазий. Это повторение является не только ментальным конструктом. Говоря о детских фантазиях, мы говорим о явно доминирующих фантазиях, которые становятся постоянными темами игр ребенка с другими детьми или с самим собой. Такая повторяемость может прямо выражать изначальные насилие или агрессию. Так, в возрасте пятнадцати лет один из объектов исследования затаскивал мальчиков младше себя в туалет исправительного центра и принуждал их к оральному и анальному сексу, воссоздавая таким образом собственную виктимизацию в десятилетнем возрасте. На сознательном уровне он не связывал свое поведение с ранее пережитыми актами насилия. Сексуализированные подростковые ритуалы не ассоциировались у него с виктимизацией прошлого. Эти подчас аномальные ритуалы скорее служили демонстрацией вторичного стремления к господству и контролю над людьми и ситуациями.
Детские фантазии во многом влияют на дальнейшее развитие личности. Сексуальные, садистские, агрессивные фантазии часто проявляются у преступников еще в детстве.
Еще один преступник подростком открыто мастурбировал у себя дома, преимущественно на виду у своих сестер, используя в этих ритуалах их нижнее белье. Это поведение выражало состояние перевозбуждения, в которое его приводили детские воспоминания о виктимизации со стороны взрослого. Он рассказывал, что реакцией на его мастурбацию были карательные меры со стороны матери и неприятие членами семьи. Было очевидно, что даже воспоминание об этом заставляет его мучиться и страдать. Он явно игнорировал непристойность своих поступков, оставаясь при этом оскорбленным их реакцией, нетерпимостью, несправедливостью и ощущением своей отверженности.
Из наших бесед с преступниками мы получили лишь некоторое представление о высокой степени эгоцентризма их игр и фантазий, в которые другие дети и члены семьи включались лишь в качестве элементов расширения внутреннего мира. Информации для более глубокого анализа воздействия их поведения на окружающих было немного. В одном случае объект исследования в двенадцатилетнем возрасте регулярно играл с сестрой в «газовую камеру». В этой игре сестра должна была связать его, посадить на стул и нажать воображаемую кнопку. При «поступлении газа» испытуемый падал на пол, бился в конвульсиях и «умирал». Эта игра сочетала в себе фантазии на темы секса и смерти.
Также у объектов исследования было отмечено зарождение фетишистских наклонностей в детском возрасте. Некоторые испытуемые рассказывали, что еще в возрасте 5–6 лет их сильно интересовали и привлекали дамские туфли на шпильке, нижнее белье и веревки. Часть преступников осознавала наличие у себя более активного и навязчивого интереса к подобным предметам в подростковом и взрослом возрасте. В дальнейшем, когда они начали убивать, эти фетиши приобрели еще большее значение в качестве ритуальных элементов убийств.
Ранние проявления сексуальных и агрессивных фантазий
Фантазии раннего возраста часто бывают причиной поступков, предшествующих преступному поведению (MacCulloch, 1983). Такие поведенческие предвестники способны привлечь ребенка к процессу причинения боли. Они могут проявляться как едва заметным, так и явным образом. Они могут быть заметными для всех (например, издевательства над младшими) или же обнаруживаться сотрудниками правоохранительных органов при их контакте с юным правонарушителем. Хотя подобным контактам часто не придают особого значения и списывают их на проблемы подросткового возраста, они могут свидетельствовать об эскалации агрессивности по отношению к окружающим.
Особенно наглядным в плане усиления проявлений подобных фантазий является приводившийся выше пример мальчика, обнаруженного матерью с пенисом, привязанным к ящику письменного стола. Уже в подростковом возрасте родители обнаружили его в ванной комнате за занятиями аутоэротической асфиксией с пенисом и шеей, привязанными к стойке душа. В возрасте четырнадцати лет они заметили на его шее следы от веревки и отвели к психиатру. В семнадцатилетнем возрасте, угрожая оружием, он заставил девочку-подростка пойти с ним в заброшенный дом, где продержал ее всю ночь до утра. Девочка заявила в полицию, и юношу задержали, а потом отпустили. В протоколе его вина значилась как «причинение неудобств». Агрессивные действия по отношению к жертве заключались в угрозе оружием и принуждении к выполнению указаний. Здесь следует обратить внимание на перенос правонарушителем объекта агрессии с самого себя на легко контролируемую жертву (человека младше и слабее себя под угрозой оружия). В тюрьму этого преступника отправили лишь в позднем подростковом возрасте, когда он начал преследовать женщин и, угрожая ножом, связывать их с последующим совершением развратных действий. После выхода из тюрьмы его преступная деятельность вылилась в убийство трех молодых женщин путем удушения.
Интересно, что эти ранние проявления агрессивных фантазий зачастую являются самыми неприятными воспоминаниями для преступника, от обсуждения которых он старается уклониться. Мы предполагаем, что данный мужчина осознавал, что контролировал свои поступки, и понимал, что переступает черту. Другими словами, он понял, что может поступать жестоко и безнаказанно убивать, поскольку предыдущие деяния практически сошли ему с рук. Он не чувствовал ответственности перед законом. Такие люди очень рано приобретают опыт власти над жизнью и смертью и возможности контролировать, калечить и убивать по собственному усмотрению.
Однажды я убил кошку… Сам не знаю зачем. Просто был зол, а эта кошка попала под горячую руку, и я ее придушил. Это был единственный раз, когда я убил животное… Когда я был маленьким, у меня была собака, а кто-то накормил ее битым стеклом, и нам пришлось ее усыпить. Для меня это было большим потрясением. Больше у меня никогда не было собаки.
В этом примере заметны несколько моментов: смещение гнева на животное, отождествление с агрессором, скормившим битое стекло собаке, и чувство глубокого потрясения. Будучи рассмотренным в связке с девиантным поведением преступника, этот эпизод проясняет повторяющуюся схему его преступлений (вырывание ногтей у женщин с последующим их убийством путем удавления) и последующие угрызения совести. В беседах с агентами он признавался, что понимает, что продолжит убивать, и что, хотя чувство вины не удерживает его от дальнейших убийств, после каждого случая он испытывает угрызения совести.
Еще один убийца рассказал о том, как выставление виновником инцидента кошки (а не себя самого) в итоге вылилось в жестокое обращение с животными:
Однажды, когда шел дождь, я нашел котенка. Он весь дрожал, и я принес его домой. А недели через две у нас блохи скакали по всему дому. После этого я просто возненавидел кошек.
На вопрос о том, что стало с кошкой, он ответил:
Поделиться книгой: