Мой хищник

Мой хищник

Линда Осборн

Глава 1

—  Все мордой в пол! Руки вперед! — от неожиданного окрика внутри все сжимается.

Кругом начинается неразбериха: визг, рев, писк, крики. Это не шутка, не розыгрыш. Я вижу, как зал ресторана наводняют мужчины, одетые в черное. В их руках автоматы.

Я хочу незаметно сползти под праздничный стол, застеленный нарядной изумрудной скатертью, но не успеваю этого сделать: чья-то тяжелая рука ложится на мое обнаженное плечо.

— Тебя это тоже касается, конфетка, — почти рычит мужчина за спиной. Его руки горячие и немного шершавые, от чего неприятно покалывает кожу.

Встаю, и, ведомая им, иду еле передвигая ноги на танцпол, куда сгоняют всех моих гостей.

— Вы за это ответите, суки! — орет Билл, но тут же получает прикладом по носу от преступника в черном и летит на пол. Поднимается визг – мои подружки и мать реагируют на кровь и выбитый зуб сразу.

Мой однокашник валится без сознания на середину танцпола как напоминание о том, как себя нужно вести. Поэтому я и все мои пятнадцать гостей слушаемся беспрекословно.

Мы сидим на коленях и смотрим со страхом на тех, кто испортил мой праздник, мое торжество по случаю восемнадцатилетия.

Как нелепо все это красивое убранство, стилизованное под подводный мир из сказки про русалочку! Я весь месяц старалась, выбирая каждую деталь – от скатертей до шаров, от цветов на столе до камешков на полу возле стульев, и теперь все это волшебство испорчено.

Так странно, что в минуту опасности, смертельной опасности, я думаю о том, что цвет шариков все равно не очень гармонирует с цветом моего платья.

— Сотовые телефоны сюда! — команда резкая, и ослушаться ее нельзя, это мы сразу понимаем. Я снимаю с руки смарт-часы и кидаю в корзину, когда один из этих страшных людей оказывается рядом.

Оглядываюсь по сторонам – как их много! Человек двадцать, не меньше! Все в черных берцах, черных широких штанах с карманами, которые страшно оттопыриваются от веса какого-то оружия, черных куртках и черных бронежилетах. На головах – огромные защитные каски. Автоматы наперевес.

Впервые вижу такое обмундирование рядом, близко.  До этого прежде – только по телевизору, где показывали сюжеты о задержании террористов.

— Сотовый где? В платье засунула? — вдруг возвращается ко мне тот первый, с корзинкой.

Я зажмуриваюсь.

Руками впиваюсь в оборку платья.

Страх накатывает волнами, даже трудно дышать. Перед глазами все плывет.

— Сейчас проверим, давно я таких зачетных сисек не мацал! — ухмыляется он и гогочет.

Я дергаюсь и вижу, как на меня смотрит Стив. Округляю глаза в надежде на то, что он правильно считает мой сигнал о помощи и спасет меня. В конце концов мы уже три месяца вместе, должен же он чувствовать ответственность!

Тем более, что именно сегодня должно было произойти все самое главное между нами. Впервые…

Террорист рядом тоже начинает гоготать, когда первый, с корзинкой, устремляется ко мне. Он так спешит, что буквально толкает всех на своем пути, в том числе и Стива. Парень морщится и отводит от меня взгляд.

Во мне нарастает паника. Дышать реально нечем. Воздух будто становится каменным и не может протолкнуться мне в сухую глотку.

Сейчас этот мужик залезет ко мне в декольте, сдернет его и…

Платье сделано как будто специально для того, чтобы его быстро сняли – сверху лиф на простой резинке, а длина только закрывает бедра. Такой откровенный наряд я выбрала для своего парня, думала поддразнить его, впечатлить на вечеринке, но никак не предполагала, что пожалею об этом сегодня…

Громада в черном нависает надо мной. Я чувствую, как от него исходят волны похоти, он даже автомат свой нервно заводит за спину, чтобы можно было легко нагнуться. Тянет руки, ухмыляется – эта пошлая ухмылка отражается в его глазах.

Нагибаюсь, отшатываюсь, удерживаю себя от того, чтобы не вскочить на ноги и не завизжать. В мою обнаженную спину утыкается дуло автомата.

— Пожалуйста, пожалуйста, — шепчу я, зажмуриваясь и отстраняясь.

Черт, кажется, эта поза и вообще вся эта обстановка только заводят его. Он шмыгает носом и радостно скалится под балаклавой, потому что голос будто хрипит от возбуждения.

— Тебе понравится, малышка, отвечаю, как и мне. Покажи мне свои прелести. Если они также хороши, как твое личико, поиграем с тобой от души.

Террорист за моей спиной ржет.

Гад напротив скалится и подмигивает ему.

— Тебе тоже достанется, не гони. Я первый эту красотку увидал.

Он делает быстрый шаг вперед, хватает одной рукой меня за шею сзади, чтобы я не могла отстраниться дальше, дергает чуть выше, и мое тело, легко, как у тряпичной куклы, повинуется. Колени теперь не достают пола, я балансирую только на носках, скольжу туфлями по мраморному полу.

Господи, как страшно. В его глазах не похоть, нет. Там разврат и страшные, ужасные обещания того, что он может со мной сделать.

Жмурюсь, дрожу.

Закусываю губы, чтобы не заорать, не дернуться, не влепить ему пощечину, которая может стать последней в моей жизни.

В ушах шумит кровь.

— Пусти ее. Девчонка моя, — вдруг слышу четкий приказ прямо над своей головой. Этот голос я слышу впервые. В нем сталь и уверенность, вьюга и власть.

Террорист отмирает, дергает головой, будто пытается взять себя в руки.

— Но… — начинает он.

— Я сказал: девчонка – моя!!! — от этого животного рыка, жуткого окрика, мужик отпускает меня, я падаю ниц на пол. — Все слышали?

2

Террорист отшатывается, а я обнимаю себя руками и чувствую, что дрожу так, будто бы голышом стою на снегу, обдуваемая ветром.

— Есть, — отвечает он, подхватывает корзинку с сотовыми телефонами и отходит.

Я сглатываю. Опасность прошла, но кто сказал, что дальше будет лучше?

Вокруг сразу все меняется. Словно ветерок пробегает по всем этим террористам, опасным, жутким, страшным. В ресторане будто даже становится холоднее.

Я ощущаю на своей спине тяжелый взгляд. Он словно прожигает меня насквозь, выжигает паяльником какие-то немыслимые узоры, считает открытые спинкой платья позвонки, охватывает шею, прижигает распустившиеся из прически дорожки волос.

Дергаюсь, провожу ладошкой по шее, будто желая смахнуть это назойливое внимание и понимаю, что больше всего на свете боюсь повернуться, встретиться с обладателем этих рентгеновских глаз лицом к лицу.

— Что вам нужно? — это Марк, мой одногрупник, подает голос. Даже странно, что это делает он, а не Стив, потому что именно мой парень обычно лезет на передовую.

Вернее, уже бывший парень…

Рядом с Марком тут же материализуется один из этих шкафов, затянутых в черное. Он размахивается, будто хочет ударить автоматом по лицу, и парень сразу отшатывается, закрывается, почти падает на спину. Мужчина хмыкает, он явно доволен произведенным эффектом.

— Персонал – к бару, остальных – на стулья, — вопрос Марка остается без ответа, а этот тяжелый, властный голос дает распоряжения прямо надо мной.

Все тут же приходит в движение.

Трое террористов остаются на месте, остальные тащат официантов, поваров к указанному месту. Люди спотыкаются, спешат пройти, чтобы не навлечь на себя гнев тех, кто носит оружие.

Липкий страх становится удушающим, я ощущаю, что еще немного и что-то может рвануть, пойти не так. Сама держусь из последних сил, чтобы не завизжать от ужаса.

Кэндис, которая сидит прямо напротив меня, зачарованно глядит вверх, на того, кто раздает тихие, но весомые команды. С удивлением отмечаю, что в ее глазах, помимо страха, есть еще что-то… Господи, что это? Интерес? Возбуждение? Чертова нимфоманка.

Словно в подтверждение моих мыслей, она чувственно облизывается. Горло тут же сдавливает спазм. Меня сейчас точно стошнит, что она творит?

Я шикаю, пытаясь привлечь ее внимание, показать, что такое поведение не уместно в том месте, где тестостерон буквально можно резать ножом. Если где-то чиркнет зажигалка, все взлетит к чертям, одно показательное представление мужчины с женщиной, и может начаться страшная вакханалия.

Перед глазами пробегают ужасающие картинки того, что с каждой из нас могут сделать, дышу часто и рвано. Дергаю головой, будто бы решая, куда можно сбежать. Но все входы и выходы заставлены этими людьми в черной форме без нашивок. Даже возле окон стоит по одному человеку.

Кэндис чуть приподнимается на коленках, делает губы уточкой, сводит руки вместе, чтобы грудь с высоты этого террориста смотрелась выгоднее.

—Кэн! — шиплю я, не выдержав, пытаясь ее одернуть.

И тут же слышу сверху сдавленный смешок.

Она же даже не обращает на меня внимание. Подмигивает.

Эта дура подмигивает какому-то мужику!

Неверяще откидываю голову назад и вижу, что этот человек смотрит прямо на меня. Он тоже во всем черном, похож на всех тех, кто рассредоточился по залу, выполняя его приказы. С одним отличием: на нем нет увесистого бронежилета, и вместо шлема на нем только черная балаклава.

Его глаза, огромные, черные, смотрят прямо на меня, и я даже вижу свое отражение в его глубине: маленькая куколка в плиссированном голубом платье, как Мальвина.

— Первый, все готово, — говорит кто-то ему рядом, и наш контакт глазами тут же теряется. Слава Богу.

— Персоналу связать руки. Стянуть одной веревкой, конец веревки привязать к балке, — голос командира этой шайки уродов глубокий и бархатный. Он говорит так просто, словно не распоряжается сейчас нашими жизнями, а заказывает в Макдональдсе завтрак. — Гостей привязать к стульям.

— Есть, — отвечают ему, вытянувшись в струнку.

Я горблюсь, скукоживаюсь, готовлюсь к тому, что сейчас меня схватят за руки и поведут к стульям, которые уже притащили из –за столов к краю танцпола.

Этот, которого назвали Первым, вдруг делает шаг вперед и оказывается прямо между мной и Кэндис. Он проводит пальцем по ее подбородку и девушка подобострастно следует за его движением. Она вся меняется на глазах, становится как собачка, которая увидела своего хозяина, вот только хвостом не машет и не скулит. Хотя, кажется по ее виду, что слюноотделение у нее повысилось очень и очень сильно.

Я же смотрю сбоку и хочу провалиться, стать невидимкой.

Этот мужчина реально огромный. Даже без бронежилета видно, что его тело – просто машина для убийств. Руки в черной водолазке настолько накачанные, что больше похожи на трубы, спина шире, чем моя двуспальная кровать, а ноги, расставленные на ширине плеч, демонстрируют вес и устойчивость хозяина.

— Пойдешь со мной? — спрашивает он у Кэндис своим бархатным голосом, и она облизывается снова, как дура, кивает, прикрывает глаза, будто уже возбуждена от одного его вида. — Точно?

Он будто забавляется – ему явно нравится, что она почти течет, шалава.

— Вставай, — командует он ей, она с готовностью вскакивает, оправляет свое короткое платье, делает шаг к нему. — Тут есть много мест, чтобы поразвлечься.

И вдруг он поворачивается ко мне, дотрагивается пальцем до моего плеча, тут же его одергивает, как только понимает, что привлек мое внимание. А меня…меня буквально прошибает пот от этого касания, внутри разгорается ураган эмоций, начинает колотить, но самое странное, что природа этого чувства мне не известна. Одно я вижу точно – это не животный ужас.

— Ты тоже, прИнцесс, вставай. Развлечемся втроем.

3

— Детка, — тянет руку ко мне мама, когда мы втроем проходим мимо. Ее тут же подхватывает под руку мужик с автоматом, тянет к стулу.

Сквозь пелену слез я вижу, что половина моих подружек уже сидит на стульях с высокими спинками, со связанными спереди руками. У кого-то видны подтеки туши, кто-то успел размазать яркую помаду по лицу. Стива в это время террорист привязывает веревкой к стулу, заклеивает рот серебристым скотчем.

Как ни странно, но даже сейчас, когда я чувствую, что меня ведут на Голгофу, при виде своего трусливого бывшего чувствую какое-то удовлетворение. Представляю, как тянет кожу на лице от клейкой ленты, и желаю, чтобы террорист резко сдернул ее со рта, чтобы парень ощутил резкую боль.

— Иди, — подталкивает меня в спину Первый, и я тяжело вздыхаю. Ноги на высоких каблуках не слушаются, они затекли от долгого сидения, меня почти мотает из стороны в сторону. Кэндис он привлек к себе, к своему бедру, и я рада, что иду впереди и не вижу этой отвратительной картины. Не думала, не ожидала, что моя подруга окажется такой непроходимой тупицей!

Я даже представить не могу что этот мужлан сейчас сделает с нами. Сначала с ней, а потом со мной! Руки бессильно сжимаются в кулаки, и я даже не нахожу в себе сил дать какой-то ободряющий знак маме, которая заливается беззвучными слезами, дергаясь от того, что ее тоже привязывают к стулу.

Но как только мой взгляд падает на внушительное оружие в руках террористов, вдруг думаю, что мы с ней, возможно, видимся в последний раз. Представляю, насколько это жалкая и противная картина – видеть сломленную страхом единственную дочь с размазанным макияжем на лице, которую уводит какой-то огромный качок.

И я распрямляю плечи, гордо поднимаю подбородок, напрягаю колени, чтобы не дрожали. Я не смотрю по сторонам, лишь на мать, подмигиваю, тут же отворачиваюсь и гляжу только вперед, чтобы, не дай Бог, не пересечься с кем-нибудь их этих отморозков взглядом.

И слышу за спиной утробное рычание. Довольное утробное рычание. Надеюсь, это реакция на какие-то ласкательные движения бестолковой Кэндис, прижатой к сильному и мощному бедру, но никак не на фальшивую демонстрацию моего несгибаемого духа.

На выходе из зала он вдруг берет меня за локоть и тянет вперед. Здесь только небольшое фойе, украшенное в том же стиле, что и зал: изумрудные, зеленые, синие шарики, золотая огромная цифра «18» в фотозоне с уютным диванчиком.

Именно к нему он меня и тащит. Здесь специально выставлен хороший свет для фото и селфи, рядом на столике – шампанское и тонконогие фужеры.

Именно за них я и зацепляюсь взглядом, даже пальцы сжимаю в предвкушении, заранее ощущая смертельную прохладу стекла. Кое-кто явно лишится своего мужского достоинства, как только попробует дотронуться до меня.

Я нервно оглядываюсь, оценивая обстановку. Холл пуст. Как только этот мужлан притащил нас с Кэн сюда, охрана в виде двух террористов вошла внутрь зала, и я вижу, что парадный выход пуст. Вернее, он, скорее всего, закрыт, но стеклянную дверь, думаю, можно будет выбить огромным барным стулом возле. Надеюсь, что этот стул не припаян к полу.

— Ну что, девочки, вперед, покажите, что вы умеете.

4

Он резко толкает меня на диванчик, и я не успеваю ухватиться за фужеры, оказываюсь по другую сторону. Кэндис сама садится, я даже не смотрю в ее сторону, настолько она мне противна.

— Злишься? — смеется он, поглядывая на меня, а сам в это время приспускает резинку своих огромных черных брюк.

Я зажмуриваюсь.

— Ну нет, конфетка, смотри. Повторишь все в точности. — Его забавляет то, что он так легко читает ненависть на моем лице. Я вижу, как искрятся его глаза. Смехом, ожиданием грядущего удовольствия, предвкушением победы.