Б. Ах, как я устала!
В. Но ведь сегодня же вам не пришлось много работать. Занавеси приделала Х. За покупками ходила Ф.
Б. А! Так ты называешь меня дармоедкой! Значит, я, по-твоему, дармоедка! и т. д. и т. п.
7. Наконец, из числа других софизмов рассуждения можно упомянуть здесь еще «многовопросие», очень распространенный софизм в древности, благодаря особой тогдашней форме спора. Но он нередко встречается и теперь. В настоящее время он чаще всего имеет вид неправильного осведомления. По какому-нибудь вопросу возможно только условное решение: в одних случаях надо решать так, в других иначе. Софист же требует, чтобы противник «просто» ответил – «да или нет». Если противник хочет сделать должное «различие», его обвиняют в том, что он «не хочет отвечать прямо и прибегает к уверткам». Вот пример (опять-таки из жизни):
«– Честно или нечестно защищать другой народ (в споре) в ущерб своему? Отвечай без уверток, прямо: да или нет?
– Но постой! Я же не могу двумя словами ответить на такой вопрос, потому что…
– А! Не можешь прямо ответить! Когда ты прижат к стене, ты всегда пускаешься на уловки.
– Да нет же! Сам вопрос такого рода, что на него невозможно ответить только «да или нет». Это вопрос сложный и на него надо…
– Слыхали мы эти ваши громкие фразы, знаем ваши уловки… Мне не надо никаких хитросплетений… Ты мне отвечай прямо: честно или нечестно?» и т. д.
Глава 24
Меры против уловок
1. Кто хорошо изучил уловки софистов и умеет сейчас же распознавать их, тот в значительной мере обезопасит себя от них. Как отвечать на каждую из них в том или другом случае – зависит от такта, находчивости и т. д. спорщика. «Прописать особое лекарство» против каждой из них и для всех обстоятельств вряд ли возможно. Можно сказать только одно: кто принимает в споре все те предупредительные, «профилактические», так сказать, меры, какие мы указали в этой книге, тот в значительной мере охранит себя от всяких поползновений софиста. Главнейшие из них такие: а) спорить только о том, что хорошо знаешь. Помнить, словом, наставление щедринского ерша «карасю-идеалисту»: «чтоб споры вести и мнения отстаивать, надо, по меньшей мере, с обстоятельствами дела наперед познакомиться»; б) не спорить без нужды с мошенником слова или с «хамоватым» в споре, а если надо спорить, то быть все время «начеку»; в) научиться «охватывать» спор, а не брести от довода к доводу; г) всячески сохранять спокойствие и полное самообладание в споре – правило, особенно рекомендуемое; д) тщательно и отчетливо выяснять тезис и все главные доводы – свои и противника; е) отводить все доводы, не относящиеся к делу. Если при этом спорщик знает хорошо и умеет распознавать быстро хотя бы все те уловки, которые указаны в этой книге, то софист редко может надеяться на успех своих уловок.
Иные считают нужным «разоблачать» уловки, а вместе с ними и софиста. На это можно сказать так: когда дело идет о софизме – лучше никогда не прибегать к этому средству или в самых редких очевидных случаях. Когда дело идет о других уловках – не о софизмах, – то иногда, наоборот, самое лучшее средство «разоблачить» уловку. Но и здесь есть много таких простых уловок (не софизмов), на которые лучший и единственный разумный ответ – не поддаваться им.
2. «Обличать» в софизме – ведь это в огромном большинстве случаев сводится к тому же «чтению в сердцах», сознательному или бессознательному: тут ведь дело идет о намерении человека, о намеренной ошибке. Обвинив в софизме, надо доказать обвинение, иначе это будет совершенно недопустимое, «голословное обвинение». А чтобы доказать его, надо: а) доказать, что есть ошибка в доказательстве, и б) доказать, что она сделана намеренно. Первое – часто доказать нетрудно. Но доказать с достоверностью наличность намерения «смошенничать в споре» в большинстве случаев очень трудно или невозможно. При этом спор может принять крайне тяжелый, неприятный личный характер, и мы останемся при недоказанном нами обвинении.
Надо помнить и то, что очень часто подобное обвинение не совершенно достоверно и для нас самих; а нередко, если оно и кажется нам достоверным, может казаться таковым ошибочно. Мы ведь здесь не застрахованы от промахов. По всему этому гораздо лучше и разумнее ограничиться только указанием ошибки в рассуждениях противника, не входя в обсуждение – намеренная она или нет. Этого ведь и вполне достаточно, чтобы разбить его доказательство. Остальное, как говорится, «от лукавого». Предоставим софистам обвинять собеседников в софизмах, – благо это одна из их любимых уловок. Как им ее не любить, ведь это обвинение нельзя часто опровергнуть, как нельзя, конечно, и доказать. Но впечатление на слушателей спора и т. д., она может оставить, отчасти по принципу: «клевещите, клевещите, что-нибудь да прилипнет».
3. Зато такие уловки, как палочные доводы, аргументы к «городовому», срывание спора, инсинуация и т. д. и т. п. должны быть везде разоблачаемы, где только можно их доказать. Сущность же их такого характера, что доказать их наличность не составляет часто особого труда. Правда, на противника-софиста такие разоблачения влияют сравнительно редко: по большей части человек, сознательно прибегающий к ним, обладает довольно толстой кожей и его «разоблачениями» не проймешь, он будет продолжать свое дело. Но есть люди, которые пускают в ход такие уловки по недостаточной сознательности, «не ведают, что творят». Такие люди могут и «устыдиться», увидев воочию яркое изображение сущности своей уловки. Полезны подобные разоблачения и для слушателей и читателей. Наконец, вообще говоря, молчать и без протеста переносить подобные приемы там, где можно доказать их наличность – поступок даже противообщественный. Это значит – поощрять на них в дальнейшем. Протест в этих случаях – наш долг, хотя бы и нельзя было ожидать от него осязательного результата. Но, конечно, где наличность подобных уловок недоказуема, приходится промолчать по тем же причинам, как и при софизмах.
Психологические уловки – внушение, отвлечение внимания, приемы, направленные на «выведение из себя» противника и т. д., тоже обычно не требуют «разоблачения». Доказывать их наличность часто трудно, почти всегда – не к месту. Это сводит спор на личности, в грязь. Лучшее средство против них – поскольку дело касается нас – не поддаваться им; на «внушение» отвечать соответственными приемами со своей стороны и т. д. и т. п., и т. д.
4. Последний совет касается важного вопроса: позволительно ли на уловки отвечать в споре соответственными уловками. Можно ответить на него так: есть уловки, непростительные для честного человека ни при каких обстоятельствах. Например, такова гнусная уловка «расстроить» противника перед ответственным, важным спором, чтобы ослабить его силы; или «срывание спора» и т. д. и т. п. Есть всегда позволительные уловки, о которых мы говорили в начале этого отдела – например, оттянуть возражение и т. д. Остальные уловки – область, о которой мнения расходятся. Одни считают себя не в праве пускать их, хотя противник прибегает к самым гнусным приемам; другие – по большей части практики – думают, что они в таком случае позволительны. К числу подобных сомнительных уловок относятся софизмы. Одни никогда не опускаются до софизмов, другие считают софизмы иногда позволительными. Это уже дело совести.
В оправдание тем, кто на софизмы отвечает софизмами и другими уловками, можно сказать следующее. Часто возможны только два способа борьбы с софизмом: а) показать с очевидностью, что доказательство неправильно; «раскрыть ошибку» и б) ответить другим софизмом или уловкой, парализующей софизм противника. Первый способ, конечно, безусловно кристально честен. К сожалению, во многих случаях он на практике или вовсе неприменим, или чрезвычайно затрудняет спор и ослабляет впечатление. Если спор при слушателях, а софист ловко орудует с помощью своих уловок, шансы в борьбе часто слишком становятся различны. Он, например, пускает в ход такой лживый или произвольный довод, разоблачить лживость или сомнительность которого перед данными слушателями очень трудно или даже невозможно. Довод его всецело основан на круге сведений и понятий, доступных данным слушателям или им свойственных, а потому совершенно для них ясен, понятен, прост и производит полную иллюзию неотразимой истинности. Для того, чтобы показать всю ложность его, надо поднять слушателей над их кругозором, дать им запас новых сведений, внушить новые предпосылки; надо показать, что вопрос далеко не так прост, как это кажется, а иногда, наоборот, очень сложен и запутан или даже не допускает достоверных решений. Все это часто совершенно неосуществимо. Если даже противник-софист даст вам без помех развивать длинные рассуждения и обосновывать предпосылки, то иной слушатель не станет их слушать: сбежит, заснет, запротестует. Все сложное, запутанное, неопределенное в рассуждении он склонен приписать изъяну вашего мышления. Напрягать внимание, чтобы следить за вашими новыми или трудными для него рассуждениями, ему тяжело. Между тем «на ясном и простом» доводе противника он «отдыхает». «Вот молодец! – говорит ясно, просто и хватает самую суть. А тот – как пошел крутить! С одной стороны, нельзя не признаться, с другой – нельзя не сознаться… Слушать тошно».
Вот пример для иллюстрации. Спорят о «Константинополе и проливах» – нужно требовать их или нет? Слушатели – темные рабочие и крестьяне, для которых весь мир вмещается, как для гоголевского героя, в пространстве «по ту и по эту сторону Диканьки». Противник-софист говорит: «Сами подумайте – люди вы взрослые. Зачем нам, мужикам, тот Константинополь? И какие-то проливы? Зачем мы будем за них нашу кровь проливать? И так достаточно пролито. А кто хочет Константинополя? Вы посмотрите: кто рабочий, кто крестьянин – те все не хотят. А хлопочут буржуи, капиталисты, богачи. Им это небось на руку. Им это первое дело, чтобы нажиться. Так пусть сами идут и свою кровь проливают. А нашей – довольно попили. Больше не дадим». Попытайтесь разоблачить ошибочность этих выводов перед аудиторией из рабочих и крестьян. Вы увидите, как это трудно, когда даже в голову многих интеллигентов не вмещаются те возражения, которые можно привести против этой примитивной аргументации.
Вот почему люди, вполне честные и корректные, разрешают себе в крайних случаях отвечать на софизмы и уловки противника уловками и софизмами, когда спор идет о важных вопросах общественного, государственного и т. п. значения. Нечего лицемерить: этот способ борьбы с нечестным противником встречается нередко в тактике партий, в дипломатии и т. д. и т. п., и т. д. Различаются лишь пределами, до которых доходит пользование им. Но, повторяем, это дело совести каждого.
Во всяком случае, слова Шопенгауэра по этому вопросу нельзя принимать без ограничения: «Если мы видим, – говорит он, – что противник пустил в ход мнимый или софистический аргумент, то, конечно, можно разбить последний, показав его ложность и обманчивую видимость. Но лучше возразить ему столь же мнимым и софистическим аргументом и нанести поражение этим путем. Ведь в таком споре дело идет не об истине, а о победе». (Eristische Dialektik. Kunstgr. 21). – Выходит, что на софизмы всегда лучше отвечать софизмами. Это уж очевидная крайность. На слова Шопенгауэра позволительно ответить так: «Где можно, там лучше не пачкаться в грязи».
I глава
Как мы обыкновенно читаем книги? Так, «как читается». Так, как подсказывают наше настроение, наши психические свойства, сложившиеся навыки, внешние обстоятельства. Кажется нам, что читаем неплохо.
А между тем это по большей части ошибка. Говорят, бывает у певцов и «от природы поставленный голос». Но это редкое исключение. Обычно приходится голос «ставить». Так же точно бывает иногда стихийно сложившееся правильное чтение. Но это тоже очень редко. Обыкновенно чтение страдает очень многими недостатками, а иногда оно из рук вон плохо. Такое чтение может быть не только не полезно, но и вредно.
Плохое чтение вредно уже прежде всего потому, что лишает той огромной пользы, которую дает хорошее чтение. Но оно может принести и другой вред.
Можно рассматривать чтение с двух сторон:
Несомненно, есть дрянные книги, приносящие огромный вред. Таковы, например, растлевающие душу пошлые, бульварные книги.
Но и самый способ чтения тоже может принести вред, вред и телесный и душевный. Привычка «глотать» книги может вызвать головные боли. Может способствовать развитию неврозов, неврастении и других болезней нервной системы, а также быть одной из причин различных телесных заболеваний, производных от нарушения нормальной деятельности нервной системы. Плохое чтение препятствует иногда нормальному развитию способностей и нередко портит их, например ослабляет способность к сосредоточению внимания, память и т. д. Ослабляет волю и способность размышлять.
Не менее важно и то обстоятельство, что плохое чтение очень способствует выработке двух нежелательных типов людей:
У человека с «кашей в голове» надерганы отовсюду разные отрывки знаний. И все они без связи друг с другом (или в совершенно фантастической «связи»), без системы, плохо понятые и совершенно непереваренные.
У такого человека, конечно, отсутствует сколь-нибудь стройное мировоззрение, и говорить с таким человеком – мука. Цитаты и ссылки так и гремят, так и летят из уст его, но тщетно стараешься уловить общий смысл и дивишься тем поразительным выводам, которые из этого материала делаются. Слушаешь и изумляешься.
Человек «с кашей в голове» есть плод ложной начитанности, результат плохого чтения, зубрежки и отсутствия логической выучки.
Наш обзор вредных следствий неправильного чтения был бы очень неполон, если бы мы не сказали еще об одной опасности, которая также связана с неправильным чтением. Речь идет об отношении книги и жизни, теории и практики, разрыв между которыми был столь частым явлением у дореволюционной интеллигенции и порождал такие плевелы, как типы людей «книжно мыслящих» и «праздно болтающих». Особенно это распространено было в области общественных наук и в области морали. Да и теперь это еще есть. Наивно было бы думать, что революция может автоматически ликвидировать навсегда самую возможность появления таких плевел. Сорняки всегда очень живучи, и когда на них не обращают внимания, они легко и буйно вырастают вновь.
Пусть строители нового общества всегда помнят хороший завет В. И. Ленина по этому вопросу: «Без работы, без борьбы книжное знание коммунизма из коммунистических брошюр и произведений ровно ничего не стоит, так как оно продолжало бы старый разрыв между теорией и практикой, тот старый разрыв, который составлял самую отвратительную черту старого буржуазного общества».
Сам человек довольно редко замечает в себе подобные недостатки. Чаще всего наводит его на мысль, что он не так читает, другой факт. Евгений Онегин, по словам Пушкина:
Так бывает и в наше время: читаем, читаем и начинаем чувствовать, что как будто из нашего чтения выходит мало толку. И тут приходит мысль:
Если мы не остановимся на этом пути с первых шагов, то убедимся, что чтение есть действительно искусство, искусство важное и трудное. Мы найдем истинными слова Гёте: «Эти добрые люди и не подозревают, каких трудов и времени стоит научиться читать. Я сам на это употребил 80 лет и все не могу сказать, чтобы вполне достиг цели».
Мы поймем, что как в музыке имеется два вида художников: композитор, создающий музыкальные произведения, и исполнитель, исполняющий их на рояле и других инструментах, так и в области искусства словесного – в области научных и поэтических книг – требуется два рода частных «искусств»: искусство автора и искусство читателя.
Искусный читатель должен:
а) если потребуется, взять из книги
б) приспособлять способ чтения к цели чтения.
Один из главных недостатков безыскусственного чтения – тот, что какая бы ни была книга – все мы читаем приблизительно одинаково. Разница не особенно велика. Кто привык читать быстро, просматривая, тот одинаково «просмотрит» и «Войну и мир» Толстого, и роман Дюма, и Шерлока Холмса, и «теорию Эйнштейна». Кто привык читать медленно, так же читает газету, как и крупное сочинение по политической экономии. Это тоже неправильно. Хотя в этом случае вреда меньше, но все-таки вред есть. Основное правило искусства чтения такое:
Цели чтения могут быть самые различные. Перечислю только главные их группы.
Если не считать чтения гоголевского Петрушки или гончаровского Валентина, то
а) чтение для осведомления о чем-нибудь, пополнения сведений и т. д.; таково чтение газет, брошюрок, некоторых книг, писем, новых книг по специальности и т. п.;
б) чтение для известного нравственного, «волевого» воздействия на душу – «воодушевляющее» чтение; есть книги, которые мы читаем не потому, что они дают новое знание, а потому, что вливают новые силы в грудь, подымают настроение, возбуждают к подвигам;
в) чтение крупных произведений искусства; такое чтение – не развлечение, как думают некоторые; это – важное и необходимое средство для расширения своего кругозора и опыта, для углубления мировоззрения, мыслей, чувства;
г) чтение для изучения какой-нибудь книги, какого-нибудь вопроса, и, наконец,
д) чтение для самообразования.
Какую из этих или подобных целей мы поставим при чтении, часто зависит от книги, вообще от материала чтения, – например «Критику чистого разума» Канта или «Науку логики» Гегеля вряд ли кто станет читать ради «развлечения» или увеселения, а газетный фельетон обычного типа – для изучения. «Приключения Шерлока Холмса» мало пригодны для целей образования, а кто ищет настроений, возбуждающих к подвигам, не возьмет для этой цели аналитическую химию.
Но и одну и ту же книгу можно читать с различными целями. Например, «Илиаду» Гомера можно читать, как великое поэтическое произведение; Александр Македонский, говорят, постоянно перечитывал ее потому, что образ Ахиллеса служил для него идеалом, соответственные места – источником воодушевления; ученый историк может читать ее с своей точки зрения, как источник сведений о быте Древней Греции, и т. п. Надо только помнить основной принцип, высказанный выше:
Способы чтения тоже распадаются на группы. Главные из них такие.
Первая группа.
Вторая группа. Существует
Третья группа.
Идеальный читатель должен одинаково совершенно владеть всеми способами чтения и легко приспособляться к любой цели чтения. Для
II глава
Мы можем почувствовать потребность в образовании по разным причинам. Может действовать на нас стремление к знанию или потребность в углублении мировоззрения. Иногда чувствуют, что без образования нельзя разобраться в современной жизни, понять ее и, значит, правильно жить и действовать.
Без того или иного образования в наше время нельзя быть настоящим специалистом почти ни в каком деле. Наконец, теперь все чаще человек хочет быть образованным еще и потому, что образованный, при прочих равных условиях, может принести больше пользы обществу.
Какие бы ни были эти специальные задачи, для достижения их требуются (поскольку дело касается книжного образования) два условия: 1)
Эти две основные цели должен иметь в виду каждый, кто стремится к образованию.
От этого зависит не только определение способа чтения, но и характер читаемых книг. Ведь если важнее всего приобрести побольше разных сведений, то мы должны выбирать такие книги, которые ведут к этому с наименьшею затратой сил и труда, т. е. наиболее легкие, вроде тех, над которыми смеется американский юморист Вудворт: «Десять тысяч фактов, которые каждому следует запомнить», «Химия в 14 недель», «История в ореховой скорлупе» и т. п. Если же важнее развитие и углубление «душевных сил» – мышления, воображения и т. д., то подобные книги будут вредны. Необходимы книги не слишком трудные, но и не легкие; такие, при чтении которых постоянно приходится напрягать мысль, воображение. И, до известной степени, чем больше будет положено на такую книгу труда и времени, тем, при прочих равных условиях, лучше будет результат.
Образованный от необразованного отличается больше всего не количеством сведений.
Знаменитый английский мыслитель Рескин правильно сказал, что если человек прочтет и запомнит все книги Британского музея (публичной библиотеки), он от этого еще не станет образованным. Нужны не только сведения, нужна особая «культура ума», навыки мыслить, умение распоряжаться знаниями, развитие других душевных сил и т. п. Есть настоящие самоучки (таких немного), которые, однако, по знаниям совершенно не отличаются от человека, окончившего среднюю и даже высшую школу. А есть другие: и читали они много, и сведений у них много; но стоит им сказать на серьезную тему несколько слов, и мы сразу увидим: человек не приобрел образования. Почему это видно? По отсутствию систематического мышления, необходимых навыков мысли, той «культуры ума», которая дается работой и
Самообразование требует самодеятельности. Но самодеятельность эта должна выражаться не в самонабивании головы плохо понятыми сведениями, а в усвоении их и в саморазвитии. Необходимо развивать и тренировать свои умственные способности, как мы развиваем физические; для этого есть только один путь – упражнение и работа, работа и работа. При самообразовании работа над книгой должна быть самая серьезная, упорная, трудная и часто очень долгая. Но времени на нее жалеть нечего: окупится с избытком. Если даже вы забудете потом книгу – работа над ней не пропадет; она останется в виде полезных навыков, подвинувшегося развития, накопленного умения и сил.
Но и книгу вы не забудете. Такая работа над книгой есть лучшее применение так называемого рационального способа запоминания.
Содержание проработанной книги тысячью корней закрепится в сознании, и таким образом вы сразу достигнете двух основных целей.
Если же, при хорошей памяти, вы станете читать книгу только для приобретения сведений, без переработки, то польза для развития душевных сил при этом получится минимальная.
Разве только память подвинется в развитии, да и это сомнительно.
А. Прежде всего в том, чтобы хорошо
Не понять книги – беда, а превратно понять ее – беда еще горшая. А бывает она чаще всего от неумелого чтения, без проработки, вообще по принципу наименьшего труда.
Чем новее и важнее мысль, тем труднее ее понять. Нельзя схватить сразу и без труда то, до чего человечество доходило трудами десятилетий. При чтении же великих произведений искусства задача состоит в том, чтобы не только понять, но и «пережить» их содержание.
Б. Наряду с вопросами и задачами, которые возникают у нас при стремлении
В. Правильно читая хорошую научную книгу, мы следим за ходом мысли выдающихся мыслителей, прорабатываем их рассуждения, усваиваем их методы, их способы исследовать вопрос, доказывать, объяснять. Прорабатывая все это, мы учимся на практике у великих мастеров мысли. Это имеет огромное значение для дисциплинирования и развития мышления. Правильно читая хорошее произведение искусства, мы расширяем СВОЙ жизненный опыт, улучшаем свое эмоциональное восприятие, воспитываем волю.
Если мы будем добросовестно и не щадя усилий добиваться этих трех целей, то нам неизбежно придется выработать много полезных навыков. А именно: 1) сосредоточиваться на том, что читаешь; 2) «выжимать» самую сущность читаемого, отбрасывая мелочи; 3) «охватывать мысль» автора вполне ясно и отчетливо: это помогает выработке ясности и отчетливости собственных мыслей; 4) мыслить последовательно и осторожно – целое богатство, ничем не заменимое; кто обладает им, тот обладает самой основой настоящей образованности и не может не обладать знаниями; он обладает ключом к глубокому чтению, а вместе с тем и к более глубокому пониманию жизни; 5) наконец, воображать ярко и отчетливо, как бы переживая то, что читаешь, – дар, о важности которого многие и не подозревают.
Вся работа над книгой, нужная для отмеченных нами задач, вместе с вспомогательными приемами, о которых будет речь ниже, и называется – проработкою книги. Она необходима при изучении книги или отдельного вопроса и при чтении книг для самообразования.
Для такой работы, как уже сказано, не должно щадить ни времени, ни сил. Вкладывайте в нее все силы, это оплатится с избытком.
III глава
1) наличие известных способностей, 2) отсутствие дурных навыков в чтении.
Первым и самым необходимым условием является способность сосредоточивать и удерживать внимание на читаемом. У кого нет ее – тот не может правильно читать. Необходима, конечно, и память для того, чтобы удерживать и понимать прочитанное. Нередко приходится слышать жалобы на ослабление памяти: «прочту две-три строки или маленький отрывок, перехожу к следующему – а первое уже забыл; не помню даже, о чем была речь». Здесь чаще всего две причины: 1) нервная болезнь, – психастения, неврастения и т. д., в таких случаях надо, не мешкая, обратиться к врачу; 2) ослабление внимания. Мы не запоминаем потому, что не можем, как следует, сосредоточить внимание на читаемом. Мысль постоянно отвлекается от него. Иногда можно заметить, что параллельно смутно сознаваемым мыслям книги идут свои мысли, с ней ничего общего не имеющие. Причины этому тоже по большей части две: или также болезнь, или дурной навык. Борьба с дурным навыком и, отчасти, с болезненным ослаблением и недостатком внимания сводится главным образом к