Жестокие игры

Я матюгнулся и вернулся в машину. Сел за руль, захлопнул пассажирскую дверцу, и только тогда понял, как меня колбасит. Я успел. Но теперь всё зависит от Вадима Юрьевича.

От звонка сотового чуть не подпрыгнул, как на пружине. Снова Олег:

— Ты, борзый! — заорал сходу, и я отодвинул трубку от уха. — Где Алинка?! Я за неё перед Верховым яйцами отвечаю!

— Тогда считай, что ты уже кастрат, — ответил спокойно, хотя внутри просто горело вернуться сейчас и въебать ему от души. Отвечало, блядь…

Прикурил, нервно поглядывая сквозь стеклянные двери в диспансер, в конце длинного широкого холла было видно открытую дверь в какое-то помещение, залитое ярким светом. Туда и унесли девушку.

— Чё ты сказал?.. — пытался наехать мажор.

Я скинул его вызов и выудил из списка контактов другой номер. Мне ответили после второго гудка:

— Слушаю… — настороженный голос.

— Верхов Роман Ильич?

— Вы кто, молодой человек?

— Алина сейчас находится в частном психдиспансере…

— Это какая-то шутка?! — зарычал мужик. — Я тебе шею сверну, щенок!..

Но я игнорировал и продолжал, поставив на громкую связь и уже отправляя ему координаты для навигатора. Услышал, как пиликнул его телефон — сообщение принято.

— …Вы можете не успеть увидеть дочь живой. Передозировка кокаином. Полиц…

— Никакой полиции! — как медведь, взревел медиамагнат. — Еду!

Я снова бросил сотовый на приборную панель и откинул голову на подголовник.

Минуты тянулись, я терял терпение. Вышел, помаялся у стеклянного входа в клинику, вглядываясь в то, что происходило внутри. Но видел лишь прямоугольник желтого света, вытянувшийся от двери и постепенно растворявшийся в темноте, как мост из этого мира в другой. Поежился от таких мыслей и решил, что надо отвлечься. Ведь если Вадим Юрьевич еще не вышел, значит, жива Алинка, откачивают. Иначе здесь уже была бы и полиция, и скорая — засвидетельствовать смерть, и он сам разводил бы руками и говорил, что везти надо было не к нему.

* * *

Где-нибудь в Штатах Верхова бы застрелили ещё на подступах за то, как он ломился на частную территорию, хоть и клиники. А у нас он просто гавкнул на охранника, посветил известным всей стране таблом с мощной озвучкой «Урою, гнида! В асфальт закатаю!» и всё — уже размазывает меня по стеклянной двери главного входа, словно валиком фотообои. Радовало, что хоть яйца целые остались, отрежут их пасынку — я в этом уже вообще не сомневался.

— Ты её накормил?! — ревел медиамагнат, поднимая такой кипиш, что даже мертвые встали бы.

— Сама наелась, — прохрипел, выпуская последний воздух из лёгких, потому что вдохнуть этот сыч мне не давал — как обручем стянул горло пальцами. Точно браток из девяностых, вообще не изящно дела решает. Нет бы его охрана тут беспредел чинила, так он сам руки замарать был не прочь. Чувствовалось, что отрывался на мне на всю катушку. — В «Синем… фи… лине»… — почти беззвучно просипел…

…и Верхов отпустил меня.

— «Синем филине»? — переспросил и тут же пнул стекло ногой.

Только оно бронированное, ибо психи тут разные встречаются.

Но все же его рьяные попытки «достать и уничтожить» принесли успех — санитар, что задвинул меня за дверь лапищей, как у Годзиллы, пришел утихомирить буйного родителя. Я отошёл подальше, чтобы не попасть под руку ни тому, ни этому. На фоне шкафа в зелёненьком хлопковом костюме даже медиамагнат как-то сник. У медбрата он фейс-контроль не прошёл, и корочки какие-то там не помогли. Его пообещали переодеть в смирительную рубашку и поселить в палату к такому же буйному. Я от греха забился в свою машину. Ибо этот в костюмчике сейчас уйдет за бронированные двери, а я тут с бешеным родителем один останусь. Больно оно мне надо?

Только спрятаться не удалось. Этот груздь ввалился на переднее сиденье и как-то смиренно спросил:

— Закурить есть? — и тут же сам взял с панели пачку. Прикурил, закашлялся. — Лет двадцать назад бросил.

— А сейчас зачем начали? — вышло хрипло — горло будто смялось, говорить было не то чтобы больно, а как-то физически неприятно, будто звуки железной щеткой по гортани скребли, как по сковородке.

— Тупой вопрос, — ответил он, сверкнув глазами, и снова затянулся. — Ты кто вообще?

Ответить я не успел — вышел Вадим Юрьевич. Мы с родителем феечки одновременно рванули из машины. Главврач даже на шаг отступил, будто его нашим напором откинуло.

— Жива, жива, жива! — выставил ладони вперед, предвосхищая все вопросы, Юрьич. — Но нужна срочная госпитализация, я ничем больше помочь не могу. Уже вызвал реанимобиль… а вот и он! — выглянул из-за наших сведенных вместе плеч врач, вытягивая шею и поправляя очки. — Девушку доставят в хорошую клинику к моему другу…

Алинку в этот момент вывезли на каталке, и Верхов все-таки чуть не раскидал санитаров, но к дочери прорвался. Правда, душещипательную встречу мне не удалось посмотреть — Вадим Юрьевич взял меня под локоть и отвел в сторонку:

— И удружил ты мне, Виталий Семёныч, — покачал головой в колпаке.

— Ну… простите, — развел я руки. — Честно, я просто растерялся. На ум ни одна больница больше не пришла.

— Если бы не ты, у нее и шансов бы не было. Повезло ей, что лежал у меня один кокаинщик из… — указательным пальцем ткнул врач в небо, — после его выписки пара ампул Е021 осталась, а то бы… всё, — развёл главврач руками.

Алинку уже погрузили и подключили к капельнице, она была в сознании, но белая, как простыня, которой ее укрыли по грудь. Верхов пытал врачей из реанимации, а когда дверцы захлопнулись, подошёл к Юрьичу:

— Спасибо, — пожал руку с чувством, хлопнул по предплечью выразительно и рванул к своей машине.

Через минуту мы уже слышали заунывный вой скорой.

— Это же Верхов? — снял очки и протер их колпаком врач, подслеповато щурясь на меня.

— Ага, — вздохнул я тяжело.

— Ох, молодой человек, — покачал он горестно головой, водружая очки на нос, — ваша семья меня доведет, что я в собственную клинику пациентом попаду…

* * *

Я вернулся домой и рухнул на кровать, как подкошенный, не раздеваясь. Закрыл глаза и вырубился сразу. По-моему, еще в полете. Правда, после первой фазы сна проснулся и разделся — стало жарко и неудобно. Умылся, выхлебал пол-литровую кружку ледяной воды и снова лёг. На этот раз закутался в одеяло, обнял вторую подушку, ткнулся в нее носом, погладил по наволочке и проворчал с угрозой:

— Спи, Маринка, а то трахну — мало не покажется… уж очень хочется…

Мысль о том, что я придурок и угрожаю подушке, которую назвал именем пигалицы, не додумал — провалился в сон...

…А утро придавило тяжестью понимания, что все усложнилось. Хотелось броситься под кофемашину и выключить эту чертову пятницу. В универ пойти даже мысли не возникло — чувствовал себя так, будто сам скокосился. Сидел за кухонным столом и втыкал взгляд в сотовый — мажор больше не звонил. Интересно, ему уже Верхов яйца оторвал?

Поджарил яичницу с ветчиной, прямо из тетрапака выхлебал почти литр молока, вымакал жир в сковородке батоном и упал на диван посмотреть телек. Зевал так, что думал — челюсть вывихну. Обошлось. Опять уснул под звуки полицейского сериала и снова проснулся уже далеко после обеда. День прошёл зря. Но у меня еще оставался вечер.

Окончательно проснулся, стоя под душем. Пока намыливался гелем, строил планы. Когда смывал пену — они таяли как пока неосуществимые. Когда вышел из ванной — уже не знал, зачем вообще проснулся. Разве что наведаться к Алинке… Не очень-то и хотелось, тем более я знал, что с ней все норм настолько, насколько может быть. И клиника наверняка лучшая, и папаня расстарается для дочурки. А мне все эти расшаркивания с цветами и апельсинами у больничной койки в тягость. И вообще это банальная пошлость.

Но все-таки статус спасителя обязывал. Пока варил пельмени и заваривал крепкий чай, придумал, как превратить визит в больницу в нечто неортодоксальное.

Но сначала… Маринка.

Эта пигалица как кость в горле — она мне мешала, но я не мог ее вытащить, и потому думал о ней всеми возможными способами: во сне, наяву, членом… Этот вообще подскакивал, как надувной человечек, стоило в мыслях мелькнуть мысли о ней или образу красивой попки в простых бордовых трусиках. Меня ломало, как, наверное, сейчас Алинку, от дикой потребности снять их, отшлёпать эту классную задницу, упиваясь звуками сочного удара по ее нежной коже…

Бл***!

Взвыл от того, что шлёпать по этой заднице хотелось не только ладонью, и но бёдрами, вколачиваясь членом в Маринкину плоть по самые яйца. Меня просто выкручивало от силы этой чёртовой котелки! Я бы кончил, едва всунув в неё член, а потом бы растянул удовольствие на час. Или всю ночь. Может, на недельку… Наверное, этого бы хватило наесться девчонкой и сбросить эту неуёмную тягу к ней.

Опрокинул в желудок пельмени и чай и даже не заметил этого, потому что шарил в сети в поисках службы доставки цветов. Нашёл одну интересную — на их сайте можно было выбрать и тематический подарочек. Я заказал много чего: кое-что доставят мне домой, нечто получит фея, и ещё вручат небольшой презент Маринке.

* * *

Полное погружение в работу случилось сразу после пары лекций. Оксана позвонила мне и попросила сразу же зайти к ней.

— Держи ноутбук, — выставила на стол новенькую машинку в сумке-переноске, — там уже стоят все нужные программы, тебе нужно войти во все сервисы — ссылки и пароли на рабочем столе. Дальше…

На стол легла оптическая мышь, планиг, нелинованный ежедневник, несколько подписанных именами преподавателей флешек, собранных в связку, как ключи. Ключей с бирками было два, и они ввели меня в ступор.

— А это… — боялась озвучить догадку, замерла, вопросительно глядя на девушку, держа две отмычки на вытянутой ладони.

— А это тебе выделили комнату в общаге, чтобы не моталась домой, когда придётся задерживаться. Сейчас это будет часто, сама понимаешь: сессия, пересдачи, дипломы, потом набор абитуриентов — начнётся самая жара! Ну и второй от кабинета. Правда, он крошечный — раньше там была преподавательская подсобка при кабинете физики, потом там собиралась тайная вечеря… — она замолчала, отвлеклась от выкладывания в новую корзину для бумаг канцелярии и весело мне улыбнулась, — ну был у нас в прошлом потоке такой студенческий клуб. В смысле, он так не назывался и вообще не слишком долго продержался — непонятно было, чем молодёжь там занималась, и его разогнали. Но с тех пор подсобка пустовала. Там, правда, не делали ремонт, и что-то ещё от той секты осталось — пойдем вместе посмотрим.

— Здорово! — я реально была рада, потому что голову сломала, как организовать свою работу именно в том плане, что у меня не было ноутбука — дома стоял мощный компьютер, на который я потратила заработанное в сауне в первые два месяца — и в кабинетах преподов пристраиваться где-то мне не хотелось. Я любитель тишины и одиночества, чем с Оксаной и поделилась.

— Ой, да ладно! — махнула рукой девушка.

Пока спускались на первый этаж, поймала себя на том, что привычно ищу глазами Виталю. Но ни его, ни Верховой не было видно. Две ее подружки стояли у окна и о чем-то весело щебетали, а королевы не было. Чуть дальше увидела Олега с двумя его постоянными спутниками — этот тоже имел свою свиту. Прям университет не имени Ломоносова, а во имя двух мерзких мажорчков, все только и смотрят им в рот. А то как же еще?! Медиамагнат — это пятая власть в стране, а этот и в первые четыре двери пинком открывает. Вернее, их перед ним распахивают, виляя полами дорогих пиджачков.

Стало противно. И обидно до спазмов в желудке, горле и в сердце — неспроста же нет Грома и Верховой, наверняка вместе где-то прогуливают. Уже и кабинет, и комната в общаге не так радовали.

А когда я этот кабинетик увидела, так вообще чуть корзину для бумаг с выданной канцелярией не выронила. Хорошо, ноут болтался в чехле на плече.

Абзац просто. Точно — здесь была тайная вечеря. Или сход масонов. Или рептилоидов. Не меньше. Всю стену занимала карта Москвы и Подмосковья, на ней пестрели какие-то отметки: красные кружки, синие и зелёные линии и просто дикое количество каких-то черных отметок, вокруг которых нарисованные, словно по циркулю, полукружья. Явно план по захвату города. Но это ладно. А вот свалка, в которую превращена эта комната, угнетала. Дальше метра и войти было нельзя — все завалено офисными стульями, старыми досками, вёдрами из-под краски и шпатлёвки и неизвестно чем ещё — за горой мусора не просматривалось даже окно.

— М-да… — протянула Оксана. Помолчала немного задумчиво и сказала ободряюще: — Подожди тут, я сейчас…

И ушла, цокая каблучками по опустевшему коридору — шли ленты. Я терпеливо ждала, пока она вернётся. Вместе с ней пришёл зав по хозяйственной части, развёл руками:

— А я что сделаю? Выкинуть не могу — стоит на балансе, как спишу, так вывезут.

— Так спишите! Это же просто хлам! — не растерялась Оксана и пнула носком туфля какую-то картонку. — Вот эти банки тоже на балансе стоят? — кивнула на пустые ведра из-под строительных смесей.

— Стоят, — кивнул мужчина.

— Так пустые же!

— Перерасход образовался, — снова покладисто кивнул завхоз, — студенты же ремонт в кабинетах делали, им же казённое не жаль, вот и вышло, что по квадратуре краска и извёстка быть должна, а на деле нет ее.

Непробиваемый.

— Хорошо, вы можете списать её на ремонт вот этого кабинета?

— Так списано уже, а ремонт делать нечем, — ответил мужчина невозмутимо. — И в подвале не будет в помещении, в котором студенты просят дополнительную камеру хранения сделать.

А вот это плохо. Я слышала разговоры о том, чтобы сделать что-то типа шкафов с ячейками для студентов, чтобы они могли что-то оставлять здесь, в универе, а не таскаться с тяжелыми сумками без лишней необходимости. Но ведь у меня-то теперь будет целый кабинет!

— Оно пустое? — тут же нашлась Оксана.

А я слушала странный диалог и впитывала изнанку университетской жизни. Даже интересно стало, чем этот батл завершится.

— Так нет средств, чтобы шкафы заказать. Да и не разрешит никто — ни по каким санпинам там нельзя хранилище сделать.

Упс.

— А свалку можно? — уточнила секретарь, прищурившись.

— Так… эээ… — мужчина взглянул на кучу торчавших как попало ножек, почесал лоб и ответил: — Ну, если очень надо…

— Очень, — проникновенно ответила Оксана, тряхнув волосами и приложив руку к сердцу.

— Ну-у-у… а кто это таскать будет? Я даже…

— Вадим Николаевич! — перебила девушка, предвосхищая его недовольство. — Вы мне ключи от того помещения дайте и покажите где оно, а мы сами тут все перетаскаем!

— Сами?.. — с сомнением окинул нас взглядом. — Мне ж Андреич потом шею свернёт…

— Вы не переживайте, я с ним сама поговорю, — так убедительно ответила Оксана, что я поверила, что ректор свою секретаршу точно послушает.

— Ну… пойдёмте…

— Иди в приёмную и посиди пока там, — положила мне на руку ладошку девушка, взглянув на кучу всего в моих руках. — Будет тебе кабинет.

Мы пошли по коридору вместе, но я поднялась по лестнице, а они отправились вниз. Неожиданно зазвонил телефон — бабушка.

— Да, бабуль? — ответила ей.

— Мариш, тут курьер пришёл, ты что-то заказывала? — громко спрашивала она, потому что немного глуховата.

— Нет, ничего не заказывала. Ошибся, наверное.

— Стоят твои фамилия, имя и отчество, и адрес наш. И заказ оплачен. Что мне делать-то? — настаивала растерявшаяся родственница.

— Я не знаю… ну, прими, раз оплачен. А что там?

— Цветов букет и коробка какая-то длинная, сантиметров тридцать.

Цветы?

По коже прокатилась волна мурашек — вдруг это от Витали? Больше ведь не от кого. Невольно заулыбалась, чувствуя себя такой глупой дурочкой — растаяла уже и потекла розовой лужицей, хотя сама еще не знала, кто отправитель. А вдруг Антон? Пару раз мы занимались у меня, готовили совместный реферат. Тогда он и решил приударить за мной. Я же собралась с ним в кино? Можно же цветы принять да презент? Можно.

— Бабуль возьми, только не открывай сама, ладно?