Уилл Бушелл?
Предстояли перемены, и на этот раз не было волшебных средств, способных снять напряжение.
Глава третья
– Итаааак. Рассказывай, сестренка. Какой он из себя?
Отвратительный. Великолепный. Грубый. Сексуальный. Взвинченный. Остроумный. Задумчивый. Невыносимый. Тревожный. Сложный. Все это и даже больше соединилось в Алексе Уинслоу, но семье не нужно было знать. Наташа уже сходила с ума от мысли, что я уеду на три месяца. Я закрыла кран и вытерла руки кухонным полотенцем. Мы жили на старом бульваре Пико в однокомнатной квартире, где шум от холодильника громче, чем от шоссе, а желтые стены были еще более голыми и унылыми, чем стриптизерши в клубе прямо под нашей квартирой.
– Нормальный, как мне кажется. Среднестатистическая рок-звезда. Дымит как паровоз. До чертиков самовлюбленный тщеславный придурок. – Я замолчала, стараясь смотреть куда угодно, только не на брата и его жену.
Наташа оторвала взгляд от тарелки с пастой, а Крэйг продолжал просматривать объявления о работе в ежедневной газете, глотая пиво. Он уже дошел до той степени отчаяния, когда отправляешь свое резюме куда угодно, даже если вакансия, размещенная на Крэйгслист[10], едва подходит. Он шутил, что сайт назвали в его честь и в честь монстра, в которого он скоро превратится, если не найдет работу. Крэйг был готов обивать пороги домов и умолять дать какую угодно работу – выгуливать собак, поливать цветы или даже почку продать. Мне было больно видеть его в таком состоянии. Особенно учитывая тот факт, что он отказался от стипендии в колледже, чтобы вырастить свою младшую сестренку, потому что однажды его родители, шедшие домой после празднования двадцатой годовщины со дня их свадьбы, так и не вернулись.
– Перестань нести чушь, Инди. Ты никогда не говоришь о людях плохо. Если он и придурок, то мирового уровня, что меня совсем не удивляет. Покажи мне знаменитость, которая не является сволочью. – Крэйг сел обратно на свое место, и черное облако злости повисло над его головой. Стул скрипнул под его весом. Наташа стучала вилкой по тарелке. Крэйг допил пиво и поставил банку рядом с еще двумя, выпитыми ранее.
– Добавки? – я указала подбородком на тарелку, игнорируя тот факт, что брат напился, а мы не могли позволить себе даже пачку парацетамола для Зигги.
Наташа покачала головой.
– Там как раз на завтра. Спасибо.
– Экономить макароны. Не очень рок-н-ролльно. Думаю, ты теперь слишком хороша для нас, Инди, – сказал Крэйг, но мы проигнорировали его замечание.
Я вымыла посуду. Кухня была маленькой и забитой до отказа – кастрюлями, контейнерами, фотографиями в рамках, которые хранили все радостные, грустные и смешные воспоминания. Зигги спал в своей колыбельке в гостиной. Сейчас нам удалось взять под контроль инфекцию, которая мучила его. Но все мы знали, что с наступлением зимы это изменится.
Нэт встала позади меня, обняла за талию и положила голову мне на плечо.
– Ты не должна этого делать. Ты же никогда не летала. Даже из Штатов не уезжала. Мы все еще можем справиться своими силами. У меня есть временная работа на Венис Бич[11], по крайней мере, до октября. И Крэйгу обязательно скоро что-нибудь подвернется…
Я повернулась, взяла ее за плечи и улыбнулась.
– Триста тысяч долларов за то, чтобы потусить с рок-звездой. Ты прикалываешься? Разве от такого может отказаться девушка в двадцать один год?
– Да, – отрезала она, положив руку на мое старомодное оранжевое платье. – Если речь идет о тебе. Я тебя знаю. Все, чего ты хочешь – это шить и играть с Зигги. Ты же мать всех интровертов. Когда мы смотрели «
Мне не нужно было напоминать о моем затворничестве. Но, возможно, в этом и есть прелесть предстоящей работы. Выбраться из своей раковины – как раз то, что нужно. К тому же у меня останется множество воспоминаний о прекрасных и неповторимых приключениях. Новые запахи, виды и вкусы на языке из всех чудесных мест, которые я всегда мечтала посетить.
– Нэт, честно, даже если бы я попыталась, я бы не смогла устоять.
– Ты же сказала бы нам, если бы не хотела ехать? – спросила она, и я гадала, видит ли она мой страх, скрытый за улыбкой.
– Да, Инди. – Крэйг встал и направился в гостиную, все еще не сняв пижаму. – Не думай, что должна жертвовать собой. Мы прекрасно справляемся. Несмотря на то что мы должны за квартиру, электричество и счета на оплату врачей Зигги. Ой, да и жить еще надо на что-то.
–
Он ушел, его горький смех отражался от стен. Минутой позже дверь в спальню захлопнулась. Зигги застонал, выражая недовольство внезапным шумом. Время застыло, пока мы ждали, когда снова послышится тихое сопение малыша.
Теперь я понимала, почему брату не удается найти работу. Но ведь он не всегда был таким язвительным, грубым и не знающим меры. Когда-то давно Крэйг был прелестным, добрым парнем, который завоевал сердце Наташи Брокхаймер, распевая у нее под окном песни Алекса Уинслоу. У нее были наисветлейшие волосы, невероятно загорелые ноги и самый богатый папа в Беверливуд. Ее не волновало, что Крэйг бросил колледж, чтобы заботиться обо мне. Но не ее родителей. И когда она забеременела в двадцать два, они сказали, что не хотят иметь ничего общего с ней, Крэйгом, Зигги и мной.
Некоторое время Крэйг держался на позитиве. Он работал на двух работах, помогал с Зигги и делал Наташе массаж ног каждый вечер, говоря, что мы преодолеем все трудности. Но потом его уволили, он начал пить, и бодрое настроение, массаж ног и надежда исчезли из наших жизней, сменившись удушливым облаком безнадеги.
– Пожалуй, я пойду спать. Спасибо за все. – Я дернула Наташу за светлую кудряшку. Я спала на диване рядом с кроваткой Зигги. Это было удобно, потому что несколько раз за ночь он просыпался от жажды.
Я уставилась на большой чемодан, стоящий рядом с входной дверью. Он смотрел на меня в ответ, дразнил, напоминая о предстоящих событиях. Никаких шансов, что я усну, когда такая тяжесть сдавливает грудь, занимает мысли и терзает сердце. Мне требовалось больше воздуха, чем во всем многоквартирном доме.
Я решила прокатиться.
На улице я закинула ногу на велосипед, оттолкнулась от асфальта и помчалась по темной улице. Свежий солоноватый ветерок ласкал мое лицо. Свет от вывесок круглосуточных магазинов и старомодных кафешек оставался позади, и впервые за этот день я вдохнула полной грудью.
Мурашки побежали по спине, стоило мне вспомнить, как я впервые увидела перед собой глаза Алекса Уинслоу. Золотистые, словно виски. Бездонные и желтовато-карие, как густой лес, глубокие, выразительные и обманчиво теплые. Прямой нос, квадратный подбородок, словно выточенный из камня, и две пухлые губы смягчали внешность, несмотря на все его старания. Взъерошенные волосы были грязно-каштанового цвета, мягкие и шелковистые. От него пахло старой кожей и очередной навязчивой идеей. Возможно, он был красив, но нужно помнить, что Алекс Уинслоу не тот, кто станет ухаживать. Или что-то в этом роде. Кем он определенно был, так это грубым, нетерпеливым хулиганом и наркоманом в завязке.
Я начала крутить педали быстрее, капельки пота выступили над бровями. На Уинслоу были незашнурованные армейские ботинки, дешевые на вид рваные джинсы и черная майка с необработанными проймами, обнажающая его худой торс и татуировки на ребрах. Худощавый – но гибкий и сильный, он носил несколько браслетов и колец и полностью соответствовал званию секс-символа.
Я ненавидела его.
Ненавидела его походку, манеру говорить, то, как он подначивает меня. Ненавидела, что у него есть власть надо мной и то, что он использует ее против меня.
Я крутила педали почти два часа, прежде чем развернуться и отправиться домой, а потом передумала идти в душ, чтобы никого не разбудить. Я ворочалась на диване до рассвета, благодарная тому, что Зигги просыпался и просил пустышку дважды. И когда солнце взошло и облака нависли над городом, я встала, взяла чемодан и подошла к его кроватке.
– Я вытащу нас из этого дерьма, – поклялась я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лобик, напоминая себе, что прощаюсь не навсегда и впереди нас ждет более радужное будущее. Он что-то промурчал себе под нос и помахал своим маленьким кулачком, говоря «пока» и посылая мне воздушные поцелуи, как я его учила.
Я собиралась сдержать это обещание.
–
Я проснулся от резкого удара локтем в ребра. Раз уж я почувствовал это через черную толстовку и кожаную куртку, то это должен быть тощий онанист Элфи.
Возмущаясь, я сел. Убийственный гул промышленных двигателей звенел в ушах. Можно подумать, что пора привыкнуть. Спойлер: все еще нет.
Элфи надул губы, как капризная фанатка, и коснулся лба тыльной стороной ладони.
– О, Александр, почему ты не любишь меня?
– Потому что у тебя член, нет сисек, ты пердишь, будто сожрал все тухлые яйца Америки, и думаешь, что Рассел Брэнд[13] отличный комик. Последний, кстати, почти что преступник.
Элфи засмеялся и что-то бросил в меня – голубой медиатор для гитары.
Я поднял его и убрал в задний карман.
– Чего тебе?
– Мы добрались до аэропорта.
– Я думал, мы уже в самолете.
– Ты еще под кайфом? Мы в адской пробке и ползем в международный аэропорт Лос-Анджелеса со скоростью улитки.
– Тогда что это за шум? – Я повернулся к окну.
– Это, должно быть, Лос-Анджелес, Лорд МакКантсон, – Блэйк сострил, он пялился в телефон, находящийся всегда в рабочем режиме.
Спустя сорок минут мы оказались в аэропорту. Блэйк просмотрел наш график на своем iPad. Мы всегда начинали с дальних точек, прокладывая маршрут обратно в Штаты. Сначала Австралия – Сидней и Мельбурн, затем Азия, Европа, пока мы не доберемся до земли свободы – с недельным перерывом в Англии, чтобы повидаться с семьями.
«Письма Покойника» не должны были доставить проблем. Я планировал исполнять лучшее из своего репертуара, а эти песни я знал наизусть. Нового я не написал. Я собирался целовать задницы моих поклонников и надеялся, что новые впечатления, запахи и культуры заставят меня испытать творческий оргазм.
На этот раз звукозаписывающая компания просила чего-нибудь «
В аэропорту мы прошли мимо охраны и направились в VIP-зал. Частный самолет был готов, и именно это в жизни Алекса Уинслоу нравилось мне меньше всего. У меня был доступ к самому смехотворному дерьму, когда-либо изобретенному человеком. Семь лет назад я пускал бы слюни от возможности сесть в самолет, любой самолет, независимо от пункта назначения или класса полета. А сейчас я недоволен тем, что у меня есть только свой собственный.
– Самая настоящая Мать Драконов. – Блэйк заволновался, когда я расчехлил Таню, положив футляр от гитары на один из столиков. Блэйк часто твердил, что Дженна способна сжигать людей заживо, если они не подчиняются.
Я снял кожаную куртку, огляделся вокруг, чтобы удостовериться, что все необходимые мне вещи находятся в зоне доступа – мобильный телефон, Таня и кошелек.
– И ты говоришь мне это, потому что…?
– Потому что она не одна.
Я поднял взгляд, наблюдая, как мой агент направляется ко мне в уютном полосатом платье. Она привела няню номер одиннадцать. Новенькая теперь стояла передо мной в желтом платье в стиле сериала «
– Новенькая, – воскликнул я, изображая фальшивую радость; так Дженна будет думать, что я хотя бы попытался, прежде чем дать ей пинка под зад. Я отказывался называть ее Инди, потому что а) это дурацкое имя и б) таким образом я бы признал, что она личность, а не препятствие. Я раскрыл объятия и направился к ней, весь такой развязный и с легкой ухмылкой.
– Рады приветствовать тебя на борту.
Улыбка новенькой сменилась с робкой на раздраженную. Когда мои руки сомкнулись на ее плечах, я услышал, как она выдыхает, теряя последнюю надежду, что приключение будет хоть немного цивилизованным. Дженна стояла рядом с нами, и я не смог удержаться (опять), чтобы не поддеть новенькую и не прошептать ей на ухо:
– Беги, дорогуша. Это твой последний шанс на спасение.
Она застыла, но не сжалась, и за это в каком-то роде я перестал ненавидеть ее. У этой хотя бы внутренний стержень был. До сих пор я относился к ней еще хуже, чем к остальным. Потому что, в отличие от предыдущих, она не сдвинулась с места.
– Рада, что вы поладили. – Дженна уставилась на меня, подозрение сочилось из каждого произнесенного ею слога. Она знала, что где-то есть подвох. Но, как и большинство людей в моем окружении, ей не хотелось ворошить осиное гнездо.
Я отстранился и положил руку новенькой на плечо, сжимая ее в объятиях.
– Может, даже лучшими друзьями будем, – я изобразил самый жалкий американский акцент.
Дженна ткнула коготком с идеальным маникюром мне в грудь.
– Напиши альбом, Ал. Такой, в котором ты не поливаешь грязью своих коллег. Сделай его с душой. Постарайся. И на заметку – у Бушелла похожее турне. Ваши концерты в Европе проходят параллельно. Держись от него подальше.
Мои уши зашевелились, может, и на самом деле.
Мне хотелось знать, сопровождает ли его Гребаная Фэллон, которую я назвал так за то, что эта сучка разрушила мою жизнь. Бушелла я был бы рад больше вообще никогда не видеть. Фэллон? Это уже другая история. Дженна увидела вопрос на моем лице и сразу ответила.
– Давай развею твои сомнения – Фэллон с ним. Еще разочек повторю.
– Не говори мне… – начал я, за что получил удар ладонью по груди. Я был на девяносто девять процентов уверен, что большинство агентов не проводят свое время, ударяя ладонью по груди клиентов.
– Она чуть не загубила твою карьеру! Сам ты чуть не откинулся от передоза. Хочешь умереть из-за этой девки, которая прыгнула из твоей постели в постель твоего бывшего лучшего друга, даже не смыв тушь с ресниц? Пожалуйста! Но если ты снова начнешь употреблять во время «Писем Покойника», клянусь, название станет говорящим, потому что я
Я запрокинул голову и рассмеялся. От души, заливисто, громко. Вот-почему-я-нанял-твою-сумасшедшую-задницу. Конечно же, мне нужна Дженна, да и я был нужен ей. Меня все еще считали самым лакомым кусочком в Голливуде и даже после «Отсоси», который, как всем известно, был сладковатым, поставленным на поток альбомом в стиле «Maroon 5» и Эд Ширан встретились на выпускном в католической школе», у меня все еще оставались силы, чтобы зажечь Вегас. Если мой следующий альбом провалится, то, возможно, – только возможно, – мне смогут вот так угрожать. А сейчас мне нужно постараться, но уж точно не потакать каждому капризу Дженны.
– Ты будешь скучать по мне. – Я подмигнул своему агенту, которая даже не удосужилась закатить глаза.
Дженна подтолкнула новенькую ко мне.
– Помоги ей, когда приземлитесь в Австралии. Она еще никогда не летала. Нам пришлось по-быстренькому сделать ей паспорт.
Лицо новенькой покраснело так быстро, что я думал, она взорвется. Девчонка вздернула подбородок и крепче сжала свою сумку. Ей не стоило волноваться. Я, конечно, козел, но никогда не высмеивал тех, у кого не было таких же возможностей, как у меня. Прошло много времени с тех пор, когда мне приходилось считать каждой пенни и ночевать в метро. Но, начистоту, я все еще мог превратить ее жизнь в ад. Никакой дискриминации. Ни позитивной, ни негативной. Зовите меня святым.
– Что-нибудь еще? – Я достал сигарету.
– Вот список обязанностей Индиго. Внимательно прочитай его и не спорь. Так полагается, Ал. – Дженна прижала папку к моей груди, ее поднятая бровь подбивала меня начать спор.
– И тебе, – она вручила что-то Инди, – в этом телефоне два контакта – мой и Хадсона, личного секретаря Алекса. Без Интернета. Без приложений. Он нужен только для одного – для связи со мной. Мне нужны ежедневные отчеты, понятно?
Затем Дженна развернулась и ушла, даже не попрощавшись с новенькой. Девчонка стояла передо мной, и на ее лице была смесь неповиновения и решительности.
– На что пялишься? – взорвался я. Возможно, я захотел быть арестованным. Время в тюрьме – время в одиночестве, а это не самое худшее.
– Смотрю на свой худший ночной кошмар. – Она моргнула, как будто ожидала, что от этого я испарюсь.
По крайней мере, она была чертовски честна. Шагнув вперед, я встал впритык к ней. Пепел с сигареты падал ей на волосы. Я прошептал:
– Я не твой ночной кошмар, милочка. Во время кошмара ты можешь проснуться. Я же, напротив, не покину тебя, пока ты сама не уйдешь. Улавливаешь разницу?
Не позволяя ей ответить – «Как быть последним говнюком: пособие для чайников», запатентовано мной, – я повернулся и двинулся к кожаному креслу возле большого окна, выбросив по пути толстую папку с ее обязанностями в мусорное ведро.
Я надеялся, для ее же безопасности, что она не слишком боялась полетов, потому что ей придется возвращаться одной после того, как я ее уволю.
Мы сели в самолет. На взлете потряхивало. От турбулентности новенькая посерела, и я был уверен, что все в ней сжалось, включая киску. Спустя пятнадцать минут полета в салон вошла стюардесса и спросила, не желаем ли мы чего-нибудь.
Поделиться книгой: