Индиго

– В самом деле? Что ж, тогда я слушаю.

Мои ноздри раздувались. Перед тем как уйти, собрав сумку (а вместе с ней и остатки чувства собственного достоинства), я все же решила ей ответить.

– Вакансия: личный помощник. Требования к кандидату: гибкость, ответственность, терпение, стрессоустойчивость. Без вредных привычек (никакого алкоголя или НАРКОТИКОВ), интерес к искусству и активная жизненная позиция приветствуются. Если вы разбираетесь в трендах, внимательны к деталям и не возражаете против сверхурочных и ночных смен, то вы нам подходите. *Потребуются договор о неразглашении, а также справка об отсутствии судимости.

Я пододвинула к ней свое резюме и указала на него пальцем.

– Это я. Кроме актуальных трендов. У меня от них голова болит. А теперь ответьте мне, зачем я здесь?

– Я ищу спасительницу. Няню. Друга. Ты – самый идеальный вариант из всех, но, откровенно говоря, процесс напоминает пересадку органа. Мы не узнаем, подходишь ли ты, пока вы не встретитесь лично.

Я моргнула, уставившись на Дженну, словно она – мифическое существо. Если это шутка, считайте, что я потеряла свое чувство юмора.

Женщина встала и начала ходить по комнате, сцепив руки за спиной.

– У меня есть клиент. Нет. КЛИЕНТ. Одна из самых обсуждаемых персон десятилетия. Недавно он вымазался в дерьме, и сейчас ему нужно очистить свое имя. Наркотики, женщины, эго размером с Китай и еще куча проблем – он страдает от всего этого. Твоя работа будет заключаться не в бронировании билетов или варке кофе. У него уже есть люди, занимающиеся этим. Ты будешь сопровождать его на гастролях. Тебе нужно поддерживать его эмоционально. Вдобавок следить за тем, чтобы он не употреблял наркотики за кулисами, не гулял всю ночь и не срывал концерты. Если он начнет спорить с журналистами или папарацци, тебе придется брать его за руку и уводить. В целом, твоя задача заключается в том, чтобы он был жив и здоров ближайшие три месяца. Справишься?

Ее слова показались такими искренними и пронзительными, что вонзились в мою кожу как зубы.

Спасительница. Няня. Друг.

– Это… огромная ответственность. Звучит так, словно у кого-то большие неприятности.

– Неприятности – его второе имя, частичка его шарма и причина того, почему я таскаю успокоительное в своей сумочке. – Дженна грустно улыбнулась.

Слишком много информации. Слишком много.

– Если он не готов к туру, зачем собирается ехать?

– Шесть месяцев назад по личным причинам ему пришлось отказаться от выступлений. Если это повторится сейчас, он будет вынужден заплатить продюсерам неустойку в тридцать миллионов долларов. Страховку не выплатят, учитывая, что причиной лечения стала его наркозависимость. Ведь он употреблял столько дури, что из нее можно было бы испечь пятиуровневый свадебный торт.

Пожевывая нижнюю губу, я отбивала оксфордами ритм на сияющем полу. Дженна остановилась напротив меня. Ее тонкий золотой пояс от «Prada» сверкал как лучи заходящего солнца.

– Три месяца в дороге. Личный самолет. Лучшие отели мира. Если каким-то образом ты хочешь сохранить свою честь, оставаясь в этом городе, советую отказаться. Но если у тебя иммунитет к нападкам и страсть к приключениям, знай – эта работа изменит состояние твоего банковского счета, твой путь и твою жизнь.

Говорила она серьезно. Несколько взволнованно. Каждое слово звучало весомо и давило мне на грудь.

– Ты подпишешь договор о неразглашении информации. Все, что увидишь, ты унесешь с собой в могилу. И тебе заплатят бешеные деньги.

Бешеные деньги? Кто так говорит? Люди из шоу-бизнеса Лос-Анджелеса, вот кто.

– Бешеные деньги? – переспросила я.

– Сто тысяч долларов за каждый месяц работы.

Тук.

Тук.

Тук.

Три удара сердца я пропустила, прежде чем снова сделать вдох.

Я слышала, как смеются сотрудники офиса где-то у торгового автомата. Принтер выплевывал бумагу. Ложка стучала о кружку. Я жевала губы, как делала всегда, когда нервничала, и почувствовала металлический привкус крови.

Триста тысяч долларов.

Три месяца.

Конец финансовым проблемам.

– Кто он? – подняв голову, спросила я хриплым голосом. Имело ли это значение? По большому счету – нет. Да будь он хоть самим Люцифером, я все равно составила бы ему компанию по пути в ад. Долги Наташи и Крэга росли как снежный ком. Зигги нужны были ушные шунты – каждую зиму мой племянник плакал и кричал, пока не проваливался в сон. Нам приходилось надевать носки на его кулачки, чтобы он не расчесывал ушки до крови. Мы даже не могли позволить себе купить ему новую кровать, из-за чего его пухлые ножки постоянно застревали между прутьями колыбельки. Над этим предложением даже думать грешно. Кончено, придется расстаться с близкими мне людьми, но даже такой исход доставил бы большое облегчение. Сейчас мой брат – не тот человек, с которым хочется проводить время.

К тому же я присматривала за двухлетним Зигги с момента его рождения. А ведь этот человек предположительно был гораздо старше. Будет ли мне тяжело?

– Это Алекс Уинслоу, – произнесла Дженна.

Такой ответ определенно находился на грани фантастики.

Уинслоу – знаменитость. Его песни звучали на каждой радиоволне, будто он – единственный на всей планете, кто может петь. Но что меня действительно беспокоило, так это надменность музыканта. Алекс Уинслоу смотрит сквозь людей, воображая себя олимпийским чемпионом, желающим порадовать Ее Величество. И это одна из причин, по которой он рассорился с каждой живой душой в Голливуде. Это известно всем, даже тем, кто, как я, бежит от сплетен как от чумы. Куда бы он ни отправился, по его пятам всегда следуют репортеры и возбужденные фанатки. Меня обольют грязью в ту же минуту, как только заметят. Папарацци разве что только в ванную к нему не залезли. Однажды я прочла в журнале, пока ждала приема у стоматолога, что какой-то девушке пришлось удалить свою страничку в «Инстаграм» после вечеринки с Уинслоу, потому что в даркнете назначил награду за… ее голову. Двадцать тысяч долларов собрали на прогнозах даты ее смерти – «выполнять ваши предположения совсем не обязательно», – говорили они.

Ну и напоследок: Уинслоу был из тех голливудских звезд, у кого всегда возникали проблемы с законом. Не так давно он был арестован за вождение в пьяном виде, а я ненавидела, презирала, отрицала наркотики и алкоголь. Все это означало, что наша «пересадка органа», как выразилась Дженна, может закончиться двумя жертвами и полным крахом.

Выдохнув, я закрыла лицо ладонями.

– Хорошо бы как-то отреагировать, – Дженна поджала вишнево-красные губы.

Я откашлялась и выпрямила спину.

Пришло время подтянуть трусишки и быть уверенной, что они останутся сухими в ближайшие три месяца, несмотря на то что он выглядит как сексуальнейший брат Шона О’Прайя[1].

– Обещаю, он будет цел и невредим, мисс Холден.

– Хорошо. О, чуть не забыла сказать для очистки совести: не влюбляйся в этого парня. Он не принц на белом коне. – Дженна махнула рукой, взяла телефон, и нажала кнопку вызова.

– Сделаю все возможное. – Я сжала челюсти, подавив смешок. Алекс Уинслоу прекрасен, как шторм – только если смотришь с безопасного расстояния. У него тоже достаточно сил, чтобы смести и уничтожить тебя, а у меня не было времени думать об этом.

– Если твоих стараний будет достаточно, тогда ты справишься. Попрошу секретаря распечатать документы. Есть вопросы? – Она дала несколько указаний помощнику и направилась к двери.

– Когда мы выезжаем в турне? – Я повернулась через плечо, впиваясь ногтями в подлокотник.

– В среду.

– Это через два дня.

– Хорошо считаешь, – усмехнулась она. – Неожиданный плюс. Схожу за документами. Турне называется «Письма Покойника», оно должно реанимировать его карьеру. Сейчас вернусь.

Я вспомнила эту песню. Она стала саундтреком моего выпускного класса, когда все казалось бесповоротно неправильным.

Любовь – это просто обман,Прости, что я такой ублюдок,Но ты как тысяча Нирван,К которым я совсем не чуток.

Когда за Дженной закрылась дверь, я повернулась и смахнула голубую прядь с лица. Я еле сдерживалась, чтобы не захохотать.

Я получу триста тысяч долларов и проведу три месяца с величайшей мировой рок-звездой. Я подняла взгляд и поймала озорной солнечный зайчик от люстры.

Чем не добрый знак?

Глава вторая

Алекс

Моя душа умирала.

И это не метафора.

Она вытекала из меня с последними надеждами и мечтами на липкий пол, запачканный пеплом сигарет и следами смазки. Мобильный телефон издал звук входящего сообщения, заставляя меня оторвать взгляд от потолка.

Неизвестный номер

Привет, Алекс!

Я

Фото задницы / сисек / лица.

Неизвестный номер

???

Я

У тебя есть мой номер, значит, тот, кто тебе его дал, сказал, что я не стану общаться, пока не увижу твои прелести.

Неизвестный номер

Это Эльза из клуба «Брентвуд». У тебя сегодня благотворительное выступление для сбора средств в помощь детям-аутистам. Я написала тебе лично, чтобы выразить свою благодарность…

Я собирался выступить сегодня вечером бесплатно. С чего бы это? В большинстве случаев я отказывался от выступлений даже за деньги. Фактически я уже давно таким дерьмом не занимался. Вообще.

К черту моего менеджера Блэйка и моего агента Дженну. И к черту мою жизнь, которая швыряет меня из стороны в сторону, заставляя покидать комнату, мое убежище, личное пространство. И гребаную Эльзу, которая теперь знает все пятьдесят оттенков моей тупости.

– Эй, Вэйтроуз. Новенькое благотворительное дело. – Я швырнул телефон в Лукаса, который со вздохом поймал его на лету. Формально Лукас наш барабанщик, так что прикрывать мой зад не входило в его обязанности. Но Лукас, прозванный Вэйтроузом в честь сети модных супермаркетов, покупки в которых он мог себе позволить, умел общаться с «костюмчиками». Я же их ненавидел. Избегал их. Потому что, когда ты рок-звезда и зарабатываешь кучу денег, все хотят ухватить свой кусок пирога. Пирога, который испек ты. И купил ингредиенты на свои собственные деньги. «Костюмчикам» было наплевать на меня, когда я сидел изо дня в день у входа на станцию метро «Кингс-Кросс» с Таней, моей акустической гитарой, играл, просил подаяния, и всучивал демки в руки людей лишь для того, чтобы увидеть, как они выкидывают их в ближайшую урну. Никого из них не было, когда я, стоя под проливным дождем, стучался в двери, умолял о ночлеге в метель, торговался и спорил, чтобы меня услышали. Их не было рядом, когда я слышал только «Отстой!» в Гластонбери, три года играя на разогреве у групп познаменитее, или когда почти пустую банку пива кидали мне под ноги ради веселья, или когда какую-то пьяную девчонку рвало на мои единственные ботинки, а она пыталась мне сказать, что я пою, как дешевая подделка Моррисси[2].

Никого не было, когда я продал свою душу одному из таких «костюмчиков», который посчитал меня действительно талантливым. Но вот ему нужны были такие песни – «легкие, быстрые, запоминающиеся, с огоньком!», и я дал ему это. Говорил же, моя душа умирает. Или просто принадлежит другим. В обоих случаях мне нужна новая. К несчастью, даже отдав все свои деньги, мне ее не купить.

Я ненавидел всех, с кем работал. Записывающие компании, исполнителей, продюсеров, PR-менеджеров, маркетологов, большие корпорации, использующие меня как своего представителя, и вообще каждую дрянь, которая когда-либо просила о сотрудничестве, думая, что жизненно важна для звезды Алекса Уинслоу. Экстренное сообщение: я был звездой.

Я собирал все по крупицам.

Создал себя.

Собирался пожинать плоды трудов своих.

Все. До единого. Сам.

Мое нежелание делиться среди прочего добавляло мне репутацию придурка. Сказать, что мне плевать, значит не сказать ничего. Таблоиды не были мне друзьями, и день, когда я попрошу папарацци сфотографировать меня, будет днем, когда ад покроется коркой льда, а Кэти Перри выпустит приличную песню. Три года подряд за меня все еще голосовали как за «Самого приветливого со своими фанатами», и это было искренне, реально, правдиво. Я любил своих поклонников. Больше, чем я любил деньги, славу или кисок, которые пришли в мою жизнь вместе с ними.

– Чувак. Не могу поверить, что ты хотел заняться секстингом с пятидесятилетней председательницей благотворительной организации. У тебя совсем стыда нет? – Лукас толкнул меня в плечо ногой, его пальцы уже печатали извинения от моего имени. Даже не знаю почему. Мне показалось, что в этой ситуации столько же здравого смысла, сколько в войне в Сербии. Вэйтроуз ворчал, но все равно разгребал за мной дерьмо. Отчасти именно поэтому я и платил ему.

Он мне не нравился. Я едва его выносил после случившегося два года назад.

Мы развалились на моем рыжевато-каштановом бархатном диване. Я говорю «моем», но на самом деле он принадлежит Шато Мармон[3]. В Лос-Анджелесе я всегда останавливаюсь в апартаментах, оформленных в деревенском стиле. Что обычно составляет семь месяцев в году, но я не могу назвать это место домом. Лос-Анджелес похож на второсортную проститутку. Она всем дает, выглядит так себе, а однажды переспав с ней, понимаешь, что до тебя там побывало много парней и все оставили после себя кучу дерьма. Добавь к этому кучи мусора и белозубых старлеток, которые хотят оседлать тебя – твой член, репутацию или черную карточку American Express[4]. А что получишь ты? Мое собственное определение ада.

Я закурил еще одну сигарету и стал переключать каналы. Реалити-шоу. Кулинарное шоу. Шоу визажистов. Звездные сплетни. Группа людей отремонтировала дом и плачет из-за этого. Девчонка с фальшивым загаром устроила истерику из-за того, что свадебные приглашения оказались не того оттенка розового. Я швырнул пульт через всю комнату. Он попал прямо в плоский экран, на котором тут же появилась паутинка из трещин. Никто и глазом не моргнул.

Элфи, мой бас-гитарист, пернул, а затем сказал:

– Хочу почесать задницу, но я слишком устал.

– Хочу секса, но я слишком устал, чтобы спуститься в бар отеля, – подхватил Блэйк. Он лгал. Ему нравилась только одна девушка, но как раз она оказалась не той, кто ему нужен.

– Уверен, Лукас не откажется. Трахаться – это его национальный вид спорта. – Элфи хрюкнул, за что получил от Блэйка по уху.

С чего это они так обессилели? Не имею понятия. Мы спали так много, как будто хотели отоспаться на всю жизнь вперед. Каждую свободную минуту. Каждый день. Следующие три месяца обещали быть изматывающими.

Я схватил телефон, ведь Лукас уже успешно потушил очередной созданный мною пожар и пролистал список контактов. Дюжина постоянных номеров в Лос-Анджелесе, но я не желаю звонить им, вести на ужин в дорогой ресторан. В этом-то проблема. Все они в какой-то степени имеют отношение к знаменитостям, и все хотят, чтобы я вошел с ними рука об руку в The Grove[5] или ласково потрепал за щечку в The Ivy[6]. К несчастью, я лучше суну свой член в приоткрытую консервную банку, чем исполню их мечты, которые сделают мою сексуальную жизнь такой же увлекательной, как окрашенная в бежевый стена. Я не сплю с фанатками – слишком их уважаю, и не завожу постоянных отношений – у меня бывшая из преисподней, но об этом позже. Все это означает, что я чаще всего прибегаю к «кискам для компромисса», как я их называю. Одинокие стюардессы, женщины слегка за тридцать, посвятившие свою жизнь карьере, сидящие в баре «Шато», и заезжие туристки, которым наплевать на то, кем я являюсь. Они не всегда одеты с иголочки, но с ними я не чувствую себя так, словно я всего-навсего пластинка, выпущенная звукозаписывающей компанией.

В дверь позвонили. Может, бог услышал мои молитвы и послал мне что-нибудь путное, например, киску, но без тела? Вот за что я бы заплатил хорошие деньги и не продал бы никому – надо записать: карманная вагина от Google. Вот это была бы вещь.

– Ждешь кого-то? – Элфи отхаркнул мокроту в пепельницу на кофейном столике. У него манеры, как у использованного тампона.

Я продолжил листать контакты в телефоне, игнорируя его.

– Чувак! – Лукас толкнул меня в грудь ногой, опять, лежа напротив меня, пользуясь барабанной палочкой, чтобы почесать спину. – Зазнался, что ли? Кто за дверью?