Сколько весит твоя жизнь

— Хрошо.

Разговор не клеился, а Мигеля явно тянуло пообщаться. Но совершенно не тянуло Диану: как ни крути, он мужчина, а мужчины сейчас были ей неприятны. Девочки говорили, так всегда бывает. Потом пройдёт. Женщина так устроена: всё негодное в ней обязательно проходит.

Диана не успела понять, как Мигель оказался рядом. Обнял её, обжёг горячим дыханием её ухо.

— Хрошо, что всё хрошо. Хо-ро-шо, — старательно произнёс он и положил руки ей на грудь.

Внутри что-то вспыхнуло. Его прикосновение было похожим на удар, хотя он и был нежен — она помнила, Мигель всегда был нежен. За это она и выбрала его в своё время. Но сейчас его прикосновения не просто не нравились Диане — это было омерзительно, недопустимо, невозможно.

— Мигель, перестань, — резко сказала она.

— Ну что знчит перестань, я соскучлся.

— Мигель, пожалуйста, не надо.

Он не ответил, просто потянул узел её пояса. Она, словно бы шутя, брызнула ему в лицо водой, но он не унимался.

— Ну чтты, ты моя жна! Я с работы пршёл, соску…

— Мигель! Я не в настроении, серьёзно.

Он рванул узел сильнее, сжал её в крепких руках строителя, и в животе у Дианы что-то перевернулось. Она вмиг забыла нежного Мигеля — и вспомнила их. Грубые, властные руки, короткие фразы, направленные не к ней, о чём там можно разговаривать с женщиной… Страх, беспомощность, страх, страх.

Но у неё был пистолет. Теперь у неё был пистолет, которым она могла воспользоваться. Диана вытерла руки о платье, которое Мигель уже почти снял, и торопливо полезла в карман.

Сзади в неё ткнулось горячее и твёрдое, и она поняла, что не может вымолвить ни слова. Пистолет был в руке, холодный металл в горячей ладони, и страх переплавлялся во что-то, чему она не знала названия. Во что-то, чего не чувствовала раньше никогда.

Вспомнилась Мануэла, прямая и строгая. Вторая Кончита, которая красила волосы в рыжий цвет и много смеялась. Эсмеральда, она часто давала Диане денег в долг до зарплаты.

Они все стояли и смотрели на неё. На женщину с пистолетом в руке.

Диана с силой отпихнула Мигеля. Он ухватил её крепко, но пьяный нетвёрдо держится на ногах. Мигель покачнулся и, чтобы сберечь равновесие, отпустил её. Она развернулась и увидела его лицо, горящие страстью глаза, налитые тем масляным блеском, который она сейчас так ненавидела. Мигель протянул руки, чтобы снова схватить её, и тогда Диана подняла руки и выстрелила. И ещё. И ещё.

Громкие звуки били по ушам. Страсть на лице Мигеля сменилась бесконечным изумлением, и он наконец грузно осел на пол.

Диана опустила руки. Они тряслись. У её ног лежал труп её мужа, а она… Она ничего не чувствовала. Точнее, не так: она чувствовала радость.

Она смогла. Сумела. Защитила себя от мужчины. Разве женщина способна на такое? А Диана, оказывается, способна.

Она посмотрела на пистолет. Такой… маленький. Но способен натворить так много дел. Диана рассмеялась; смех получился искренним, в последний раз она так смеялась лет в десять. Теперь она может. Теперь она сильная.

Тело надо хорошенько спрятать, и бояться нечего. Его ни за что не найдут, а если и найдут — мало ли мужчин убивают в Сьюдад-Хуаресе каждый день? Он шёл с работы, выпил, мало ли, зацепил кого-то неуместной шуткой… Да, конечно. Наверняка так и было, решат полицейские. Если вообще найдут его.

Диана завернула тело в старый ковёр, прорвавшийся в трёх местах. Давно пора его выкинуть, но Мигель всё ленился, а ей было некогда. Вряд ли кто-то вспомнит, что давным-давно этот ковёр лежал на полу их спальни. Многие ли бывали в их спальне? Осталось дождаться ночи и отнести труп подальше. Диана сильная, она сможет. Теперь она сильная.

* * *

Ночью ей снились мёртвые женщины. Она заходила в дома, в один за другим, просто шла по улицам, когда одна улица заканчивалась — сворачивала на другую, стучалась в каждый дом. Где-то был забор, где-то нет, и она подходила вплотную к двери. Иногда звонила в звонок — если он был, иногда стучала кулаком, заодно подавая голос, чтобы хозяева знали: это пришла всего лишь женщина, а не десяток мачо с автоматами. Ей с опаской открывали, а она задавала один и тот же вопрос:

— Все ли ваши женщины дома?

И всегда, всегда ей отвечали:

— Все, которые живы.

Она знала, даже во сне, что это неправда, что даже в Сьюдад-Хуаресе не в каждом доме помнят убитую мать, сестру, жену, дочь. Но ей снилось, как она заходит в каждый дом в городе, начав с совсем незнакомых улиц, и задаёт этот вопрос, и в каждом доме ей рассказывают, как умерла та из женщин, которая больше не вернётся к семье.

— Её изнасиловали и убили на Пустынном шоссе, тело нашли, когда оно ещё не разложилось…

— Она пропала много лет назад, вышла за молоком и не вернулась…

— Ей было пять, богатый турист поманил её, пообещал угостить, изнасиловал и убил…

— Она повесилась. Никто не знает почему…

— Её спьяну зарубил топором муж, мой отец…

— Она отстала от школьной экскурсии, что с ней стало, никто не знает, её тело нашли разрубленным на куски…

Сначала Диана плакала. Потом просто выслушивала очередную историю, кивала и уходила, чтобы тут же постучаться в следующий дом. Нескончаемая череда одноэтажных домиков, выкрашенных в разные цвета.

— Все ли ваши женщины дома?

— Все, которые живы.

Проснувшись на мокрой подушке, Диана твёрдо знала, что делать.

Мёртвый Мигель гнил в большом мусорном баке возле магазина. Его, конечно, рано или поздно найдут, но на неё никто не подумает. Это Сьюдад-Хуарес, здесь убивают каждый день. А если вдруг заподозрят что-то, Диана плюнет на всё и перейдёт границу, благо до неё можно пешком дойти. Каждый день это делают десятки людей, почему бы не она? Разве её здесь что-то держит? В Штатах тоже люди живут, в конце концов.

Мёртвый Мигель. Странно, но эти слова не вызывали никаких чувств. А ведь когда-то Диана его любила. Радовалась, когда он замуж позвал. Когда-то… Совсем недавно же. Сколько лет прошло, пять? Да, чуть меньше шести. И вот он лежит в мусорном баке, завёрнутый в драный ковёр, а она думает только об одном: этой проблемы у неё больше нет, теперь на работу бы не опоздать.

Собираясь, Диана любовно переложила пистолет в карман. Мёртвые женщины, которые ей снились — фотографии, неловкие рисунки, полицейские жуткие снимки из дел, — удовлетворённо улыбались разбитыми губами в её голове. Они знали, что она собирается делать. Они одобряли. Радовались, что наконец хоть кто-то за них постоит. Хоть кто-то заговорит их голосами.

Диана села в автобус не без внутренней дрожи. Если за рулём окажется один из тех, она ведь не сможет устоять — и сделает всё неправильно… Но на водительском месте оказался тот самый молоденький паренёк, которого она уже видела. Если он кого-то и убил, Диане это было неизвестно. Водил паренёк хорошо, только немного нервничал, если кто-то внезапно перебегал дорогу, но автобус довольно быстро выехал за город, а в пустыне люди особо не бегают.

В пустыне они как-то всё больше лежат и не рыпаются.

На смене стало полегче. Диана уже успела привыкнуть к новой машинке и успевала выполнить норму не то чтобы без труда, но хотя бы не с невероятными усилиями. Теперь она шила не левые штанины, а карманы, и колесо швейной машинки немного заедало, нужно было отслеживать, чтобы не порвать нить. Это отвлекало, вообще работа отвлекала и не давала думать о постороннем. О мёртвом Мигеле, сотнях безглазо таращившихся на неё женщин, толстом водителе и тех двоих, долговязом и дёрганом… Это всё уходило на второй план, отступало, и становилось легче. Диана всегда любила свою работу: можно было ни о чём не думать, держа в памяти только последовательность движений и количество карманов, которые осталось сделать, чтобы выполнить план.

Когда смена закончилась, Диана не пошла сразу на автобусную остановку. У неё было дело поважнее.

В магазинчик Пепиты она зашла в первый раз, ведь раньше ей никогда не приходило в голову покупать всякую ерунду, которая продавалась там. Яркие боа, цветы в волосы, лак с блёстками, перья… Глупости всякие. Но теперь Диана решительно толкнула дверь, мимо которой каждый день шла на фабрику от остановки. Звякнул колокольчик. Пепиту она знала хорошо: в детстве они были соседками. Но за прилавком, по счастью, стояла какая-то другая девушка, очень милая, рыженькая.

Стараясь быть как можно менее запоминающейся, Диана с улыбкой поздоровалась и попросила вон тот белый парик, нет, следующий, который чуть подлиннее, да, вот этот, спасибо.

— Вам пойдёт, — улыбнулась девушка, протягивая ей парик.

— Спасибо. — Диана развернулась, нацепила парик и посмотрелась в зеркало, стоявшее здесь именно для этого. О да, отлично! Впечатление, что это её собственные волосы, просто покрашенные. — Да, я беру его, мне очень нравится.

Она расплатилась и выпорхнула, стараясь не особенно торопиться, но и не задерживаться. Самая обычная покупательница. Её не должны вспомнить.

Ярко-белые волосы, словно бы выбеленные, — это и будет то, что запомнят и о чём станут говорить. Отлично придумано, она молодец.

Автобус подошёл к остановке за несколько секунд до того, как Диана подошла, и она побежала, чтобы не упустить его. Это был тот самый, она помнила: за рулём старой бело-жёлтой машины с треснувшим задним стеклом всегда сидел или толстый, или долговязый. Хорошо, что она не стала снимать парик, только кокетливо повернулась, чтобы продавщица обрезала ценник. Та наверняка подумала, что покупательница торопится на свидание. Да, конечно, именно это она и подумала: Диана ведь забыла снять обручальное кольцо, а замужним женщинам положено маскироваться и прихорашиваться, когда они идут на свидание.

Диана рассеянно покрутила обручальное кольцо на пальце, а потом сердито хлопнула саму себя по лбу. Забыла она, как же! Да не иначе Святая Мария Гваделупская выкинула из её дурной головы эту мысль! Если она снимет кольцо сейчас, всем станет ясно, что она знала о смерти мужа до того, как его тело нашли. Глупая, ну какая же она глупая! Нельзя его снимать. Ни сейчас, ни потом; пусть все знают, что она так скорбит, что не может сделать этого.

Автобус тряхнуло. Что ж, это хорошее место: чуть в стороне две другие остановки, автобусы оттуда, конечно, не идут в нужную сторону, но чем-то придётся пожертвовать. Это мужчины, из-за них вечно приходится чем-то жертвовать.

Мёртвые женщины в её голове закивали головами и одобрительно загудели. Их было столько; многих Диана знала лично, про иных слышала. Как-то она прочла в газете, что количество убитых в Сьюдад-Хуаресе женщин составляет уже несколько сотен, если не тысяч. Об этом писал какой-то мужчина, журналист, а значит, на самом деле их ещё больше.

Мужчины всегда небрежны в подсчётах, когда речь идёт о ерунде вроде женских жизней.

Диана тряхнула головой, поднялась с места и, держась за поручень, пошла вперёд. Никто не удивился: здесь остановка близко. Она шла к водителю, и с каждым шагом её решимость крепла.

Почудилось, что с переднего сидения ей улыбнулась и кивнула Вторая Кончита, та, что красилась в рыжий цвет.

За рулём сидел толстый. У Дианы перехватило дыхание, в ушах зазвенело. Тот самый жирдяй, тело которого после тяжёлого рабочего дня пахло так отвратительно. Он сидел расставив ноги, одна рука на руле, и беззаботно насвистывал модный мотивчик. У него в жизни всё было хорошо. Ему не снились ночами мёртвые женщины.

Он бросил на Диану короткий вопросительный взгляд — мол, выходить будешь? Она стояла не шевелясь и смотрела, как колышется его толстое брюхо. Потом сделала ещё один шаг. Он посмотрел снова, в глазах вопрос, но тратить слова на неё не стал. Сама скажет, что ей надо.

Сказать что-нибудь? О чём можно с ними разговаривать?

И всё же слова слетели с губ — сами. Диана почти сразу удивилась: почему именно эти? Неужели именно это было для неё важно?

— Вы думаете, что вы такие крутые парни, да? — спросила она — или какая-то мёртвая женщина её голосом.

В его взгляде появилось непонимание, но он всё ещё не принимал её всерьёз: смотрел на дорогу, ведь надо было подъезжать к остановке.

Диана достала пистолет из кармана и выстрелила. Это было так… просто. Просто и весело.

Достать. Наставить. Нажать на спусковой крючок. Смотреть, как удивление в глазах превращается в потрясение, страх, отчаяние… Во что угодно, кроме узнавания. Смотреть, как на груди расплывается красное пятно, и правда похожее на цветок.

Так просто.

Автобус завилял, и Диана точным пинком спихнула ногу мёртвого толстяка с педали газа. Вдавила тормоз, нажала на кнопку открытия дверей. Она, в конце концов, умела обращаться с техникой.

Когда в салоне кто-то наконец пронзительно закричал, Диана уже спрыгнула со ступеней и быстро пошла вперёд.

За углом она торопливо сдёрнула парик и сунула в сумку. За ней никто не шёл, даже случайные прохожие заинтересовались тем, что происходит во внезапно остановившемся недалеко от остановки автобусе, а не вышедшей оттуда блондинкой.

Она сделала небольшой крюк, пересаживаясь с автобуса на автобус, и добралась до дома, когда уже стемнело. Когда закрыла за собой дверь, поняла, как отчаянно проголодалась, и пошла на кухню.

На душе было светло и радостно.

3

Хуан Рамирес ненавидел солнце, улицы, на которых никогда не было тени, и необходимость лично заявляться к людям домой, чтобы, отвлекая их от дел, сообщить им, что кого-то из их родни застрелили, зарезали или задушили. Глупая затея, если вдуматься. Это же Сьюдад-Хуарес, в конце концов! Любому ясно, что если человек две ночи подряд не явился домой, значит, его уже нет в живых. О чём сообщать? Тоже мне новость.

Хуже было только если те, с кем ему приходилось говорить, принимались страдать напоказ, чтобы их не обвинили в убийстве. Это представление приходилось досматривать до конца; ужасно на самом деле.

Сеньора Мендес оказалась дома. Хуан воздвигся перед ней, загородив собой дверной проём, страшно недовольный тем, что Пепе Рохас пыхтел ему в спину, пытаясь встать на цыпочки и рассмотреть новоиспечённую вдову.

Молодой ещё, суетится много.

— А, это вы, — устало сказала сеньора Мендес. — Ну, проходите.

— Сеньора, — сказал Хуан, шагнув в крохотную прихожую, — вы, наверное, знаете, зачем мы пришли.

Она посмотрела на него безразлично. Знает, конечно, кто бы не знал? Лицо знакомое, интересно, где он её видел?

— В общем, вашего мужа сегодня нашли мёртвым. Простите. Хоронить будете или передать в службу?

Она поколебалась. Перевела взгляд с него на Пепе, потом обратно.

— Буду. Спасибо, что… сказали, офицер.

— Он когда пропал-то?

— Да позавчера. Вечером, вышел в магазин и всё. Я тогда две смены подряд проработала, устала очень и не заметила, что пива в доме нет. Он сказал, что сам сходит в магазин. Я легла спать, не дождавшись его, а он так и не появился.

Хуан кивнул.

— Ясно. Мы вас отвлекли, да?

Судя по влажным волосам и одному накрашенному глазу, она куда-то собиралась.

— Да не очень, я на работу скоро ухожу. На швейную фабрику. Ничего, время есть ещё. Когда и куда за ним зайти?

— Я вам сейчас запишу всё, адрес, номера… Номер дела, вам понадобится. — Хуан достал блокнот, привычно вырвал листок. — Если будут какие-то вопросы, внизу мой телефон.

— Спасибо, офицер.

— Всего хорошего, — буркнул Хуан и пошёл к выходу.

Уже на улице его догнал Пепе, дёрнул за рукав.

— А почему ты даже не спросил её ни о чём?

— О чём её спрашивать, о отрыжка пьяного матроса?! — простонал Хуан.

— А вдруг это она его убила?

— Нафига?

— Ну посмотри, какая она спокойная! Может, они ругались. Может, он ей надоел давно!

— Ай, не мели чушь. Его застрелили, понимаешь ты, дурная голова? Застрелили! Жёны обычно режут мужей кухонными ножами или забивают толокушкой. Стреляют мужчины.