Не драконь меня

- Откажись! Я тебе заплачу!

Смеюсь резко, демонстративно, грубо хохоча ему прямо в лицо. Он не теряется.

- Зачем это тебе? У тебя и без того достаточно игрушек.

Я сажусь на высокий барный стул, закидываю ногу на ногу и смотрю на него с таким видом, как если бы слушал старинную симфонию в новой обработке.

- Отец и без того достаточно помог тебе, хотя не должен был. Теперь ты хочешь получить и то, что тебе не причитается!?

Этот выпад достаточно хорош, чтобы отреагировать на него со всей яростью, что копилась во мне эти долгие годы. Бросаю запотевший от льда стакан и он разбивается о кафель. Вокруг летят капли воды, ледяные осколки, стекло. Алан замолкает и глядит на меня ровно и бесстрастно, будто бы не он только что кипятился и переживал за свою шкуру.

- Запомни и запиши себе наконец: я ничего не получил от отца, кроме одного: его блядского гена. И мне совершенно плевать, что вы там себе решили. На Совет меня вызвали также, как и тебя, и скажу даже больше: я пришел туда первым.

Алан поводит плечом.

- Ты все равно не найдешь себе истинную. НЕРАСКРЫВШИХСЯ становится все меньше и меньше, - он вдруг хихикнул себе под нос, будто одному ему знакомой шутке. – Все меньше и меньше!

Я чувствую, как огонь внутри меня начинает разрастаться от злости на него, на всю эту ситуацию в целом, да и на то, что технически он прав. Резко разворачиваюсь, выхватываю за длинную деревянную ручку с магнитной доски тесак для мяса и, резко выпрямив руку, бросаю в Алана.

13. Стефан

Алан поводит плечом.

- Ты все равно не найдешь себе истинную. НЕРАСКРЫВШИХСЯ становится все меньше и меньше, - он вдруг хихикнул себе под нос, будто одному ему знакомой шутке. – Все меньше и меньше!

Я чувствую, как огонь внутри меня начинает разрастаться от злости на него, на всю эту ситуацию в целом, да и на то, что технически он прав. Резко разворачиваюсь, выхватываю за длинную деревянную ручку с магнитной доски тесак для мяса и, резко выпрямив руку, бросаю в Алана.

Ему не занимать реакции, он тут же нагибается и огромный нож пролетает мимо, едва задев нос. Алан смотрит прямо на меня и от ярости его ноздри раздуваются, воздух выходит рваными порциями, грудь ходит ходуном. При этом он совсем не меняет положения тела. Только руки сжал в кулаки так, что побелели костяшки. Мы не смотрим на тесак для мяса, в этом нет нужды: инстинкты уже просчитали траекторию его полета и мысленно зафиксировали тот факт, что нож до половины вошел в деревянный косяк двери. Прямо за Аланом.

- Этот инцидент будет доведен до сведения Совета, - наконец, выдыхает он зло. А потом криво тянет неестественную улыбку. – Может быть, поговорим на суде?

Я развожу руками:

- Не докажешь, дорогой брат! В этой части дома камеры слежения никогда не работали, а мое слово против твоего пока еще может сработать в плюс. Не забывай, что я – редкий гость в очереди жалобщиков.

Намек на дебильный характер старшего брата Алан не может стерпеть.

- Ты всегда был идиотом, им и останешься!

Я вижу: этот раунд закончился моей безоговорочной победой над его самомнением и потому могу добавить патоки в голос.

- Погода портится, сюда идет грозовой массон, а потому советую поторопиться.

Алан не сразу понимает, о чем я говорю, а, осознав, меняется в лице. Сплевывает на пол, от чего кафель немного плавится в углу и резким шагом выходит из летней кухни во двор, направляясь к вертолету.

Во избежание инцидентов следую за ним: хочу убедиться, что он точно покинет мой остров и мы больше не увидимся.

- Ты должен снять свою кандидатуру! – говорит Алан, усаживаясь в кресло пилота. – Ты сам знаешь, что не предназначен для всего этого.

- А вот это уже позволь мне самому решать, -  ухмыляюсь и щурюсь от солнца, поправляя волосы, которые подхватил легкий ветер. А сам думаю о том, КТО сидит в дальней комнате моего особняка. – Предназначен или нет. Тем более, что это всего лишь дело времени.

Тут же повисает молчание. Алан никогда не славился быстрой реакцией, но тут до него сразу доходит. Он открывает рот от изумления, а я весело расширяю глаза, изображая его лицо сейчас.

- Ты… Нашел?

Вместо ответа с силой закрываю дверь пилота и машу ему рукой, улыбаясь. Алан заводит двигатель, включает тумблеры. Когда он смотрит на меня прежде чем взлететь, я показываю ему комбинацию из трех пальцев, глядя исподлобья.

Пошел ты, хрен моржовый.

Вертолет поднимается выше, выше, а я краем глаза отмечаю, что не соврал про изменение погоды – с Запада идет дождливый циклон и возможно ночью будет гроза. Значит, перелеты отложены до завтрашнего утра.

Я опускаю голову и включаю мобильник,  захожу в галерею фотографий и приближаю ее лицо, разглядывая все, что успел изучить за это время: красивые большие зеленые глаза, тонкую линию носа, пухлые греховные губы.

В ней ощущается стержень, но очень, очень глубоко внутри. На самом деле, впервые увидев фото, я даже засомневался, что Клэр – именно та, что нужна мне. Она была даже не первой в списке, что я нашел в даркнете, и я сначала даже прошел мимо нее, не впечатлившись явной нежностью, кротостью. Потому что у меня нет времени, блять, на эти телячьи нежности.

Время истекало так быстро, что я не успевал его поймать за хвост. Летело, меняя дни и ночи местами оперативно и бескомпромиссно, не давая ничего взамен. Поэтому я сам вершу свою судьбу, не оглядываясь ни на кого: ни на отца, который отказался от выродка-сына, ни на шамана, который не может внятно сформулировать свои мысли.

В даркнете всегда можно найти все, что интересует, а теперь там можно обнаружить и адреса НЕРАСКРЫВШИХСЯ. Деньги при этом играют самую прекрасную роль, ускоряя процесс.

Думаю только о том, что аккаунтов действительно почти не осталось на сайте. А это значит, что…

Но тут вдруг происходит что-то странное: вертолет резко начинает снижение, лопасти крутятся быстро, с каким-то тяжелым металлическим свистом, а нос кренит вниз, будто бы пилот сошел с ума и направляет летательное средство целенаправленно вниз. Со звоном вертолет буквально плюхается шасси об асфальт и даже проезжает немного вперед по инерции, словно спортивная тачка, которая дрифтует на манеже.

 Из кабины пилота вываливается Алан, а на его руках – бледная, с красными ожогами по всему лицу и шее Клэр.

Клэр, сук@, Паркер. Та, что должна сидеть в своей комнате тихой мышкой.

Выхватываю ее тело из рук недоуменного Алана, прикладываю большой палец к ошейнику, чтобы он успел считать отпечаток и отключить систему, укладываю ее на асфальт, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Система срабатывает быстро, ошейник отключается, становясь обычным на вид чокером, а я делаю искусственное дыхание.

Блять, Клэр, кто тебя тянул из дома в небо?

Она приходит в себя, смотрит на меня своими невозможными зелеными глазами, вздыхает полной грудью. Я считаю ее пульс на руке. Черт, да у меня самого пульс сейчас отстукивает быстрее барабанщика на военном параде.

- Ты ответишь за это! – вдруг орет Алан голосом, так похожим на мой, бежит к своему вертолету, хлопает раздраженно дверью и сваливает из моего дома.

- Спасибо, - шепчет искусанными губами Клэр.- Спасибо, мой герой.

Мое сердце делает кульбит от ее слов и исстрадавшегося вида. Я не герой, Клэр, и сегодня ночью тебе придется в этом убедиться.

14. Клэр

Стефан находится рядом со мной. Я чувствую его запах, его прикосновения, когда он осторожными движениями втирает мазь на моей шее. Под кожей кислородными пузырьками поднимается волнение, как всегда, когда он рядом. Усилием воли пытаюсь подавить это чувство, нерациональное, неправильное, неуместное. Я – его рабыня, его сексуальная игрушка на целый год, и сама виновата в том, что продалась, испугавшись, в сущности, такой ерунды.  А рабыни точно не чувствуют связи со своим хозяином, не могут млеть от его прикосновений.

Все так запуталось во мне, скрутилось непонятным Гордиевым узлом, и его мне самой точно не распутать. Я уже не чувствую к этому мужчине ненависти, внутри только какая-то противная, липкая, серая покорность, от которой меня саму выворачивает.

В какие-то дни, когда его нет рядом, как сегодня утром, мне кажется, что я стала домашней кошкой, что хочет сбежать из дома, но, оказавшись на воле, точно пропадет – не дадут выжить сытое брюхо, лощеные привычки, остриженные когти.

И мне останется только одно – плакать и скрестись у двери, ожидая, когда она откроется и я выйду в большой мир, что погубит меня не раздумывая.

Это состояние я ненавижу больше всего. Кажется, Стефан играет мной так, как ему нужно, лишая воли, отнимая рассудок. Чередуя мягкость и силу, он будто лишает меня равновесия, и я постоянно качаюсь, словно на эмоциональных качелях, от ненависти к пространному равнодушию.

Редко, но это случается: во мне просыпается сила, она расправляет кольца, как змея перед прыжком на свою жертву, и я пытаюсь найти выход из положения, набираюсь смелости заговорить о своем плене со Стефаном, ищу какие-то слова, чтобы убедить его изменить условия моего здесь содержания.

Порой оглядываю зорко все окружение, делаю пометки, как можно было бы сбежать, что я смогу использовать в качестве оружия. Но все это – просто фантазии. Я слишком труслива, чтобы сделать что-то. Я слишком… я.

Но сейчас, ощущая мягкие поглаживания Стефана, за которыми стоит только нежность, уважение и грусть, я не чувствую ничего.

В моей душе пусто, она вывернута наизнанку, как карман в куртке, чтобы можно было вытряхнуть последние крошки. Не осталось даже слез, они все сгорели во время моего полета.

Я пуста, как смоковница, как выпотрошенный пень. Как кукла – без эмоций, без желаний, без сил.

- Клэри, Клэр, - тихо шепчет мне на ухо Стефан. – Я знаю, что ты проснулась, я слышу твое дыхание.

Медленно открываю глаза, чтобы встретиться с его взглядом: взволнованным, чуть уставшим и немного грустным. Как обычно, тут же попадаю под его гипноз: он будто путами окутывает меня, удерживает на месте, пускает тягучую волну предвкушения по всему телу, начиная с низа живота. В голове льдинкой на свету вспыхивает мысль о том, что я хочу ему покориться снова, но она тут же тает, превратившись в капли воды.

- Ты просто сильно перенервничала, - говорит он тихо, и кажется, что за его словами нет ничего, но глаза выдают: в них вдруг что-то пробегает, темное облачко, грозовая морская волна.

Он щурится, усилием воли подавляет вспыхнувшее внутри  раздражение. В любой другой раз я была бы благодарна ему за то, что пытается удержать себя в руках, но сейчас мне абсолютно все равно.

Рассеянно гляжу на него, и Стефан жадно вглядывается мне в зрачки, в глаза, осматривает лицо на предмет повреждений, но я в ответ скольжу по его красивому, почти скульптурному лицу рассеянно, поверхностно, не цепляясь ни за что, чтобы совсем не пропасть в лавине самоуничижения.

Я отодвигаю его руку от своего лица, сажусь и трясу головой, прогоняя тревожные черные мушки перед глазами. Придя в себя, встаю. Стефан все также сидит перед моей кроватью на низеньком стуле и следит за моими действиями.

- Розитта сейчас принесет ужин.

Мне хочется сказать, что я не голодна, что мне ничего не нужно, кроме простой воды, но вдруг передумываю. Слова кажутся сейчас простым сотрясанием воздуха. Легонько кривлю гримасу, скуксив нос. Отворачиваюсь.

Это движение не остаётся незамеченным Стефаном. Он резко подрывается со своего места, подскакивает ко мне и хватает своими огромными руками за плечи, дыша внезапной яростью мне прямо в лицо:

- Что? Ты думала сбежать и сейчас разыгрываешь передо мной униженную и оскорбленную?

Он сжимает губы так сильно, что они белеют.

- Этот трюк у тебя не пройдет, девочка моя. Ты мне слишком тяжело и дорого обходишься. Уже вторая неделя! Вторая!

15. Клэр

Я не реагирую. Смотрю пустым и бесцельным взглядом в угол комнаты, и от этого Стефан еще больше заводится, его нервирует моя отстранённость. Мужчина отпускает руки, практически откидывает меня от себя, начинает ходить кругами по комнате.

- Две, сука, недели, караулю, когда ты, наконец, осознаешь, придешь в себя! Да столько времени ни на одну НЕРАСКРЫВШУЮСЯ никто не тратил со времен сотворения Адама! Ты у меня сидишь уже вот здесь!

Он подлегает ко мне, рассыпая вокруг себя искры бешенства и злости и демонстративно проводит рукой по горлу.

А потом вдруг отходит на шаг и спокойно говорит:

- Но знаешь, ты должна быть наказана. За попытку побега. За неповиновение. За это вот все!

Но и это спокойствие в голове после бури меня тоже не трогает, я чувствую только смертельную усталость.

В комнату входит Розитта с тележкой, на которой обычно привозит чай. Она выгружает на стол тарелки с жареными крылышками, мясным супом, маленькие сэндвичи с индейкой. Выставляет прозрачный чайник с цитрусовым содержимым, стакан ярко- оранжевого свежевыжатого апельсинного сока, стакан молока. По комнате начинают распространяться аппетитные ароматы еды, и мой желудок реагирует на них предсказуемо, заурчав.

Стефан, сложив руки на груди, смотрит на меня недовольно.

- Садись, ешь.

Я мотаю головой и отворачиваюсь от него к стене.

- Ешь! – в его голосе накаляется металл, и он может выжечь на мне клеймо, но не сейчас. Слышится звук закрывшейся двери – это Розитта вышла поскорее, чтобы не становиться свидетелем очередной некрасивой сцены.

Стою и смотрю на стену, выкрашенную бледно-зеленой краской. Если повернуть голову вправо, то можно увидеть красивую картину, на которой запечатлены удивительные яркие цветы. В мазках чувствуется небрежность, но именно она придает картине цельность и цепляющий колорит. А если взглянуть в другую сторону, повернув голову, то можно увидеть краешек зеленого поля и дерево, под которым совсем недавно мы…

Морщусь от воспоминаний.

Стефан вдруг взрывается.

Он рычит зверем и начинает крушить все в комнате, что находится рядом с ним. Его ярость почти осязаема, и я съеживаюсь, боясь повернуться и перетянуть этот смерч на себя, стать целью его притяжения.

Гремит кровать, слышится треск рвущейся ткани, звон разбившегося стекла, грудное рычание недовольного мужчины.

Он запускает стакан в стену рядом и по ней расползается белое молочное пятно вперемешку с мелкими осколками. Один осколок рикошетом отлетает и впивается мне в плечо. От резкой и неожиданной боли шиплю, хватаюсь ладонью за место, откуда уже начинает течь кровь.

- Да что б тебя! – рычит Стефан.

Поворачивает меня к себе лицом, оглядывает с ног до головы, проводит рукой по моему плечу, вытаскивает стеклянную занозу, бросает ее на стол.

А потом вдруг делает то, от чего у меня глаза на лоб лезут: он чуть наклоняется и облизывает место пореза. Я вижу на его языке след от красной крови, ежусь от шершавой щекотки.

Поднимаю глаза и смотрю в его бледное от недавнего гнева лицо. Цепляюсь к глазам и дергаюсь: они чуть больше, чем обычно, и зрачок в темно-зеленой радужке вытягивается в струну, как у змеи.

Несколько раз моргаю, чтобы прогнать наваждение.

- Я приду к тебе ночью, - говорит Стефан и выходит за дверь. – Ошейник снова включен.

Черт. Оглядываю комнату и вздыхаю.

Она полностью разгромлена: кровать перевернута, одеяло порвано на лоскуты, комод вывернут практически наизнанку, - повсюду валяется мое белье, вернее, то, что от него осталось. Оставлен только стол с едой, на котором отсутствует только стакан молока.

Стефан Дарк умеет быть убедительным.

16. Клэр

Я лежу в собственной постели и не могу прийти в себя. Меня знобит. Трясет до такой степени, что в темноте комнаты слышно, как стучат друг о друга зубы. То, что пришлось пережить сегодня, нашло выход спустя несколько часов.

Неудавшийся побег, реакция Стефана, снова ограничение свободы (причем в самых малейших пределах – только до двери моей комнаты). Ничего не могло пройти бесследно и мое тело сотрясается от внутреннего холода. Не выдержав, встаю, достаю из шкафа длинное пальто. Снова срезаю бирку, чтобы она не кололась, кутаюсь в мягкую теплоту и ложусь в постель, которую недавно с огромным трудом поставила возле стены на место.